Николай Михайлович Никольский относится к числу тех ученых нашей страны, чьи труды входят в золотой фонд советской науки, составляя ее гордость и славу. Одновременно он являет собой образец пламенного пропагандиста марксистско-ленинских идей, убежденного борца против религиозной идеологии, незаурядного популяризатора научных знаний в массах, педагога и воспитателя. Родился Н. М. Никольский в 1877 г. в Москве, в семье крупного ученого-востоковеда Михаила Васильевича Никольского (1848–1917), положившего начало ассирологии в России. Окончив в 1900 г. историко-филологический факультет Московского университета, преподавал историю в гимназии, успешно сочетая учительскую работу, которой он отдал 19 лет, с научно-исследовательской. Н. М. Никольский еще в студенческие годы заинтересовался марксистско-ленинской теорией, приобщение к которой он считал переломным этапом в своей жизни и деятельности. «Марксистско-ленинскому учению, — писал он впоследствии, обращаясь к студентам-историкам, — я обязан всеми научными удачами и успехами»[1]. В годы первой русской революции молодой учитель сразу и безоговорочно принял сторону большевиков: участвовал в работе лекторской группы Московского комитета партии, активно сотрудничал в большевистской печати, предоставил свою квартиру для заседаний МК РСДРП. После Великой Октябрьской социалистической революции Николай Михайлович с головой окунулся в водоворот научно-исследовательской, преподавательской и организаторской деятельности Он преподавал в Социалистической академии общественных наук и Москве, а с 1918 г. — в Смоленском государственном университете, ректором которого проработал с 1919 по 1921 г. /5/
Переехав в 1921 г. в Минск, Н. М. Никольский стал профессором Белорусского государственного университета, затем деканом педагогического факультета, а с 1929 г. начал работать в системе АН БССР. Членом этой академии его избрали в 1931 г. С января 1937 г. Николай Михайлович возглавлял Институт истории АН БССР. В 1938 г. ему было присвоено почетное звание заслуженного деятеля науки БССР.
В годы Великой Отечественной войны Н. М. Никольский, не успевший эвакуироваться из Минска, оставался верным патриотическому долгу ученого Страны Советов. Он отказался сотрудничать с гитлеровцами, за что вместе с семьей подвергался всевозможным притеснениям. Белорусские патриоты но указанию подпольных партийных организаций вывезли Н. М. Никольского и его семью в партизанскую зону, а затем переправили в Москву. Все это время Н. М. Никольский занимался напряженной научно-исследовательской деятельностью, итогом которой явились две книги: «Частное землевладение и землепользование в древнем Двуречье» и «Этюды по истории финикийских общинных и земледельческих культов». На титульном листе одной из рукописей написано: «Начато собирание материалов 12.IX.1941 г., начато писание текста 16.11. 1942 г.; закончена 18.III.1943 г., в оккупированном Минске, в честь Советской Родины. Окончательно отредактирована и переписана к 14.XII. 1943 г. в партизанских отрядах Белоруссии»[2].
В 1946 г. Н. М. Никольский был избран членом-корреспондентом Академии наук СССР. В 1947 г. ученый избирается депутатом Верховного Совета Белорусской ССР.
Умер Николай Михайлович Никольский в 1959 г., оставив огромное научно-педагогическое наследие и множество учеников — продолжателей его дела.
Свой путь в большую науку Николай Михайлович начал с углубленного изучения истории древнего Востока (в том числе и древневосточных религиозных верований и культов). Этой проблематике посвящены одни из первых его статей и книг: «Израиль и Вавилон» (1910), «Во дворце египетского фараона» (1912), «Древний Вавилон» (1913) и др. Она же отражена и в последней книге ученого — «Культура древней Вавилонии» (1959). Его научные труды но истории древнего Израиля, Вавилона, Ассирии, Финикии и Хеттского царства — серьезный вклад в советскую и мировую ориенталистику, принесший Н. М. Никольскому международное признание. Н. М. Никольский принимал активное участие в создании первых советских школьных и вузовских учебников по истории древнего Востока.
Практически еще в студенческие годы Николай Михайлович проявил глубокий и устойчивый интерес к научной критике Библии. Итогом его многолетней исследовательской работы в /6/ этой области был целый ряд публикаций, положительно оцененных научной общественностью: «Иудея при Маккавеях и Асмонеях» (1901), «Царь Давид и псалмы» (1908), «Древний Израиль» (1911), «Керубы, по данным Библии и восточной археологии» (1922), «Проблемы критики Библии в советской науке» (1938) и др. Своими трудами, развенчивающими богословскую интерпретацию Библии и анализирующими эту книгу с научно-материалистических позиций, Н. М. Никольский заложил прочные основы советской библеистики, обеспечив ей дальнейший успех.
Большое научно-атеистическое значение имело фундаментальное исследование Н. М. Никольским сложных проблем происхождения христианства и формирования книг Нового завета — собственно христианской части Библии. Результаты этого исследования отражены в публикациях: «Раннее христианство» (1908), «Иисус и первые христианские общины» (1918), «Мировой и социальный переворот, по воззрениям раннего христианства» (1922) и др.
От критического разбора библейских книг и христианских воззрений Н. М. Никольский перешел к критике религии как формы общественного сознания, к разоблачению богословских измышлений о якобы прогрессивной роли церкви в историческом процессе, к раскрытию антинародной сущности русского православия как феодальной идеологии. Освещению данной темы посвящена серия статей по истории православия, старообрядчества и сектантства (1907–1916), доклад «Религия как предмет науки» (1923), книги «Происхождение еврейских праздников и христианского культа» (1926), «Дохристианские верования и культы днепровских славян» (1929) и др. В послереволюционные годы такая критика была не только важна в теоретическом плане, но и чрезвычайно актуальна в практическом отношении: доведенная до сознания миллионных масс верующих трудящихся, пробудившихся к социальной активности, она помогала им быстрее и решительнее порывать с церковью, освобождаться от религиозного влияния.
Наконец, очень плодотворными были исследования Н. М. Никольского в области этнографии и фольклористики Белоруссии, нашедшие отражение в многочисленных публикациях 1931–1959 гг. Много сил отдал он изданию сборника документов и материалов по истории Белоруссии, созданию исторического и краеведческих музеев.
Разносторонняя и многолетняя научно-исследовательская деятельность Н. М. Никольского, его учебно-методическая, пропагандистская и популяризаторская работа отражена в многочисленных книгах, брошюрах, статьях, заметках (список основных печатных публикаций ученого превышает 180 названий[3]), высоко оцененных научной общественностью, советской печатью и массовым читателем. /7/
Если ученый мир знает и ценит Н. М. Никольского как крупного и оригинального исследователя, оставившего после себя фундаментальные труды, то пропагандистскому активу, атеистической общественности и самому массовому читателю нашей страны он известен как автор очень многих содержательных научно-популярных работ. Некоторые из них, поныне сохраняющие свою научную ценность и пропагандистскую значимость («Религия как предмет науки», «Политеизм и монотеизм в еврейской религии», «Мировой и социальный переворот, по воззрениям раннего христианства», вторая часть книги «Еврейские и христианские праздники, их происхождение и история»), были переизданы в 1974 г.[4]
Однако самая значительная из научно-популярных публикаций Н. М. Никольского — его «История русской церкви», под влиянием которой очень многие верующие и колеблющиеся пересмотрели свое прежнее положительное отношение к религии и церкви, не переиздавалась с 1931 г.
Между тем потребность в таком переиздании ни у кого не вызывает сомнений. И дело тут не в одних достоинствах «Истории русской церкви». Как это ни странно, но факт остается фактом: сегодня, как и 50 лет тому назад, книга Н. М. Никольского по-прежнему единственная марксистская монографическая работа по истории русской православной церкви, старообрядчества и русского сектантства. Вышедший в 1967 г. коллективный труд «Церковь в истории России (IX в. — 1917 г.). Критические очерки» более совершенен методологически и выше по научному уровню, но беднее фактическим материалом и менее обстоятелен. А изданный в 1975 г. сборник статей «Религия и церковь в истории России (Советские историки о православной церкви в России)» слишком фрагментарен, чтобы компенсировать отсутствие монографии по данной теме. Поэтому переиздание «Истории русской церкви» Н. М. Никольского, предпринятое в ответ на многочисленные запросы и пожелания читателей, вполне оправданно.
Кратко о самой книге, а также об обстоятельствах ее написания и издания.
Изучать место, роль и значение религиозно-церковного комплекса в отечественной истории Н. М. Никольский начал еще в пору своего учительства. Первым итогом этого исследования явились работы «Раскол и сектантство в первой половине XIX в.» и «Раскол и сектантство во второй половине XIX в.», которые вошли в книги «История России XIX в.», опубликованные в 1907–1908 гг. Затем для многотомной «Русской истории с древнейших времен» (под редакцией М. Н. Покровского) Н. М. Никольским были написаны шесть глав: «Первобытные религиозные верования и принятие христианства» (т. I, 1909), «Народная религия и церковь в XIV–XVI вв.» /8/ (т. II, 1909), «Реформы Никона и религиозно-социальные движения во второй половине XVII в.» (т. II, 1909), «Религиозные движения в XVIII в.» (т. IV, 1912), «Религиозные движения в XIX в.» (т. V, 1912) и «Государственная церковь в XVIII и XIX вв.» (т. V, 1912). Вскоре после этого вышли в свет его книга «Протопоп Аввакум» (1915), статья «Основные моменты в развитии русской церковной жизни» (1916) и ряд других публикаций.
Поэтому, когда издательству «Атеист» понадобился компетентный и надежный автор для создания фундаментальной и в то же время научно-популярной книги по истории русской православной церкви, оно обратилось именно к Н. М. Никольскому, хотя последний в то время жил и работал в Минске и занимался другими научными проблемами. Маститый ученый охотно откликнулся на это предложение и, несмотря на большую занятость, в самые сжатые сроки написал «Историю русской церкви». Основу книги составили упомянутые выше его публикации по этой теме, переосмысленные автором с позиций марксистско-ленинской методологии, дополненные новыми материалами и доработанные с учетом высоких требований формировавшейся советской исторической науки.
В книге остро нуждались и многочисленный пропагандистский актив, проводивший атеистическую работу по линии Союза воинствующих безбожников (СВБ), и массовый читатель, жаждавший узнать правду о прошлом русского православия — самой крупной и активной религиозной организации нашей страны, церкви, которая лишь к середине 20-х годов свернула знамя контрреволюции и перешла на позиции лояльности по отношению к социалистическому государству. Поэтому едва «История русской церкви» вышла в издательстве «Атеист» (1930), как издательство «Московский рабочий» стало готовить ее переиздание. О стремительности темпов, с которыми пришлось иметь дело Н. М. Никольскому, переиздавая «Историю русской церкви», говорят следующие даты: предисловие к первому изданию было подписано им 1 января 1930 г., а ко второму — 18 июня 1930 г. Для второго издания автор еще раз пересмотрел и исправил текст книги: дополнил фактическим материалом и новыми выводами последние главы, произвел разбивку глав на подглавы, дав им названия, подобрал 88 иллюстраций, составил обширную библиографию, детальный именной и предметный указатели.
Правда, самому Н. М. Никольскому хотелось большего: он предполагал в будущем не просто исправить и дополнить отдельные главы, а основательно поработать над всей книгой. чтобы она полнее отвечала требованиям времени и запросам читателей. «Эти исправления и дополнения, — писал он в предисловии ко второму изданию „Истории русской церкви“, — вес же по исчерпывают того, что нужно было бы сделать, и автор ожидает, что для дальнейших улучшений издатсльс1во, наконец, предоставит ему достаточный срок, чтобы привести /9/ книгу в тот вид, который вполне удовлетворял бы и научным требованиям и ожиданиям советской общественности». Однако какие-то обстоятельства помешали ученому реализовать свои замыслы по радикальной переработке «Истории русской церкви».
Хотя современный читатель сам в состоянии разобраться в достоинствах «Истории русской церкви» Н. М. Никольского и дать ей соответствующую оценку, все же отметим важнейшие моменты, делающие эту книгу и сегодня актуальной с точки зрения самых насущных задач научно-атеистической пропаганды.
Будучи первым марксистско-ленинским трудом по истории русского православия, старообрядчества и сектантства, книга Н. М. Никольского наглядно и убедительно продемонстрировала продуктивность и идеологическую заостренность научного подхода к анализу социально-религиозных явлений. Автор раскрыл социальную детерминированность истории русской церкви, старообрядчества и сектантства, доказал отсутствие в историческом процессе каких-то сверхъестественных стимуляторов, трансцендентных движущих сил.
В книге на конкретном историческом материале показано, что церковь представляет собой не «богоустановленное учреждение», как утверждают ее апологеты, не надысторическое и вневременное образование, каким изображают ее церковные историки, а продукт человеческой деятельности, порожденный определенными условиями общественного бытия и потому трансформирующийся при изменении этих условии. Тем самым церковь была лишена ореола исключительности, который создавали ей богословы и профессиональные служители культа, и поставлена в один ряд с другими социальными институтами, являвшимися компонентами феодальной надстройки.
Помимо этих положений общеметодологического характера «История русской церкви» Н. М. Никольского содержит целый ряд конкретных теоретических выводов, опровергших важнейшие мифы церковных историков. Вот лишь некоторые из них.
Прежде всего, в книге дано научное освещение обстоятельств распространения христианства на Руси.
В противоположность богословским утверждениям о провиденциальном характере так называемого крещения Руси, о якобы мистической подоплеке данного события, Н. М. Никольский раскрыл чисто земные, исторически обусловленные предпосылки христианизации древнерусского общества. Домыслам церковных идеологов о якобы всенародном восторге по поводу принятия православия он противопоставил свидетельства далеко не одинакового отношения различных социальных слоев древнерусского общества к новой религии. На страницах книги воссоздана исторически достоверная картина повсеместного принуждения, посредством которого княжеская верхушка Древней Руси насаждала в массах христианскую религию. Вопреки богословскому мифу о быстром распространении новой /10/ веры в пределах Руси автор книги аргументированно показал, что в действительности этот процесс растянулся на столетия и, по существу, остался незавершенным. А церковные представления о якобы полной победе православия над языческими верованиями опроверг показом наличия в новоутвердившейся религии явных и несомненных проявлений двоеверия — механического соединения элементов христианства и язычества как в вероучении, так и в обрядности.
Убедительно, на конкретном историческом материале раскрыты Н. М. Никольским социальный смысл православия как феодальной идеологии, освящавшей устои классового общества и примирявшей с ним трудящихся, и церкви как феодального института, угнетавшего народные массы не только духовно, но и экономически. С такой же убедительностью показана социальная обусловленность возникновения и эволюции старообрядчества, многочисленных сект, их детерминированность коллизиями, порожденными эксплуататорским строем, угнетением человека человеком.
Особое внимание уделено в книге Н. М. Никольского разоблачению церковной легенды, поныне широко распространяемой православным духовенством, о народности русского православия, будто бы всегда выражавшего и защищавшего интересы трудящихся, служившего широким народным массам. Автор книги на достоверном историческом материале показал антинародный характер идеологической и практической деятельности русской православной церкви, проявлявшийся в союзе православия с самодержавием — глубоко враждебной народу силой, в опоре церкви на самые реакционные политические круги дореволюционной России, в непосредственной причастности церковной иерархии и духовенства к подавлению царской властью выступлений народных масс против своих угнетателей.
В «Истории русской церкви» с верных методологических позиций, глубоко и обстоятельно раскрыты социальная природа и религиозные истоки старообрядчества и русского сектантства, прослежены основные направления эволюции данных деноминации в условиях дореволюционной России. Показана несостоятельность попыток идеализации старообрядчества и сектантства, опровергнуты ложные утверждения о преобладании в них социальных начал над религиозными. Верно охарактеризован союз православия с самодержавием для совместного преследования старообрядцев и сектантов, особо отмечена личная причастность патриарха Никона к богословскому обоснованию необходимости и «спасительности» таких преследований, а также к непосредственному проведению их в жизнь. Последнее особенно актуально звучит сейчас, когда богословско-церковными кругами Московской патриархии предпринимаются попытки реабилитировать Никона (а с ним и православную церковь в целом), свалив вину за применение репрессивных мер по отношению к приверженцам старых обрядов /11/ и сектантам только на царскую власть. Современные православные богословы заявляют без всяких на то оснований, будто в своей реформаторской деятельности патриарх Никон предпочитал «действовать с пастырской рассудительностью, не прибегая к ненужному насилию». «Можно утверждать со всей откровенностью, — читаем на страницах официального органа русской православной церкви, — что, если бы патриарх Никон остался у кормила правления церковью, раскола в ней не произошло бы… Возникновение раскола явилось в русской церкви следствием ряда ошибок Алексея Михайловича»[5].
Н. М. Никольский охарактеризовал патриарха Никона, его реформаторскую деятельность и отношение к противникам церковных реформ совершенно иначе — в строгом соответствии с исторической правдой. И с данной им характеристикой полностью солидаризировались другие советские ученые, исследующие старообрядчество и русское сектантство.
«Историю русской церкви» Н. М. Никольского отличает не только в целом правильный методологический подход к критике религиозной идеологии и освещению событий церковной жизни дореволюционной России, но и научная обстоятельность авторского анализа данных событий. Ей присуща полнота и глубина охвата основных вопросов сложной темы, каковой является история русского православия, насыщенность большим и разнообразным фактическим материалом, что даст возможность современным исследователям и пропагандистам научного атеизма пользоваться «Историей русской церкви» как ценным справочным пособием. Наконец, читатель наверняка обратит внимание на прекрасный стиль изложения, сочетающий логическую точность с эмоциональной выразительностью.
Поэтому нет ничего удивительного в том, что «История русской церкви», как и другие публикации Н. М. Никольского, была в общем положительно оценена атеистической печатью того времени. Правда, в рецензиях, опубликованных журналом «Антирелигиозник» (1932, № 2; 1933, № 1), немало критических замечаний, в том числе и довольно серьезных. Однако многие из этих замечаний несут на себе печать времени и могут быть оспорены. Зато остается неоспоримым утверждение рецензентов, что книга Н. М. Никольского была и является «до сих пор единственным в пооктябрьской литературе капитальным трудом по истории православия и сектантства в России»[6].
Высоко оценивают «Историю русской церкви» Н. М. Никольского и современные исследователи. В предисловии к уже упоминавшейся книге «Церковь в истории России (IX в. — 1917 г.)» она названа «обобщающим трудом», написанным в целом с марксистских позиций[7]. А автор предисловия к тому /12/ избранных произведений Н. М. Никольского по истории религии охарактеризовал «Историю русской церкви» как «капитальный труд», содержащий «глубокий научный анализ истории русской церкви и религиозных движений в России». Он считает, что «эта талантливая книга продолжает оставаться ценным пособием для всех, кто занимается историей русской церкви, старообрядчества и сектантства»[8].
Наличие положительных отзывов (к которым мы полностью присоединяемся) не означает, конечно, что в «Истории русской церкви» все безупречно, особенно если учесть, что со времени выхода книги Н. М. Никольского в свет прошло уже более полувека. Немало резонных замечаний было высказано и рецензентами ее в 30-х годах и исследователями более позднего времени; еще больше их может оказаться у современных читателей. Есть критические замечания и у редактора настоящего издания.
Начнем с того, что книга Н. М. Никольского, вышедшая в 30-е годы, когда основной массе читателей было крайне необходимо разобраться прежде всего в содержании и характере деятельности русского православия предреволюционной и послереволюционной поры, оказалась обращенной в далекое прошлое. Правда, формально история русской православной церкви, старообрядчества и сектантства доведена в ней до Великой Октябрьской социалистической революции, а в заключительных строках книги упомянуты даже события 1927 г. Фактически же серьезный анализ религиозной идеологии и обстоятельное изложение событий церковной жизни заканчивается в обоих изданиях «Истории русской церкви» второй половиной XIX в. — рассмотрением состояния православия, старообрядчества и сектантства в пореформенной России.
В первом издании «Истории русской церкви» последняя глава прямо так и названа: «Кризис государственной церкви и сектантства после 1861 г.». Во втором издании название главы несколько изменено («Кризис государственной церкви»), а ее содержание расширено. В частности, дана довольно беглая характеристика церкви во время первой русской революции и непосредственно после наступления политической реакции, показано участие православного духовенства и церковной иерархии в деятельности «Союза русского народа», упомянуто о дебатах в Государственной думе по поводу церковных реформ, о реакции церкви на начало первой мировой войны, об авантюрах Распутина и пр.
Что же касается событий более позднего времени (реакция иерархической верхушки и основной массы духовенства на Февральскую революцию, взаимоотношения русской православной церкви с буржуазным Временным правительством, антисоветская деятельность церковных кругов и сектантских лидеров в /13/ период Великой Октябрьской социалистической революции и в годы гражданской войны, восстановление патриаршества в русском православии и противодействие патриаршей церкви внутренней и внешней политике народной власти, появление в русском православии так называемого «обновленческого раскола» и т. п.), то они в книге Н. М. Никольского не только не охарактеризованы, но практически даже не упомянуты.
Скорее всего, такое отсутствие в «Истории русской церкви» выхода на современность объяснялось срочностью заказа на книгу, а также работы над переизданием, что не оставило автору времени для доведения истории русского православия если не до конца 20-х годов, то хотя бы до периода Великого Октября и первых лет Советской власти. Конкретный фактический материал, необходимый для выполнения такой работы, у историков того времени имелся в достатке, о чем свидетельствуют многочисленные статьи, брошюры и книги о контрреволюционной деятельности церкви, вышедшие еще до «Истории русской церкви» или одновременно с ней. Важнейшие из них включены в библиографию, которая приведена в конце настоящего издания.
Самый строгий и требовательный читатель отметит, что в целом материал, включенный Н. М. Никольским в книгу, тщательно отобран автором и хорошо сбалансирован, благодаря чему в ней обстоятельно освещены и правильно оценены основные этапы истории русской церкви. И тем не менее приходится констатировать, что некоторые весьма существенные моменты исторического прошлого русского православия либо совсем опущены без достаточных на то оснований, либо охарактеризованы слишком бегло или только упомянуты.
В частности, практически не раскрыта деятельность церкви в период монголо-татарского нашествия — деятельность откровенно антипатриотическая. Между тем исторических данных, необходимых для такого раскрытия, ко времени написания «Истории русской церкви» было более чем достаточно, и остается непонятным, почему Н. М. Никольский не включил их в свою книгу.
Явно недостаточно показаны карательные акции церкви, направленные на подавление народных выступлений, которыми так богата история дореволюционной России, например ее содействие кровавой расправе царского самодержавия над участниками крестьянских восстаний, возглавлявшихся Иваном Болотниковым, Степаном Разиным, Емельянов Пугачевым, Кондратием Булавиным и другими народными вожаками. А без этого нельзя составить правильное представление о русском православии как глубоко антинародной силе — представление, которое крайне необходимо для нейтрализации попыток современных богословов и приходского духовенства навязать нашему обществу заведомо ложный тезис о русской православной церкви как «исконной заступнице народной».
Не получило должного освещения в книге Н. М. Никольского /14/ и непосредственное участие церкви в подавлении русским самодержавием восстания декабристов, в преследовании политической реакцией революционных демократов, что снижает аргументированность совершенно правильного вывода автора о реакционности русского православия как феодальной идеологии и организации, противодействующей социальному прогрессу.
Можно было бы полнее и убедительнее, чем это сделано в «Истории русской церкви» Н. М Никольского, показать систематические преследования церковным аппаратом передовых ученых дореволюционной России и прогрессивных деятелей культуры, разоблачить происки духовной цензуры, стремившейся затормозить развитие научных познаний о мире и человеке, пытавшейся вытравить любое проявление свободомыслия. Следовало больше сказать о насаждении русской православной церковью обскурантизма не только в церковных школах, но и в светских учебных заведениях.
По существу, полностью обойден вниманием внутренний идейный кризис русского православия, который возник еще во второй половине XIX в., но наибольшей остроты достиг в начале XX в. под влиянием надвигавшихся революционных событий, — кризис, проявившийся в разрушительной для церкви конфронтации ортодоксально-консервативной и либеральнообновленческой тенденций развития богословской мысли, в противоборстве традиционалистов и модернистов.
Одновременно следует отметить, что в «Истории русской церкви» наряду с вышеупомянутыми упущениями имеются и определенные излишества: в нее включен материал, без которого вполне можно было бы обойтись.
К примеру, не совсем вписывается в тему книги первая глава «Дохристианские верования и культы», в которой рассматривается проблема происхождения и развития ранних форм религии, предшествовавших христианству. Она была бы вполне уместной в книге «Религия и церковь в истории России», где изложению истории русского православия должно с необходимостью предшествовать описание более ранних религиозных форм и образований. А книга по истории русской церкви в такой главе не нуждается. К тому же надо добавить, что материал упомянутой главы был издан в 1929 г. отдельной книгой, озаглавленной «Дохристианские верования и культы днепровских славян».
Не просто нецелесообразно, а методологически неверно включать в историю русской церкви (вернее, в историю русской православной церкви) исторический очерк старообрядчества и сектантства, как это имеет место в рассматриваемой книге Н. М. Никольского.
Конечно, возникновение старообрядчества и его взаимоотношения с официальной церковью, основные перипетии преследования старообрядцев общественными силами православия и самодержавия, образование так называемого единоверчества /15/ и т. п. — составная часть истории русской православной церкви и поэтому должна рассматриваться в очерке такой истории. Но старообрядчество как социально-религиозный феномен, положивший начало вполне самостоятельной христианской деноминации, которая полностью отпочковалась от православия, пошла собственным путем и сохраняет свою независимость от православия более трех веков, включать в историю русской православной церкви, как это сделал Н. М. Никольский, по меньшей мере нелогично.
Еще меньше оснований для включения в историю русской церкви сектантства, которое хотя и возникло в России на почве православия (имеются в виду не протестантские деноминации типа баптизма, меннонитства, пятидесятничества, адвентизма и т. п., а такие, как хлысты, духоборы, молокане и пр.), но давно и окончательно отошло от него, обретя самостоятельность.
Между тем в «Истории русской церкви» Н. М. Никольского, особенно во втором издании, старообрядчеству и сектантству уделено много внимания и отведено более трети общего объема книги. Поэтому не случайно в отзывах рецензентов к в откликах исследователей эта книга обычно характеризуется как история русской православной церкви, старообрядчества и сектантства, каковой она в действительности и является вопреки своему названию.
Наконец, «История русской церкви» не свободна от ряда погрешностей содержательного и терминологического характера, недопустимых в современных изданиях, но вполне естественных для научно-популярных работ того времени, когда эта книга создавалась.
«История русской церкви» писалась и издавалась в те годы, когда советская историческая наука проходила сложный и трудный процесс становления, делала свои первые самостоятельные шаги: начинала глубоко усваивать и творчески применять марксистско-ленинскую методологию, ломала сложившиеся стереотипы прежних подходов к отечественной истории и вырабатывала собственные оценки исторических событий, создавала свой категориальный аппарат и вводила в обращение новую научную терминологию. Словом, шел поиск, осуществлялась переоценка ценностей, и все это несло с собой не только закономерные успехи, большие удачи, явные достижения, но и неизбежные и таких случаях отдельные ошибки, иногда довольно серьезные, досадные промахи.
«История русской церкви» Н. М. Никольского, как и другие его работы советского периода, — наглядная демонстрация именно таких успехов, удач и достижений, убедительно свидетельствующая о том, что ученый находился на переднем крае исторической науки своего времени, был в числе тех, кто чту науку формировал и создавал предпосылки для се дальнейшего развития. Но одновременно в книге просматриваются и отдельные издержки процесса становления научной истории /16/ религии и церкви, — издержки, давно изжитые советской исторической наукой и потому особенно заметные в изданиях прошлых лет, резко бросающиеся в глаза современному читателю.
В частности, не прошли проверки временем некоторые выводы Н. М. Никольского о происхождении, характере, формах и мировоззренческой сущности религиозных культов и верований древних славян, содержащиеся в первой главе «Истории русской церкви». Впрочем, такую возможность предвидел и сам автор этой книги. Ссылаясь на «скудость и случайность» имевшихся у него данных о том периоде отечественной истории, на недостаточную изученность древнеславянских верований, наконец, на крайне слабое использование в процессе такого изучения этнографического и фольклорного материала, которому Н. М. Никольский придавал очень большое значение, он писал в самом начале первой главы: «Нам и теперь, как в 1912 г., когда писалась эта глава в ее первоначальном и очень несовершенном виде, приходится выступать в качестве дерзкого пионера, зная наперед, что если многие дефекты прежней статьи теперь могут быть исправлены, то все же многие останутся, и ряд положений может оказаться спорным. Однако кому-нибудь надо начинать, и поэтому мы берем на себя эту смелость»[9].
На поисковый характер материала первой главы, не дающего оснований для окончательных выводов, указывали и исследователи творчества Н. М. Никольского. В частности, его ученик и биограф М. Б. Ботвинник писал: «В главе собран большой, интересный этнографический и фольклорный материал, который дает представления о верованиях и культах восточных славян. В ней еще нет четкого определения мировоззрения славянских племен, но здесь уже Никольский делает смелые попытки разобраться в этих вопросах»[10].
В ходе своих последующих научных изысканий Н. М. Никольский внес существенные коррективы в прежние воззрения о религиозных культах и верованиях древних славян, что получило отражение в его работах середины 40-х годов. Поэтому современному читателю, желающему разобраться в данной проблеме, следует обращаться не к «Истории русской церкви», а к более поздним трудам Н. М. Никольского[11], а также к фундаментальным исследованиям других советских ученых, занимающихся изучением дохристианских верований древних славян.
Несколько упрощен и огрублен в «Истории русской церкви» (особенно во втором издании этой книги) процесс возникновения и ликвидации Брестской унии, что во многом объясняется /17/ недостаточной изученностью ко времени написания книги социально-политических аспектов данной проблемы. «Организационная сторона унии, — писал Н. М. Никольский, — хорошо известна… Социально-политическая сторона унии, напротив, еще недостаточно изучена»[12].
Автор книги ограничился констатацией того, что в насаждении унии были заинтересованы польские и литовские помещики, а в возвращении униатов к православию — русские дворяне. Между тем следовало показать, что унию провозгласили и провели в жизнь те реакционные религиозно-политические силы Запада, которые посредством окатоличивания Украины и Белоруссии рассчитывали отторгнуть их от православной России, т. е. религиозными средствами решить политическую проблему разобщения трех братских славянских народов. Поэтому ликвидация унии и ее последствий отвечала в конечном счете коренным интересам народных масс Украины, Белоруссии и России, хотя царское правительство и русское дворянство преследовали при этом и свои собственные, узкоклассовые цели: стремились закабалить трудящихся не только экономически, но и духовно, подкрепив социальный гнет религиозным.
В книге же главное внимание уделено не социально-политической оценке Брестской унии и связанных с ней реакционных замыслов, а описанию отдельных акций царского правительства и иерархической верхушки русской православной церкви по принудительному возвращению униатов в православие. Такое социально обедненное освещение данной проблемы не может удовлетворить нынешнего читателя, имеющего возможность разобраться в униатстве на основе опубликованных документальных материалов и современных исследований, важнейшие из которых приведены в приложенной к настоящему изданию библиографии.
Некоторые термины ныне устарели. Это естественно. Каждому времени присуща своя языковая практика. Н. М. Никольский пользовался теми терминами, которые были приняты в исторической и научно-атеистической литературе 20–30-х годов, и не его вина, что впоследствии от многих из этих терминов отказались, заменив их другими. Например, он постоянно употребляет слово «поп», считавшееся нормативным в годы работы над «Историей русской церкви», тогда как современному читателю привычнее слово «священник», повсеместно употребляемое в научно-атеистической литературе нашего времени.
Некоторые термины некритически перенесены Н. М. Никольским в его книгу из дореволюционной исторической литературы: «славянский дикарь», «сиволапые мужики», «булавинский бунт», «разинский бунт» и пр.
Некоторые из употребляемых в «Истории русской церкви» терминов несут на себе следы былого увлечения Н. М. Никольского /18/ ошибочной «теорией цикличности», допускавшей существование в дофеодальном прошлом феодализма, капитализма и даже социализма и использовавшей категории, применимые лишь к этим формациям, для характеристики общественного уклада жизни стран Древнего Востока[13]. Так, например, характеризуя русскую церковь начала XVI в., Н. М. Никольский называет ее «капиталистической». «Капиталистами» называет он купцов XVI в. Раскол определяется им как «староверческая революция», а выступление приходского духовенства против реформ патриарха Никона — как «партизанская борьба» и т. п.
Однако, сколь бы взыскательно, требовательно, строго и даже придирчиво ни подходили мы к «Истории русской церкви» Н. М. Никольского, несомненные и очевидные достоинства этой книги как первого марксистского труда по истории русского православия, старообрядчества и сектантства многократно перекрывают присущие ей недостатки, которые современному читателю легко понять и извинить.
Настоящее издание «Истории русской церкви», осуществляемое по настоятельной просьбе атеистической общественности, рассчитано как на контингент лиц, специально занимающихся изучением и пропагандой научного атеизма (преподавателей вузов, научных работников, студентов, пропагандистов, слушателей системы партийной учебы), так и на широкий круг читателей, проявляющих интерес к марксистскому освещению истории религии и церкви, к критическому анализу религиозной идеологии.
Основу данного издания составляет текст 1931 г., но в него внесены отдельные изменения, которые в большинстве свелись к сокращениям. В частности, по уже упоминавшимся соображениям полностью опущена глава «Дохристианские верования и культы» и подраздел «Миссия и ликвидация унии», как содержащие теоретические положения, самим автором впоследствии пересмотренные и не соответствующие современным выводам советской исторической науки. В ряде других глав устранены некоторые длинноты, изъяты устаревшие данные, убраны несущественные детали, сокращены отдельные цитаты, исправлены стилистические погрешности и опечатки.
Некоторые положения книги, требующие разъяснения или уточнения с позиций современности, а также вызывающие возражения, снабжены примечаниями, выражающими точку зрения редактора данного издания.
Библиография, имевшаяся в издании 1931 г., в значительной мере устарела, к тому же она включала в себя много таких изданий, которые превратились ныне в библиографическую редкость и поэтому недоступны современному массовому читателю. Исходя из этих соображений, в приложении к настоящему /19/ изданию дастся радикально обновленная библиография. Она включает в себя труды, содержащие анализ не только прошлого русского православия, старообрядчества и сектантства, но и нынешнего состояния данных конфессий и деноминации.
Заново составлен и именной указатель.
В заключение хотелось бы выразить надежду на то, что переиздание «Истории русской церкви», осуществляемое более чем 50 лет спустя после ее выхода в свет, лишний раз напомнит советским исследователям и популяризаторам науки о настоятельной необходимости продолжить дело, так успешно начатое Н. М. Никольским, и создать обстоятельную историю русского православия XX столетия. Эта задача тем более актуальна, что сейчас — в преддверии тысячелетия «крещения Руси» — богословско-церковные круги Московской патриархии пытаются использовать эту дату для прославления русского православия и создания ему репутации социально прогрессивной силы, стимулятора духовного прогресса общества. Нейтрализовать такие попытки можно лишь с помощью апелляции к исторической правде, которая работает отнюдь не на религию и церковь, а против них. /20/
Н. С. Гордиенко
Дата: 2018-11-18, просмотров: 462.