Ли Мун Ель «Наш сломленный герой»
О Чживон «Тайна Флоры»
Чжун Юми «Дом моей маленькой куклы»
Верная Чхунхян. Корейские классические повести XVII - XIX веков (сборник)
Немецкая группа
Гензель и Гретель
Жил на опушке дремучего леса бедный дровосек со своей женой и двумя детьми; мальчика звали Гензель, а девочку - Гретель. Жил дровосек впроголодь; вот наступила однажды в той земле такая дороговизна, что не на что было ему купить даже хлеба на пропитание.
И вот, под вечер, лежа в постели, стал он раздумывать, и все одолевали его разные мысли и заботы; повздыхал он и говорит жене:
- Что же теперь будет с нами? Как нам прокормить бедных детей, нам-то ведь и самим есть нечего!
-А знаешь что, - отвечала жена, -давай-ка пораньше утром, только начнет светать, заведем детей в лес, в самую глухую чащу; разведем им костер, дадим каждому по куску хлеба, а сами уйдем на работу и оставим их одних. Дороги домой они не найдут, вот мы от них и избавимся.
- Нет, жена, - говорит дровосек, - этого я не сделаю; ведь сердце-то у меня не камень, я детей одних бросить в лесу не могу, там нападут на них дикие звери и их разорвут.
- Эх ты, простофиля! - говорит жена. - Ведь иначе мы все вчетвером с голоду пропадем, и останется только одно - гробы сколачивать. - И она донимала его до тех пор, пока он с ней не согласился.
- А все-таки жалко мне моих бедных детей! - сказал дровосек.
Дети от голода не могли уснуть и слыхали все, что говорила мачеха отцу. Залилась Гретель горькими слезами и говорит Гензелю:
- Видно, нам теперь пропадать придется.
-Тише, Гретель, -сказал Гензель, -не горюй, я уж что-нибудь да придумаю.
И вот когда родители уснули, он встал, надел свою курточку, отворил дверь в сени и тихонько выбрался на улицу. На ту пору ярко светила луна, и белые камешки, лежавшие перед избушкой, блестели, словно груды серебряных монет.
Гензель нагнулся и набил ими полный карман. Потом вернулся он домой и говорит Гретель:
- Утешься, милая сестрица, спи себе теперь спокойно. - И с этими словами он снова улегся в постель.
Только стало светать, еще и солнышко не всходило, а мачеха уже подошла и стала будить детей:
- Эй вы, лежебоки, пора подыматься, собирайтесь-ка с нами в лес за дровами!
Дала она каждому из них по кусочку хлеба и говорит;
- Вот это будет вам на обед; да смотрите не съешьте его раньше времени, больше ничего не получите.
Гретель спрятала хлеб в свой передник - ведь у Гензеля карман был полон камней. И они собрались идти вместе в лес. Прошли они немного, вдруг Гензель остановился, оглянулся назад, посмотрел на избушку - так он все время оглядывался назад и останавливался. А отец ему и говорит:
- Гензель, чего это ты все оглядываешься да отстаешь? Смотри не зевай, иди побыстрей.
-Ах, батюшка, -ответил ему Гензель, - я все гляжу на свою белую кошечку, вон сидит она на крыше, будто хочет сказать мне “прощай”.
А мачеха и говорит:
- Эх, дурень ты, это вовсе не твоя кошечка, это утреннее солнце блестит на трубе.
А Гензель вовсе и не на кошечку смотрел, а доставал из кармана и бросал на дорогу блестящие камешки.
Вот вошли они в самую чащу леса, а отец и говорит:
- Ну, дети, собирайте теперь хворост, а я разведу костер, чтобы вы не озябли.
Гензель и Гретель собрали целую кучу хворосту. Разожгли костер. Когда пламя хорошо разгорелось, мачеха говорит:
- Ну, детки, ложитесь теперь у костра да отдохните как следует, а мы пойдем в лес дрова рубить. Как кончим работу, вернемся назад и возьмем вас домой.
Сели Гензель и Гретель у костра, и когда наступил полдень, каждый из них съел по кусочку хлеба. Они все время слышали стук топора и думали, что их отец где-то поблизости. Но то был стук не топора, а чурбана, который привязал дровосек к сухому дереву, и он, раскачиваясь под ветром, стучал о ствол.
Долго сидели дети так у костра, от усталости стали у них глаза закрываться, и они крепко-крепко уснули. А когда проснулись, была уже глухая ночь. Заплакала Гретель и говорит:
- Как же нам теперь выбраться из лесу? Стал Гензель ее утешать:
-Погоди маленько, скоро взойдет луна, и мы уж найдем дорогу.
Когда взошла луна, взял Гензель сестрицу за руку и пошел от камешка к камешку-а сверкали они, словно новые серебряные денежки, и указывали детям путь-дорогу. Они шли всю ночь напролет и подошли на рассвете к отцовской избушке.
Они постучались, мачеха открыла им дверь; видит она, что это Гензель и Гретель, и говорит:
- Что же это вы, скверные дети, так долго спали в лесу? А мы уж думали, что вы назад вовсе не хотите возвращаться.
Обрадовался отец, увидя детей, - было у него на сердце тяжело, что бросил он их одних.
А вскоре опять наступили голод и нужда, и дети услыхали, как мачеха ночью, лежа в постели, говорила отцу:
- У нас опять все уже съедено, осталось только полкраюхи хлеба, видно, нам скоро конец придет. Надо бы нам от детей избавиться: давай заведем их в лес подальше, чтоб не найти им дороги назад, - другого выхода у нас нет.
Тяжко стало на сердце у дровосека, и он подумал: “Уж лучше бы мне последним куском с детьми поделиться”. Но жена и слышать о том не хотела, стала его бранить и попрекать. И вот - плохое начало не к доброму концу-уступил он раз, пришлось ему и теперь согласиться.
Дети еще не спали и слышали весь разговор. И только родители уснули, поднялся Гензель опять и хотел было выйти из дому, чтобы собрать камешки, как и в прошлый раз; но мачеха заперла дверь, и Гензель выбраться из хижины не смог. Он стал утешать свою сестрицу и говорит:
- Не плачь, Гретель, спи спокойно, уж Бог нам как-нибудь да поможет.
Ранним утром пришла мачеха и подняла детей с постели. Дала им кусок хлеба, он был еще меньше, чем в первый раз. По дороге в лес Гензель крошил хлеб в кармане, все останавливался и бросал хлебные крошки на дорогу.
- Что это ты, Гензель, все останавливаешься да оглядываешься, - сказал отец, - ступай своей дорогой.
- Да это я смотрю на своего голубка, вон сидит он на крыше дома, будто со мной прощается, - ответил Гензель.
- Дурень ты, - сказала мачеха, - это вовсе не голубь твой, это утреннее солнце блестит на верхушке трубы.
А Гензель все бросал и бросал по дороге хлебные крошки. Вот завела мачеха детей еще глубже в лес, где они ни разу еще не бывали. Развели опять большой костер, и говорит мачеха:
-Детки, садитесь вон тут, а устанете, так поспите маленько; а мы пойдем в лес дрова рубить, а к вечеру, как кончим работу, вернемся сюда и возьмем вас домой.
Когда наступил полдень, поделилась Гретель своим куском хлеба с Гензелем - ведь он весь свой хлеб раскрошил по дороге. Потом они уснули. Но вот уж и вечер прошел, и никто за бедными детьми не приходил. Проснулись они темной ночью, и стал Гензель утешать сестрицу:
- Погоди, Гретель, вот скоро луна взойдет, и станут видны хлебные крошки, что я разбросал по дороге, они укажут нам дорогу домой.
Вот взошла луна, и дети отправились в путь-дорогу, но хлебных крошек не нашли -тысячи птиц, что летают в лесу и в поле, все их поклевали. Тогда Гензель и говорит Гретель:
- Мы уж как-нибудь да найдем дорогу.
Но они ее не нашли. Пришлось им идти целую ночь и весь день, с утра и до самого вечера, но выбраться из лесу они не могли. Дети сильно проголодались, ведь они ничего не ели, кроме ягод, которые собирали по пути. Они так устали, что еле-еле передвигали ноги, и вот прилегли они под деревом и уснули.
Наступило уже третье утро с той поры, как покинули они отцовскую избушку. Пошли они дальше. Идут и идут, а лес все глубже и темней, и если бы вскоре не подоспела помощь, они выбились бы из сил.
Вот наступил полдень, и дети заметили на ветке красивую белоснежную птичку. Она пела так хорошо, что они остановились и заслушались ее пеньем. Но вдруг птичка умолкла и, взмахнув крыльями, полетела перед ними, а они пошли за ней следом и шли, пока наконец не добрались до избушки, где птичка уселась на крыше. Подошли они ближе, видят - сделана избушка из хлеба, крыша на ней из пряников, а окошки все из прозрачного леденца.
- Вот мы за нее и примемся, - сказал Гензель, - и то-то будет у нас славное угощенье! Я отъем кусок крыши, а ты, Гретель, возьмись за окошко -оно, должно быть, очень сладкое.
Взобрался Гензель на избушку и отломил кусочек крыши, чтоб попробовать, какая она на вкус, а Гретель подошла к окошку и начала его грызть.
Вдруг послышался изнутри чей-то тоненький голосок:
Хруп да хрум все под окном,
Кто грызет и гложет дом?
Дети ответили:
Это гость чудесный,
Ветер поднебесный!
И не обращая внимания, они продолжали объедать домик.
Гензель, которому очень понравилась крыша, оторвал от нее большой кусок и сбросил вниз, а Гретель выломала целое круглое стекло из леденца и, усевшись около избушки, стала им лакомиться.
Вдруг открывается дверь, и выходит оттуда, опираясь на костыль, старая-престарая бабка. Гензель и Гретель так ее испугались, что выронили из рук лакомство. Покачала старуха головой и говорит:
- Э, милые детки, кто это вас сюда привел? Ну, милости просим, входите в избушку, худо вам тут не будет.
Она взяла их обоих за руки и ввела в свою избушку. Принесла им вкусной еды - молока с оладьями, присыпанными сахаром, яблок и орехов. Потом она постелила две красивые постельки и накрыла их белыми одеялами. Улеглись Гензель и Гретель и подумали, что попали, должно быть, в рай.
Но старуха, только притворилась такою доброй, а была она на самом деле злой ведьмой, что подстерегает детей, и избушку из хлеба построила для приманки. Если кто попадал к ней в руки, она того убивала, потом варила и съедала, и было это для нее праздником. У ведьм всегда бывают красные глаза, и видят они вдаль плохо, но зато у них нюх, как у зверей, и они чуют близость человека.
Когда Гензель и Гретель подходили к ее избушке, она злобно захохотала и сказала с усмешкой:
- Вот они и попались! Ну, уж теперь им от меня не уйти!
Рано поутру, когда дети еще спали, она встала, посмотрела, как они спят спокойно да какие у них пухлые и румяные щечки, и пробормотала про себя: “То-то приготовлю я себе лакомое блюдо”.
Она схватила Гензеля своей костлявой рукой, унесла его в хлев и заперла там за решетчатой дверью - пусть кричит себе сколько вздумается, ничего ему не поможет. Потом пошла она к Гретель, растолкала ее, разбудила и говорит:
- Вставай, лентяйка, да притащи мне воды, свари своему брату что-нибудь вкусное - вон сидит он в хлеву, пускай хорошенько откармливается. А когда разжиреет, я его съем.
Залилась Гретель горькими слезами, но - что делать? - пришлось ей исполнить приказание злой ведьмы.
И вот были приготовлены вкусные блюда, а Гретель достались одни лишь объедки.
Каждое утро пробиралась старуха к маленькому хлеву и говорила:
- Гензель, протяни-ка мне свои пальцы, я хочу посмотреть, достаточно ли ты разжирел.
Но Гензель протягивал ей косточку, и старуха, у которой были слабые глаза, не могла разглядеть, что это такое, и думала, что то пальцы Гензеля, и удивлялась, отчего это он все не жиреет.
Так прошло четыре недели, но Гензель все еще оставался худым. Тут старуха потеряла всякое терпенье и ждать больше не захотела.
- Эй, Гретель, - крикнула она девочке,- пошевеливайся живей, принеси-ка воды: все равно -жирен ли Гензель или тощ, а уж завтра утром я его заколю и сварю.
Ох, как горевала бедная сестрица, когда пришлось ей таскать воду, как текли у ней слезы ручьями по щекам!
- Господи, да помоги же ты нам! - воскликнула она. -Лучше бы нас растерзали дикие звери в лесу, тогда хотя бы погибли мы вместе.
- Ну, нечего хныкать - крикнула старуха. - Теперь тебе ничто не поможет.
Рано поутру Гретель должна была встать, выйти во двор, повесить котел с водой и развести огонь.
- Сначала мы испечем хлеб, - сказала старуха, - я уже истопила печь и замесила опару. Она толкнула бедную Гретель к самой печи, откуда так и полыхало большое пламя. - Ну, полезай в печь, - сказала ведьма, - да погляди, хорошо ли она натоплена, не пора ли хлебы сажать?
Только полезла было Гретель в печь, а старуха в это время хотела закрыть ее заслонкой, чтобы Гретель зажарить, а потом и съесть. Но Гретель догадалась, что затевает старуха, и говорит:
-Да я не знаю, как это сделать, как мне туда пролезть-то?
- Вот глупая гусыня, - сказала старуха, -смотри, какое большое устье, я и то могла бы туда залезть. - И она взобралась на шесток и просунула голову в печь.
Тут Гретель как толкнет ведьму, да так, что та очутилась прямо в самой печи. Потом Гретель прикрыла печь железной заслонкой и заперла на задвижку. У-ух, как страшно завыла ведьма! А Гретель убежала; и сгорела проклятая ведьма в страшных мученьях.
Бросилась Гретель поскорей к Гензелю, открыла хлев и крикнула:
- Гензель, мы спасены: старая ведьма погибла!
Выскочил Гензель из хлева, словно птица из клетки, когда откроют ей дверку. Как обрадовались они, как кинулись друг другу на шею, как прыгали они от радости, как крепко они целовались! И так как теперь им нечего уже было бояться, то вошли они в ведьмину избушку, а стояли там всюду по углам ларцы с жемчугами и драгоценными каменьями.
- Эти, пожалуй, будут получше наших камешков, - сказал Гензель и набил ими полные карманы.
А Гретель говорит:
- Мне тоже хочется что-нибудь принести домой. - И насыпала их полный передник.
- Ну, а теперь бежим поскорей отсюда,- сказал Гензель, - ведь нам надо еще выбраться из ведьминого леса.
- Вот прошли они так часа два и набреди наконец на большое озеро.
- Не перебраться нам через него, - говорит Гензель, - нигде не видать ни тропинки, ни моста.
- Да и лодочки не видно, - ответила Гретель, - а вон плывет белая уточка; если я ее попрошу, она поможет нам переправиться на другой берег.
И крикнула Гретель: Утя, моя уточка,
Подплыви к нам чуточку,
Нет дорожки, ни моста,
Переправь нас, неоставь!
Подплыла уточка, сел на нее Гензель и позвал сестрицу, чтоб и она села вместе с ним.
- Нет, - ответила Гретель, - уточке будет слишком тяжело; пускай перевезет она сначала тебя, а потом и меня.
Так добрая уточка и сделала, и когда они счастливо переправились на другой берег и пошли дальше, то стал лес им все знакомей и знакомей, и они заметили наконец издали отцовский дом. Тут на радостях они пустились бежать, вскочили в комнату и бросились к отцу на шею.
С той поры как отец оставил детей в лесу, не было у него ни минуты радости, а жена его померла. Раскрыла Гретель передник, и рассыпались по комнате жемчуга и драгоценные камни, Гензель доставал их из кармана целыми пригоршнями.
И настал конец их нужде и горю, и зажили они счастливо все вместе.
Тут и сказке конец идет,
А вон мышка бежит вперед;
Кто поймает ее, тот
Сошьет себе шапку меховую,
Да большую-пребольшую.
Метелица
Было у одной вдовы две дочери; одна была красивая и работящая, а другая - уродливая и ленивая. Но мать больше любила уродливую и ленивую, а другой приходилось исполнять всякую работу и быть в доме золушкой. Бедная девушка должна была каждый день сидеть на улице у колодца и прясть пряжу, да так много, что от работы у нее кровь выступала на пальцах.
И вот случилось однажды, что все веретено залилось кровью. Тогда девушка нагнулась к колодцу, чтобы его обмыть, но веретено выскочило у нее из рук и упало в воду. Она заплакала, побежала к мачехе и рассказала ей про свое горе.
Стала мачеха ее сильно бранить и была такою жестокой, что сказала:
- Раз ты веретено уронила, то сумей его и назад достать.
Вернулась девушка к колодцу и не знала, что ей теперь и делать; и вот прыгнула она с перепугу в колодец, чтоб достать веретено. И стало ей дурно, но когда она опять очнулась, то увидела, что находится на прекрасном лугу, и светит над ним солнце, и растут на нем тысячи разных цветов. Она пошла по лугу дальше и пришла к печи, и было в ней полным-полно хлеба, и хлеб кричал:
- Ах, вытащи меня, вытащи, а не то я сгорю,- я давно уж испекся!
Тогда она подошла и вытащила лопатой хлебы один за другим.
Пошла она дальше и пришла к дереву, и было на нем полным-полно яблок, и сказало ей дерево:
- Ах, отряхни меня, отряхни, мои яблоки давно уж поспели!
Она начала трясти дерево, и посыпались, словно дождь, яблоки наземь, и она трясла яблоню до тех пор, пока не осталось на ней ни одного яблока. Сложила она яблоки в кучу и пошла дальше.
Пришла она к избушке и увидела в окошке старуху, и были у той такие большие зубы, что стало ей страшно, и она хотела было убежать. Но старуха крикнула ей вслед:
- Милое дитятко, ты чего боишься! Оставайся у меня. Если ты будешь хорошо исполнять у меня в доме всякую работу, тебе будет хорошо. Только смотри, стели как следует мне постель и старательно взбивай перину, чтобы перья взлетали, и будет тогда во всем свете идти снег; я - госпожа Метелица.
Так как старуха обошлась с нею ласково, то на сердце у девушки стало легче, и она согласилась остаться и поступить к госпоже Метелице в работницы. Она старалась во всем угождать старухе и всякий раз так сильно взбивала ей перину, что перья взлетали кругом, словно снежинки; и потому девушке жилось у нее хорошо, и она никогда не слыхала от нее дурного слова, а вареного и жареного каждый день было у ней вдосталь.
Так прожила она некоторое время у госпожи Метелицы, да вдруг запечалилась и поначалу сама не знала, чего ей не хватает; но наконец она поняла, что тоскует по родному дому, и, хотя ей было здесь в тысячу раз лучше, чем там, все же она стремилась домой. Наконец она сказала старухе:
- Я истосковалась по родимому дому, и хотя мне так хорошо здесь под землей, но дольше оставаться я не могу, мне хочется вернуться наверх - к своим.
Госпожа Метелица сказала:
- Мне нравится, что тебя тянет домой, и так как ты мне хорошо и прилежно служила, то я сама провожу тебя туда.- Она взяла ее за руку и привела к большим воротам.
Открылись ворота, и, когда девушка оказалась под ними, вдруг пошел сильный золотой дождь, и все золото осталось на ней, так что вся она была сплошь покрыта золотом.
- Это тебе за то, что ты так прилежно работала,- сказала госпожа Метелица и вернула ей также и веретено, упавшее в колодец.
Вот закрылись за ней ворота, и очутилась девушка опять наверху, на земле, и совсем недалеко от дома своей мачехи. И только она вошла во двор, запел петух, он как раз сидел на колодце:
Ку-ка-ре-ку!
Наша девица златая тут как тут.
И вошла она прямо в дом к мачехе; и, оттого что была она вся золотом покрыта, ее приняли и мачеха и сводная сестра ласково.
Рассказала девушка все, что с ней приключилось. Как услыхала мачеха о том, как достигла она такого большого богатства, захотелось ей добыть такого же счастья и для своей уродливой, ленивой дочери.
И она посадила ее у колодца прясть пряжу; а чтоб веретено было у ней тоже в крови, девушка уколола себе палец, сунув руку в густой терновник, а потом кинула веретено в колодец, а сама прыгнула вслед за ним.
Попала она, как и ее сестра, на прекрасный луг и пошла той же тропинкой дальше. Подошла она к печи, а хлеб опять как закричит:
- Ах, вытащи меня, вытащи, а не то я сгорю, - я давно уж испекся!
Но ленивица на это ответила:
- Да что мне за охота пачкаться! - И пошла дальше.
Подошла она вскоре к яблоне, и заговорила яблоня:
- Ах, отряхни меня, отряхни, мои яблоки давно уж поспели!
Но ответила она яблоне:
- Еще чего захотела, ведь яблоко может упасть мне на голову! - И двинулась дальше.
Когда она подошла к дому госпожи Метелицы, не было у ней никакого страха - она ведь уже слыхала про ее большие зубы,- и тотчас нанялась к ней в работницы. В первый день она старалась, была в работе прилежная и слушалась госпожу Метелицу, когда та ей что поручала,- ленивица все думала о золоте, которое та ей подарит. Но на второй день стала она полениваться, на третий и того больше, а потом и вовсе не захотела вставать рано утром. Она не стлала госпоже Метелице постель как следует и не взбивала ей перины так, чтобы перья взлетали вверх. Это наконец госпоже Метелице надоело, и она отказала ей в работе.
Ленивица очень этому обрадовалась, думая, что теперь-то и посыплется на нее золотой дождь.
Госпожа Метелица повела ее тоже к воротам, но когда она стояла под ними, то вместо золота опрокинулся на нее полный котел смолы.
- Это тебе в награду за твою работу,- сказала госпожа Метелица и закрыла за ней ворота.
Вернулась ленивица домой вся в смоле; и как увидел ее петух, сидевший на колодце, так и запел:
Ку-ка-ре-ку!
Наша девушка грязнуха тут как тут.
А смола на ней так на всю жизнь и осталась, и не смыть ее было до самой смерти.
Йоринда и Йорингель
Стоял когда-то в большом и густом лесу старый замок, и жила в том замке только одна старуха, и была она самая большая колдунья. Днем превращалась она в кошку или ночную сову, а вечером принимала опять свой прежний человеческий вид. Она умела приманивать всяких зверей и птиц, убивала их, варила и жарила себе на еду. Если кто подходил на сто шагов к этому замку, тот останавливался как вкопанный и не мог сдвинуться с места, пока она не снимала с него заклятья; а если входила в тот заколдованный круг невинная девушка, колдунья обращала ее в птицу, запирала в клетку и уносила в одну из комнат замка. Так собрала она в замке целых семь тысяч клеток с разными диковинными птицами.
А жила-была в ту пору девушка, звали её Йориндой, и была она прекрасней всех остальных девушек на свете. Посватался за неё такой же прекрасный юноша, звали его Йорингель, и это были предбрачные дни — и весело, радостно было им вместе.
И вот чтобы поговорить наедине, пошли они раз погулять в лес.
— Только смотри, — говорит ей Йорингель, — к замку близко не подходи.
А вечер был хороший, ярко светило солнце сквозь деревья в темную лесную зелень, и жалобно пела горлинка над старыми буками.
Йоринда несколько раз принималась плакать, потом села она на солнышке и пригорюнилась. Йорингелю тоже стало грустно. И были они так печальны, будто предстояла им близкая смерть. Они оглянулись — видят, что заблудились, не знают, как найти им теперь дорогу домой. А солнце еще не зашло за горы, но скрылось уже наполовину за вершинами.
Глянул Йорингель сквозь заросль лесную, видит — стоят перед ним уже близко-близко старые стены замка. Испугался он, и стало ему до смерти страшно. А Йоринда запела:
Как птичка красногрудая все жалобно поёт,
Про гибель неминучую все голубку поёт,
Так жалобно, все жалобно,
Тю-вить, тю-вить, тех-тех!
Посмотрел Йорингель на Йоринду и видит — обернулась она соловьем, который пел своё «тю-вить, тю-вить».
Ночная сова с горящими глазами трижды облетела вокруг соловья и трижды ухнула: «Угу-угу-угу». И не мог Йорингель сдвинуться с места, стоял точно вкопанный — ни заплакать, ни слова молвить, ни рукою пошевельнуть, ни ногой двинуть. Вот закатилось и солнце. Улетела сова в лесную чащу, и вышла тотчас оттуда горбатая старуха, желтая да худая; большие красные глазища, нос крючком до самого подбородка. Проворчала она что-то себе под нос, поймала соловья и унесла с собой на руке. И слова вымолвить не мог Йорингель, и с места не сойти ему было: пропал соловей. Вернулась наконец старуха и говорит глухим голосом:
— Прощай, Захиэль! Как глянет месяц в клеточку, ты развяжись — и прощай.
Освободился от чар Йорингель. Упал он перед старухою на колени, взмолился, чтобы вернула она ему назад Йоринду.
Но старуха ответила:
— Никогда тебе больше не видать Йоринды, — и ушла.
Он кричал, горько плакал и горевал, но все было понапрасну. «Ах, что же мне делать теперь?» И ушел Йорингель оттуда, и попал наконец в какую-то чужую деревню; там долгое время он пас овец. Он часто бродил вокруг замка, но близко к нему никогда не подходил. И вот приснился ему ночью сон, будто нашел он алый цветок, а в середине его большую прекрасную жемчужину. Цветок он сорвал и пошел с ним к замку, и к чему он ни прикасался тем цветком, все освобождалось от злых чар; и приснилось ему ещё, что и Йоринду он нашёл благодаря тому же цветку.
Проснулся он утром и стал искать по полям и горам, не найдется ли где такой цветок. Он все искал и на девятый день нашел на рассвете алый цветок. И лежала внутри цветка большая росинка — такая большая, словно жемчужина. Пошел он с этим цветком, и он шел целый день и целую ночь в сторону замка. Он подошел к нему на сто шагов, и никто его не остановил, и вот подошел он к самым воротам. Сильно обрадовался Йорингель, прикоснулся цветком к воротам — и распахнулись они перед ним. Вошел он, идет через двор, прислушивается, не слыхать ли где птичьего пенья; и услышал он вдруг птичьи голоса. Он отправился дальше и нашел зал, а в нем колдунью, и увидел, что она кормит птиц в своих семи тысячах клеток. Как увидела она Йорингеля, рассердилась, сильно разгневалась, стала браниться, плевать на него ядом и желчью, ну, а подступиться к нему и на два шага была не в силах. А он на неё и не смотрит, идёт себе по залу, осматривает клетки с птицами; и видит он много сотен соловьев в клетках, но как найти ему свою Йоринду?
Присматривается он и замечает, что старуха тайком достает одну клеточку с птицей и несет ее к двери. Мигом прыгнул он за нею, дотронулся цветком до клеточки и до старухи колдуньи — тут потеряла она свою колдовскую силу, и вот явилась перед ним Йоринда; она бросилась к нему на шею, и была она такая же красивая, как и прежде. И он обратил тогда и всех остальных птиц в девушек и воротился домой со своей Йориндой, и жили они счастливо долгие-долгие годы.
Дата: 2018-11-18, просмотров: 476.