Для ариан главная причина инструментальности и подчиненности Слова кроется в том, что Бог-Слово - рожден. И действительно, в Св. Писании Иисус Христос назван «Единородным Сыном» (Ин 1, 18). Ариане видели в этом ясное свидетельство, что Слово Божие является бытийно подчиненным, этим же объясняется, почему они отказывались считать Сына совершенным образом сущности Отца. Если, напротив, мы намерены выяснить, как в своем действовании Слово способно быть совершенным образом Отца, то надо стремиться постигнуть, сколько позволяет свет Богооткровения, Его происхождение от Отца. Ведь ариане действительно совершенно правильно усматривали связь между происхождением Бога-Слова и Его действованием. Для них было ясно: если Логос по происхож­дению — тварное создание, то и Его действования могут быть только действованиями тварного инструмента. При этом ариане прибегали к вводящему в заблуждение ложному заключению: Сын существует или по воле Отца, или без воли Отца. В первом случае Сын мог бы и не существовать; во втором, как они утверждали, Отец подлежит необходимости и является несвободным.

Подобная аргументация особенно часто встречается в «Технологии» Евномия. Мы же последуем за мыслями весьма обстоятельного труда-опровержения св. Григория Нисского (Против Евномия) . При этом мы получим ценные прозрения и по теме образа.

Св. Григорий сначала разрушает ложную апорию между произволением (свободной волей) и необходимостью в Боге: Непосредственное единство Отца и Сына не исклю­чает произволения Отца, словно Отец недобровольно получил Сына навязанным себе от какого-то рода природной необходимости. С другой стороны, произволение (на рож­дение Сына) не означает разделения обоих, как будто это произволение создает дистанцию между ними...

Отец желает «породить» Сына, но это произволение является предвечным, и оно не привязано к диалектике вожделения и обладания, характеризующей человеческое желание. Как иронически замечает св. Григорий, «сегодня мы желаем чего-то, чем не обладаем, а завтра с нами случается, что мы чем-то обладаем, чего не желаем». Если допустить, что Богу присуще расхождение между желанием и бытием, то это означало бы, что мы подчинили бы Бога человеческим пределам. Конечно, Сын — это «Единородный», то есть желанный Отцу, но тем не менее у Бога никогда не отсутствует то, чего Он желает.

Св. Афанасий обычно так возражал арианам: если бы Бог не всегда имел при Себе свою Премудрость и Всемогущество (а в самом Св. Писании Бог-Слово получает эти имена), то Бог в какой-то момент мог оказаться- без Премудрости и Всемогущества. Продолжая ту же линию, св. Григорий прибавляет: «Если Слово было только после Отца, то имелся бы момент, когда Бог не обладал бы тем, чего желает, — иначе надо допустить, что Бог мог не желать себе Сына. «Отец есть единственное начало всего. Но все же в этом начале присутствует также и Сын (как благовествуется в Евангелии); по своей природе Сын есть То, что есть начало». Парафразируя первые строки Евангелия от Иоанна, Григорий пишет: Ибо Бог есть начало, и Слово, Которое в начале, есть Бог».

Рождение Сына, следовательно, не означает подчиненности, напротив, рождение есть сердцевина того неизреченного отношения между Отцом и Сыном, которое делает Сына совершенным образом Отца. Если, таким образом, Сын рождается, не будучи по сущности ниже Отца, то Божественными являются также Его действования и поступки. Как в Боге невозможно помыслить никакого противоречия между свободным волеизъявлением Отца и предвечным рождением Сына, так невозможно найти и никакого противоречия между волей Отца и волей Сына.

В одном превосходном фрагменте сочинения против Евно­мия св. Григорий размышляет о таком единстве Божествен­ного произволения. Текст этот имеет центральное значение для нашего дальнейшего продвижения к богословию образа. Раз­мышления Григория вызваны утверждением ариан, что при сотворении мира Слово якобы есть пассивный инструмент Божий, — ведь ариане в таком смысле толковали чтение из Писания «посредством Его создано все» (Кол 1,16) (Синодальн. Перевод – Им создано все). Нет никакого различия воли между Сыном и Отцом. Ибо Сын есть образ благости (Божией), согласно красоте первообраза. Если кто-то смотрит на себя в зеркало (...) то образ во всем подобен оригиналу, который и обусловил образ в зеркале. Зеркальный образ не движется, если движение не исходит от оригинала. А когда оригинал движется, то за ним непременно движется также и образ в зеркале. Подобным же образом и Господь, «образ Бога невидимого» (Кол 1,15), непосредственно и неразрывно связан с Отцом и во всем следует за движением Его воли : Отец желает нечто, Сын, который во Отце, желает того же самого, что Отец, точнее: Он сам становится произволением Отца. Ибо если Он в себе обладает всем, чем обладает Отец то нет ничего в Отце, чем бы Он не обладал. А если Он все имеет, что принадлежит Отцу, точнее: если Он имеет самого Отца, и с Отцом все, что Отцово, то Он обладает в себе также и всем произволением Отца .

Образ зеркала, в которому столь охотно прибегает св. Григорий, сочетает в себе единство и различие: он подчер­кивает полное единство Отца и Сына вплоть до тончайшего «движения воли» и тем не менее сохраняет бытие двух ипостасей.

Этот текст представляет собой важный шаг к более глубокому пониманию имени Христова: «образ Божий». Действительно, св. Григорий здесь показывает, что Сын есть образ Отца как раз в Своем произволении, — том изъявлении воли, которое, однако, не противоречит желанию Отца. Ибо «зеркальный образ не движется, если движение не исходит от оригинала». Действование Сына, как выражение Его собствен­ного произволения, показывает не что иное, как волю Отца, — но не способом пассивного орудия, а так, что Сын самого себя делает выражением воли Отца. Поэтому нет противоречия, когда Отец один является источником и причиной Божественного произволения и все же Сын сам и как Лицо желает совершенного того же. Что для ариан было доказательством подчиненности Сына, а именно: Его послушливое действование, как раз это оказывается тайной единства в произволениях Божественных Лиц, коренящегося в их единосущии. Ариане говорят: послушание и имеют в виду насилие, тогда как именно послушание Сына становится для нас образом Отца, потому что Сын во всем Своем сыновстве воспринимает всю волю Отца, и насколько полно, что сыновство является этой волей. При этом единоволие не исключает личных различий, но наиболее полно выражает их именно в Своем собственном желании, в Своем наисобственном, «личностном», Сын и есть образ Отца.

«Способ бытия» Божественных Лиц

Св Григория Нисского еще при жизни упрекали: он якобы о такой степени подчеркивает различие Божественных Лиц, что возникает опасность «тритеизма» (троебожия). Григорий защитил себя от упрека в небольшом сочинении «О том, что нет трех богов». В нем обсуждается вопрос, сейчас занимающий и нас: Григорий исходит из единства Божия, распространяющегося на единство произволений и действований, и этим показывает, что оно не исключает особенностей Лиц. Хотя Божественное всемогущество является единым, но «оно проистекает, словно из источника, от Отца, приводится в действие Сыном и претворяет благодать в силу Св. Духа; и тем не менее ни одно из действований нельзя приписать единственно той или другой Ипостаси».

Это относится прежде всего к делам Божиим: «(Во Боге) есть только одно движение, прекрасного чина, — движение воли; оно исходит от Отца через Сына ко Св. Духу». Св. Григорий говорит то же самое и применительно к жизни Божией; «Существует только одна и та же жизнь, изводимая Отцом, уготованная Сыном и зависимая от воли Св. Духа».

В качестве итога мы читаем: «Имеется лишь один Искупитель всех, Бог надо всеми, и Его искупление осуществля­ется чрез Сына во благодати Св. Духа».

Пресв. Троица есть первообраз общности Лиц, или как предпочитают выражаться русские религиозные философы, «первообраз всякой социальной программы». Ибо здесь, в первобразе Божественной Троицы, становится видно, что равенство и порядок согласуются друг со другом и имеют общую принадлежность. Григорий теперь показывает, что хотя Бог-Отец и есть единственная причина всего, даже и Бога-Сына и Бога-Св. Духа но все же такой порядок не содержит в себе подчинения. Отцы Церкви не колебались, перечисляя такой же чин-порядок Божест­венных Лиц, ибо, как говорит св. Григорий, «в самом Евангелии присутствует определенный_чин , по вере, берущий начало от Отца, посредуемый Сыном и достигающий Св. Духа ».

Заблуждение ариан состоит в том, что они приняли этот порядок Лиц за порядок ступеней бытия. Конечно, Сын исходит от Отца, так что Он есть второй в «чине»-порядке следования Лиц. Но при этом Он ни в чем не менее Отца.

Св. Григорий пытался еще глубже мысленно проникнуть в сей парадокс порядка следования и равенства, и ему удалось показать, что на основе соотношения между причиной и обусловленным ею явлением ничегонельзя сказать о природе того и другого-показывается только способ происхождения.

Выросло дерево само по себе или его кто-то посадил, — из этого нельзя делать никаких заключений о природе дерева, а един­ственно можно судить о том, каким образом дерево появилось. Порядок следования Божественных Лиц, на основе которого ариане сделали заключение об их соподчинненностц, на самом деле ничего не говорит об их естествах,_об их сущности. Он всего лишь доказывает их взаимоотношения в аспекте происхождения. Сын единосущен Отцу и единоволен Ему, но Он обдадает тем же самым естеством и той же самой волей все же иным способом, чем Отец; Он обладаем им, как Сын,- своим способом. Этот собственный способ бытия является одновременно Способом происхождения каждого Лица и Его способом открывать себя людям. Так, Сын есть образ Отца, поскольку Он «рожден от Отца» и поскольку Он во всем действует как Сын. Мы теперь еще яснее видим, как именно Сын является совершенным образом Отца: в своем наисобственном способе бытия Сыном.

Василий Великий в трактате о Св. Духе в следующем смысле истолковал речение «видевший Меня видел Отца» (Ин. 14,19): Оно не относится к форме или к виду Отца, потому что Божественное естество свободно от всего составного; напротив, во Отце и Сыне усматривается благоволение, совпадающее с естеством, являющееся подобным и равным, а еще лучше сказать: тождественным... Что Отец действует чрез Сына, не означает, будто действование Отца несовершенно, и не свидетельствует о слабости действования Сына, но, напротив, показывает «единсотво их воли».