Депортация. Ее вероятные причины
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Преддепортационная ситуация

 

Для получения объективной информации по депортации крымских татар, о проявленной жестокости осуществлявших эту акцию людей, и о причинах, ее породивших, данную проблему, необходимо рассматривать с разных сторон: сначала нужно рассмотреть этот вопрос с позиции депортированного народа, а за тем попытаться выяснить, что стало причиной депортации.

Накануне войны крымские татары составляли меньше одной пятой населения полуострова. Вот данные переписи 1939 года: [6]

 

Русские Украинцы Армяне Татары Немцы Евреи Болгары Греки Прочие 558.481 154.120 12.873 218.179 51.299 65.452 15.353 20.652 29.276 49,6% 13,7% 1,1% 19,4% 4,6% 5,8% 1,4% 1,8% 2,6%
Всего: 1.126.385 100%

 

Необходимо отметить, что после депортации крымских татар все материалы по этой проблеме были засекречены, поэтому ее изучение было невозможно. Считалось, что крымско-татарского народа не существует вовсе, а, следовательно, нет крымско-татарской письменности и культуры.

Депортация: Исторический аспект

 

"Вагонларда балачиклар, сыкъындыдан ольдюлер.

Мезарлыкълар тапалмайып вокзалларда комдюлер"

Малые дети в вагонах умирали от духоты.

Не было кладбищ - хоронили на вокзалах. (Народная песня)

 

Б Советская трудовая армия

Возобновившиеся судебные и бессудные (так называемые "административные") репрессии при всей их тяжести коснулась всё же сравнительно небольшой части крымских татар. Внешне не столь остро трагичной, но более тяжёлой в виду грядущих событий, стала кампания по формированию трудовой армии.

Этот новый (вернее, хорошо забытый с 1920-х годов) вид тоталитарной эксплуатации распространялся на мужчин и подростков от 16 до 60 лет. Вначале этих кандидатов на рабский труд пытались выманить из разрушенного и голодавшего Крыма пропагандой интересной и хорошо оплачиваемой работы в России, на восстановлении крупнейших индустриальных предприятий. Но параллельно, с первых дней "освобождения", подозревая, что умудрённых опытом различных вербовок крымчан эта агитация не подействует, власти стали отправлять будущих трудармейцев на Север насильно, не спрашивая их согласия. Высылка шла, в основном в Гурьевскую, Рыбинскую и Куйбышевскую области; всего туда было отправлено 6 000 крымских татар и 5 000 - в распоряжение треста Московуголь (Телеграмма Берии Сталину от 20.05.44 - цит. по Бугай, 1992, 138-139).

При этом появились некоторые настораживающие черты, на которые мало кто обратил внимание, и суть которых раскрылась полностью много позже. А дело было в том, что нетатарское население было с приходом советской власти быстро вовлечено в процесс послевоенного восстановления Крыма. Работа нашлась всем, в особенности мужчинам, которых в условиях ещё не окончившейся войны было относительно немного и которые по большей части использовались в качестве руководителей низшего и среднего звена.

С крымскими татарами же, которых и до войны в руководителях ходило сравнительно немного, поступали иначе: их стали высылать из Крыма, как мы видели, в качестве трудармейцев. Причём если немцы загоняли в свои лагеря не столько сельскую, сколько городскую молодёжь, то советская власть мела всех подряд, практически поголовно. Раньше всего это коснулось тех, кого не нужно было агитировать, ни выявлять среди крупных городских и сельских масс населения, а именно "партизан - крымских татар, домой [их из отрядов] не отпуская, сразу после освобождения отправили в шахты на Урал".

Не воевавшие же подростки и взрослые мужчины вначале должны были пройти медкомиссию в районных военкоматах. Понятно, что эти комиссии, созданные явно для проформы, особо придирчивыми не были и быть не могли. Так, во всём Дегирменкое не оказалось ни одного комиссованного, забрали всех мужчин определённого возраста, "никого из трудоспособных не оставили"; в Бахчисарайском районе "наших всех взяли, до 1926 года рождения, чуть-чуть оставили деревню восстанавливать"

Трудно, конечно, предположить, что после голодных оккупационных лет все эти вчерашние крестьяне обладали хотя бы средним здоровьем, необходимым для ожидавшего их тяжкого труда в чуждых природных и бытовых условиях. Впрочем, есть свидетельства тому, что из крымскотатарских сёл забирали не только людей с ослабленным здоровьем, но и явных инвалидов; "в трудармию брали неполноценных мужчин, женщин и стариков". Из Кизил-Таша забирали контуженных на фронте ("Къасевет" №22, 16); Абибуллаев Юсуф из Акбаша Акмечетского района, ещё до войны снятый по состоянию здоровья с воинского учёта, также был забран.

А разве больше годились для столь тяжкого испытания худенькие, недокормленные крымскотатарские подростки, фактически дети, которые в отличие от своих русских сверстников, были вырваны безо всякой вины из школьной жизни и брошены в нечеловеческие условия трудлагерей Севера. Есть свидетельства, что за два дня до депортации вербовщики выхватывали из семей мальчишек и до 16 лет.

"Нормальная" же вербовка шла, таким образом, как её вспоминает один из прошедших все испытания трудлагерем Османов Асан из деревни Ак-Кая Карасубазарского района. В середине апреля 1944 года вся молодёжь деревни получила повестки в райвоенкомат на 22 апреля. "Нас там построили, крымских татар отделили от других наций, затем 3-го мая 1944 года нас, крымских татар, первым эшелоном отправили в путь. И 14 мая мы прибыли в Рыбинск, где находились лагеря заключённых, которые позже были взяты на фронт. Нам предстоял труд заключённого без срока. … Там находилось нас, татар, около 1 500 - 2 000 человек". Очень похожую картину рисует Абдувелиев Сеттар: "Меня в 17 лет забрали 24 апреля 1944 года в трудармию, через военкомат Карасубазарский, там было просто: татары направо, еврей - туда, русские - туда, потом в эшелон и - в Куйбышев, там, в лагерь зэков [то есть стационарный, очевидно, гулаговский - В. В.], строили крекерный завод.

Ещё один такой же эшелон, целиком загруженный крымскими татарами, был отправлен в Казахстан в лагеря близ г. Гурьева. Там, как и в Рыбинске, существовала зона, из которой запрещался выход, то есть условия были аналогичны исправительно-трудовым лагерям. Одинаковая с зэком ждала трудармейца и кара за побег. Когда в зону пришло известие о депортации и всех ужасах, с нею связанных, и крымские татары начали бежать из трудармии, чтобы как-то помочь оставшимся в Узбекистане без кормильцев обречённым своим семьям, то их стали судить военным трибуналом и давать стандартные приговоры: 10 лет тюрьмы с поражением в правах.

А в некоторых лагерях крымскотатарских трудармейцев вообще содержали в действующей зоне ИТЛ. Так было, например, в Куйбышевской области, где банды заключённых безнаказанно издевались над ослабленными тяжкой работой и полуголодным существованием крымчанами ("Къырым", 17.05.95,1).

Условия труда и быта в трудлагерях были аналогичны ГУЛАГовским: каторжная работа "оплачивалась" 500 граммами хлеба и чашкой баланды в день. В условиях совершенно иного, чем в Крыму, климата, антисанитарии, барачных сквозняков, рванья вместо одежды, смертность среди трудармейцев стала угрожающе высокой уже в первые месяцы на новом месте. Даже самая элементарная техника безопасности отсутствовала, в том числе и на лесоповале. Это могло как-то компенсироваться старым опытом в среде лагерников, пригнанных из схожих местностей, а среди крымчан не было практически никого, кто бы раньше занимался этим опасным, требовавшим специальной квалификации трудом; только по этой причине в Куйбышевских лагерях погибло до 1/3 крымчан ("Къырым", 17.05.95, 1).

Выше упоминалось, что крымские власти, комплектовавшие эшелоны в северные трудлагеря, совершенно не интересовались семейным положением своих жертв. Поэтому, если мобилизация 1941 года лишила крымскотатарские семьи основной их опоры, то есть мужчин самого трудоспособного возраста, а оккупация в корне подорвала материальные основы существования, то трудовая "вербовка" дочиста подмела мужчин и подростков, на которых хоть как-то держались большие, как правило, многодетные крымско-татарские семьи. Многие после этого оказались буквально в безвыходном положении. Поэтому средняя семья встретила акцию по депортации уже обессиленной, малоспособной к выживанию, до предела экономически и морально угнетённой, и беспомощной. Именно в этом результате репрессивной вербовки накануне величайшей трагедии крымско-татарского народа - её главное значение.

Поэтому не будет преувеличенным и общий вывод о задачах целой цепи мероприятий советской власти в первые недели её возвращения в Крым, начиная от первых арестов по доносам и кончая массовой высылкой мужской части народа. Это была логичная система мер, последовательно направленных на ослабление силы сопротивления коренного народа Крыма грядущему геноциду, на обескровление этноса с тем, чтобы он понёс в ходе уже решённой депортации максимально крупные потери.

 

В Накануне

Пока не будут полностью раскрыты заботливо оберегаемые "демократической" властью архивы НКВД - МГБ - КГБ и некоторые правительственные, до тех пор историки могут только догадываться, кому именно из кремлевских людоедов принадлежала сама идея депортации коренных крымцев на другой континент. Мы даже не знаем в точности, когда было принято соответствующее роковое решение. Ставшее не столь давно известным письмо Берии к Сталину, датированное 10.05.1944 г. - явно вторичный документ, очевидно, затребованный вождём для нормально-бюрократического прохождения такого рода решений в структуре кремлёвского аппарата. Единственное, что пока можно утверждать, так это невозможность принятия такого решения всего за неделю (!) до начала крупномасштабной акции. Ведь она потребовала, помимо всего прочего, концентрации огромного числа технических средств и всестороннего обеспечения их бесперебойной работы, чего впопыхах не сделать. Нет, конечно, это преступление было задумано и созрело задолго до весны 1944 года.

Информация о подготовке такого крупномасштабного, хоть и державшегося пока в секрете преступления, просто не могла не просочиться наружу. Одним из таких тревожных сигналов можно считать частичную депортацию крымских татар в 1942 году, пока только из причерноморских районов, не занятых немцами, то есть находившихся в пределах досягаемости советских карательных органов (Краснодар, Туапсе, Новороссийск, Анапа, весь Таманский полуостров). Эта акция была осуществлена согласно Постановлению Гос. Комитета обороны № ГОКО - 1828 от 29.05.1942, подписанного Сталиным (КТНД, Т. II, 41).

Но есть некоторые данные о том, что депортация была намечена ещё раньше, до окончательного оставления Красной армией Крыма. Во-первых, в мае 1941 г. Большевики стали высылать в Казахстан крымских татар, проживавших в Белоруссии и Литве (Эдиге М. Кырымаль; цит. по: Бугай, 1992, 132-133). Во-вторых, поздней осенью-зимой 1941 г. из частей 51-й армии, тогда дислоцированной на Керченском полуострове, было отправлено в тыл, а затем переброшено в Грузию около 2 000 военнослужащих крымских татар. В течение нескольких дней в Тбилиси прибывали дополнительные, не столь крупные, но исключительно крымско-татарские контингенты, пока всех их, солдат и офицеров, не набралось 2 500 человек. Затем их эшелонами перебросили далеко на северо-запад, на самые гибельные участки фронта, где они были почти полностью истреблены.

Один из немногих выживших участников этой малопонятной операции высказывает вполне логичную и обоснованную догадку о том, что "Сталин не хотел, чтобы мы участвовали в освобождении Крыма, так как ему нужна была причина для предстоящего выселения всего крымскотатарского народа. Поэтому от нас решили избавиться, а ещё лучше, просто истребить, отправив на самый тяжёлый участок советско-германского фронта" (Фахры).

Уже тогда поползли слухи о том, что после войны крымских татар вышлют с полуострова; они достигли фронта. Шёл третий год войны, а политруки действующей армии вели вполне чётко направленную работу с личным составом, готовя мнение о закономерности намеченной депортации коренного народа Крыма (Алядин). Да и в самом Крыму, ещё до снятия немецкой оккупации (шли бои за Севастополь) о готовящейся высылке народа знали не только НКВДэшники, но и общевойсковое офицерство. Несколько позже жители с. Унгут (Кировский район) услышали то же от рядовых солдат, хотя по неимоверности такой акции решили, что это ложный слух.

Поступали и другие, правда, не столь определённые сигналы. За несколько недель до начала депортации красноармейцы и офицеры из частей, размещённых по деревням, вдруг воспылали страстью к музыке. Они стали выпрашивать (якобы на время) у местных татар аккордеоны, баяны, скрипки, то есть самое ценное из уцелевшего после оккупации имущества, которые затем удерживали у себя под разными предлогами, явно затягивая время до какого-то события. Были и другие, но схожие случаи. В Симеизе солдат уговаривал крымско-татарскую девочку дать ему часы "на время, поносить", а когда старшая сестра запретила это, зловеще заметил: "Через пару дней вы не так запоёте!".

Конечно же, не только командование, но и младшие офицеры, и рядовые, то есть народная масса в погонах, знала о надвигающейся беде. И никто, ни один человек не предупредил о ней беззащитных женщин, стариков и детей; хоть поводов для этого было достаточно. А ведь такое предупреждение дало бы возможность заблаговременно собраться - одно это резко бы подняло уровень выживаемости в эшелонах и в первые месяцы ссылки.

Тогда же в апреле, в Массандру прибыла некая высокая комиссия, среди членов которой местные татары узнали известного по газетным снимкам Булганина. После возлияний на террасе конторы комбината, когда языки за столом развязались, высокий гость спросил: "А татары тут есть в Массандре?". Кто-то из свиты ответил: "Есть, мы у них в гостях". Другой "шутливо" добавил: "Скоро они сами станут гостями", на что Булганин отреагировал жестким замечанием.

Ещё одно необычное явление: жители сожжённых татарских сёл, нашедшие приют у городских родственников, не могли попасть на пепелища, которые пора было восстанавливать. Их не пускали туда комендантские части, тогда как русским никто таких препон не ставил. Далее, для подросшей за время оккупации молодёжи были организованы пункты допризывной подготовки при военкоматах, где приходилось, среди всего прочего, нести дежурство по ночам. Но в середине мая по всем РВК Крыма допризывники-татары были сняты с дежурств и отправлены по домам, в свои семьи.

И, наконец, самое тревожное - началась поголовная перепись. Ведь переписывали только крымских татар. Эта кампания, и в мирное время нелёгкая (вспомним, как долго и тщательно готовили каждый район или город к послевоенной Всесоюзной переписи), была неосуществима силами одних лишь НКВДэшников, их было слишком мало, и, тем более, они были незнакомы с местными условиями и местами расселения коренных жителей. Тогда на помощь чекистам пришли патриоты-крымчане, русскоязычные, естественно. Они-то знали не только Крым, но и в своих городах и посёлках - каждую щель, подсобку, сторожку, котельную, подвал, где могли найти приют погорельцы. Таких штатских пособников геноцида, прекрасно осведомлённых о цели переписи, по Крыму набралось, согласно профессиональному подсчёту,20 000 человек (Брошеван, 1995, 47). Запомним эту цифру.

Эти люди "в вольных одеждах ходили по домам и переписывали семьи, сколько человек, какая скотина, кто на войне? Приходили 2-3 раза, проверяли, все ли дома. Мы ничего не подозревали", - рассказывают очевидцы из ялтинских пригородных сёл. В деревнях переписью занимались свои же, деревенские комсомольцы из русских семей, естественно. Их татарские товарищи по ВЛКСМ не должны были ничего знать. И здесь также никто из юных переписчиков так и не проговорился - видимо, кроме комсомольской "накачки" насчёт секретности, тут работало и более действенное, семейное влияние.

Готовились и солдаты, назначенные в помощь НКВД. Они были разбиты на небольшие группы из 5-6 человек; к каждой такой группе было "прикреплено" по пять конкретных семей. "Они [заранее] изучали нас, составляли планы, изучали улицы, чтобы ночью не заблудиться".

Большинство, повторяем, не верило очевидному. Повсюду звучал вопрос, - с какой целью ведётся перепись именно татар. И столь же естественной была ложь, которую они не в первый раз слышали от властей. Им отвечали, что учёт ведётся с целью обеспечения стройматериалами для восстановления разрушенных жилищ, устройства на работу. Чему хочется верить - веришь: "А мы радуемся, дети же, глупые ещё, увидели своих и радуемся, в голове-то нет того, что нас через месяц ждёт! После такой страшной жизни мы все были пьяные, как после трёхдневной свадьбы".

В начале мая была проведена вторая, контрольная перепись, уточнявшая данные первой. А 10 мая жителей многих предгорных и горных районов, главным образом, женщин и подростков, погнали на ремонт дорог. При этом было дано разъяснение, что ремонт необходим для бесперебойного подвоза обещанных стройматериалов. Для какой цели готовились просёлочные дороги, стало известно слишком поздно; до такого кощунства - заставлять людей мостить дорогу в собственное небытие - предыдущие оккупанты, если и додумывались, то лишь в отдельных случаях, не в столь массовом масштабе. И истощённые, полумёртвые от лишений и военных тягот женщины, дети и старики били и били камень под жарким весенним солнцем, тянули жилы с утра до вечера на полуголодном пайке, очевидно, находя силы лишь в надежде на скорое восстановление родных сёл, на уже близкий возврат к мирной, счастливой жизни…

Для большинства крымских татар эта неделя каторжного труда, последняя неделя перед депортацией, стала вообще последней неделей в Крыму. Им было суждено больше никогда не увидеть своей родины.

 

Г Утро восемнадцатого

Согласно графику депортации, она должна была начаться ранним утром 18 мая. Но в России никогда не ощущалось нехватки в особо ретивых холуях, готовых на любую мерзость, если она может заслужить одобрение хозяев. В этом смысле люди в погонах - не исключение. Поэтому нас не должен удивлять тот факт, что кое-где акция началась уже семнадцатого мая.

В этот день, ближе к заходу солнца, нетерпеливые каратели ворвались в некоторые деревни, начали прочёсывать улицы городов, очевидно, чтобы управиться к утру. В Симферополе, например, такого внимания удостоились улица Гражданская и близлежащие улицы Красной горки. Поздно вечером 17-го, ближе к полуночи, стали выгонять из домов и симеизцев. В степной части Крыма типичной в этом смысле была операция по выселению из деревни Ак-Баш (Акмечетский район).

Сюда 17 мая после обеда прибыли солдаты на пяти грузовиках. Татары, по обычаю, вскоре собрались вскладчину, чтобы накормить солдатиков, пожертвовав для этого последней уцелевшей скотиной: "Кто мясо жарит, кто картошку, кто чебуреки. … А солдаты такие довольные, за три года войны каждый из них соскучился по домашней еде", - вспоминает Сабе Усеинова. Но в 7 часов вечера сытые красноармейцы уже рассыпались по деревне, прикладами выгоняя людей на улицу, а муж Сабе стоял с поднятыми руками (так захотелось лейтенантику, проводившему тем временем в доме настоящий обыск, якобы в поисках оружия). Потом всех согнали на сельскую площадь, погрузили в машины и до рассвета 18 мая не разрешали их покинуть. Ну а дальше всё пошло как везде.

Как же было "везде"? Попытаемся из массы свидетельств выделить наиболее часто повторявшиеся явления, типичные факты, не пренебрегая, впрочем, отдельными необычными, но яркими событиями, если они помогут осветить общую картину народного бедствия.

Итак, прежде всего, обратим внимание на то, как объявлялось крымцам, что они с данного момента - люди вне закона. То есть о том, что с ними теперь можно делать всё, что угодно, без суда и следствия, что они утрачивают право жить в своём доме, на своей земле?

Суть такого приговора, при всей его чудовищности, ещё можно было бы осмыслить, если бы жертвам разъяснили нормальными человеческими словами смысл происходящего. Но в том-то и дело, что приговор произносился злобным, угрожающим тоном, в 1-2 отрывистых фразах, после чего на вопросы уже не отвечали, торопясь перейти к делу. Иногда старший группы подражал торжественной дикции Левитана, что не мешало ему целиться их пистолета в головы безоружных селян. Но такие воспоминания редки, чаще всего люди даже не удержали в памяти, кто и что им говорил: солдаты врывались в дома к спящим людям, размахивая оружием как бандиты, расталкивали их, угрожая стрелять, и, главное - орали, вопили как сумасшедшие, пересыпая и без того малопонятные слова грязной руганью. Вы, читающие эти строки, представьте себе на секунду всё это безумие: если даже сегодня (т.е. в нормальной жизни, а не после многомесячной пытки-оккупации, натянувшиеся нервы как струна) вас подняли с постели вооружённые до зубов, неизвестно откуда и почему оказавшиеся в квартире чужие люди. И эти люди, пробормотав несколько непонятных (как это было для большинства татар) слов, начинали кричать: "Давай, давай!", направляя автоматы то на вас, то на ваших детей, пиная их сапогами, - что бы вы почувствовали?

Вряд ли вам в голову пришло бы единственно правильное: нужно отвлечься от этих воплей, полностью отключиться от них, и по возможности спокойней и сосредоточенней сообразить, какие вещи и продукты укладывать в узлы в первую очередь, что пригодится в дороге старикам, а что - грудным младенцам и т.д. И не на день, не на два, а на неопределённый срок. Подумать, что более всего необходимо для быта в пути, то есть практически в полном отрыве от земли. Для быта в условиях голода и страшной жары, среди грязи, вшей, всяческой заразы. Кто мог это предвидеть, кто мог угадать ближайшее будущее, кто мог сохранить в эти роковые минуты присутствие духа?

В дальнейшем были моменты и пострашней. Но вот это ошеломление ночного вторжения, беспамятство ничего не соображающих, полусонных женщин и стариков стоило многим из них жизни, а уцелевшим - горьких мук совести и самобичевания: как мы могли так растеряться, как позволили себе забыть взять самое нужное, как не вырвали зубами у солдат то, и то…

В Биюк-ламбате красноармейцы ворвались в дом фронтовика (его семья: мать, жена, семь дочерей от дошкольниц до 19-летней девушки) и криками стали выгонять всех на улицу. Ничего не понимали взрослые, а малышки никак не могли проснуться; тогда солдаты стали будить их пинками, бить каблуками сапог - что можно было сообразить в этом кошмаре?

В другой семье, где после гибели отца на фронте осталось 6 детей, все оцепенели от ужаса, "когда два солдата с автоматами и так грубо… выталкивали нас из дома. Мама растерялась, на руках больной 4-летний сын (мне 6лет, сестре 8, брату 11 лет, сестре 13 и старшей 16 лет), не знает, за что браться, хочет на дорогу продуктов взять, а солдаты не разрешают, и только: "Давай, давай!" - я это запомнила на всю жизнь".

Были случаи, когда в этой суматохе люди отправлялись в неизвестность, "не взяв с собой никаких документов. У многих [уже в Средней Азии - В. В.] не было паспортов, трудовых книжек, свидетельств о рождении детей". Уже в эшелонах люди спохватывались, что "ничего не взяли - ни расчёску, ни иголку, ни документы". Хуже всего было детям, даже довольно большим, родители которых были в эту ночь в отлучке, или сиротам. Что мог подсказать им детский опыт в обстановке, когда и взрослые терялись до беспамятства? Им пришлось совсем худо: "У кого мать, отец - у них в узлы завязаны кое-какие вещи, а я голая, одно пальто на мне и в трусах".

Как упоминалось выше, иногда красноармейцы не ограничивались криками, угрозами и площадным матом. В ход шли кулаки, сапоги и приклады. Об избиениях с нешуточными травмами рассказывают жители Эльбузена (Судакский район), Стили (Бахчисарайский район) и других сёл.

Время, отпущенное на сборы, каждый старший группы отмеривал по собственному разумению. О нормальной человеческой совести и речи не может быть, поскольку предписанные два часа на сборы не были отпущены никому и нигде. Кроме одного-единственного известного нам исключения. В дер. Токлук (Судакский район) матери Чайлака Рефата было позволено перед отправкой напечь полный чемодан лепёшек - как раз за 2 часа она, и управилась, а солдаты тем временем ждали.

Этот случай интересен не только своей уникальностью, он говорит о том, что так могло быть, что так должно было быть везде - и большая часть "ада на колёсах" была бы спасена. Но во всех остальных случаях - а их десятки и десятки тысяч - дело обстояло совсем по-иному. Обычно отпускалось 15 минут. Чуть больше получили жители Татарского Сарабуза (н. Укромное), но благодаря не красноармейцам, а каким-то американцам-союзникам, ночевавшим в деревне. Их постеснялись, что ли. А вот короче 15 минут на сборы давалось сплошь и рядом. Так, в Стиле посадка началась уже через 10 минут; в Ак-Баше - через 7 минут, всего 5-6 минут давали жителям Бахчисарая, в Биюк-Мускомье, во многих иных местах.

Наконец, были случаи, как в Красном Терчеке (Кировский район) или Янджи (Коккозский район), когда выгоняли из домов сразу, не дав опомниться ни на минуту.

И - снова оговорка. Всё это массовое хамство и общая ледяная жестокость карателей вряд ли были жёстко санкционированы сверху. Скорее, она являлась инициативой непосредственных исполнителей. Ведь было же и так, что в отдельных случаях солдаты помогали собирать и грузить вещи, а некий высокий чин в погонах даже разрешил татарской женщине дважды вернуться с площади сбора за забытыми вещами. И ничего, всё обошлось, да эти солдаты и не опасались наказания за человечные свои поступки, они явно не нарушали никакого приказа: если бы они совершали их украдкой, это сразу бросилось бы в глаза.

Сделаем небольшое отступление. Любое явление или факт плохо постижимы, если они рассматриваются изолированно, в одиночку. Поэтому для сравнения приведём данные о совсем иной депортации - а именно населения районов Польши, "присоединённых" к СССР в 1939 г. Их ведь также выслали в Азию. Что роднит эту депортацию с крымской - так это действующие лица, те же НКВДэшники, возможно, что некоторые из них и в Крым впоследствии успели. Разница обращения с поляками была огромной. Во-первых, жертвы были оповещены о высылке за несколько дней до её начала. Во-вторых, она проводилась совсем по иному. Вот пример: "Вошли два солдата, молодые с приветливыми лицами, увидев, что нас только две женщины, улыбаясь, спросили документы. Проверив по списку фамилии, отобрали наши паспорта и заявили: "Ну, тётеньки, собирайтесь, поедете с нами". На сборы нам дали полчаса. Каждая имеет право взять с собой 100 кг багажа. "Берите побольше, - подбадривали нас добродушно солдаты, - там всё пригодиться". Они, видимо, были довольны, что с нашей стороны ни слёз, ни протестов нет, им тоже невесело силой вывозить женщин и детей. Они охотно помогали нам связывать вещи, подушки, чемоданы" (Хребтович-Бутенева,52).

Автор не берётся комментировать эту разницу в обращении - вряд ли она была вызвана нежной любовью к польским "панам", как их тогда в нашей прессе называли. Скорее, дело в противоположном чувстве - в совершенно оглушающей ненависти людей в погонах (и без) к крымским татарам.

Основной проблемой при депортации было материальное обеспечение всей массы народа во время их перевоза, а также в начальный период жизни на новом месте. Было ясно, что в местах высылки никто не приготовил даже подобия оставленного в Крыму налаженного быта, с сотнями хозяйственных и иных мелочей. Этого не стоило ожидать хотя бы по той причине, что шла война. Бедствовала вся страна, и каждая семья спасалась, практически, в одиночку. Таким образом, даже самые небогатые (а в первую очередь - именно они) должны были взять из дому максимальное количество одежды, предметов бытового и хозяйственного обустройства и, конечно, все продукты подчистую.

Выше говорилось, что люди не смогли этого сделать по причине краткого срока на сборы и стрессовой обстановки. На вопрос можно поставить по-другому: а имелась ли возможность даже самым уравновешенным или заранее приготовившимся к ссылке людям взять самое необходимое в будущие дни или месяцы?

Постановление ГКО СССР "О крымских татарах" от 11.05.1944 г. разрешало "спецпереселенцам взять с собой личные вещи, одежду, бытовой инвентарь, посуду и продовольствие в количестве 500 кг на семью" (Авдет", 16.05.91). Это не слишком много, тем не менее, строгое выполнение Постановления решило бы самые острые проблемы, в том числе проблему простого выживания для десятков тысяч людей. Несколько забегая вперёд, скажем, что это пункт не был выполнен нигде и ни разу. Но здесь возникает уже вопрос об изначальной пустоте этого пункта, о запланированном его невыполнении.

Существует логичное мнение, что такого рода решения принимались в расчёте на пропагандистское воздействие, на оправдание акции геноцида "заботой" обо всё же советских гражданах. Возможно, этим достигалась и ещё одна цель - "скрыть истинный масштаб катастрофы". Но, с другой стороны, как можно говорить о таком воздействии на массы, если Постановление несло гриф "Сов. секретно"? Да и не выполнение этого и некоторых схожих его пунктов (то есть практически отсутствие обеспечения при депортации) можно объяснить и свободной инициативой исполнителей среднего и низшего звена. А конкретных примеров такой инициативы имеется очень много.

Большинство свидетелей событий тех дней согласно показывают, что человек не в силах унести на себе разрешённые полтонны груза, но ведь отбирали 5-10-килограммовые мешочки; бывало, что продукты вообще отбирали полностью, до грамма, не позволяли в огороде пару пучков чеснока выдернуть, а у семьи, не имевшей никаких запасов, кроме полумешка муки, красноармейцы отобрали и это.

Не давали взять с собой и утварь, в том числе посуду и почему-то обычное мыло ("Къасевет" №22, 17). В Ай-Серезе отбирали швейные машинки и ручные сепараторы, в Кул-Сеите "багаж" ограничили 4 кг на человека, в Тав-Бодраке вообще не позволили взять никаких личных вещей, выгнали людей их домов полуодетыми. И в этом смысле некоторые солдаты вели себя необычно (правда, такие случаи редки): дерекойцам разрешили взять продуктов столько, сколько они в силах унести; в Пычках (н. Баштановка) каким-то образом была высчитана 10-дневная норма продовольствия и разрешили её взять; не было вообще никакого ограничения на продукты в Никите и Массандре; в Ойсуле (Ленинский район) было позволено взять груза по 200 "законных" килограммов на семью, не торопили там и со временем.

Особо следует сказать о сознательных издевательствах, то есть вызванных не каким-либо "интересом дела", а то ли, скорее всего, враждебным до ненависти отношением к инородцам.

Начнём с самого страшного, с бессудных или санкционированных казней мирных жителей-татар. Многие современники депортации свидетельствуют о том, что к эшелонам не были доставлены тяжелобольные (нетранспортабельные) крымские татары; их ликвидировали. Пока не удалось уточнить объём и подробности проведения этой акции, но о том, что она могла охватить все крымские лечебницы, говорит и полное отсутствие санитарных вагонов в составе спецпереселенческих эшелонов. Судя по всему, ликвидировали и душевнобольных, поскольку не щадили даже людей с импульсивной психикой. Имеются данные (тоже, к сожалению, сведений об именах или количестве жертв) о том, что всех, кто нашёл в себе мужество сопротивляться депортации (а такие были), также расстреливали. Впрочем, казнь грозила и тем, кто безропотно подчинялся.

Ожидание казни стало кое-где жестокой и массовой моральной пыткой. То, что её объявляли, а потом отменяли, не делало предсмертные муки меньшими. Каратели официально заявляли, что жители данного села будут поголовно расстреляны, если не успеют собраться на место погрузки в указанное время. Так было в Эльбузене и Ак-Баше, а иных местах, где солдаты говорили: "Ничего с собой не берите, всё равно оно вам больше не понадобиться". Назывался и повод к ожидавшемуся расстрелу: "Евреев немцы расстреливали, а вас наши расстреляют". В это верили, не могли не верить; в Биюк-Ламбате родители говорили детям: "Ничего не берите, сейчас нас выведут вон туда, в горы, и будут расстреливать, как евреев".

Уверенность в скорой казни была столь сильной, что не оставляла людей и после погрузки на машины: "Всеми владела одна мысль: нас везут на расстрел" ("Къасевет", №22, 17), и даже в эшелонах. На переправе через Чонгар люди прощались друг с другом, ожидая, что их вот-вот бросят в море. Те, кого везли через Сиваш, с трепетом ждали Перекопа, за которым массовые расстрелы легче скрыть, чем в Крыму. Воспоминания Н. Баталовой из Узунлара лучше иных документов передают реальность близкой смерти: её отец вышел из дому с ведром в руке; "потом узнала, отец хотел накрыть им голову, чтобы не слышать и не видеть смерть детей"

Возможно, кое-кто склонен приписать этот ужас естественной мнительности высылаемых (среди которых, напомним, практически не имелось мужчин зрелого возраста), всеобщему паническому настроению, охватившему народ в то роковое утро. Мы убеждены в противном, поскольку, как упоминалось выше, убедительный повод к уверенности в скорой казни давали сами каратели с красными звёздами на пилотках. Тем более, что расстрелами непросто угрожали, как это было, например в Узунларе ("Кърым", 17.05.95), но их и инсценировали.

Так поступили с жителями Ханышкоя. Машины, битком набитые выселяемыми, шли на Бахчисарай. Перейдя мост через Альму, колонна свернула и пошла наискосок вверх по склону, к противотанковым рвам. Людей заставили сойти с машин, подогнали ко рву и выстроили на бруствере. Было установлено несколько пулемётов, в них заправлены ленты, солдаты приготовились стрелять в женщин и детей, которые, опустившись на корточки, начали молиться. Это длилось не то 5, не то 10 минут (свидетельнице, самой молившейся тогда со всеми, трудно назвать точную протяжённость этой массовой пытки). Потом раздалась команда, людей снова погрузили в машины, и колонна продолжила путь.

Это варварское, совершенно необъяснимое логикой нормальных людей издевательство над беспомощными крымскими татарами, не было чем-то исключительным. В другом месте "людей согнали на кладбище, которое со всех сторон было окружено пулемётами. Стали детей отделять от родителей, и говорили, что старших расстреляем, а дети пойдут по детдомам. Так их держали [разделёнными] 3 - 3,5 часа. За это время отдельные матери помешались. Одна женщина, у которой было 3 детей (старшей - 11 лет), взяла верёвку и детей связала по рукам, чтобы попали в один детский дом, чтобы не разбрелись.

В Севастопольском, Балаклавском и Симферопольском районах также были случаи, когда людей привозили на кладбища, и здесь предварительно говорилось, что предстоящий расстрел будет лишь повторением немецких акций над евреями.

Но не везде приготовления к групповой казни заканчивались таким образом - людей, в самом деле, стреляли. В Капсихоре местных татар "согнали в табак-сарай, и кто-то из солдат просто так, издеваясь, решил посмотреть, как люди будут падать от автоматной очереди. Таким образом, убили четырёх людей" ("Кърым", 17.05.95). В Ускуте "один из стариков, Куртсеит Ибраим, которому шёл седьмой десяток лет, спросил: "Что вы хотите с нами сделать? Я отец четырёх сыновей, которые защищают Родину в рядах Красной Армии. Я жду своих сыновей, а вы сгоняете нас, как фашисты, и хотите уничтожить. Я никуда не пойду!". В это время раздался выстрел, и старик рухнул на землю. Труп старика закопали в навоз.

Ещё одним видом издевательств был запрет согнанным на место отправки покидать его по любой причине, между тем как ожидание транспорта длилось часами. Крымским татарам вообще свойственно обострённое чувство стыдливости, особенно характерно оно для людей старшего поколения. Поэтому необходимость справить нужду среди бела дня, на площади, на виду у всех односельчан, причиняла им жестокие муки. А красноармейцы, стоявшие в оцеплении - смеялись. Запомнились и другие виды издевательств: у татарина-фронтовика Муртазы Асанова, недавно вернувшегося домой, в деревню Янджи Коккозского района, отобрали и разбросали костыли и так далее.

Национальную мораль крымских татар оскорбляли и иными способами. Нередко женщины во время сборов к отправке теряли сознание от одного вида издевательств над детьми и стариками. Тогда их молодых и старых волочили за ноги в бесстыдном азарте вдоль улиц молодые парни-солдаты, затем раскачивали, ухватив за руки и за ноги, и забрасывали, гогоча, в кузова - так было не только в Узунджи Балаклавского района. В Гурзуфе девушку-татарку солдаты избили до беспамятства только за то, что она умоляла отдать её швейную машинку ("Кърым", 17.05.95).

Над верой тоже издевались. Воины отбирали Кораны (излишне повторять, что по собственной инициативе, в Положении об этом ни слова), исключительно для того, чтобы на глазах стариков бросать священные книги в уборные и хохотать над слезами верующих ("Къасевет", №22, 16). Вы замечаете, что смеху в то утро было много? Каратели, в самом деле, веселились от души.

 

Е Посадка в эшелоны

Посадка в спецпереселенческие эшелоны не всегда происходила чётко в сжатый срок. Из-за нехватки подвижного состава на отдалённых станциях люди должны были проводить под открытым небом, на площадях своих сёл, под неусыпным надзором конвоев сутки, а то и двое.

Что же касается того отрезка пути, что лежал между порогом родного дома и дверью вагона, то все свидетели согласно называют самым трагичным насильственный разрыв семей. И это было далеко не случайно, что подтверждается не только частотой таких случаев, но и совершенно явным стремлением карателей искусственно перемешать и перепутать "людской материал" таким образом, чтобы он оказывал своим палачам как можно меньше сопротивления - известно, что ненарушенные, спаянные семейные ячейки гораздо устойчивей в любых испытаниях. Напротив, их осколки не способны не только на сопротивление мучителям, но и взаимопомощь для самосохранения, выживания, которые могли существенно снизить результаты геноцида. Иных, объективных причин такой "перетасовки" не было, напротив, задача этой тактики была всем очевидна даже тогда.

"Наше выселение было заранее тщательно подготовлено таким образом, чтобы даже соседи и родственники не попали в одно место назначения. Так, уже при посадке на грузовики и на железнодорожной станции в вагоны всех тщательно перемешивали с разными деревнями. Даже нашу родную бабушку разместили в другой вагон, сказав, что на месте встретитесь. Это уже было начало геноцида, чтобы близкие не могли оказывать друг другу помощи". Между тем, размещение в ином, даже соседнем вагоне, могло практически означать разлуку с близкими навсегда: эшелоны в пути переформировывались, а по прибытии в Среднюю Азию вагоны отцепляли от них по одному на разных станциях вдоль маршрута следования, по какому-то, для простых смертных недоступному плану.

Итак, размалывание семей начиналось ещё в родных деревнях. Дерекойцев "погрузили в грузовики почему-то с дальними соседями [то есть из других деревень - В. В.], а наших близких, родных и соседей также раскидали по другим машинам". В Стиле подавали по три машины за раз. "Родители попадают на одну машину с вещами, дети на другую или наоборот. Эти три машины трогаются вместе, но когда заезжают в Бахчисарай, то там стоят регулировщики с флажками и направляют две машины в город, одну на станцию в Сюйрень. Когда машины друг от друга отходят, начинаются крики, дети зовут своих матерей, но бесполезно, потому что эшелоны в разных местах. Когда подъезжают к станции, одну машину - на один эшелон, другую - на другой, снова крики: дети попали на эшелон, родители - на ту сторону. Родители хотят присоединиться к детям, тут уже наши освободители-солдаты этих прикладом в спину возвращают в свой вагон - обратно крик и плач. Поэтому из одной деревни попали в разные края: Урал, Сибирь, Узбекистан, Казахстан. … Даже был случай - полмашины грузят, вагон полный, полмашины в другой вагон эшелона, поэтому семьи на две-три части делятся. На просьбу получишь приклад".

Повторяем, это было жёсткое правило: родителей всеми мерами старались отделить от детей, отчего впоследствии сын мог попасть в Узбекистан, а мать - а Марийскую АССР, именно по этой причине "люди долгие годы искали друг друга. Есть и такие, что до сих пор неизвестно об их судьбе. Моя двоюродная сестра из Алушты была с грудным ребёнком. Муж был на войне. Её судьбу до сих пор никто не знает", пишет Хатидже Гадол-Ресулова.

Многих симферопольцев почему-то вывезли на машинах не на городской вокзал, а в Сарабуз. Там "в степи стояли товарные вагоны, рядом цепь солдат с автоматами и овчарки,… Грязно ругаясь, солдаты и офицеры стали всех загонять в вагоны. В суматохе терялись дети, солдаты хватали их и грузили в вагоны, не разбираясь там ли их мать, лишь бы быстро закончить погрузку" ("Къасевет", №22, 17). Жителей Эски-Орды гнали пешком через спящий Симферополь не на вокзал, а к платформе близ совхоза Дзержинского.

Последний перед депортацией день был субботним. Многие сотни людей накануне выходного отправились в путь, чтобы попасть с утра на базар, навестить родных и близких в соседних сёлах или не совсем соседних городах. Поэтому они ночевали не дома. Утром их участь была решена - отправка вместе с семьями, где их застали ворвавшиеся в дома солдаты. То есть эти люди автоматически теряли любую связь со своей семьёй; так было в Крыму практически всюду. Та же судьба ждала командированных или отлучившихся по делам службы: к примеру, отца большого семейства, который в день депортации тушил в горах лесные пожары, могли отправить в Марийскую АССР, а его родных, оставшихся таким образом без кормильца - Бухару. Был случай, что таким именно образом отец другой большой семьи оказался разлученным с нею на протяжении 40 лет. А если дома не оказывалось матери, то эту трагедию себе вообще трудно представить: старшие братья, как правило, терялись в массе необходимых малышам в первую очередь вещей, оставались зашитыми в матрас или иным образом спрятанные, сбережённые с великим трудом отрезы ткани и родовые монисто, а то и деньги. Но, конечно, хуже всего было, этих детей отправляли в путь практически беспризорными. Таких обезумевших от страха детишек была масса на всех станциях, они носились по платформам и перронам, под ногами у взрослых, голодные и плачущие, ища матерей - тщетно в большинстве случаев.

Сам процесс отправления автоколонн из родных деревень по накалу драматизма поднимался на уровень античной трагедии. "Когда дали команду колонне машин: "Поехали!", как грянул: рёв, крик, плач. … К этому еще присоединилось мычание коров, вой собак, голоса домашней птицы… Они на своём языке прощались с нами. Наша машина шла в колонне третьей, а на повороте я насчитала 84 машины. Потом был другой поворот, и дальше я не смогла продолжать счёт [речь идёт об Акмечетском районе - В. В.]. Проезжали опустошённые татарские деревни - они были чисто татарские. Там тоже нас сопровождали мычание недоенных коров, рёв голодной скотины, вой собак".

Дорога до станции могла занимать не один час беспрерывного движения. Лишь крайне редко начальники таких колонн проявляли человечность, останавливали машины в пути. Так случилось, например, с дегирменкойцами по пути в Сюйрень, уже за Яйлой: "Когда проезжали мимо Кок-Козьского родника, мы попросили водителя остановить машину. Выпили по глотку воды. Находившиеся среди нас седой старец попросил нас, молодых, принести клятву, что хоть через 10 лет, хоть через 50 лет мы вернёмся сюда, на Родину, чего бы это не стоило. Мы поклялись. Лицо старика просветлело…" ("Кърым", 17.05.95). Но это, повторяю, был редчайший случай. Обычно "подгоняли бортовушки прямо к товарным вагонам, даже не дав ногой ступить на родную землю".



Ж Ад на колёсах

Согласно п.2 "г" Постановления от 11.05.1944 г. эшелоны со спецпереселенцами должны были снабжаться в пути "ежедневно горячим питанием и кипятком". Кроме того, каждый состав должны были сопровождать врач и две медсестры.

Конечно, на практике нечего подобного не было. Вагоны набили сверх всяких санитарных норм, "так, что многим приходилось стоять, а потом, в пути, сидели по очереди. … Наступило утро, и мы увидели, что сидим в грязи, на смешанной с конским помётом соломе" ("Къасевет", №22, 17). "Видимо, вагоны были после военнопленных, вши сразу как напали на нас, мы не знали, что делать, они съедали, спасу нет…". С самого начала двери были закрыты наглухо, и люди оказались отсечёнными от окружающего мира.

В 1944 г. май был жарким, а что такое жара в обычном даже, плацкартном вагоне с открытыми форточками и достаточным количеством питьевой воды, знает каждый, побывавший летом в Крыму. Оттого и трудно сейчас представить себе, что должно было твориться в битком набитых товарных вагонах с двумя только узкими окошками под самой раскалённой крышей, да ещё без воды… Вагон, где были заперты уркустинские жители, не открывали восемнадцать дней, соответствующее время люди не получали воды. Как они не погибли?"Слава Богу, - вспоминает Гафаров Нариман, - в крыше были дыры от пуль и осколков, и через них в дождь проникала вода, и мы её собирали".

К середине первого же дня температура вагонного воздуха поднялась до 50 градусов, туалетов не было, параш - тоже. От духоты, становившейся всё плотнее, теряли сознание старики и дети. А вскоре именно от жары и спёртого воздуха стали умирать не только они, но и вполне здоровые и не старые люди. Это убийство удушением и жаждой началось уже в Крыму, до того, как эшелоны вышли за Перекоп. А впереди лежал весь путь, далёкий и долгий - от трёх недель до сорока дней, как ехали жители симферопольской деревни Чурукчи.

В каждом вагоне должен быть назначаться староста, ответственный за порядок и справедливое распределение пищи и воды. Но последнее звучало как прямое издевательство: долгое время в вагоны не давали вообще никакой пищи или питья - как упоминалось, во многих эшелонах двери впервые откатили только через две недели, где-то в Саратове. Возникает понятный вопрос: а что же люди пили? Что бы не погибнуть от элементарной жажды, приходилось рисковать самым дорогим - жизнью своих детей. На стоянках, если там была вода, худеньких мальчишек осторожно просовывали в окошки и на верёвках спускали до земли. Вот они-то и спасли своих младших братьев и сестёр, а также взрослых от неминуемой гибели в первые дни пути. Если бы не они, смертей было бы много больше.

Это дополнительное, но такое жестокое мучение не было, судя по всему, кем-то предписано сверху, а являлось, скорее всего, "творческой находкой" комендантов эшелонов, опять-таки "личной инициативой на местах", от которой крымские татары натерпелись и в предвоенные годы. …Этот вывод закономерен оттого, что есть сведения о нескольких эшелонах, где с первого дня двери держали открытыми, соответственно не было проблемы с водой. И никаких наказаний для таких поездных комендантов не последовало до самого конца длинного пути. Точно так же очень многое в вагонном быте зависело от машинистов паровозов. Некоторые из них с первого до последнего дня пути необычно резко тормозили и нещадно рвали составы с места. Поэтому люди, особенно старые падали, их хрупкие кости не выдерживали, да и дети находились в состоянии постоянного испуга или нервного стресса. Но было заметно, что эти страдания крымских татар доставляют путейцам живое удовольствие. Это - ещё один пример единства сталинского НКВД и простых людей из народа.

Точное количество смертей крымских спецпереселенцев в дороге пока не установлено, так что придётся ограничиться данными о средней повагонной смертности, хотя и они могут быть весьма приблизительными, усреднёнными. Есть несколько участников этого пути, вспоминающие, что в их вагоне не было ни одной смерти вообще, тогда как из соседних теплушек выносили по 10-15 умерших.

Итак, основная причина смертей в пути - духота, голод и жажда. Вторая причина - самые разные болезни, которые среди ослабленных в период оккупации людей распространялись особенно быстро. Конечно, этому способствовали и жестокий голод в вагонах, и нехватка воды, как для питья, так и для поддержания какого-то подобия обычной чистоты. Последняя проблема также причиняла немало мук крымским татарам, известным своим уникальным пристрастием к чистоте жилища и тела. Чистоту удавалась по мере возможностей поддерживать и в тех нечеловеческих условиях. Для отправления естественных нужд подростки с великим трудом прорезали карманными ножиками толстые доски пола; а с неимоверными ухищрениями добытая драгоценная вода использовалась, прежде всего, для умывания, лишь после этого люди скупо орошали оставшимися каплями пересохшие рты.

Пищи, взятой из дому, не хватало, многие её вообще не имели по уже указанным причинам. Предписанного "горячего питания" вообще никто не видел, а в большинстве составов какой-то странный суп дали только через две недели пути, это было первое и последнее казённое обеспечение питанием. Да и оно состояло "из двух половников супа на 5 человек", ещё хорошо, что не в ведре из-под солярки, которое было поставлено в вагон к корбекульским. Был случай, что этого горячего обеда пришлось ждать до Кызыл-Орды, на подъездах к Узбекистану: на весь вагон выдали одно ведро баланды с разваренной рыбой. О том, куда делись деньги на питание, отпущенные Наркомторгу СССР, нужно спросить у ловких снабженцев; наверняка не остался внакладе и нарком, тов. Любимов. … Впрочем, были и "счастливые составы", где людей покормили 3-4 раза, то есть почти раз в неделю! Наконец, есть единственное свидетельство, что уже после пятого дня пути "на станциях стали выдавать горячую пищу для едущих, доставляли воду".

Неудивительно, что отчаявшиеся люди, видевшие голодную смерть уже рядом, бежали из эшелонов. Бежали без денег, документов и почти без всякой надежды выжить в жестоком мире холодной России: "Две девушки, Хадича из Евпатории и Факие из Алушты на какой-то станции сбежали - они уехали с нами вообще без ничего, голодные…".

Наконец, третья причина смертей в пути трудно поддаётся точному определению через столь долгий срок. Наверное, самый общий диагноз звучал бы как "предельное стрессовое напряжение", вполне закономерно сковавшее людей, переживших оккупацию, невообразимый ужас отрыва от родных мест, насильственный разрыв семей, тотальное ограбление, инсценировки расстрелов, вероятность скорой и неизбежной смерти от голода самых близких на свете и дорогих - невинных детишек. И люди, не выдерживая такого напряжения, умирали. Этот медицинский феномен, пока ускользнувший от исследовательского внимания врачей-профессионалов, определила в своих талантливых записках Биязова Нурие как смерть "от душевного потрясения" - вот он, точный, глубокий и лаконичный диагноз!

После смерти очередного отмучившегося страдальца возникала проблема его последнего пути. Труп в лучшем случае удавалось оставить на каком-либо полустанке, положив горсть земли на закрывшиеся глаза. Но известны и худшие исходы, это когда двери вагона не открывали неделю за неделей. Приходилось тогда выталкивать трупы сквозь упомянутые окошки под крышей - можно себе представить, что ощущали при этом близкие покойного. Тело Хамахара Куртвели из Корбека лежало в жарком вагоне 4 дня; когда его оставляли на каком-то полустанке, страшно кричала старуха-мать. Под эти крики тут же рожала Куртсеитова Хатидже. Некоторым затем довелось испытать ещё один вариант подобных "похорон": если депортация продолжалась водным путём (например, по реке Ветлуге в Марийской АССР), то покойников заставляли бросать прямо в воду, на съедение рыбам. Впрочем, в вагонах не только умирали, там ещё, как упоминалось выше, и дети рождались. С момента появления на свет возникало сразу несколько проблем, как правило, неразрешимых: не было молока у голодавших матерей, не было, конечно, искусственного питания, не было ни воды, ни огня, ни пелёнок. Кстати, вот ещё малоизвестная реалия быта на колёсах: товарные вагоны не имеют подножек; для того, что бы добыть воды и какую-то пищу, на стоянках приходилось прыгать с высоты всем, в том числе и беременным женщинам, а потом карабкаться наверх. Это резкие толчки и необычные напряжения почти неизбежно приводили к выкидышам: "С нашей деревни молодая женщина была беременна первым ребёнком, мужа после освобождения забрали в трудовую армию,… ей каждый раз приходилось из вагона прыгать и за считанные минуты лезть обратно. Она скинула ребёночка. Крошечное тельце ребёнка оставили на перроне, отец этой женщины, как мог, голыми руками откопал ямочку, похоронил, называется".

Почти аналогичен случай женщины из Ай-Сереза: она должна была достать воды больному брату; пришлось проползти под несколькими составами. Эшелон тем временем тронулся, её еле успели втащить в последний вагон - после этого она скончалась при родах; понятно, что был обречен и ребёнок. Тела малыша и его мамы выбросили где-то в Казахстане.

Спускаться на остановках было необходимо ещё и потому, что это была единственная возможность приготовить горячую пищу для детей, у которых от сырой мучной болтушки пухли животы, и они не могли спать от боли. Сама готовка пищи тоже была нешуточной проблемой: "В первое время мы, в основном, кормились сами, кто что взял. Например, остановился состав, кто бежит за дровами, кто разжигает очаг, кто несёт воду и ставит кастрюлю или чайник. Надо было за время остановки сварить суп. Были случаи, когда поезд трогался, а обед был не готов, его уже доваривали на следующей остановке.

Нередко во время таких стоянок отставали или терялись люди. В основном - дети, но такая беда могла случиться и со стариками, которых в эшелонах было немало.73-летняя бабушка Мидата Юнусова "на остановке пошла по нужде (старые люди были стеснительны), состав тронулся, она отстала, и не знаем, где и как мучилась и где похоронена, похоронена ли вообще". Другая старушка тоже "при остановке поезда пошла по нужде под вагон, и её раздавило", и третью постигла та же судьба. Сколько их было - этих вечных тружениц, заплативших жизнью за попытку избежать невыносимого для них унижения на старости лет…

Случались на протяжении долгого пути не только потери, но и неожиданные встречи. Например, на соседнем пути останавливался санитарный поезд, в котором были раненые крымско-татарские бойцы. Легко себе представить, какие чувства их охватывали, когда они, едва выйдя из боёв, едва простившись с павшими земляками, видели, что их народ выброшен из дому, а тыловики-конвоиры на их глазах издеваются над беззащитными матерями и сёстрами героев. Раненые, ослабленные бойцы были, конечно, не в силах этому воспрепятствовать. Единственное, что они могли сделать - это попытаться отыскать своих близких в этой грязной, оборванной, завшивевшей толпе. Таких встреч, по понятной причине, опасались коменданты эшелонов: "Нам к [санитарным] поездам не разрешали подходить, вообще не разрешали разговаривать с ранеными солдатами".

И, тем не менее, в людской памяти остался такой, почти невероятный случай встречи сына с матерью. Они были из Албата, Хатидже-ханум и её сын, а встретиться довелось им в Саратове. Он направлялся на фронт, она - на спецпоселение. "Оглум, - спросила мать сына-майора, - какая нас ждёт судьба?" "Не волнуйся, - ответил сын, - вернёмся с победой, всё поставим на свои места, добьёмся справедливости!". Мать этого не дождалась, умерла через 3 месяца. А о том, как крымско-татарские офицеры "добивались справедливости", и чем это для них в Крыму кончилось, мы расскажем чуть ниже.

Многие коменданты эшелонов категорически не разрешали готовить на остановках пищу - это была, в их глазах, вредная самодеятельность, не предусмотренная инструкцией. Поэтому солдатам давался приказ топтать костры и переворачивать котелки. При этом находились такого юмористического склада конвоиры, что терпеливо дожидались, пока еда не свариться, и только тогда опрокидывали кастрюльку. Но хуже было живое участие в этих разгромах местного, российского населения, которому никаких приказов не нужно было. В Мелитополе, например, собравшиеся на перроне братья-славяне швыряли в открытые двери вагонов увесистые камни и железные болты; в этом позорном действе участвовали все, от мала до велика. Мальчишки стреляли из рогаток, целясь в головы, белевшие в полутьме, одному татарину из Никиты, таким образом, глаз выбили. Эти нападения стали настоящим бедствием, они продолжались и за Волгой, уже после Саратова ("Къасевет", №22, 18).

Не лучше были и конвоиры, сопровождавшие эшелоны. Молодые ещё ребята, они явно скучали в пути, отчего и придумывали себе разные забавы. Например, открывали двери теплушек, а когда на насыпи спускалось побольше людей - спускали на них конвойных овчарок, обученных бросаться на людей. При этом не было жалости и к женщинам с детьми: "Селимее Кадырова вышла, солдаты тут же натравили овчарку, собака начала терзать женщину, мы все из вагона кричали: "Уберите собаку!". Тут двое солдат, показывая на автоматы свои, ответили: "Сейчас всех вас расстреляем, и нам ничего не будет, вы все актом списанные!". От такой нечеловеческой жизни у людей быстро появлялось пустое, отсутствующее выражение лица, глаза приобретали полубезумный блеск, а лицо - землистый цвет. "Ад на колёсах" - это не публицистическое преувеличение. Одна из жертв депортации пишет, что в конце этого скорбного пути "казалось, что везут не людей с нормальной человеческой психикой, а пациентов дома умалишённых".

Кто когда-нибудь, где-нибудь говорил о своём народе?

 

1.З "Отставшие" с Арабатской стрелки и других мест

Как и в любом ином деле, советский человек не смог обойтись без "проколов" и в депортации столь ненавистных ему крымчан. Пусть это не покажется невероятным, но в столь чётко организованной акции, как выселение коренного народа, была забыта Арабатская стрелка - почти стокилометровой протяжённости узкая полоска суши у Азовского моря. Здесь испокон веку жили крымские татары - рыбаки, промысловики, выволакивавшие сивашскую соль, короче, люди, добывавшие хлеб тяжким трудом под палящим солнцем или штормами открытой всем ветрам, безлесной "стрелки". О том, что небольшая часть татар осталась на крымской земле вопреки всем Постановлениям, власти вспомнили лишь в 1945 г. Тут же было доложено Б. Кобулову, что там осталось несколько десятков уцелевших семей. Узнав, что часть крымских татар, пусть и малая, избежала депортации, заслуженный чекист пришёл в ужас, что легко понять - вероятно, он представил себе, что с ним сделает усатый Хозяин, когда тому "стукнут".

И Кобулов приказал очистить Арабатскую стрелку в течение двух часов, причём выбор средств оставил своим подчинённым. Правда, когда первый приступ страха прошёл, он увеличил срок исполнения акции до 1 суток. Как рассказывали участники этой неординарной даже в те лихие времена операции, "в течение суток всех татар собрали на одной из пристаней, погрузили их в трюм старой баржи и отбуксировали её до середины Азовского моря. Затем открыли кингстоны. Верхние люки были закрыты".

После этого поверхность моря несколько часов бороздили катера конвоя, на всякий случай - не всплывёт ли кто. Автоматы были направлены на воду, но напрасно, она была мертва, как и те, кто навечно под ней остался. Не выплыл ни один человек, да и не в силах это было даже молодым и сильным мужчинам. А ведь там, кроме женщин, были лишь детишки со стариками…

Разделили участь арабатских татар и их земляки, оставшиеся в Крыму не волею случая, а осознано. Те, кто нашёл в себе мужество бежать во время ссылки, что бы остаться на земле предков вопреки явной обречённости такой попытки. Сколько их было, в точности пока неизвестно, предположительно - несколько десятков, вряд ли сотен. Среди них, кажется, не было ни одной женщины или ребёнка, такое решение принималось, скорее всего, в одиночку, и в одиночку они уходили от своих, от чужих, от людей, в конечном счёте - от жизни. Они уходили, - в Крым, - навечно становясь его частью.

Беглецы скрывались в старых каменоломнях, пещерах и горных лесах в одиночку и небольшими группами. Чем они могли питаться? Запасов, как это делали партизаны, им готовить было некогда. Но пока длилось лето, удавалось что-то собрать, иногда - подстрелить зайца или дикую козу, оружие и патроны ещё долго можно было найти не только в горах, но и в степи. Иногда они пользовались урожаем с бывших татарских огородов, садов и виноградников, иногда - уводили овец из бывших татарских кошар. Зимой, конечно, стало тяжелее, но в деревни эти отшельники не спускались. Они хорошо представляли, какой приём им окажут люди, заселившие их родные дома, спящие на их кроватях, пьющие молоко их коров и коз.

Об их существовании скоро узнали органы, на них стали охотиться облавами, как на опасных хищников. Но крымские татары легко уходили от погонь, их хранили родные горы (это не метафора, не преувеличение, это - было).

Самая крупная из известны нам групп насчитывала сорок человек, она просуществовала до 1947 года, когда их землянку у Биюк-Дере (близ дороги из Корбекуля на Чучельский перевал) обнаружили НКВДэшнии. Не осмелившись сразиться с крымскими татарами, не пытаясь их арестовать, они забросали землянку противотанковыми гранатами. Живым оттуда на поверхность земли никто не вышел.

В горах между Демерджи и Судаком долгое время бродили небольшие группы из оставшихся после 18 мая на яйлах чабанов, а также осознано ушедших в леса татар. Одного из них, жителя Коз, в 1946 г. многочисленные преследователи обложили со всех сторон и взяли живым. Он получил крупный срок (за что?), но выжил и в лагерях. Это вообще едва ли не единственный их лесных людей, не погибший от рук органов. Как его звали, пока невыяснено, а имена двух других, о которых речь пойдёт ниже, известны уже сейчас.

Аджи-Мурат Сеит-Али из Корбекуля скрывался в лесах до 1947 года, несмотря на то, что его преследовал специальный отряд, насчитывающий около двух десятков человек. Примечательно, что этот мужественный человек даже спасая свою жизнь, не убил, не ранил никого из своих преследователей, хотя у него в различных пещерах одних автоматов разных систем было 14 штук, не считая всего остального. В конце концов, НКВДэшники прижали его к побережью под Кастелем. Они окружили его - он и тогда не стрелял в людей. Затем связанного Сеит-Али привезли в Алушту, где на глазах собравшихся, многие из которых знали его в лицо, посадили в катер, который ушёл в открытое море. О конечной цели этого рейса ни у кого сомнений не было, если человека повезли куда-то морем, а не машиной, то дело плохо: в Крыму чекисты издавна имели обыкновение избавляться от неугодных людей в море.

Тем большим было изумление корбекульцев и алуштинцев, когда Сеит-Али вновь явился в родных местах 1972 году. Как оказалось, после 13 лет воркутинских лагерей. Так мстил режим людям, чьим единственным преступлением была любовь к Крыму. То есть такое сильное чувство к малой своей родине преступлением, конечно, не являлось, просто право на него имели все, кроме коренного народа, так уж сложилось…

И Сеит-Али, побродив по родным горам в окрестностях Корбекуля, вынужден был снова покинуть Крым, теперь уже навсегда. Он уехал туда, где жили его земляки, в Узбекистан. Где и умер в 1997 году глубоким стариком, не сумев, как столь многие крымские старики, собрать денег для переезда из Средней Азии на далёкую родину.

Вторая история похожа, она тоже о кобекульце, но с ещё более трагическим исходом. Сеит-Асан Пинка во время войны был в партизанах (в частности, это он с напарником Аппазом поджёг клуб "Таврида" в переполненном оккупантами Алуште). Через 4 дня после возвращения советского режима он был отправлен в трудармию. Согласия его, как и остальных, никто не спрашивал. Но вчерашний партизан был настолько возмущён этой принудиловкой (жена осталась одна с дочерью, а по хозяйству за войну накопилось масса дел), что не скрывал гнева и перед офицерами трудармии.

Поэтому его вскоре изолировали от остальных и держали взаперти близ штаба этой организации в селе Мраморном. Оттуда Сеит-Асан бежал, его выследили и отправили подальше - в город Тулу. Уже из тульского лагеря он писал дочери, которая тем временем была выслана в Узбекистан: "Айше, не пиши мне больше сюда, я возвращаюсь в Крым. Верю, что и вас всех домой вернут".

И в самом деле, в1945 г. он бежал и вновь появился в Крыму, правда, не в самом Кобекуле, а повыше, в одном из чаиров на склоне Чатырдага, вблизи ручья. Однажды он спустился в родное село, где из всех крымских татар оставалась одна Зейнеб Подош (её оставили при русских родственниках - редчайший случай). К ней он и зашёл попросить соли и хлеба, по которым истосковался в лесу. Вот здесь, во дворе Зейнеб его чуть не взяли - новые соседи Зейнеб тут же сообщили в местную милицию о странном госте татарки. К разочарованию этих "новых корбекульцев", Сеит-Асан бежал, буквально из-под носа милиционеров.

Он изредка встречал товарищей по лесным скитаниям, но постепенно их становилось всё меньше - кого взяли, кого убивали прямо на месте.

Примерно года через четыре после депортации он остался совсем один. А ещё через год, изголодавшийся, с волосами, отросшими ниже плеч, оборванный, он вторично спустился к Корбекулю глубокой ночью. Он полз к своему (теперь - чужому) картофельному полю, не знал, что новый "хозяин" охраняет своё добро с ружьём в руках. Выстрел в голову почти в упор оказался смертельным. Но убийца не удовлетворился этим и отрезал у уже мёртвого Сеит-Асана голову, так и, оставив его лежать до рассвета. А утром, услышав о ночной драме, к огородам пришли дети новых переселенцев. Игра, которую они там затеяли, стала зеркальным отражением в детских душах психологии взрослого населения "обновлённого" Корбекуля: они стали бить эту страшную, окровавленную голову ногами, как бы играя ею в футбол. Излишне говорить, что это были психически вполне нормальные дети, которые в иных ситуациях наверняка вели бы с должным почтением к покойникам своего села. Но не к татарским покойникам…

Такого рода прямое влияние поведения взрослых на подростков - не фантазия автора и не преувеличение. Дети понимают и запоминают гораздо больше, чем мы полагаем. А что могли они видеть тогда, в середине - второй половине 40-х, когда рана, нанесённая народу Крыма, была ещё свежа? Какое влияние на их неокрепшие души могла оказать простая и до предела понятная история 6-летней девочки-татарки из села Шейх-Коя (н. Спокойное)? Эта малышка до того перепугалась утром 18 мая, что убежала прочь из дому, забилась в мечеть и была обнаружена взрослыми позже, когда эшелоны ушли на Север. Её вытащили из мечети, и застрелил там же, на сельской площади. Неужели сверстники девочки остались при этом равнодушными, неужели они не извлекли урок из зтого, преподанный им взрослыми соплеменниками: вот так, и только так надо поступать с крымскими татарами? Поэтому дети Корбекуля, издевавшиеся над трупом крымского татарина, убитого односельчанином, сами - жертвы такой вот полузвериной "этнопедагогики". Живя в татарских домах, слыша спокойные рассуждения самых близких людей, своих родителей, о том, что, конечно, власть не допустит возвращения татар, они привыкли видеть в этих бывших крымчанах (а для них практически - в бывших людях) враждебную силу. Неясная и далёкая, это была угроза нормальной жизни и благополучию их родителей и соседей, собственному будущему на древней, но новой для них крымской земле. И становятся понятными и случай с головой бедного Сеит-Асана, и ещё один случай, произошедший в далёкой от Корбекуля степной деревне.

По какой-то неясной причине здесь во время депортации была забыта одна-единственная крымско-татарская семья этой деревни, а потом её в степной глуши уже не трогали. Но редчайшая эта история имела абсолютно логическое, можно сказать психологически стандартное завершение. Уже через полгода жизни в родном селе, хоть и обновлённом переселенцами, эта семья стала осаждать райисполком просьбами об отправке её в Среднюю Азию за казённый счёт (сами они уехать не имели материальной возможности). Причина тут была проста - семью затравили новые соседи. Дело было не только в том, что им был фактически объявлен бойкот ("волками все смотрят", по их выражению), но не было прохода в школе детям. Над ними издевались, дразнили, их били скопом и так далее. Не встретив понимания у равнодушной администрации, эта семья всё же накопила денег на дорогу до Мелитополя, где жизнь оказалась для них куда спокойней, чем на родине.

И последнее на эту тему. На смену оставшимся в лесах крымским татарам, погибавшим от голода и пуль, в Крым одновременно стали прибывать первые "возвращенцы" из мест ссылки. О них, о более поздних соотечественниках-мучениках вроде Муссы Мамута, будет рассказано в третьем томе этой книги. Здесь же необходимо хоть вкратце заметить, что Возвращение началось практически через несколько месяцев после завершения депортации и более уже не прерывалось. Поначалу их было немного, буквально единицы, но не это было главное, а то, что люди ни единого года не мирились с высылкой, а Крым ни единого дня не оставался без своих коренных жителей. С каждым месяцем число этих истинных детей своей земли росло - уже в октябре 1948 г. только арестованных насчитывалось 34 человека. И это, повторяем, несмотря на грозящее наказание: 20-25-летнее заключение или даже высшая мера социальной защиты остальных граждан СССР, и, прежде всего переселенцев Крыма, от столь "опасных" преступлений.

 

И Солдатская судьба

Выше не раз отмечалось, что в эшелонах находился не весь народ. Значительная часть его сражалась и гибла на фронтах. Но крымские татары-военнослужащие сполна разделили участь своих соотечественников. Хоть и не сразу, а после небольшой отсрочки. Например, в частях, оставшихся после победы на территории Венгрии, крымские татары лишь в августе 1945 г. были изолированы и под конвоем, пешим ходом отправлены в Винницкую область. Здесь их поместили за проволоку фильтрационных лагерей, и, когда их набиралось достаточно много, железной дорогой доставили в Ташкент. Там, находясь в бывшем лагере ГУЛАГа, вчерашние солдаты получили возможность с большим или меньшим успехом искать своих близких.

Такого срока не было отпущено освободителям Вены. Сразу, как только затихли последние выстрелы, в частях, находившихся в Австрии, были произведены аресты. Это происходило примерно так, как вспоминает Аблаев Зекерья из Азека: на плацу выстроили его полк и скомандовали: "Крымские татары, три шага вперёд!" После чего "из строя вышло несколько человек. Командир во всеуслышание назвал нас предателями и продажными шкурами и приказал солдатам срывать с нас погоны. Забрать награды и документы. Солдаты выполнили приказ. С нас сорвали погоны и боевые медали, забрали военный билет, в котором были фотографии родных, а потом несколько раз ударили. Затем нас отвезли в лагерь в Польшу. Держали за колючей проволокой. Через пару месяцев выдали консервы и сухари и сказали, чтобы мы ехали в Узбекистан".

Судьба солдат, чьи части стояли в Крыму, оказалась иной. Усеинов Асан их Узунджи (Балаклавский район), служивший в Приморской армии, вспоминает: "После 18 мая мне перестали доверять…. Я стал замечать, что за мной следят. В один день меня вызвал старшина и сказал: "Берите продукты, вы поедете в другую часть, в артполк". Я сдал автомат, а продукты не взял. Мой попутчик, старший сержант, привёл меня в т. наз. артполк, расположенный за Симферополем и огороженный колючей проволокой. Здесь мне дали новую одежду. В этом полку собрали со всего Крыма крымских татар-фронтовиков, всего 150-200 человек. На вышках вокруг нас охраняли вооружённые солдаты. У нас же ни у кого оружия не было. Среди нас было немало офицеров-крымских татар и несколько медсестёр. Однажды ночью нас погрузили в машины и привезли в Симферополь, где нас оцепили "зелёные фуражки". Всю ночь мы простояли. Утром нам приказали построиться по четыре и идти к вокзалу. Строй вели наши, но по краям шли "зелёные фуражки". Пришли на вокзал, подали команду "Смирно!".

К нам вышел генерал (зам. Берия), мы не дали ему говорить, стали кричать, чтобы убрали от нас оцепление. Генерал дал команду убрать… и обратился к нам со следующими словами: "Ваши семьи находятся в Средней Азии. Простите, у нас не было возможности разобраться с ними. Вы сейчас без всякой охраны поедете в Узбекистан. Ваши родные находятся в очень тяжёлом положении. Прошу вас не задерживаться в дороге".

Некоторые офицеры ещё некоторое время оставались служить в своих частях. Капитан Топчи Сеитнафе, как-то в свободное время, зашёл во двор своей симферопольской школы и увидел там костёр из крымско-татарских книг. Естественно, он был так потрясён этим, что на него обратили внимание те, кто подбрасывал в костёр книги, то есть "крымчане". Несмотря на то, что Сеитнафе был в офицерской форме, они напали на него - важнее погон и орденов была его национальность. Окружив боевого офицера, улюлюкая, толпа орала: "Он - крымский татарин! Гоните его, а ещё советскую форму надел!". Затем озверелые шовинисты сорвали с него погоны, растерзали гимнастёрку с боевыми наградами, потом избили там же, у стен старой крымской школы.

Так же обращались с солдатами, отправившихся после демобилизации прямо в ссылку. В первом же посёлке, где они, стремясь найти семью, обращались в спецкомендатуру, с них обычно срывали "погоны, ордена и медали", после чего зачисляли в списки местных поселенцев.

Кое-где по "недосмотру" крымско-татарских военнослужащих демобилизовали на общих основаниях, как и их боевых товарищей, то есть отпускали на все четыре стороны. Но когда они возвращались на родину (это случалось и в 1944 г., и годом позже), то местные власти предлагали им в 24 часа "освободить Крым". Как предупреждали в таких случаях, нарушение этого предписания означало арест и осуждение на 15 лет. По прибытию же "к семье, в Среднюю Азию у них отбирали военный билет, заполняли новый, в конце записывали, что заполнен со слов владельца". Эта непонятная операция проводилась с дальним прицелом - в будущем предвиделись какие-то льготы фронтовикам-ветеранам, а документ, составленный с собственных слов владельца, не мог стопроцентно подтверждать его участие в военных действиях…

Ещё меньше церемонились с солдатами, демобилизованными раньше, и 18 мая, находившимся в своей семье. В Ойсуле безногого инвалида, на днях вернувшегося из госпиталя домой "по чистой" и заявившего о своих правах, волоком потащили к машине и, как куль муки, бросили в кузов. … В Тав-Бодрак сразу после выселения "с фронта вернулся с тяжёлыми ранениями инвалид войны Мамутов Ибраим, 15-летний сын которого был расстрелян [немцами] за селом. Мамутов Ибраим не нашёл свою семью и детей. А ночью наши схватили его и отправили в высылку. Но по дороге, не доехав до Урала, он умер от лишений и ран". Вообще фронтовики. Особенно перенёсшие ранения, умирали и в ссылке быстрее, чем те, кто не испытал фронта. Так, из десятков тысяч демобилизованных и попавших в Узбекистан, уже к 1949 г. осталось менее 9 000 человек.

Нашлись, конечно, более здоровые и крепкие, к тому же сильные духом солдаты и офицеры, которые нашли в себе мужество протестовать против депортации своего народа. О судьбе некоторых из них рассказывает военный повар Джуневтов Асим, скрывший своё национальное происхождение и некоторое время ещё прослуживший Крыму. После 18 мая прошёл какой-то срок, и он получил приказ ехать с помощником в командировку к военным строителям на Ай-Петри. "Утром рано я поднялся, чтобы вскипятить чай. Рядом с этим домиком на Ай-Петри был с правой стороны сосновый лесок - я туда пошёл за дровами. В это время подъехали закрытые брезентом машины. С этих машин сошли люди в военной форме, погоны оторваны, ремни сняты, глаза завязаны и руки завязаны назад. Все они были босиком. Их погнали в сторону от леса, к самому обрыву над Ялтой. Я их считать стал - 25 человек, все в офицерской форме. И против них строились автоматчики. Я понял, что их стрелять будут, командовал один полковник. И один генерал по одежде и погонам, я заметил, ходит туда-сюда, что-то шепчет. Не мог слышать всего, мне трудно было, я отвернулся, а когда повернулся лицом, людей уже не было, автоматных очередей не слышал, наверное, их толкали, там очень большой обрыв.

Пошёл к котлу, ко мне подошли два солдата, просили пить. Я дал им чай холодный, они пили, стал спрашивать, кто они были?"Крымские татары, офицеры, стали требовать свою семью, подняли шум в Симферополе, их там арестовали, сразу приговорили к расстрелу. Среди них было 5-6 человек русских [очевидно, речь идёт о смешанных, русско-татарских семьях - В. В.]. Это было в 1944 году, в июне или июле".

Такой же инцидент почти в точности повторился через год, высоко над берегом между Гаспрой и Мисхором, свидетелем стал старый русский человек из местных. Там группу крымскотатарских офицеров столкнули с обрыва в море живыми. "Обычно такие казни, говорят, происходили в 1945-46 гг., когда демобилизованные офицеры, не найдя своих родных в Крыму, выражали возмущение несправедливостью содеянного. Таким предлагали собраться в определённый день, [чтобы] помочь им поехать в места высылки, найти семьи, но вывозили их на расстрел".

Похожая, но не во всех деталях, расправа произошла в совсем другом краю Крыма. В Судакском районе, близ Туака, группу крымских татар-офицеров взорвали вместе с машиной, на которой доставили туда откуда-то из другого места. Знаменитый партизан и авторитетный свидетель Османов Бекир сообщал, что 78 татар-офицеров было расстреляно на склоне Сапун-горы (Севастополь), он же уточнял количество жертв взрыва в Туаке - 12 человек.

Гораздо позже окончания депортации произошёл расстрел в Корбекуле, у стены сарая для сушки фруктов. Свидетели, на сей раз не татары, рассказывают, что у офицеров ордена и медали не были сняты, сверкали на солнце до последней минуты. Поскольку казнь происходила не в глухом лесу или на пустынном побережье, то её наблюдали многие, и подробностей сохранилось больше. Среди 7 человек расстрелянных двое - Арнаутов и Подош - были местными, их узнал в лицо корбекульский пастушок, русский мальчик Володя Шеленга, рано утром проходивший со стадом близ сараев. Лётчик Арнаутов Муаррем, брат казнённого, узнал о казни брата совершенно случайно, от соседа по палате в госпитале, во время обычной беседы, то есть из совершенно независимого источника.

Сообщают, что в 1945 году крупная группа средних и старших офицеров-крымских татар (300-400 чел.) собралась в Симферополе. Они требовали возвращения их семей в Крым. Дело дошло до Москвы, из ЦК партии поступило распоряжение отправить всю группу временно в какой-нибудь санаторий на Южном берегу, пока будет решена техническая сторона дела. Так и сделали, а затем состоялось обычное "решение проблемы", свидетелем исполнения которого оказался вполне конкретный человек, военный шофёр Гриша: "Была глубокая ночь, мы, не зная для чего, остановились у здания санатория, в машины стали грузить каких-то людей, охрана была такая, что у каждого из этих людей был поставлен охранник, и каждый вёл своего. Я услышал только, что мы едем в какое-то дере (ущелье). С нами никто не разговаривал. По приезду в это дере, мы, выгрузив людей, стали отъезжать, я услышал частые автоматные очереди, услышали это и другие водители. Людей [которых казнили] было приблизительно человек 400".

Ещё одно свидетельство - о расстреле на склоне Бабугана, куда офицеров доставили прямо из Симферополя; ещё одно, того же рода, - о бойне близ деревни Топлы, а сколько подобных акций было проведено более профессионально, то есть совершенно скрытно?

Несмотря на скудость информации, дошедшей до нас, уже сейчас можно сделать некоторые осторожные выводы. Судя по всему, казни татарских офицеров заранее не планировались - несколько десятков крымско-татарских солдат и офицеров, лежавших в крымских госпиталях, по выздоровлении были благополучно отправлены в среднеазиатскую ссылку. Расстрелы же, скорее всего, были вызваны настойчивостью и последовательностью требований боевых офицеров (судя по всему, их скопилось в Крыму неожиданно много), которые наверняка пользовались симпатией таких же, как и они, фронтовиков - русских офицеров. Эти крымско-татарские группы грамотно и настойчиво требовали отмены постановления о депортации, не имевшего под собой никакой правовой основы, противоречивших советской Конституции - всё это было очень серьёзно. Тогда, очевидно, и было принято какое-то решение об их "обезвреживании" обычным для карательных органов методом. Соответствующее распоряжение было, очевидно, разослано в райвоенкоматы Крыма. Этот вывод следует их того, что аппарат именно РВК явился единственным исполнителем указанной акции. Дальнейшее научное расследование, безусловно, уточнит эту картину, нарисованную здесь в самых общих чертах.

Размышление над судьбой обеих небольших групп крымских татар, отколовшихся от основной массы народа, и тех мирных жителей, что остались на родине после депортации, и боевых офицеров прорвавшихся на полуостров гораздо позже завершения "этнической чистки" Крыма - приводят к схожим выводам. И первые, и вторые не могли не осознавать, что бросают вызов сталинскому режиму, вызов не просто опасный, но ведущий к практически неизбежному смертельному исходу. Об этом им наверняка говорил весь опыт жизни под сапогом кремлёвского убийцы. Тем не менее, они вышли на бой с режимом, причём не тайно, а так, как много веков подряд выступали против нашествий с севера их предки - открыто и бесстрашно.

Что руководило этими гордыми людьми, что именно оказалось сильнее естественного и властного инстинкта самосохранения, сильнее даже любви к ближним, на вечную разлуку с которыми, они знали, себя обрекают? На этот вопрос не может быть двух ответов: это было могучее чувство любви к родине, к Крыму, которую они не могли (не хотели?) преодолеть. Это было именно то чувство, из-за которого несколькими годами спустя начала разгораться всё шире и шире всенародная и многолетняя борьба за Возвращение. Это было чувство, которому обязано своими достижениями всё Национально-освободительное движение крымских татар.

Эти победы пришли позже, гораздо позже. Но в годы, последовавшие за чёрным маем 1944-го, внимательный наблюдатель мог бы заметить, что выброшенный в азиатские степи народ продолжает жить своим Крымом, остаётся крымским народом не только в прошлом. Тому было множество примеров и доказательств. Назовём лишь три их них; все они связаны со смертью, а перед смертью люди не лгут.

Старушка Алиме-Хатана из Симеиза была депортирована в Мари АССР. Оттуда она и пустилась в далёкий путь ("умирать", как она сказала соседям) не к дочери Зекие в Узбекистан, а в Крым, где никто не ждал её приезда. Её вела высшая любовь, и мечта старой женщины исполнилась, несмотря на препоны и трудности. Её похоронили чужие люди, но в родной каменистой земле Южного берега.

Сейдулла-ага Чачи схоронен в далёком Узбекистане. В памяти земляков, вернувшихся в родной Корбекуль, он остался благодаря его удивительному чувству сроднённости с природой Крыма, которое не смогла загасить даже депортация. Среди домашних работ он нередко глубоко задумывался и, глядя куда-то поверх узбекских дувалов, тихо говорил: "Ну вот, у нас время окота пришло, пора в отарах маток отделять", или "Сейчас самое время стричь барашек", или "Ого, уже 10 июня - можно отары на Чатырдаг гнать, там такая трава поднялась!" - и так было до самого его последнего часа.

Да и умирая, старики слали свои последние земные мысли туда, в Крым. Инвалид войны Джамбаев Ибрагим, чудом купивший в 1968 г. дом в Крыму, был нагло и беззаконно снова лишен родины. Не желая удаляться от обретённой было родной земли, мечтая снова вернуться туда при малейшей возможности, он вырыл для своей семьи землянку в Ново-Алексеевке Херсонской области и стал терпеливо ждать перемен. Когда же подошёл его час, то последними словами Ибрагима-ага были: "Себие, я ухожу, это ясно, но меня не это мучит: детей своих я до Крыма так и не довёз!".

 

Й Депортация из-за рубежа

Ещё одна мрачная сторона всех войн, когда-либо прокатившихся над Крымом: их результатом неизбежно оказывалась эмиграция части коренного народа за рубеж. В этом смысле даже гражданская война не стала каким-то исключением. По Второй мировой таких сведений гораздо меньше - хотя это вовсе не означает, что эмиграции не было. Так, известный турецкий историк крымскотатарского происхождения Мустюджип Улькюсал утверждает, что только в 1943-44 гг. из Крыма в Румынию, Австрию, Германия и Италию выехало около 10 000 крымских татар. Это важное историческое событие ещё ждёт своего исследователя, здесь же поместим крайне незначительную пока часть такой информации.

Эмиграция началась стихийно, ещё вовремя оккупации, это были разрозненные, частные попытки уберечься от снова надвигавшейся красной лавины с её "органами", от которых следовало бежать, скрываться, не важно где и как. Чаще всего таким убежищем представлялась соседняя Румыния, где, как, известно, давно существовала многочисленная и крепко спаянная крымско-татарская диаспора. Туда бежали отдельные люди - в том числе девушки, связавшие свою судьбу с бывшими оккупантами-румынами, но были и коллективные попытки.

Самая известная из них связана с историей крымско-татарского Муздрамтеатра. Этот талантливый коллектив блистал и до войны, и в период оккупации такими дарованиями, как мастер сценического танца Усеин Баккал (он был вообще крупнейшим балетмейстером Крыма), как Муртаза Велиджанов - не только крупный театральный деятель, но и собиратель крымскотатарскиой народной песни; были и другие славные имена. В период оккупации труппа продолжала работу, не видя в том большого греха. Но чем ближе подходили Красная армия, тем чаще артистам приходилось слышать о расправах, которым подвергались все, не "забастовавшие" с установлением оккупационного режима. Им приходилось тем более всерьёз задумываться о своей судьбе, что грозивший им трибунал наверняка учёл бы два отягчающих вину обстоятельства: во-первых, имело место групповое преступление, а, во-вторых, оно относилось не к экономическим (как работа в поле или лесу), а скорее к идеологическим, то есть особо опасным. Короче, здесь пахло не 10 годами тюрьмы, а чем-то гораздо более серьёзным.

Поэтому не было ничего страшного в том, что лёгкие на подъём актёры, привычно собрав свой нехитрый гардероб в чемоданы, отправились, не дожидаясь краснозвёздных освободителей, в Румынию. А точнее в южную часть Добруджи, в г. Пазарджик, где осело немало крымских ногаев из давних эмигрантов, и где видный крымско-татарский публицист и историк, уже упоминавшийся Мустюджип Улькюсал издавал с 1930 г. свой знаменитый журнал "Эмель". Как и следовало ожидать, историк радушно встретил земляков, с особым удовольствием приветствуя находившегося среди беглецов Амета Озенбашлы.

Конечно, в 1944 г. было нетрудно догадаться, чем кончится война, и какова будет судьба соседней с Союзом Румынии. Поэтому новые крымские эмигранты стремились пробраться дальше, в Турцию. Это оказалось не так просто, хотя брат Улькюсала, Меджип Нусрет, занимал немалый пост в фильтрационном лагере Констанцы. Турки всячески затягивали выдачу визы группе крымско-татарских беглецов, не прекращавших ежедневные хождения в консульство и после вторжения в Румынию Красной армии. Вскоре их посетили некие официальные лица с предложением вернуться на ждущую их Родину, предложили денег на дорогу. Часть труппы согласилась отправиться по домам - и почти все очутились по 58 статье (как вредители и предатели они получили по 25 лет). Остальные стали скрываться у румынских друзей и знакомых. Но в чужой, по сути, стране это неизмеримо труднее, хотя "старые" крымско-татарские эмигрантские комитеты Добруджи сделали им документы, удостоверяющее их румынское гражданство. Советские органы, которые вели себя в Румынии как дома, устраивали облавы по базарам и городским кварталам, обыскивали дома румынских ногаев. За дело взялась и новообразованная "Секуритате". Но и эта всемогущая карательная организация, заимствовавшая опыт печально известных Сигуранцы и Железной Гвардии, оказалась бессильной перед мужеством добруджинских татар и лично Меджипа Нусрета, руководившего сложными ходами, помогавшими его крымским друзьям ускользать от всё туже стягивавшейся удавки секретных служб СССР и "народной" Румынии.

Председатель Центра, руководившего деятельностью упоминавшихся комитетов, Неджип Х. Фазыл был убит, многих молодых членов комитетов арестовали и отправили в Сибирь, невзирая на то, что они родились и выросли в Добрудже. Другие осуждались на румынские тюрьмы или каторжные работы по резке тростника в дельте Дуная, в том числе и крымско-татарские интеллигенты, вообще никак не касавшиеся работы комитетов.

Наконец, крымской группе, точнее её остаткам, удалось достать паспорта беженцев из болгарской Добруджи. С этими документами эмигранты продержались за рубежом около 8 лет. Но Амет Озенбашлы, ставший неофициальным лидером этой группы, в конце концов, понял, что ни турецкое, ни какое иное посольство, аккредитованное в Румынии, не предоставит виз всей группе - в разгар холодной войны никто, очевидно, не хотел нового скандала с СССР. Правда, Амет-ага получил предложение ехать в Турцию одному, взяв с собой только семью, чтобы там совместно с Джафером Сейдаметом добиваться виз для остальных.

А. Озенбашлы согласился, не зная, естественно, что турецкий агент-посредник был одним из агентов КГБ, которыми в те годы буквально кишели Румыния, Болгария и Турция. Семья погрузилась в самолёт, но вышла из него не в Турции, а в Москве, где их ждала машина с Лубянки. Амет-ага был помещён в ту же камеру, где сидел в 1928 г., ожидая два с половиной года исполнения высшей меры наказания за своё сотрудничество с Вели Ибраимовым.

Вскоре в СССР были насильно возвращены и остальные члены эмигрантской группы. Им дали по 5-6 лет сибирских лагерей, почти все они выжили, и после освобождения осели в Ходженте (Ленинабаде).

Несколько иной была судьба крымско-татарских эмигрантов военных лет, очутившихся в Германии. Накануне начала оккупации страны Красной армией они пытались собраться вместе. Таким местом сбора стали окрестности лагеря Миттельвальд, затем их вместе с "австрийской" частью эмиграции поселили в лагере для перемещённых лиц Альбершвенде, в Тироле. Всего там осело около 300 человек. Второй лагерь был в Ландеке, тоже Австрия. Условия жизни были хоть и не самыми тяжёлыми, (французская зона оккупации), но достаточно сложными. Тем не менее, в обоих лагерях были организованы школы, где преподавание велось на крымско-татарском языке. Кърымджан Абдулла и ещё несколько преподавателей из Фельдкирхе даже подготовили и издали на шапирографе "Книгу для чтения" на родном языке; другие учебники присылали турки. Французская военная администрация оказывала и посильную материальную, и техническую помощь. Эта удивительна школа - шестилетка работала три года. Занятия шли по полной программе, так что когда эти дети в 1948 г. переправились в Турцию, то были беспрепятственно приняты в средние школы и лицеи. Большинство из них впоследствии получило высшее образование.

Более печальной оказалась судьба "итальянской" эмиграции. Часть беглецов из Крыма, согласно позорному Ялтинскому соглашению, была депортирована из Италии прямо в советские лагеря, часть - успела в последний момент покончить жизнь самоубийством, - так они избежали судьбы, которая казалась им страшнее смерти.

2. Крымские татары, спустя годы…

 

Известно, что незадолго до окончания войны советское правительство депортировало ряд малых наций со своей родины в малообжитые районы, где для них был установлен особо жестокий режим спецпоселений. В числе этих народов были и крымские татары. В результате зверского обращения с людьми в период депортации и в первый год спецпоселения погибла почти половина крымских татар (46,2%). Впоследствии, на XX съезде КПСС, депортация и режим спецпоселений были названы геноцидом.

О выселении из Крыма и последствиях этой акции сами крымские татары в одном из последних своих писем в ЦК КПСС (март 1977 г.) рассказывают следующим образом: "Среди высланных оказались все, вплоть до семей погибших бойцов, партизан и подпольщиков. Лишенные кормильцев, эти семьи в первые же годы ссылки в основном погибли. По окончании войны после демобилизации под комендантским надзором оказались также солдаты и офицеры, сражавшиеся в рядах Советской Армии против фашистских захватчиков, Герои Советского Союза и многие честные коммунисты, и беспартийные, до последнего дня принимавшие участие в освобождении оккупированных территорий, в том числе и Крыма".

Выселение было проведено повсеместно только по национальной принадлежности, без оглашения населению решения правительства.

Действия военных властей в отношении крымско-татарского народа 18 мая 1944 г. преподносились как "необходимые меры" против самого "отъявленного врага". По всему пути следования железнодорожных составов из крытых красных вагонов, забитых детьми, женщинами, стариками, больными, на всех станциях их встречала унизительными выкриками и забрасывала камнями специально подготовленная, организованная толпа.

Такой же "прием" ожидал крымских татар по месту прибытия - их по заранее составленному распределению отправляли в самые отдаленные точки отстающих хозяйств, при этом, не считаясь даже с тем, насколько пригоден ссыльный к тяжелому физическому труду.

С этим актом выселения крымско-татарский народ лишился:

родного края, в котором предки нынешних крымских татар, осваивая землю, с первых веков нашей эры сформировались как народность, назвав край на родном языке "Крым"-ом, а себя впоследствии - крымскими татарами;

памятников материальной культуры, созданных руками талантливых представителей народа в течение многих веков.

У крымско-татарского народа ликвидированы:

начальные и средние школы обучения на родном языке - гарантия существования и сохранения крымско-татарского языка;

высшие и средние учебные заведения, специальные и профессиональные, технические училища с преподаванием на родном языке - кузницы национальных кадров;

национальные театры, ансамбли и студии;

газеты, издательства, радиовещание и другие национальные органы и учреждения (союзы писателей, журналистов, художников и т.д.);

научно-исследовательские институты и учреждения по изучению крымско-татарского языка, литературы, искусства и народного творчества.

У крымско-татарского народа уничтожены:

кладбища и могилы предков с надгробными камнями и надписями;

памятники и мавзолеи исторических личностей народа.

У крымско-татарского народа отняты:

национальные музеи и библиотеки с десятками тысяч книжных томов на родном языке; клубы, читальни, молитвенные дома - мечети и медресе.

У крымско-татарского народа фальсифицирована история формирования его как народности и переименованы названия:

городов и сел, улиц и кварталов, географические названия местностей и т.п.;

переделаны и присвоены народные легенды и другие виды народного творчества, созданные веками предками татар.

В результате таких мер, подорвавших корни национального существования и развития народа, на глазах всего советского народа и мировой общественности запятнана честь всего крымско-татарского народа.

После XX съезда, особенно с момента опубликования Указа Президиума Верховного Совета СССР от 28 апреля 1956 г., крымские татары начали петиционную кампанию за восстановление своего национального равноправия. Названный Указ облегчал жизнь народа в местах его высылки, так как снимал с учета спецпоселения и освобождал из-под административного надзора, но не снимал с него обвинения в измене и ничего не давал ему как нации: снятие указанных ограничений не влекло за собой возвращения конфискованного при выселении имущества и не давало права возвращения в места, откуда они были выселены. Такой Указ, естественно, не мог удовлетворить народ. Ему нужна была родина, т.е. территория, язык, культура. Поэтому петиционная кампания приобретала все более массовый характер. Письма в ЦК и правительство подписывают сначала десятки и сотни, затем - тысячи и десятки тысяч человек. Одно из писем с требованием отменить все дискриминационные законодательные акты и возвратить народ в Крым подписали 126 тысяч человек. Всего за шестидесятые годы было собрано более 3 миллионов подписей. Иными словами, каждый взрослый подписался 6-7 раз.

Под напором этой мощной волны народного протеста, принимавшего все более организованный характер, правительство вынуждено маневрировать. Трижды представители Политбюро встречаются с представителями крымско-татарского народа, обещают им рассмотреть и решить положительно их вопрос. А тем временем репрессии против организаторов петиционной кампании усиливаются.

Переломный момент наступил после третьей встречи крымско-татарских представителей с представителями Политбюро. Результатом этой встречи явился Указ Президиума Верховного Совета СССР "О гражданах татарской национальности, проживавших в Крыму" от 5 сентября 1967 г. Более лицемерного документа, чем этот Указ, трудно придумать.

С одной стороны, снимаются огульные обвинения с народа, что может быть понято, как уравнение крымских татар в правах с другими народами и нациями.

С другой стороны, вопреки действительной воле крымских татар, выраженной в петициях, утверждается, что они укоренились в местах, куда их депортировали. Это является неуклюжей попыткой замаскировать тот факт, что запрет на возвращение в места, откуда крымские татары выселены, объявленный Указом Президиума Верховного Совета СССР от 28 апреля 1956 г., остается в силе.

И, наконец, этим Указом предпринята попытка исключить крымских татар из числа наций. В этом Указе они названы "гражданами татарской национальности, проживавшими в Крыму". Нет больше крымских татар, бывших полновластных хозяев Крыма, покоренных Россией, а есть граждане татарской национальности, проживавшие в Крыму наряду со многими другими нациями. Значит, твоя прародина, крымский татарин, не Крым, а Татарская АССР. Нельзя даже вообразить более грубую историческую фальсификацию. Нация, самостоятельно развивавшаяся в течение многих веков, создавшая собственную богатую культуру, имеет с казанскими и волжскими татарами только то общее, что и в ее названии есть слово "татары". И вот эта нация объявлена несуществующей, и появляется какая-то никогда не существовавшая татарская национальность. Чего только не придумаешь, чтобы оправдать изгнание с родины целого народа.

Но подавляющее большинство простых крымских татар не заметили этого лицемерия. Людям было радостно, что они уже не "преступники", что они могут смело смотреть в глаза людям труда всех наций. И они думали, что они могут теперь свободно вернуться на родину. Сразу после Указа и в течение последних двух лет в Крым прибыло свыше 20 тысяч крымско-татарских семей (около 100 тысяч человек), но их встретили милиция, войска. Их частично снова депортировали в те места, где они "укоренились", т.е. туда, где они находились в ссылке, а остальных просто выбросили из Крыма, и они осели на подступах к нему. Наступили отрезвление и разочарование, упадок сил. Все эти годы продолжались репрессии, и к 1970 году массовое движение было подавлено. Наиболее активные участники петиционной кампании оказались в тюрьмах и лагерях: свыше 300 крымских татар было осуждено за участие в национальном движении на различные сроки заключения. И это несмотря на то, что движение имело лояльный, мирный характер.

В Немного истории

СПРАВКА ГЛАВНОГО КОМАНДОВАНИЯ СУХОПУТНЫХ ВОЙСК ГЕРМАНИИ О ФОРМИРОВАНИИ ВСПОМОГАТЕЛЬНЫХ ВОЙСК ИЗ ЛИЦ ТАТАРСКОГО И КАВКАЗСКОГО ПРОИСХОЖДЕНИЯ Крымские татары.

"Крымские татары принадлежат к группе тюркских народов, ближайшие их родственные народы находятся, с одной стороны, в Турции, с другой - это татары Закавказья и Поволжья, а также различные тюркские народы Центральной Азии. У них свой язык, но каждый татарин в достаточной степени владеет русским языком, чтобы сравнительно свободно объясняться на нем.

Советская система большей частью татар решительно отвергается. По вероисповеданию татары являются магометанами, к религии относятся серьезно, но без фанатизма. Молодое поколение, с которым нам, прежде всего, придется иметь дело, частично охладело к религии и ограничивается соблюдением общих обычаев и законов чести.

Образ мыслей у татарина в общем средний, но он отличается честностью и правдолюбием. Особенно это относится к татарам из горных деревень. Самолюбие их легко ранить. Но татарину-солдату нельзя отказать в хороших качествах. С детских лет его воспитывают в уважении к старшим. Учитывая, что татары являются потомками народа, который большую часть жизни проводил в седле и который любит предаваться воспоминаниям о воинственном прошлом, можно предположить, что они будут хорошими солдатами, будут исполнять свой долг.

В общем населении Крыма крымские татары составляют 20-25%. Для составления этнографической картины Крыма послужили данные Академии наук СССР за 1930 г. Даже если за последние 10 лет положение в этом вопросе значительно изменилось, то все равно эти данные представляют большой интерес, так как показывают, насколько калейдоскопичное население Крыма:

1. Русские - 301 398.

2. Украинцы - 77 405.

3. Белорусы - 3 000.

4. Поляки - 4 514.

5. Болгары - 11 317.

6. Чехи - 700.

7. Словаки - 719.

8. Немцы - 43 631.

9. Греки - 16 036.

10. Цыгане - 649.

11. Армяне - 10 713.

12. Евреи - 45 926.

13. Эстонцы - 2084.

Татары - 79094.

15. Караимы - 4213.

16. Турки - 292.

17. Прочие - 2471.

18. Иностранцы - 7066.

19. Всего - около 710 000.

Перед началом войны общее число татар, по их собственному подсчету, составляло около 200 000 человек. Немцы переместились во внутренние районы Союза - в Сибирь и Центральную Азию. Евреи большей частью сбежали. С оставшейся частью проведены мероприятия в соответствии с общими указаниями по этому вопросу.

Согласно распоряжению ГКСВ (Ген. шт.) Отд. Канц. Упр. От 18 января 1942 г., фюрер дал возможность на неограниченное формирование татарских воинских частей. ГКСВ 2 января 1942 г. передало шефу охранной полиции и службы безопасности (СД) обергруппенфюреру СС Олендорфу учет татарских добровольцев для формирования татарских рот самозащиты.

3 января 1942 г. под его председательством состоялось первое официальное торжественное заседание татарского комитета в Симферополе по случаю начала вербовки. Он приветствовал комитет и сообщил, что фюрер принял предложение татар выступить с оружием в руках на защиту их родины от большевиков. Татары, готовые взять в руки оружие, будут зачислены в немецкий вермахт, будут обеспечиваться всем и получать жалованье наравне с немецкими солдатами.

В ответной речи председатель татарского комитета сказал следующее: "Я говорю от имени комитета и от имени всех татар, будучи уверен, что выражаю их мысли. Достаточно одного призыва немецкой армии, и татары все до одного выступят на борьбу против общего врага. Для нас большая честь иметь возможность бороться под руководством фюрера Адольфа Гитлера - величайшего сына немецкого народа. Заложенная в нас вера придает нам силы для того, чтобы мы без раздумий доверились руководству немецкой армии. Наши имена позже будут чествовать вместе с именами тех, кто выступил за освобождение угнетенных народов.

После утверждения общих мероприятий татары попросили разрешение закончить это первое торжественное заседание - начало борьбы против безбожников - по их обычаю, молитвой, и повторили за своим муллой следующие три молитвы:

1-я молитва: за достижение скорой победы и общей цели, а также за здоровье и долгие годы фюрера Адольфа Гитлера.

2-я молитва: за немецкий народ и его доблестную армию.

3-я молитва: за павших в боях солдат немецкого вермахта

На этом заседание закончилось. Вербовка добровольцев проводилась следующим образом:

1. Вся территория Крыма была разбита на округа и подокруга.

2. Для каждого округа были образованы одна или несколько комиссий из представителей оперативных групп Д и подходящих татар-вербовщиков.

Зачисленные добровольцы на месте подвергались проверке. В этапных лагерях набор проводился таким же образом.

В целом мероприятия по вербовке можно считать законченными. Они были проведены в 203 населённых пунктах и 5 лагерях. Были зачислены:

А. в населенных пунктах - около 6000 добровольцев;

Б. в лагерях - около 4000 добровольцев;

Всего - около 10 000 добровольцев.

По данным татарского комитета, старосты деревень организовали еще около 4000 человек для борьбы с партизанами. Кроме того, наготове около 5000 добровольцев для пополнения сформированных воинских частей.

Таким образом, при численности населения около 200 000 человек татары выделили в распоряжение нашей армии около 20000 человек. Если учесть, что около 10 000 человек были призваны в Красную Армию, то можно сказать, что все боеспособные татары полностью учтены.

Оперативная группа Д взяла на себя соответственно мобилизацию, концентрацию на сборных пунктах и отправку добровольцев в войсковые части.

Оперативной группой были сформированы 14 татарских рот для самозащиты общей численностью 1632 добровольца. Остаток был использован различным образом: большая часть была разделена на маленькие группы по 3-10 человек и распределена между ротами, батареями и другими войсковыми частями; незначительная часть - в закрытых войсковых частях - присоединена к отрядам, например, одна рота вместе с кавказской ротой присоединена к 24-му саперному батальону.

В отношении испытания татар в боях с партизанами могут служить сведения о татарских ротах самозащиты, в общем, эти сведения можно считать вполне положительными. Такая оценка может быть дана всем военным акциям, в которых принимали участие татары. Получены хорошие сведения при выполнении различных мероприятий разведывательного характера. В отношении дисциплины и темпов передвижения на марше роты показали себя с хорошей стороны. В столкновениях с партизанами и в небольших боях войсковые части вели бои уверенно, полностью или частично уничтожали партизан или обращали их в бегство, как, например, в районе Бахчисарая, Карабогаза и Судака. В последнем случае велся бой с регулярными русскими войсками. О боевом духе могут свидетельствовать потери - 400 убитых и раненых. Следует отметить, что из общего числа - 1600 человек - только один перебежал к партизанам и один не вернулся из отпуска.

В войсковых частях татары тоже проявили себя с хорошей стороны. В очень короткий срок они усвоили командный немецкий язык и показывают приличные успехи. Физические данные не совсем удовлетворительны, поэтому отдельные упражнения выполняются очень напряженно. Сказывается отсутствие регулярных спортивных занятий. В простых спортивных играх они оказываются неловкими.

К караульной службе относятся усердно и выполняют задание со знанием долга. После соответствующего разъяснения о всеобщей дисциплине и об отношении к начальству у них заметно желание подчиняться.

На складе утильсырья в Симферополе были получены недостающие предметы одежды и снаряжения.

Успехи в стрелковой подготовке были не совсем удовлетворительные Существовавший до настоящего времени взгляд, что плохих стрелков надо обучать сразу при стрельбе, не оправдался. Регулярные занятия с целевыми упражнениями заметно улучшили результаты в стрельбе. Боевая подготовка воспринята ими, в общем, с большим интересом, но татары с физической точки зрения не могут полностью соответствовать требованиям этой подготовки из-за небольшого роста.

Настроение у татар хорошее. К немецкому начальству они относятся с послушанием и гордятся, если им оказывают признание на службе или вне нее. Самая большая гордость для них - иметь право носить немецкую униформу.

Много раз высказывали желание иметь русско-немецкий словарь. Можно заметить, какую они испытывают радость, если оказываются в состоянии ответить немцу по-немецки.

В общем, татар можно характеризовать как послушных, усердных солдат. Но их роль в подавлении партизанского движения нельзя оценивать слишком высоко. Для того чтобы правильно понять положение на партизанском фронте, было бы небезынтересно привести здесь некоторые данные о партизанском движении.

Партизанские отряды состоят из старых партизан, которые боролись еще в 1918-1920 гг., из коммунистов, партийных руководителей, руководителей колхозов, служащих государственных учреждений, отбившихся красноармейцев и матросов. Вооружение их: винтовки, автоматические винтовки со звукоглушителями, минометы, пулеметы, ручные гранаты, взрывчатка, коктейли Молотова, орудия с мортирами 760 мм, 100 мм, 170 мм, зенитки. Все это дополняют радиоаппараты, крупные склады с продовольствием и боеприпасами, казармы, деревоземляные оборонительные сооружения, пещеры. В общем, это в высшей степени боеспособные части.

Руководителем всех партизанских групп является некий Мокроусов, который еще в годы русской гражданской войны доставлял трудности белым армии. Число партизан к началу этого года оценивалось в 5000-6000. Благодаря последним акциям это число уменьшилось примерно на 2000 убитых и взятых в плен.

Услуги, которые татары оказали немецкому вермахту, заключаются не только в том, что они дали 14 рот (около 1600 чел.). Они оказали неоценимую помощь как разведчики, проводники и знатоки страны.

Большое значение имеет духовное воспитание их и разъяснение им смысла и цели их службы в немецкой армии. В заключение, к вышеизложенному, можно добавить следующее: движение крымских татар нужно рассматривать не только в малых масштабах Крыма, это движение нужно расценивать как первый толчок к всеобщему движению тюркских народов, живущих в СССР, количество которых составляет примерно 20 000 000 человек. Потенциальная сила этих народов не может быть оценена очень высоко. В конце этого сообщения необходимо подчеркнуть, что татарский комитет на своем заседании 14 января этого года расширил свою прежнюю программу, а именно: "Доблестная немецкая армия после дальнейшего освобождения России от еврейско-коммунистического господства приступит к освобождению оставшихся территорий. Крымский комитет считает своей святой обязанностью принять участие в освобождении мусульман Советского Союза вместе с немецкой армией" [5].

Пришло время задаться вопросом: почему крымские татары содействовали немецким оккупантам? Но в этом случае нужно упомянуть и о представителях других национальностей, активно сотрудничавших с немецкими оккупантами. Кроме татарского комитета в Крыму функционировали армянские и болгарские комитеты.

Ответ на этот вопрос есть: среди данных народов немцы проводили агитационную политику "освобождения от большевизма (в частности применительно к кавказским народам), сохранения культурных традиций" и т.п.

После начала Великой Отечественной войны многие крымские татары были призваны в Красную Армию. Однако служба их оказалась недолгой. Процитируем докладную записку зам. наркома госбезопасности СССР Б.З. Кобулова и зам. наркома внутренних дел СССР И.А. Серова на имя Л.П. Берии, датированную 22 апреля 1944 г.:

". Все призванные в Красную Армию составляли 90 тыс. чел., в том числе 20 тыс. крымских татар.20 тыс. крымских татар дезертировали в 1941 году из 51-й армии при отступлении ее из Крыма." [8].

Таким образом, дезертирство крымских татар из Красной Армии было практически поголовным. Это подтверждается и данными по отдельным населенным пунктам. Так, в деревне Коуш из 132 призванных в 1941 г. в Красную Армию дезертировали 120 человек(5).

Затем началось прислужничество немецким оккупантам.

"С первых же дней своего прихода немцы, опираясь на татар-националистов, не грабя их имущество, открыто, так, как они поступали с русским населением, старались обеспечить хорошее отношение к себе местного населения"(6), - писал начальник 5-го партизанского района Красников.

Уже в декабре 1941 года немецкое командование приступило к организации так называемых "мусульманских комитетов". Под руководством немцев стали формироваться вооруженные отряды "самообороны". Многие татары использовались в качестве проводников карательных отрядов против партизан. Отдельные отряды посылались на Керченский фронт и частично на Севастопольский участок фронта, где участвовали в боях против Красной Армии. Но больше всего они прославились расправами с мирным населением.

Здесь уместно вспомнить один из основных аргументов защитников "репрессированных народов":

"Обвинение в предательстве, действительно совершенном отдельными группами крымских татар, было необоснованно распространено на весь крымско-татарский народ" [10].

Дескать, не все татары служили немцам, а лишь "отдельные группы", а другие в это время партизанили. Однако в Германии тоже существовало антигитлеровское подполье, так что, теперь немцев записывать в наши союзники по 2-й мировой? Давайте смотреть конкретные цифры.

Обратимся к данным самого Н.Ф. Бугая:

"В подразделениях немецкой армии, дислоцировавшейся в Крыму, состояло, по приблизительным данным, более 20 тыс. крымских татар" [12].

То есть, с учетом сведений, приведенных в процитированной выше записке Кобулова и Серова, практически все крымско-татарское население призывного возраста. Показательно, что это неблаговидное обстоятельство фактически признается в весьма характерном издании ("Книга составляет документальную историческую основу проводимых в Российской Федерации мер по реабилитации поруганных и наказанных народов") (12).

А сколько же крымских татар находилось среди партизан? На 1 июня 1943 г. в крымских партизанских отрядах было 262 человека, из них 145 русских, 67 украинцев и.6 татар. На 15 января 1944 г., по данным партийного архива Крымского обкома Компартии Украины, в Крыму насчитывалось 3733 партизана, из них русских - 1944, украинцев - 348, татар - 581. Наконец, согласно справке о партийном, национальном и возрастном составе партизан Крыма на апрель 1944 года, среди партизан было: русских - 2075, татар - 391, украинцев - 356, белорусов - 71, прочих - 5411.

Весьма интересно также почитать газету "Азат Крым" ("Освобожденный Крым"), издававшуюся в оккупированном Крыму с 1942 по 1944 год. Вот некоторые характерные выдержки [17]:

03.03.1942 г.

После того как наши братья-немцы перешли исторический ров у ворот Перекопа, для народов Крыма взошло великое солнце свободы и счастья.

10.03.1942 г.

Алушта. На собрании, устроенном мусульманским комитетом, мусульмане выразили свою благодарность Великому Фюреру Адольфу Гитлеру-эфенди за дарованную им мусульманскому народу свободную жизнь. Затем устроили богослужение за сохранение жизни и здоровья на многие лета Адольфу Гитлеру-эфенди.

В этом же номере:

Великому Гитлеру - освободителю всех народов и религий! 2 тысячи татар дер. Коккозы (ныне с. Соколиное Бахчисарайского района) и окрестностей собрались для молебна. в честь германских воинов. Немецким мученикам войны мы сотворили молитву. Весь татарский народ ежеминутно молится и просит Аллаха о даровании немцам победы над всем миром. О, великий вождь, мы говорим Вам от всей души, от всего нашего существа, верьте нам! Мы, татары, даем слово бороться со стадом евреев и большевиков вместе с германскими воинами в одном ряду!. Да благодарит тебя Господь, наш великий господин Гитлер!

20.03.1942 г.

Совместно со славными братьями-немцами, подоспевшими, чтобы освободить мир Востока, мы, крымские татары, заявляем всему миру, что мы не забыли торжественных обещаний Черчилля в Вашингтоне. Его стремления возродить жидовскую власть в Палестине, его желания уничтожить Турцию, захватить Стамбул и Дарданеллы, поднять восстание в Турции и Афганистане и т.д. и т.п. Восток ждет своего освободителя не от солгавшихся демократов и аферистов, а от национал-социалистической партии и от освободителя Адольфа Гитлера. Мы дали клятву идти на жертвы за такую священную и блестящую задачу.

10.04.1942 г.

Из послания А. Гитлеру, принятого на молебне более 500 мусульман

г. Карасубазара:

Наш освободитель! Мы только благодаря Вам, Вашей помощи и благодаря смелости и самоотверженности Ваших войск, сумели открыть свои молитвенные дома и совершать в них молебны. Теперь нет, и не может быть такой силы, которая отделила бы нас от немецкого народа и от Вас. Татарский народ поклялся и дал слово, записавшись добровольцами в ряды немецких войск, рука об руку с Вашими войсками бороться против врага до последней капли крови. Ваша победа - это победа всего мусульманского мира. Молимся Богу за здоровье Ваших войск и просим Бога дать Вам, великому освободителю народов, долгие годы жизни. Вы теперь есть освободитель, руководитель мусульманского мира - газы Адольф Гитлер.

В этом же номере:

Освободителю угнетенных народов, сыну германского народа Адольфу Гитлеру.

Мы, мусульмане, с приходом в Крым доблестных сынов Великой Германии с Вашего благословения и в память долголетней дружбы стали плечом к плечу с германским народом, взяли в руки оружие и начали до последней капли крови сражаться за выдвинутые Вами великие общечеловеческие идеи - уничтожение красной жидовско-большевистской чумы до конца и без остатка.

Наши предки пришли с Востока, и мы ждали освобождения оттуда, сегодня же мы являемся свидетелями того, что освобождение нам идет с запада. Может быть, первый и единственный раз в истории случилось так, что солнце свободы взошло с запада. Это солнце - Вы, наш великий друг и вождь, со своим могучим германским народом.

Президиум Мусульманского Комитета.

Как мы видим, у Горбачева с его пресловутыми "общечеловеческими ценностями" был достойный предшественник.

После освобождения Крыма советскими войсками наступил час расплаты.

Государственный Комитет Обороны

товарищу Сталину И.В. [18]

10 мая 1944 г.

Органами НКВД и НКГБ проводится в Крыму работа по выявлению и изъятию агентуры противника, изменников Родины, пособников немецко-фашистских оккупантов и другого антисоветского элемента. По состоянию на 7 мая с. г. арестовано таких лиц 5381 человек. Изъято незаконно хранящегося населением оружия 5995 винтовок, 337 пулеметов, 250 автоматов, 31 миномет и большое количество гранат и винтовочных патронов.

Из частей Красной Армии к 1944 г. дезертировали свыше 20 тыс. татар, которые изменили Родине, перешли на службу к немцам и с оружием в руках боролись против Красной Армии.

Учитывая предательские действия крымских татар против советского народа, и исходя из нежелательности дальнейшего проживания крымских татар на пограничной окраине Советского Союза, НКВД СССР вносит на Ваше рассмотрение проект решения Государственного Комитета Обороны о выселении всех татар с территории Крыма.

Считаем целесообразным, расселить крымских татар в качестве спецпоселенцев в районах Узбекской ССР для использования на работах как в сельском хозяйстве - колхозах, совхозах, так и в промышленности и на строительстве.

Вопрос о расселении татар в Узбекской ССР согласован с секретарем ЦК КП (б) Узбекистана т. Юсуповым.

По предварительным данным, в настоящее время в Крыму насчитывается 140-160 тыс. татарского населения. Операция по выселению будет начата 20-21 мая и закончена 1-го июня. Представляю при этом проект постановления Государственного Комитета Обороны, прошу Вашего решения.

Народный комиссар внутренних дел Союза ССР

Л. Берия

Проект

Постановление

Государственного Комитета Обороны [19]

Май 1944 г.

ГКО постановляет:

1. Всех татар выселить с территории Крыма и поселить их на постоянное жительство в качестве спецпоселенцев в районах Узбекской ССР. Выселение возложить на НКВД СССР. Обязать НКВД СССР (тов. Берию) выселение крымских татар закончить до 1 июня 1944 г.

2. Установить следующий порядок и условия выселения:

а) Разрешить спецпоселенцам взять с собой личные вещи, одежду, бытовой инвентарь, посуду и продовольствие в количестве до 500 кг на семью.

Остающиеся на месте имущество, здания, надворные постройки, мебель и приусадебные земли принимаются местными органами власти; весь продуктивный и молочный скот, а также домашняя птица принимаются Наркоммясомолпромом; вся сельхозпродукция - Наркомзагом СССР; лошади и другой рабочий скот - Наркоммясом СССР; племенной скот - Наркомсовхозом СССР.

Прием скота, зерна, овощей и других видов сельхозпродукции производить с выпиской обменных квитанций на каждый населенный пункт и каждое хозяйство.

Поручить НКВД СССР, Наркомзему, Наркоммясомолпрому, Наркомсовхозу и Наркомзагу СССР с 1 июля с. г. представить в СНК предложения о порядке возврата по обменным квитанциям спецпереселенцам принятого от них скота, домашней птицы, сельскохозяйственной продукции.

б) Для организации приема от спецпереселенцев оставленного ими в местах выселения имущества, скота, зерна и сельхозпродукции командировать на место комиссию СНК СССР в составе: председателя комиссии тов. Гриценко (заместителя председателя СНК РСФСР) и членов комиссии - тов. Крестьянинова (члена коллегии Наркомзема СССР), тов. Надъярных (члена коллегии НКМ и МП), тов. Пустовалова (члена коллегии Наркомзага СССР), тов. Кабанова (зам. народного комиссара совхозов СССР), тов. Гусева (члена коллегии Наркомфина СССР).

Обязать Наркомзем СССР (тов. Бенедиктова), Наркомзаг СССР (тов. Субботина), НКП и МП (тов. Смирнова), Наркомсовхоз СССР (тов. Лобанова) для обеспечения приема от спецпереселенцев скота, зерна и сельхозпродуктов командировать (по согласованию с тов. Гриценко) в Крым необходимое количество работников.

в) Обязать НКПС (тов. Кагановича) организовать перевозку спецпереселенцев из Крыма в Узбекскую ССР специально сформированными эшелонами по графику, составленному совместно с НКВД СССР. Количество эшелонов, станции погрузки и станции назначения по заявке НКВД СССР. Расчеты за перевозки произвести по тарифу перевозок заключенных.

г) Наркомздраву СССР (тов. Митереву) выделить на каждый эшелон со спецпереселенцами, в сроки по согласованию с НКВД СССР, одного врача и двух медсестер с соответствующим запасом медикаментов и обеспечить медицинское и санитарное обслуживание спецпоселенцев в пути.

д) Наркомторгу СССР (тов. Любимову) обеспечить все эшелоны со спецпереселенцами ежедневно горячим питанием и кипятком. Для организации питания спецпереселенцев в пути выделить Наркомторгу продукты.

3. Обязать секретаря ЦК КП (б) Узбекистана тов. Юсупова, председателя СНК УзССР тов. Абдурахманова и народного комиссара внутренних дел Узбекской СССР тов. Кобулова до 1 июля с. г. провести следующие мероприятия по приему и расселению спецпоселенцев:

а) Принять и расселить в пределах Узбекской ССР 140-160 тыс. человек спецпереселенцев татар, направленных НКВД СССР из Крымской АССР.

Расселение спецпереселенцев произвести в совхозных поселках, существующих колхозах, подсобных сельских хозяйствах предприятий и заводских поселках для использования в сельском хозяйстве и промышленности.

б) В областях расселения спецпереселенцев создать комиссии в составе председателя облисполкома, секретаря обкома и начальника УНКВД, возложив на эти комиссии проведение всех мероприятий, связанных с прямым размещением прибывающих спецпереселенцев.

в) Подготовить гужавтотранспорт для перевозки спецпоселенцев, мобилизовав для этого транспорт любых предприятий и учреждений.

г) Обеспечить наделение прибывающих спецпоселенцев приусадебными участками и оказать помощь в строительстве домов местными стройматериалами.

д) Организовать в районах расселения спецпереселенцев спецкомендатуры НКВД, отнеся содержание их за счет сметы НКВД СССР.

е) ЦК и СНК УзССР к 20 мая с. г. представить в НКВД СССР тов. Берии проект расселения спецпереселенцев по областям и районам с указанием станций разгрузки эшелонов.

4. Обязать Сельхозбанк (тов. Кравцова) выдавать спецпереселенцам, направляемым в Узбекскую ССР, в местах их расселения ссуду на строительство домов и на хозяйственное обзаведение до 5000 рублей на семью с рассрочкой до 7 лет.

5. Обязать Наркомзаг СССР (тов. Субботина) выделить в распоряжение СНК Узбекской ССР муки, крупы и овощей для выдачи спецпереселенцам в течение июня-августа с. г. ежемесячно равными количествами. Выдачу спецпереселенцам муки, крупы и овощей в течение июня-августа с. г. производить бесплатно, в расчет за принятую у них в местах выселения сельхозпродукцию и скот.

6. Обязать НКО (тов. Хрулева) передать в течение мая-июля с. г. для усиления автотранспорта войск НКВД, размещенных гарнизонами в районах расселения спецпереселенцев в Узбекской ССР, Казахской ССР и Киргизской ССР автомашин "виллис" 100 штук и грузовых 250 штук, вышедших из ремонта.

7. Обязать Главнефтеснаб (тов. Широкова) выделить и отгрузить до 20 мая 1944 г. в пункты по указанию НКВД СССР автобензина 400 т и в распоряжение СНК Узбекской ССР - 200 т. Поставки автобензина произвести за счет равномерного сокращения поставок всем остальным потребителям.

8. Обязать Главснаблес СНК СССР (тов. Лопухова) за счет сбыта ресурсов поставить НКПС 75 000 вагонных досок по 2,75 м каждая с поставкой их до 15 мая с. г.; перевозку досок НКПС произвести своими средствами.

9. Наркомфину СССР (тов. Звереву) отпустить НКВД СССР в мае с. г. из резервного фонда СНК СССР на проведение специальных мероприятий 30 млн. рублей.

Председатель Государственного Комитета Обороны

И. Сталин

2 апреля и 11 мая 1944 года ГКО принял постановления №5943сс и №5859сс о выселении крымских татар из Крымской АССР в Узбекскую ССР.

Операция была проведена быстро и решительно. Выселение началось 18 мая, а уже 20 мая Серов и Кобулов докладывали:

Телеграмма на имя народного комиссара внутренних дел СССР Л.П. Берии [21]

20 мая 1944 г.

Настоящим докладываем, что начатая в соответствии с Вашими указаниями 18 мая с. г. операция по выселению крымских татар закончена сегодня,20 мая, в 16 часов. Выселено всего 180014 чел., погружено в 67 эшелонов, из которых 63 эшелона численностью 173.287 чел. отправлены к местам назначения, остальные 4 эшелона будут также отправлены сегодня.

Кроме того, райвоенкомы Крыма мобилизовали 6000 татар призывного возраста, которые по нарядам Главупраформа Красной Армии направлены в города Гурьев, Рыбинск и Куйбышев.

Из числа направляемых по Вашему указанию в распоряжение треста "Московуголь" 8000 человек спецконтингента 5000 чел. также составляют татары.

Таким образом, из Крымской АССР вывезено 191.044 лиц татарской национальности.

В ходе выселения татар арестовано антисоветских элементов 1137 чел., а всего за время операции - 5989 чел.

Изъято оружия в ходе выселения: минометов - 10, пулеметов - 173, автоматов - 192, винтовок - 2650, боеприпасов - 46.603 шт.

Всего за время операции изъято: минометов - 49, пулеметов - 622, автоматов - 724, винтовок - 9888 и боеприпасов - 326.887 шт.

При проведении операции никаких эксцессов не имело места.

Серов Кобулов

Помимо татар, из Крыма были выселены болгары, греки, армяне и лица иностранного подданства. Необходимость этого шага обосновывалась следующим документом:

И.В. Сталину [22]

29 мая 1944 г.

После выселения крымских татар в Крыму продолжается работа по выявлению и изъятию органами НКВД СССР антисоветского элемента, проческа и пр. На территории Крыма учтено проживающих в настоящее время болгар - 12075, греков - 14300, армян - 9919 чел.

Болгарское население проживает большей частью в населенных пунктах между Симферополем и Феодосией, а также в районе Джанкоя. Имеется до 10 сельсоветов с населением в каждом от 80 до 100 жителей-болгар.

В период немецкой оккупации значительная часть болгарского населения активно участвовала в проводимых немцами мероприятиях по заготовке хлеба и продуктов питания для германской армии, содействовала германским военным властям в выявлении и задержании военнослужащих Красной Армии и советских партизан, получала "охранные свидетельства" от германского командования.

Немцами организовывались полицейские отряды из болгар, а также проводилась среди болгарского населения вербовка для посылки на работу в Германию.

Греческое население проживает в большинстве районов Крыма. Значительная часть греков, особенно в приморских городах, с приходом оккупантов занялась торговлей и мелкой промышленностью. Немецкие власти оказывали содействие грекам в торговле, транспортировке товаров и т.д.

Армянское население проживает в большинстве районов Крыма. Крупных населённых пунктов с армянским населением нет. Организованный немцами Армянский комитет активно сотрудничал с немцами и проводил большую антисоветскую работу.

В Симферополе существовала немецкая разведывательная организация "Дромедар", возглавляемая бывшим дашнакским генералом Дро, который руководил разведывательной работой против Красной Армии. В этих целях он создал несколько армянских комитетов для шпионской и подрывной работы в тылу Красной Армии и для содействия организации добровольческих армянских легионов.

Армянские национальные комитеты при активном участии прибывших из Берлина и Стамбула эмигрантов проводили работу по пропаганде "независимой Армении".

Существовали так называемые "армянские религиозные общины", которые, кроме религиозных и политических вопросов, занимались организацией среди армян торговли и мелкой промышленности. Эти организации оказывали немцам помощь, особенно "путем сбора средств" на военные нужды Германии.

Армянскими организациями был сформирован так называемый "Армянский легион", который содержался за счет средств армянских общин.

НКВД считает целесообразным провести выселение с территории Крыма всех болгар, греков, армян.

Л. Берия

Подводя итоги операций по выселению из Крыма, Берия докладывал:

Государственный Комитет Обороны

товарищу Сталину И.В. [23]

5 июля 1944 г.

Во исполнение Вашего указания НКВД-НКГБ СССР в период с апреля по июль 1944 г. была проведена очистка территории Крыма от антисоветского шпионского элемента, а также выселены в восточные районы Советского Союза крымские татары, болгары, греки, армяне и лица иностранного подданства. В результате мер изъяты антисоветские элементы 7.883 чел., шпионов - 998 чел., выселено спецконтингента - 225.009 чел., изъято нелегально хранящегося у населения оружия 15.990 единиц, в том числе 716 пулеметов, боеприпасов - 5 млн. штук.

В операциях по Крыму участвовали 23.000 бойцов и офицеров войск НКВД и до 9000 человек оперативного состава органов НКВД-НКГБ.

Л. Берия

Согласно общепринятому мнению, выселению подверглись все без исключения крымские татары, в том числе и те, кто честно воевал в Красной Армии или в партизанских отрядах. На самом деле это не так:

"От статуса "спецпоселенец" освобождались и участники крымского подполья, действовавшие в тылу врага, члены их семей. Так, была освобождена семья С.С. Усеинова, который в период оккупации Крыма находился в Симферополе, состоял с декабря 1942 г. по март 1943 г. членом подпольной патриотической группы, затем был арестован гитлеровцами и расстрелян. Членам семьи было разрешено проживание в Симферополе [24].

". Крымские татары-фронтовики сразу же обращались с просьбой освободить от спецпоселений их родственников. Такие обращения направляли зам. командира 2-й авиационной эскадрильи 1-го истребительного авиационного полка Высшей офицерской школы воздушного боя капитан Э.У. Чалбаш, майор бронетанковых войск Х. Чалбаш и многие другие. Зачастую просьбы такого характера удовлетворялись, в частности, семье Э. Чалбаша разрешили проживание в Херсонской области" [25].

Освобождались от выселения и женщины, вышедшие замуж за русских:

Донесение на имя народного комиссара внутренних дел СССР Л.П. Берии [26]

1 августа 1944 г.

При переселении из Крыма имели место случаи выселения женщин по национальности татарок, армянок, гречанок и болгарок, мужья которых являются по национальности русскими и оставлены на жительство в Крыму или находятся в Красной Армии.

Считаем целесообразным таких женщин, при отсутствии на них компрометирующих данных, из спецпоселения освободить.

Просим Вашего указания.

В. Чернышов

М.М. Кузнецов

В заключение дадим еще одну цитату:

"Причерноморских греков выселили, а приазовских - оставили. Депортировали армян из Крыма, но Республику Армения не ликвидировали же. Собственно антитатарской, антиармянской, антигреческой пропаганды не велось, как это делали фашисты с их расовой теорией и их пособники-этнократы. Сталинский режим исходил из собственных представлений о национальной безопасности и геостратегических интересах страны" [27].

Добавим, что исходя из этих представлений, "Сталинский режим" сумел выиграть войну с сильнейшим противником, отстоять независимость и территориальную целостность нашей страны.



Заключение

 

Из всего, выше изложенного можно сделать вывод: депортация крымских татар 1944 г., совершенная Советской властью, неправомерна. Сталин выселил крымско-татарский народ с его родной земли якобы за пособничество немецко-фашистским захватчикам.

С юридической точки зрения Советская власть во главе с Вождем совершила в отношении крымско-татарского народа преступление большей тяжести, чем совершили отдельные его представители. Ошибка Вождя заключалась в том, что он обвинил в измене родине весь крымско-татарский народ и не стал детально разбираться, кто - предатель, а кто - доблестный защитник отечества. Можно согласиться с тем, что перешедшие на сторону фашистов нашлись среди представителей каждой национальности, проживавшей на территории СССР. Но все представители, какой бы то ни было национальности, никак не могли воевать против Советского режима (ярким примером этого может служить ОУН-УПА, РОА и т.д.). Доказательства этому приводились в данной работе.

Прямым следствиям депортации крымских татар стало их вымирание (часть их умерла в пути, и часть - в спецпоселениях, походившим на концентрационные лагеря) и лишение их движимого и недвижимого имущества, за которое (согласно нормам международного права) репатриантам в случае невозможности реституции в натуре должна быть выплачена справедливая компенсация, чего с начала 90-х гг. по настоящее время сделано не было. Поэтому, опираясь на источники международного права, можно смело сказать, что Советская власть совершила геноцид в отношении крымско-татарского народа.

Действия украинского государства в постсоветское время в отношении крымских татар также неправомерны (доказательство этому есть в данной работе).



Источники

 

1. Газета "Голос Крыма" 1999 гг. № 19 - 25

2. ГРАФ. ф. р-9479, оп.75, д.309, л.9

3. Архив Президента РФ, ф.3, оп 61, д.646, л.32.

4. III том сборника документов "Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне"

5. Сборник Законов СССР и Указов Президиума Верховного Совета

СССР (1938 - 1975). Москва. Изд. "Известия" 1975 С.83-84.

6. Крым многонациональный. Вопросы и ответы. Вып.1. / Сост.Н.Г. Степанова. Симферополь: Таврия, 1988. С.72.

7. Там же. С.66.

8. Иосиф Сталин - Лаврентию Берии: "Их надо депортировать. ": Документы, факты, комментарии / Сост. Н.Ф. Бугай. М.: Дружба народов, 1992. С.131.

9. Архив Института российской истории РАН (ИРИРАН). Ф.2. Разд. VI. Оп.13. Д.26. Л.5. Цит. по: Бугай Н.Ф.Л. Берия - И. Сталину: Согласно Вашему указанию. М.: "АИРО-ХХ", 1995. С.148.

10. Архив ИРИРАН. Ф.2. Разд. VI. Оп.13. Д.31. Л.6. Цит. по: Бугай Н.Ф.Л. Берия - И. Сталину: Согласно Вашему указанию. С.145.

11. "Погружены в эшелоны и отправлены к местам поселений.".Л. Берия - И. Сталину. Составитель Бугай Н.Ф. // История СССР. 1991, №1. С.160.

12. Бугай Н.Ф.Л. Берия - И. Сталину: Согласно Вашему указанию. С.146.

13. Там же. С.2.

14. Крым многонациональный. Вопросы и ответы. Вып.1. С.80.

15. Там же.

16. Архив ИРИРАН. Ф.2. Разд.2. Оп.10. Д.51б. Л.3, 13. Цит. по: Бугай Н.Ф.Л. Берия - И. Сталину: Согласно Вашему указанию. С.146.

17. Национальная политика России: история и современность. М.: Русский мир. 1997. С.318-320.

18. Депортация. Берия докладывает Сталину. // Коммунист. 1991, №3. С.107.

19. Иосиф Сталин - Лаврентию Берии: "Их надо депортировать. ": Документы, факты, комментарии. С.134-137.

20. Бугай Н.Ф.Л. Берия - И. Сталину: Согласно Вашему указанию. С.150-151.

21. Иосиф Сталин - Лаврентию Берии: "Их надо депортировать. ": Документы, факты, комментарии. С.138-139.

22. ГАРФ.Ф. Р-9401. Оп.2. Д.65. Л.162-163. Цит. по: Иосиф Сталин - Лаврентию Берии: "Их надо депортировать. ": Документы, факты, комментарии. С.140-142.

23. ГАРФ.Ф.Р. - 9401. Оп.2. Д.65. Л.271-272. Цит. по: Иосиф Сталин - Лаврентию Берии: "Их надо депортировать. ": Документы, факты, комментарии. С.144.

24. Бугай Н.Ф.Л. Берия - И. Сталину: Согласно Вашему указанию. С.156.

25. Там же. С.156-157.

26. Иосиф Сталин - Лаврентию Берии: "Их надо депортировать. ": Документы, факты, комментарии. С.145.

27. Национальная политика России: история и современность. С.320.

28. Газета "Къырым"

29. Международный Пакт о гражданских и политических права 1966

30. Международный Пакт об экономических, социальных и культурных правах

31. Международная Конвенция о ликвидации всех форм расовой дискриминации

32. Конвенция о предупреждении преступления геноцида и наказании за него.

33. Декларация о правах лиц, принадлежащих к национальным, или этническим, религиозным и языковым меньшинствам.

34. IV Женевская Конвенция 1949 г

35. Всеобщая декларация прав человека 1948 г.

36. Фонд исследований и поддержки коренных народов Крыма. Информационный бюллетень "Алтын Бешик" выпуск №6/1: Коренные народы: ситуация в Крыму и международный опыт. С 9 - 16,20 - 21, 126 - 127

37. Фонд исследований и поддержки коренных народов Крыма. Информационный бюллетень "Алтын Бешик" выпуск №6/3: Депортация коренного народа Крыма и проблема восстановления его прав: система принципов и международные обязательства Украины. С 4 - 6, 59 - 68

38. Фонд исследований и поддержки коренных народов Крыма. Информационный бюллетень "Алтын Бешик" выпуск 9: "Стандарты международного права, примененные к положению крымских татар, включая вопрос земельной собственности" Симферополь 2005 г. С 21 - 52.

39. Хаваджи Д.Р. "Политико-правовое регулирование национальной депортации в Крымской АССР и в АРК в составе Украины в 1941 - 1996 г" C 13 – 49

 

Депортация. Ее вероятные причины

 

На данный момент в юридической литературе термин "Депортация" однозначно не определен. В советской юриспруденции он имел такое значение: "Депортация - принудительное перемещение за пределы государства" (применяется к иностранцам и апатридам, что находятся на территории государства без его санкций).

Современная украинская юриспруденция дает следующие определения:

1. Профессор Ю. Римаренко: "Депортация - насильное изгнание, перемещение народов, этнических групп, или их отдельных представителей с их исторической родины или мест компактного жительства" (депортация - средство борьбы с народами, что показывают свою самобытность и стремятся к саморазвитию и автономии и не поддаются ассимиляции).

Способы и поводы депортации различны. Например, обвинение народа или этнической группы в тяжком преступлении (СССР).

1. Профессор И. Прибиткова: "Депортация - изгнание, ссылка, высылка" (преступная Сталинская практика насильственного переселения народов в Сибирь и Среднюю Азию).

2. С. Чехович считает, что в таком определении "игнорируется вина государства за преступление". Советское государство, с его точки зрения, осуществляет депортацию на основании вымышленных обвинений в реально произошедших событиях (экологических катастрофах и т.д.): "Депортация по национальному признаку - внесудебное принудительное недобровольное переселение народов, наций, национальностей, этнических групп и сообществ из мест их постоянного жительства на основании распоряжений государственных органов или других созданных для его осуществления органов СССР".

24 июня 2004 г. Верховной Радой Украины принят Закон "О восстановлении прав лиц, депортированных по национальному признаку". Он определяет статус данных лиц и предусматривает гарантии и принципы восстановления их прав. В данном законе "Депортация - насильственное перемещение народов, национальных меньшинств и лиц из места их постоянного жительства на основании решений, принятых органами власти бывшего СССР".

В соответствии с данным законом, лица, депортированные по национальному признаку - это:

1. Лица (граждане СССР), переселенные в 1941 - 1944 г. г. в принудительном порядке на спецпоселение по решениям органов государственной власти бывшего СССР из мест постоянного жительства, что являются территорией Украины;

2. Лица (граждане СССР), принудительно направленные в определенные места жительства (на спецпоселение) к членам их семей по окончанию военной службы или эвакуации, отбывания принудительных работ, наказания и т.п.

3. Лица (граждане СССР), что на момент депортации 1941 - 1944 г. г. находились за пределами мест постоянного жительства, на которых со временем распространились ограничения их прав и свобод по национальному признаку, в том числе запрет возвращения в места постоянного жительства.

4. Лица, родившиеся в семьях депортированных до момента их возвращения в места постоянного жительства.

Депортации подвергались те, кто не соглашался с так называемыми "Сталинскими доктринами" - политической и интернационалистской:

Политическая (по Курашвили) содержала такие задания:

1. Освобождение общества от "действующих" и "потенциальных врагов социализма". "Потенциальные враги социализма" в мирное время ведут пассивный образ жизни, потому что для них созданы неблагоприятные условия. Они "… враги …" проявят себя во время войны в форме массового предательства, актами диверсий…

2. "Массовое принуждение к "железной" дисциплине - воспитание честности, обязательности".

"Интернационалистская доктрина" (по Бугаю) имела сущностью проведение национальной политики:

1. Было обеспечено фактическое равенство наций.

2. Развитие братских отношений народов (деформация Сталиным Ленинской политики привела к депортациям) …

Время выяснить причины депортации.

Т. Краповицкая считает, что проводилась языковая политика: из Северного Кавказа выселялись тюрко-язычные народы - карачаевцы, балкарцы, кумыки, ногайцы и кавказские турки. Они выселялись в тюрко-язычную Азию. По мнению автора, Сталин собирался путем синтеза культур и языков перемещенных народов создать единую общую для них культуру и язык.

Х. Ибрагим-бейли выступил против этой точки зрения. Он считает, что кумыки и ногайцы не поддались переселению; кавказские турки до 1941 г. жили на границе грузинской ССР и Турции. На Северном Кавказе их никогда не было.

В. Алпатов считает, что "перечень высланных народов определялся личными симпатиями и антипатиями Сталина…"

А. Некреч (писатель) считает, что причиной переселения народов является обвинение их в сотрудничестве с государством-агрессором. Но такие обвинения аморальны, потому что весь народ поголовно (включая грудных детей и немощных стариков) нельзя обвинить.

Во время войны депортация рассматривалась СССР как превентивная (греки, курды, поволжские немцы) и карательная мера (чеченцы, ингуши, балкарцы, крымские татары).

Яхьяев считает, что причина депортаций кроется в поражениях Советских войск в первые годы войны.

Во-первых, эти поражения пошатнули авторитет Сталина, а во-вторых - якобы началось активное противостояние СССР "внутренних врагов", образовавших "второй фронт". На них-то и "списали" все неудачи борьбы в тылу.

Именно так и появился термин "народ - враг народа".

Существовала версия, что спецпереселенцы были нужны для работы на эвакуированных объектах. (39.13 - 49).



Преддепортационная ситуация

 

Для получения объективной информации по депортации крымских татар, о проявленной жестокости осуществлявших эту акцию людей, и о причинах, ее породивших, данную проблему, необходимо рассматривать с разных сторон: сначала нужно рассмотреть этот вопрос с позиции депортированного народа, а за тем попытаться выяснить, что стало причиной депортации.

Накануне войны крымские татары составляли меньше одной пятой населения полуострова. Вот данные переписи 1939 года: [6]

 

Русские Украинцы Армяне Татары Немцы Евреи Болгары Греки Прочие 558.481 154.120 12.873 218.179 51.299 65.452 15.353 20.652 29.276 49,6% 13,7% 1,1% 19,4% 4,6% 5,8% 1,4% 1,8% 2,6%
Всего: 1.126.385 100%

 

Необходимо отметить, что после депортации крымских татар все материалы по этой проблеме были засекречены, поэтому ее изучение было невозможно. Считалось, что крымско-татарского народа не существует вовсе, а, следовательно, нет крымско-татарской письменности и культуры.

Дата: 2019-12-22, просмотров: 190.