Трансакционные Обосновывающие Модификационные Методологические
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Состояния Я Операциональные Структурные    Логические

Трансакции

Игры Сценарии

Феноменологиче­ские      Функциональные

Исторические Социальные

(биологические) Эмпирические

-(кциональные

(дескриптивные)

Даже в простейшем случае, когда один из оппонентов придерживается структурного или биологического подхода к состояниям Я, а другой — функционального или дескриптивно­го, взаимопонимание оказывается почти недостижимым. Это можно увидеть на схеме 17. Структурное членение состояния Я (Ребенок) представлено горизонтальными линиями, разделя­ющими вторичных Родителя, Взрослого и Ребенка. В свою очередь вертикальные линии показывают различные функцио­нальные состояния Ребенка: адаптированный, бунтующий и естественный Ребенок. К какой бы схеме мы ни прибегли, линии, идущие в разных направлениях, будут свидетельство­вать о различии подходов. Кто-то будет использовать имена, описывая структуры, кто-то — функциональные прилагатель­ные для описания модификаций этих структур. При этом имена и прилагательные будут относиться к различным системам

363

  

Схема 17. Структурное членение состояния Я (Ребенок):

а) психологическая структура; б) описание функций

описания, различным точкам зрения. То же самое справедливо применительно к каждой колонке из приведенной выше таблицы.

Мы считаем, что единственный путь упорядоченной и результативной дискуссии — это выбрать какое-то одно из направлений и строго его придерживаться. Доктор К. использо­вал эту возможность и выбрал путь «состояния Я — социаль­ные реакции — дескрипция — эмпирия». Не лучший подход, если учитывать специфику стоящей перед ним задачи, но это он представляет пациентку, и у него право выбора. Но стоит пойти по этому пути до конца, как оказывается, что его аргументы и наполовину не так убедительны, как в случае, когда он перескакивает с одного пути на другой. То же самое справедливо и относительно аргументов его сторонников. Дру­гими словами, то, что кажется приемлемым и убедительным, когда позволены всякого рода логические скачки и отступле­ния, оказывается не выдерживающим критики с точки зрения строгого мышления. Именно по этой причине первоначальная сценарная матрица осталась стоять непоколебимо, по крайней мере до тех пор, пока «штурм» не окажется лучше подготов­ленным.

Следовательно, в любых дискуссиях по проблемам трансакционного (в том числе и сценарного) анализа советуем в первую очередь определить направление дискуссии в соответ­ствии с приведенной таблицей. Нужно выбрать по одной кате­гории из каждой колонки — это и будет категориальная систе­ма дискуссии, которой советуем строго придерживаться. Иначе результаты дискуссии будут методологически необоснованны­ми и не выдерживающими объективной критики, хотя бы они и выглядели блестяще с точки зрения риторики.

364

«Мягкие» и «твердые» данные

Данные сценарного анализа — по преимуществу «мягкие» данные. Поскольку сценарий — это экзистенциальная дан­ность, его невозможно изучать экспериментально в искусствен­но созданных ситуациях. Итог сценария для героя — нечто, имеющее абсолютную значимость. Наверное, нельзя себе пред­ставить, например, экспериментальную игру в покер. Если ставки крупные, игрок будет действовать совсем иначе, чем если ставки символические. Серьезный игрок в копеечной игре скорее всего расслабится, а копеечный игрок в серьезной игре скорее всего ударится в панику. Надежную информацию о сценариях можно получить только в ситуациях, где ставки высоки, а такие ситуации в нормальных условиях исследовате­лю недоступны. Есть ведь только один способ получить ответ на вопрос: «Могли бы вы накрыть собой гранату, спасая това­рищей?» Он проверяется экзистенциально, на поле боя. Искус­ственные ситуации ничего не доказывают.

Данные сценарного анализа можно приблизительно упо­рядочить по степени возрастания «твердости»: исторические, культурные, клинические, логические, интуитивные, возраст­ные (психология развития), статистические, интроспективные, экспериментальные и независимо совпадающие. Этот ряд пока­жется странным ученому, привыкшему заниматься рутинным человеческим поведением, то есть тем, чем заняты ныне во многих странах социология и психология. Но он не будет выглядеть странным в глазах психотерапевта, а тем более психоаналитика, поскольку оба имеют дело с «твердыми» игра­ми и «твердыми» итогами, такими, например, как развод и даже самоубийство или убийство. Вряд ли в приличном обществе можно осуществить убийство или самоубийство в порядке эксперимента.

1. Исторические. С самых первых шагов человечества люди подозревали, что их судьба — не результат автономного выбора, что она контролируется некими внешними силами. Сама универсальность этой веры заставляет критически ее исследовать, а не отвечать с порога на том основании, что это-де метафизика.

2. Культурные. Эта вера лежит в основании большинства человеческих культур, что также заставляет относиться к ней серьезно, столь же серьезно, как к экономическим мотивам, используемым для такого же обоснования.

365

 3. Клинические. Данные клиники не являются строгими, поскольку могут быть подвергнуты различным интерпретациям. Но исследователь, который считает влияние сценария на кли­нические явления незначительным или вообще его отрицает, должен владеть техникой сценарного анализа и уметь приме­нять его в клинике. В противном случае он просто не имеет права на суждение о сценарии. Ведь если человек глядит в телескоп или микроскоп и говорит «Я ничего не вижу» из-за того, что не умеет пользоваться инструментом, его вряд ли можно считать компетентным критиком в области астрономии или бактериологии.

4. Логические. Мы уже говорили, что людям можно да­вать советы, что им делать, а чего не делать. Словами можно принудить человека к самоубийству или превратить его в пьяницу, а можно, наоборот, спасти от такой печальной судь­бы, если, конечно, произносятся правильные слова. Отсюда следует, что вполне возможно воспитать ребенка таким, каким желали его видеть взрослые люди. Психотерапевт может это понять, задав следующий вопрос пациенту: «Как следовало бы воспитывать ребенка, чтобы он жил так же, как вы?» Люди с хорошими сценариями отвечают охотно, и их ответам можно верить. Люди с плохими сценариями колеблются — отвечать или не отвечать, но их ответы также бывают правдивы.

5. Интуитивные. Опытный сценарный аналитик часто судит по интуиции, а затем эти суждения проверяет. Напри­мер: «Поскольку вы часто беретесь сразу за два дела, но ни одно из них не доводите до конца, мне кажется, что ваши родители ставили перед вами разные цели и не пытались согласовать вопрос, как вам удастся достигнуть обе одновре­менно. Иначе говоря, они не сознавали четко их различия». «Да-да, все было именно так». Если ответ отрицательный, это, как показывает наш опыт, означает, что терапевт недостаточно компетентен или что в данный конкретный вывод вплелись какие-то личные мотивы.

6. Возрастные. Одно из самых убедительных доказа­тельств — это когда ребенок сам формулирует суть своего сценария. Особенно важно при этом наблюдать ребенка в течение долгого времени, чтобы увидеть, как он сам реализует эту формулу. Речь, конечно, идет не о выборе карьеры («Я буду пожарником»), а об итоговых трансакциях («Я хочу жить» или «Я хочу умереть»).

366

7. Статистические. Самое важное применение статисти­ки — это изучение влияния волшебных сказок на последую­щую жизнь, на карьеру индивида и его взгляда на проблемы смерти.

8. Интроспективные. Эти данные очень убедительны. Как только человек начинает слышать «голоса», которые он привык подавлять с самого раннего детства, и соглашается с тем, будто произносятся те же самые слова, которые в детстве он слышал от родителей, то в этот момент он начинает пони­мать, насколько запрограммировано его жизненное поведение.

9. Экспериментальные. По причинам, уже изложенным, экспериментальное подтверждение сценарной теории в отно­шении человеческих существ невозможно. Но результаты экс­периментов с животными могут быть экстраполированы на сценарное поведение человека.

10. Независимо совпадающие. Известны случаи, когда куратор формулировал сценарий студента, но был не в силах убедить студента в правильности найденного сценария. Сту­дент отправился к психотерапевту, и когда поиск сценария привел к такому же результату, студент не мог уже его не принять. При этом оба сценарных аналитика были знакомы со студентом долгое время и строили свои выводы на изучении самых различных его жизненных проявлений. Такие независи­мо полученные разными исследователями совпадающие выводы можно считать «твердыми», то есть надежными, хорошо обо­снованными данными. Если этот подход систематизировать, то способом получения самых надежных данных следует считать изучение записанных на пленку интервью нескольких сценар­ных аналитиков с одним пациентом. Их выводы надо сопоста­вить с информацией о ходе жизни пациента в течение хотя бы пяти последних лет. Это, на наш взгляд, будут наиболее «твер­дые» данные.

СЦЕНАРНЫЙ ВОПРОСНИК

Определение сценария

Чтобы определить, является ли тот или иной набор трансак­ций игрой, обычно мы ищем особые его характеристики. Если налицо, например, ловушка, стремление к выигрышу, то мы определяем это как игру. Если к тому же мы проводим струк­турный анализ, показывающий, какие состояния Я активны в

367

 этих трансакциях, и даем практический анализ, демонстрирую­щий, как началась игра и чего игрок намерен в ходе ее добиться, можно сказать, что мы не только идентифицируем игру, но и понимаем ее. Моменты, необходимые для понимания игры, можно систематизировать, составив перечень необходи­мых вопросов. На этом перечне может основываться формаль­ный анализ игр. Такой перечень — это анатомия игры, пред­ставляющей собой малый фрагмент жизни.

Анатомия сценария — это уже не малый фрагмент, а весь ход человеческой жизни от рождения (или даже раньше) до смерти (или даже позже) — разумеется более сложна. Игру можно сравнить с движением запястья, в котором участвуют только восемь косточек и дополнительно вовлекаются еще семь косточек. А сценарий сравним с восхождением на горную вершину, когда активизируется вся скелетная система. Поэто­му перечень вопросов к сценарию будет содержать больше пунктов, чем перечень вопросов к игре. Но все равно составле­ние такого вопросника — один из способов понять, как слага­ется сценарий.

Прежде всего нужно определить, что такое сценарий; иначе мы просто не сможем его идентифицировать. Любое определе­ние может пересматриваться по мере развития наших знаний. Игровая теория ныне — это как бы надежно сработанный велосипед, который можно смело использовать для коротких поездок. Сценарная же теория — это одноцилиндровый эки­паж 1900 года, который еще неизвестно, заведется ли и поедет ли, когда будет нужно хозяину. Скептик может сказать: «Не мучайся, возьми лошадь» (или найми извозчика), и даже может потребовать, чтобы впереди с красным флажком шел традици­онный психотерапевт, предупреждая об опасности мирных, ничего не подозревающих граждан.

Нижеследующее определение, исходящее из нынешнего уровня наших представлений, поможет отличить сценарий от несценария. Сценарий — это программа поступательного раз­вития, выработанная в раннем детстве под влиянием родителей и определяющая поведение индивида в важных аспектах его жизни.

Далее определим с помощью стандартных словарей (с необ­ходимыми пояснениями), что означает тот или иной термин в нашей дефиниции.

Программа — план или расписание, которому следуют. Это значит, имеется план, представляющий собой схему дей­ствия, проект или же способ, которым предполагается осу­ществить определенное действие, а также расписание, порядок его осуществления. Основу или костяк плана можно найти в определенной волшебной сказке.

Поступательный — постоянно движущийся вперед. Пред­полагается необратимость, движение только в одну сторону. Каждый шаг приближает к цели.

Влияние родителей — реальные взаимодействия (транс­акции) с родителями (или их эквиваленты). Значит влияния осуществляются особым, доступным наблюдению образом в особые моменты времени.

Определяющий — человек следует указаниям, но сво­боден выбирать в тех ситуациях, к которым указания не отно­сятся. В некоторых случаях реализуется особое указание — «Переверни карту» (то есть перфокарту с программой), что означает: «В таких ситуациях делай противоположное тому, чему тебя учили». Так что «бунт», когда он случается, на самом деле — часть сценария. Это не то же самое, что автономия, которой добиваются, разорвав «карту» и отбросив ее прочь.

Важнейшие (по меньшей мере) аспекты — брак, воспита­ние детей, развод, способ смерти (если он избирается).

Испытаем это определение, проверив, можно ли с его по­мощью выявить несценарий. Несценарным будет поведение, результат которого можно изменить (то есть обратимое), осу­ществляющееся не по плану, сформированное позже, чем в раннем детстве, и не под влиянием родителей. Это описание автономного поведения, которое на самом деле прямо противо­положно сценарному. Ведь автономный индивид способен по­бороть свои страхи, обиды, сомнения, чувство неполноценнос­ти и, не фиксируясь на прошлом, начать сначала, вместо того чтобы, следуя родительским директивам, собирать «купоны» и использовать их для оправдания собственного поведения в таких важных делах, как брак, дети, развод и смерть.

Определяя, что есть сценарий, мы одновременно определя­ем, что есть несценарий. Значит, наша дефиниция работает. Так, если мы обнаружим, что поведение индивида в важных аспектах его жизни определяется программой поступательного развития, выработанной в раннем детстве под влиянием роди­телей, то смело можно говорить, что мы идентифицировали

369

 сценарий. Все описанное можно свести к формуле наподобие той, что была составлена для игр. Вот формула сценария:

РРВ — Пр — Сл — ВП — Итог,

где РРВ — раннее роди­тельское влияние, Пр — программа, Сл — склонность следо­вать программе, а ВП — важнейшие поступки. Если какой-то фрагмент или аспект поведения укладывается в эту формулу, значит он — элемент сценария, если не укладывается — не элемент сценария. Всякое сценарное поведение ложится в эту формулу, всякое другое — не ложится.

Например, простейшие рефлексы программируются нерв­ной системой, а не ранним родительским воздействием (то есть РРВ отсутствует); индивид может следовать программе, то есть реагировать определенным образом на удар молоточком по коленному сухожилию, но это ведь не Важный его Поступок (ВП отсутствует). Если уже в зрелом возрасте человек привык выпивать на вечеринках, это значит, что он склонен следовать чужим моделям. Но если это не часть его программы, предпо­лагающей превращение в алкоголика (Пр отсутствует), то выпивка не станет для него Важным Поступком (ВП отсутству­ет) и не окажет влияния на жизненные итоги — брак, воспита­ние детей, способ смерти. Если родители старательно приучали сына к мошенничеству, а он вырос и мошенником не стал (Сл отсутствует), то его Важные Поступки несценарны. Если ребе­нок скитается от одного временного дома к другому, меняя приемных родителей, значит его РРВ противоречивы, а про­грамма неопределенна (Пр отсутствует); он может стараться следовать ей изо всех сил, но может никогда не жениться, не поднять своих детей, не принять важных решений и не совер­шить Важных Поступков (ВП отсутствует). Эти примеры пока­зывают, как применять элементы формулы к реальной жизни. Коленный рефлекс не предполагает РРВ, выпивка на вечерин­ке — не часть Пр, в отказе мошенничать есть РРВ и Пр, но нет Сл, сирота избегает ВП.

Сценарная формула, следовательно, дает возможность идентифицировать сценарий, так же как игровая формула — идентифицировать игру. Надо заметить, что формула эта примени­ма только к сценарным индивидам. Поведение автономной личности невозможно свести к формуле, такой человек прини­мает собственные решения по собственным основаниям, кото­рые могут изменяться в зависимости от ситуации.

370

Как проверить сценарий!

Если сценарий диагностирован, то должны обнаружиться некоторые его элементы, поддающиеся количественной трак­товке. Например, сколько процентов женщин носят красные шапочки? У многих ли мальчиков-с-пальчик в самом деле длинные белокурые волосы? Это все относится к области теории вероятностей, цель этих вопросов — выявить сущностные черты сценариев, что поможет точнее поставить диагноз. В случае Красной Шапочки (КШ), например, диагностические критерии таковы: 1) у матери КШ должна была быть на посылках: постоянно бегать к бабушке; 2) во время ее визитов дедушку привлекала ее наивность; 3) в дальнейшей жизни именно ее выбирают, когда нужно послать кого-то с поручени­ем; 4) она должна с подозрением относиться к мужчинам ее возраста и с любопытством — к мужчинам гораздо более старшим; 5) она должна обладать своего рода наивной отва­гой, будучи уверенной: если попадет в беду, спаситель всегда найдется.

Когда реальный случай удовлетворяет этим пяти критери­ям, то мы считаем диагноз КШ оправданным. Тогда можно уверенно предсказать: на пути пациентки будут постоянно попадаться пожилые мужчины, она будет жаловаться, что они делают ей гнусные предложения, будет искать, кто бы спас ее от грязного старикашки, а потом хохотать, оставив старикашку с «носом». Но все равно остается множество вопросов. Все ли женщины, удовлетворяющие этим критериям, имеют привычку собирать цветы в лесу? Что еще можно добавить к списку критериев? Есть ли в нем лишнее, то есть то, что можно опустить, не влияя на точность предсказаний, и какой мини­мальный набор признаков, позволяющий предсказать и все остальные, и сам итог сценария? Какова корелляция призна­ков? Все ли женщины, удовлетворяющие этим пяти критериям, остаются старыми девами или они живут разведенными? Такой факторный анализ очень помог бы уяснить степень надежности и полезности сценарного анализа.

Критерии КШ в основном «субъективны». Но в сценариях имеются и объективные переменные. Один из них — семейные ситуации. Лучше всего их изучать по «сценарным семьям». В этом смысле показательны имена детей, данные в честь родите­лей или других членов семьи. Родители ожидают, что ребенок будет похож, например, на прадедушку и дают малышу его

371

 имя. Это все равно что сказать: «Я программирую тебя, чтобы ты был похож на отца (мать, деда, бабку и т. д.)». Когда человек с именем, повторяющимся у его предков, приходит к психиатру, то почти сразу можно заключить, что он изнывает под бременем сценария (это характерно для психиатрических пациентов). Важно также посмотреть, не говорит ли имя паци­ента о природе сценария. Если да, то такие пациенты — просто находка для психотерапевта с точки зрения выяснения соответ­ствующих закономерностей.

Другая сценарная закономерность — повторяющиеся браки и разводы, которые не только объективно фиксируются, но и могут быть сосчитаны. Один-два развода можно считать неза­висимыми от материнского сценария, но если их больше, пси­хотерапевт неизбежно столкнется с тем, что чем чаще разводи­лась мать, тем больше вероятность, что дочь пойдет по ее стопам. Похожая закономерность прослеживается и тогда, ког­да мать часто попадает в тюрьму или в больницу для алкоголи­ков. Социологи утверждают, что все это определяется социаль­но-экономическими факторами, но если брать тюрьму отдельно и больницу отдельно, то дело выглядит сложнее: может вместе это и определяется каким-то независимым образом «социально-экономическими факторами», но там, где есть выбор, некото­рые семьи предпочитают одно, некоторые — другое.

Нам сейчас неважно, нарушал пациент закон или пил — конкретная природа этих действий играет второстепенную роль в сценарии. Мы хотим знать, по сценарию ли он воровал, пил, разыгрывал игры («Полицейские и Воры» и «Алкоголик»). Воп­рос состоит в том, воровал он и пил достаточно много не для того ли, чтобы попасть в тюрьму или в больницу. Профес­сиональный вор или любитель выпить может с удовольствием играть в эти игры в молодости, а умереть богатым и счастли­вым человеком. Это один сценарий. Вор и пьяница могут быть неудачниками и кончить жизнь в казенном доме. Это совсем другой сценарий. С точки зрения сценарного анализа важен не сам акт, а реакция на него и общий итог, ибо именно это важно для самого индивида и тех, кто его окружает.

Еще одна сценарная область — смерть. Это важно, когда человек ожидает (или чувствует, чего от него ожидают), что он умрет в том же возрасте, в каком умер его родитель того же пола. Кажется, что смерть отца в определенном возрасте вос­принимается сыном как собственный приговор — умереть в том же возрасте или раньше. Это справедливо и по отношению

372

к матерям и дочерям. Это, конечно, субъективный показатель, но здесь имеются цифры, легко поддающиеся проверке. Более объективным показателем является возраст, в котором пред­принимались попытки самоубийства, соотнесенный с возрас­том, в котором умирали родители и близкие родственники.

Эти и упоминавшиеся выше отношения между родителями и детьми подталкивают нас к необходимости однозначного вывода. Ребенок, названный по имени другого члена семьи, либо следует, либо не следует сценарию своего тезки; пациент либо следует, либо не следует родительскому сценарию в том, что касается брака, развода, тюрьмы или больницы; он либо ожидает, либо не ожидает смерти в том же возрасте, что и его умерший родитель. Проблема сценария имеет решающее значе­ние для человеческой жизни — весь смысл жизни зависит от того, как она будет решена. Если мы строим свои поступки свободно, это одно дело. Если же мы проводим большую часть жизни и решающие ее мгновения, выполняя инструкции, полу­ченные в младенчестве и раннем детстве, хотя и питаем при этом иллюзию свободы собственной воли, то это совсем другое дело. Необходимо изучение по крайней мере десятка тысяч случаев, чтобы получить однозначное решение этой фундамен­тальной дилеммы. Выводы, сделанные на основании менее масштабного изучения, будут скорее любезной уступкой какой-то из точек зрения, чем твердым научным убеждением.

В качестве пособия практикам, где бы они ни работали, мы даем перечень сценарных вопросов, предназначенных для того, чтобы получить максимум информации по каждой из многочис­ленных тем, раскрыть которые необходимо, чтобы составить ясное представление о сценарии.

Сценарный вопросник

Чтобы ясно представить себе сценарий, мы должны понять каждый его аспект, историю этого аспекта и его связь со всеми другими аспектами. Это удобнее всего делать, располагая сце­нарные проблемы в хронологическом порядке. По каждой теме дается один вопрос, позволяющий извлечь максимум возмож­ной информации. Включены также дополнительные вопросы, помогающие, когда нужен более углубленный анализ какой-то из тем. Альтернативные вопросы даются для тех случаев, когда основные либо нельзя задать, либо на них трудно осмысленно ответить.

373

 Порядок вопросов соответствует расположению материала в книге. «Р» после номера вопроса означает, что вопрос адре­суется не самому пациенту, а его родителям.

/. Дородовые воздействия

1. Каков был образ жизни ваших прародителей (дедушек и бабушек)?

2. Какова ваша позиция в семье? а) назовите дату вашего рождения; б) назовите дату рождения родившихся перед вами брата или сестры; в) назовите дату рождения следующего за вами брата или сестры; г) имеется ли у вас особый интерес к датам?

3 (Р). Сколько у вас братьев и сестер? а) сколько детей ваш Родитель (Взрослый, Ребенок) хочет (предполагает) иметь?;

б) сколько детей хотели иметь ваши родители?; в) имеется ли у вас особый интерес к датам?

4. Вы были желанным ребенком?

5 (Р). Он был у вас желанным ребенком? а) планировалось ли его появление?; б) когда и где он был зачат?; в) были ли попытки избавиться от беременности?; г) как вы относитесь к сексу?

6. Как мать отнеслась к вашему рождению?

7. Кто присутствовал при вашем рождении? а) прибегали ли при вашем рождении к кесареву сечению или наложению щипцов?

8. Вы знакомы со своим свидетельством о рождении?

9. Кто выбрал вам имя?

10. В честь кого вы были названы?

11. Каково происхождение вашей фамилии?

12. Как вас звали в детстве? а) каково ваше детское имя?;

б) было ли у вас прозвище в детстве?

13. Как звали вас товарищи по школе?

14. Как вас сейчас зовут друзья? а) как вас сейчас зовут мать, отец?

//. Раннее детство

1. Как отец и мать учили вас вести себя за столом во время еды? а) что говорила ваша мать, когда кормила младенца (брата или сестру)?

2 (Р). Что происходило, когда вы кормили грудью своего ребенка? а) что вы ему говорили в это время?

3. Кто учил вас пользоваться горшком и делать свой туалет?

374

4. Как вас учили пользоваться горшком и привыкать к туалету; что при этом говорилось? а) что вообще говорили об этом ваши родители?

5 (Р). Когда и как вы приучали своего ребенка к горшку и туалету? а) что вы ему при этом говорили?

6. Часто вам давали в то время закрепляющее или слаби­тельное?

7. Когда вы были маленьким (маленькой), какое представ­ление о самом себе внушали вам родители? а) какого вы были представления о себе, когда были маленьким (маленькой)?

8. Какой урок вы вынесли для жизни из своего раннего детства?

9. Как окружающие люди относились к вам в вашем дет­стве? а) какими вам представлялись другие люди?

10. Не помните ли, будучи ребенком, принимали ли вы решение никогда не совершать определенных поступков, ни­когда не выражать определенных чувств? а) решали ли вы, наоборот, всегда делать что-то определенное — неважно что?

11. Вы победитель или неудачник?

12. Когда вы пришли к этому мнению?

13. Как вам кажется, каковы были отношения у ваших родителей, когда вы были ребенком? а) как вы к этому отно­сились?

14. Каких людей ваши родители не уважали? а) какие люди вам больше всего не нравятся?

15. К каким людям ваши родители испытывали уважение? а) какие люди вам больше всего нравятся?

16. Что обычно случается с такими людьми, как вы?

///. Средний, возраст

1. Что ваши родители внушали вам, когда вы были ребен­ком? а) что они говорили вам, когда вы были совсем маленьким (маленькой)?

2. Какая была любимая фраза у ваших родителей?

3. Что они учили вас делать?

4. Что они вам запрещали делать?

5. Если бы вашу семью поместить на сцену, какая получи­лась бы пьеса?

IV. Позднее детство

1. Какая была у вас любимая сказка в детстве? а) какая колыбельная вам нравилась?; б) какую историю вы любили слушать?

375

 2. Кто вам ее читал или рассказывал? а) где, когда?

3. Что говорили об этой сказке рассказчик или рассказчи­ца? а) что при этом выражалось на его (ее) лице?; б) было ему самому интересно или это делалось только для вас?

4. Какой был у вас любимый персонаж? а) любимый ге­рой?; б) а из злодеев кто больше вам нравился?

5. Как реагировала ваша мать на жизненные трудности?

6. Как реагировал ваш отец на жизненные трудности?

7. Какие чувства были для вас самыми неприятными?

8. Какие чувства вам более всего нравились?

9. Как вы чаще всего реагируете на трудности и проблемы?

10. Чего вы ждете от жизни?

11.0 чем вы чаще всего думаете, говоря «если б только...»?

12. Как, по-вашему, выглядит Санта Клаус? а) кто или что играет для вас роль Санта Клауса?

13. Вы верите в бессмертие? а) каковы были любимые игры ваших родителей?

14. В какого рода неприятности попадали ваши родители?

15 (Р). Каким играм вы учили своего ребенка, когда он был

маленьким? а) во что вы играли с вашими родителями, когда

сами были ребенком?

16. Как к вам относились учителя в школе?

17. Как к вам относились одноклассники?

18. О чем ваши родители обычно говорили за обедом?

19. У ваших родителей есть «пунктики»?

V. Юность

1. О чем вы говорили с друзьями?

2. Кто сегодня ваш герой?

3. Кто для вас самый отвратительный человек в мире?

4. Как вы относитесь к тем, кто мастурбирует (занимается онанизмом)?

5. Как бы вы чувствовали себя, если бы мастурбировали?

6. Что с вами происходит физически, когда вы нервничаете?

7. Как ваши родители ведут себя, когда вокруг люди?

8. О чем они говорят, когда одни или в компании близких друзей?

9. Вас когда-нибудь охватывали кошмары? а) каким пред­стает мир в ваших снах?

10. Расскажите какой-нибудь из ваших снов.

11. Бывали ли у вас галлюцинации?

12. Как люди к вам относятся?

376

13. Назовите самое лучшее из того, чего вы желали добить­ся в жизни.

14. А теперь самое худшее, во что вы не хотели бы превра­тить свою жизнь?

15. А что вы хотите сделать со своей жизнью?

16. Как вам кажется, что вы будете делать через пять лет?

а) через десять?

17. Какое ваше любимое животное? а) каким животным вам хотелось бы быть?

18. Каков ваш жизненный девиз? а) какую надпись вы поместили бы на груди майки, чтобы люди знали, кто идет?;

б) а что бы вы написали на спине майки?

VI. Зрелость

1. Как вы думаете, сколько детей у вас будет? а) сколько детей хочет ваш Родитель (Взрослый, Ребенок)? (Этот вопрос сопоставляется с вопросами 2 и 3 первого раздела.)

2. Сколько раз вы были женаты (замужем)?

3. Сколько раз был женат (замужем) каждый из ваших родителей? а) были ли у каждого из них любовники?

4. Вы когда-нибудь попадали в тюрьму? а) а кто-то из ваших родителей?

5. Вы когда-нибудь совершали преступление? а) а кто-то из ваших родителей?

6. Вы когда-нибудь попадали в психиатрическую больницу? а) а кто-то из ваших родителей?

7. Вы когда-нибудь попадали в больницу для алкоголиков? а) а кто-то из ваших родителей?

8. Предпринимали ли вы попытку к самоубийству? а) а кто-то из ваших родителей?

9. Что вы будете делать, когда состаритесь?

VII. Смерть

1. Сколько вы собираетесь прожить?

2. Почему именно столько лет? а) кто умер в таком возрасте?

3. В каком возрасте находятся ваши отец и мать? Если они умерли, то когда и в каком возрасте? а) в каком возрасте умер отец вашей матери? (для мужчин); б) в каком возрасте умерли ваши бабушки? (для женщин).

4. Кто будет возле вас, когда вы будете умирать?

5. Каковы могут быть ваши последние слова?

377

 6. Каковы были последние слова ваших родителей (если они умерли)?

7. Что вы после себя оставите?

8. Что будет написано на памятнике после вашей смерти? а) что за надпись будет на лицевой стороне?

9. Что бы вы сами написали на этом памятнике? а) какая надпись могла бы быть на оборотной стороне?

10. Что станет для ваших близких сюрпризом, приятным или неприятным, после вашей смерти?

11. Вы победитель или неудачник (победительница или неудачница)?

12. Что важнее для вас: временная структура или событий­ная? (Предварительно надо объяснить термин.)

VIII. Биологические факторы

1. Представляете ли вы себе свое лицо, когда на что-то реагируете?

2. Знаете ли вы, как другие реагируют на выражение ваше­го лица?

3. Можете ли вы провести различия между вашими Родите­лем, Взрослым и Ребенком? В чем они состоят? а) могут это сделать относительно вас другие люди?; б) можете ли вы это сделать относительно других людей?

4. Как вы воспринимаете свое подлинное Я?

5. Ваше подлинное Я всегда ли может контролировать ваше поведение?

6. Есть ли у вас особые пристрастия в сфере секса?

7. Бывает ли, что в голове у вас постоянно крутится одно и то же?

8. Вы восприимчивы к запахам?

9. Начинаете ли вы беспокоиться задолго до того, как происходит ожидаемое событие?

10. Как долго вас продолжают беспокоить события, уже происшедшие? а) бывало ли, что вы не могли уснуть, обдумы­вая месть; б) бывает ли, что эмоции мешают вашей работе?

11. Нравится ли вам показывать, что вы способны стра­дать? а) предпочитаете ли вы выглядеть счастливым человеком или страдающим?

12. Говорят ли «голоса» в вашей голове?

13. Говорите ли вы сами с собой, когда вокруг никого нет? а) а когда вы не в одиночестве?

378

14. Всегда ли вы исполняете то, о чем говорят «голоса»?

а) ваш Взрослый или Ребенок когда-нибудь спорит с Родителями?

15. Какой вы человек, когда становитесь самим собой?

IX. Выбор психотерапевта

1. Почему вы выбрали психотерапевта именно моего на­правления? а) чего вы ожидаете именно от этого направления?;

б) психотерапевта какого направления вы бы предпочли?

2. Как вы меня выбрали?

3. Почему вы меня выбрали? а) чего вы ожидаете от меня?

4. Кто казался вам Волшебником, когда вы были ребенком?

5. Какого рода «волшебства» вам нравятся?

6. Когда-нибудь вы лечились у психиатра?

7. Как вы выбирали вашего предыдущего психотерапевта? а) почему вы к нему пришли?

8. Что вы у него выяснили?

9. Почему вы от него отказались?

10. При каких обстоятельствах это получилось?

11. Как вы обычно подыскиваете себе работу?

12. А как увольняетесь?

13. Приходилось ли вам лежать в психиатрической больни­це? а) что вы сделали, чтобы туда попасть?; б) что вы сделали, чтобы оттуда выбраться?

14. Расскажите мне какой-нибудь из ваших снов.

Терапевтический вопросник

Предлагаемые ниже вопросы должны показать, насколько пациент сумел избавиться от своего сценария. Обычно цель считается достигнутой, когда на все вопросы получен утверди­тельный ответ. Здесь открывается возможность количествен­ной оценки эффективности труда психотерапевта на каждом этапе его работы. Поскольку определить относительный вес каждого вопроса затруднительно, мы принимаем все вопросы за равные. Этот вопросник лучше всего использовать в психо­терапевтических группах. Ответы пациента будут считаться правильными, если получат подтверждение психотерапевта и всех других членов группы. Ответы будут сомнительными, если все другие члены группы не согласятся с ответом, который в таком случае можно использовать для поиска скрытых сценар­ных мотивов.

379

 1. Нравится ли вам имя, которым зовут вас сейчас друзья?

2. Каким вы считаете свое настоящее положение в жизни?

3. Смотрите ли вы на мир теперь иначе, чем раньше?

4. Освободились ли вы от галлюцинаций?

5. Изменили ли вы решение, которое принято было в детстве?

6. Отказались ли вы от деструктивных намерений, предпи­санных вам родителями?

7. Можете ли вы сейчас выполнять дела, которые в свое время вам запрещали родители?

8. Появился ли у вас новый герой или вы стали смотреть иначе на старого?

9. Бросили ли вы оговорки «если б только», «по крайней мере»?

10. Отказались ли вы от игр, в которые играли ваши родители?

11. Вы сняли «футболку»?

12. Мир в ваших снах стал другим?

13. Считаете ли вы, что проживете дольше, чем вам каза­лось ранее?

14. Изменились ли ваши предполагаемые последние .слова в жизни?

15. Изменилась ли эпитафия?

16. Вы осознаете, как воздействует на других людей выра­жение вашего лица?

17. Вы знаете, какое состояние Я активизировано у вас в данный момент?

18. Осознаете ли вы, как воздействуют на вас запахи?

19. Вы счастливы или просто храбритесь?

20. Теперь вы иначе думаете о целях психотерапии?

Приложение

Так что же вы говорите после того, как сказали. «Здравствуйте»?

Мы предлагаем шесть возможных вариантов поведения людей, после того как сказано «здравствуйте». 1. Когда гово­рить обязательно и ситуация строго структурирована, напри­мер, в зале судебного заседания или на приеме у врача. Профессиональная структура делает разговор незатруднитель­ным. 2. Разговор обязателен, и ситуация социально структури­рована. Здесь широкий выбор: от банального «Вам не холод­но?» до изысканного «Это изумруды из Эфиопии?» 3. Когда

380

говорить обязательно, а ситуация неструктурирована, как, на­пример, в разного рода клубах общения. Эти клубы — сравни­тельно новое изобретение, и далеко не все чувствуют себя там уютно. Самое безличное «личное» замечание здесь примерно такое: «Какие у вас красивые туфли». 4. Говорить можно, но не обязательно, как, например, на демонстрациях или концертах на открытом воздухе. Здесь имеется стандартная вторая репли­ка: «Великолепно!» Третья будет уточняющей. Разговор разво­рачивается так: «Привет», «Привет». «Великолепно!» «Хм-м...» «Я имею в виду погоду». «А я думала — музыку»... Далее открываются необозримые перспективы. 5. Когда разговари­вать не принято, поэтому, чтобы заговорить, нужна немалая храбрость. Лучшим консультантом по таким ситуациям являет­ся Овидий («Искусство любви», книга I). Его советы годились для Рима две тысячи лет назад, годятся и для Нью-Йорка, Сан-Франциско, Лондона или Парижа сегодня. Если вы овладе­ли материалом книги первой, переходите к следующему этапу, описанному в книге второй и третьей. 6. Ситуация, когда разговоры запрещены, как, например, в вагонах нью-йоркской подземки. Только в исключительных обстоятельствах и только люди с безнадежно «плохими» сценариями вступают в разговор.

Мы предложили эти варианты из чистой любезности, чтобы оправдать название книги, а также чтобы стимулировать чита­тельскую предприимчивость.

 Послесловие

Главная цель, которую преследовал Э. Берн в своих книгах, заключается в том, чтобы научить человека анализировать характер своего общения, научить использовать слова, мысли, интонации, выражения применительно к целям коммуникации (парадным, деловым или эмоциональным), помочь человеку в его умении анализировать свои слова и поступки, постоянно осмысливая их истинную суть и их восприятие собеседником. Э. Берн делает это с помощью ярких, остроумных образов, «взрывая» рутинные ситуации общения, которые чаще всего не замечаются нами в потоке повседневной жизни.

Э. Берн опирался на традиционный психоанализ, которым долгое время у нас серьезно не занимались. Это не значит, что сейчас в России, как и во многих других странах, психоанализ воспринимается как абсолютно правильная теория (на оценке психоанализа мы остановимся ниже). Однако общий тон пере­стройки в нашей стране, демократизация, коснувшаяся науки, позволили и в зарубежных учениях отбирать рациональные зерна, даже если они произрастают на «чужих полях». Вполне понятно, что многие примеры и ситуации, рассматриваемые Э. Берном, относятся к далеким от нас реалиям, основываются на американском стиле поведения, на специфических для за­падного общества отношениях между родителями и детьми.

Мы видим ценность настоящего издания в том, что автор помогает вдумчивому читателю находить скрытый смысл меж­личностных взаимодействий, распознавать мотивы собствен­ных действий, поступков своих близких и других окружающих людей. Концепция, предлагаемая Э. Берном, в определенной степени спорна, требует дальнейших исследований и обоснова­ний. Она не представляется нам принципиально новой (особен­но в философском смысле), но мы считаем ее безусловно оригинальной, разумной и полезной.

Трансакционный анализ, основателем которого был Э. Берн, представляет собой систему групповой психотерапии, где взаи­модействие индивидов анализируется с точки зрения трех основных состояний Я. Об этом достаточно подробно говори­лось в настоящем издании.

Э. Берн полагал, что каждый человек имеет свой жизнен­ный сценарий, модель которого намечается в ранние детские годы. В соответствии со своим жизненным сценарием люди играют в различные игры, которыми заполнена в основном вся

382

жизнь человечества. Самой страшной игрой на Земле, по выражению самого Берна, является война. В связи с этим очень важно отметить, что групповая психотерапия (по Э. Бер­ну) должна складываться на уровне «Взрослый — Взрослый». Цель состоит в том, чтобы научиться выделять состояния «Взрослого» как в своем собственном сознании и поведении, так и в сознании и поведении других людей, добиваясь обще­ния на уровне «Взрослый — Взрослый».

Достоинство концепции Э. Берна заключается также и в том, что она ставит своей целью формирование искренней, честной, доброжелательной личности.

Каждый человек представляет собой хранилище стереоти­пов, обусловленных спецификой воспитания в самом широком смысле этого слова. И одновременно есть в каждом человеке нечто такое, что толкает его на спонтанные поступки и дейст­вия, обусловленные детским «хочу» или «не хочу» (эмоции, импульсы и т. д.). В реальной жизни люди пытаются соотно­сить «хочу» и «должно», причем те, кому это удается сделать в наилучшей степени, более гармонично вписываются в окружа­ющий мир. Они предстают перед окружающими чаще всего разумными и преуспевающими людьми, могут занимать в жиз­ни хорошее социальное положение. Эти исходные позиции достаточно тривиальны, и вряд ли можно считать абсолютной новизной тот факт, что совокупность устоявшихся стереотипов Э. Берн называет состоянием «Родитель», эмоциональную часть Я каждой личности — «Ребенок», а трезвого «весовщика», соиз­меряющего «хочу — нужно», — словом «Взрослый».

Однако последующий ход мысли Берна представляется бо­лее интересным и весьма плодотворным не только для психоте­рапевтической практики, но и для углубленного самоанализа. В каждом человеке самым сложным образом переплетены эти три состояния: «Взрослого», «Родителя» и «Ребенка». Общение с людьми (начальником на работе, продавцом в магазине, другом, сослуживцем и т. д.) может строиться по-разному, в зависимости от психологического состояния человека, от темы общения и — что очень важно — от того, является ли взаимо­действие бескорыстным или человек хочет чего-то добиться от своего собеседника. Надо учитывать, что при этом включаются различные психологические механизмы, которые вызывают у человека доминирование того или иного состояния, каждое из которых «пользуется» своим особенным «языком» слов, жестов и поступков.

383

 Коммуникация может быть эффективной в том случае, если она ведется на одном и том же «языке», то есть (по терминоло­гии Э. Берна), когда «Ребенок» разговаривает с «Ребенком», «Родитель» с «Родителем», а «Взрослый» со «Взрослым». Ажур­ная конструкция общения приобретает хаотические черты Ва­вилонской башни, если один из собеседников говорит на языке «Родителя», а другой — на языке «Ребенка» или один — на языке «Взрослого», а другой — на языке «Родителя» и т. д. Например, если один из собеседников, будучи типичным бю­рократом, говорит на языке «Родителя», а другой — на языке «Взрослого», причем с учетом изменившихся в нашей стране демократических реалий, то будет вполне естественным взаим­ное непонимание. Оно может быть разрешено двумя способа­ми: либо «Родитель» поймет, что язык стереотипов безнадежно устарел, и попытается (может быть, и безуспешно) приблизить свое мышление и высказывания к реальности, либо (это песси­мистический вариант) «Взрослый» во избежание конфликта сумеет найти в себе «Родителя» и постарается на родительском языке закончить беседу, для того чтобы благополучно выйти из сложной ситуации. В жизни людей, особенно в семейной сфе­ре, в кругу дружеских контактов, часто бывают столкновения «Ребенка» и «Взрослого». «Ребенка» и «Родителя». Например, бесстрастный разговор супругов после длительной разлуки, постоянные упреки со стороны любимого человека — примеры подобных столкновений.

Состояния «Родителя» и «Ребенка» включают в себя крайне важные для культурного общения аспекты. Если бы не было твердых жизненных правил, начиная с заповеди «не укради», кончая поведением за столом, человечество, наверное, не мог­ло бы существовать. Культурные традиции так же необходимы, как и постоянное их обновление. Ни одно общество не может существовать без прописных истин и устоявшихся правил. И в этом огромная важность того состояния, которое Э. Берн называл «Родитель». Безусловно, что «Родитель» далеко не всегда постоянен, и не так уж много сохранилось заповедей в различных культурах, которые пережили бы все превратности истории. Так, некоторые аспекты, входившие в состояние «Ро­дитель» многих наших людей в 70-е — начале 80-х годов, изгоняются ныне «Взрослым» не без участия «Ребенка». Спо­собствует этому чудесный эмоциональный фон, созданный на­строением огромного числа людей в нашей стране, которым так надоел оторвавшийся от реальности «Родитель».

384

Игры, представленные Э. Берном в настоящем издании, как мы уже отмечали, освещаются на основе американских реалий:

прагматичного образа мышления, соответствующих условий быта и работы, специфики общения в семье и между близкими людьми. Неудовлетворенный такой отдаленностью от нашей действительности, вдумчивый читатель, возможно, захочет при­способить описанные игры к тем людям и ситуациям, в которых живет он сам. Наверное, в современных условиях нашего общества можно было бы представить немало ситуаций в виде игр, например «Имитация трудовой деятельности», «Игра в обслуживание», «Выдача справок», «Проблемы бюрократии» и т. п. Думается, что превращение различных ситуаций в игру может стать действенной формой искоренения многих недо­статков, потому что в процессе разыгрывания ролей можно с помощью трансакционного анализа выявить, например, степень бюрократизма или деловитости, честности и искренности, на­стоящего чувства любви или его суррогата. Игра поможет извлечь то живое, творческое начало, которое заложено в каждом человеке. В будущем Э. Берн предполагал полный отказ человечества от игр.

Среди читателей Э. Берна найдутся, наверное, люди, кото­рые смогут разглядеть «игровой» характер многих обычаев, навыков, традиций. Осмелимся дать им несколько советов, которые будут полезны и всем тем, кто хочет лучше понять замысел Э. Берна.

Далеко не всегда целью коррекции коммуникации должен явиться перевод общения на язык «Взрослого». Напротив, нередки случаи, когда важно уйти от состояния «Взрослого» к состоянию «Родителя» или «Ребенка». Скованность или излиш­няя серьезность многих детей, чрезмерная парадность отдель­ных мероприятий, заорганизованность работы некоторых наших общественных организаций как бы оттеняют то обстоятельство, что «Ребенок» — прекрасное состояние эмоциональности, ве­селья и раскованности. Это состояние надо по возможности чаще «включать» в процесс как деловых, так и личных взаимо­отношений. «Ребенок» — это прежде всего суть стремления «хочу». Если люди будут стараться многие важные дела тесно связывать с состоянием «хочу», то деятельность человека будет осуществляться с большей радостью и с большим эффектом.

В настоящей книге читатель найдет много полезных сове­тов, которые помогают понять природу человеческого общения. Книга будет полезна психиатрам, психотерапевтам, педагогам

385

 и врачам, брачным консультантам, всем, кто занимается кор­рекцией человеческого общения, помогает людям адекватно общаться, пытается вместе с ними выяснить причины возника­ющих у них проблем в понимании других людей и истоки производственных и семейных конфликтов. Одновременно прак­тика психиатров многих стран показывает, что подходы Э. Бер­на также полезны и в их деятельности, так как выявленные им игры используются для снятия психических напряжений и для обучения сложным навыкам общения.

В общем, концепция Э. Берна оказывается своего рода прикладной философией жизни, применимой для анализа раз­ных жизненных ситуаций, в том числе и углубленного самоана­лиза. Дело в том, что многие ситуации, связанные с конфлик­тами в семье, психологическими трудностями, перестройкой жизненной программы, направленной на рациональное поведе­ние (здоровое питание, занятия физкультурой, отказ от куре­ния и потребления алкоголя и т. д.), создают весьма сложные коллизии, для которых можно применить древний лозунг «вра­чу — исцелись сам». Важность самоисцеления, психотерапии постепенно возрастает, так как для современного человека, включенного в систему массовых коммуникаций, многие прин­ципы межличностного, а также собственного рационального поведения, основанного на внутреннем диалоге между «надо» и «хочу», крайне актуализируются. Парадокс состоит в том, что максимальное количество межличностных конфликтов усиливается именно у более образованных слоев населения, которые имеют ярко выраженную сферу духовных интересов. Вполне закономерно, что они являются самыми широкими потребителями информации о способах разрешения такого рода конфликтов. Поэтому нередко люди ведут изощренную игру с «надо» и «хочу», при этом они хорошо знают, что именно «надо», однако «хочу» представляет для них большую ценность.

Предполагая, что специалисты извлекут немало нового из предлагаемого издания, мы все же адресуем книгу широкому кругу читателей. В связи с этим обращаем внимание на то, что первый раздел книги, названный «Игры, в которые играют люди», имеет более прикладной характер, чем второй — «Люди, которые играют в игры», в котором в большей степени освеща­ются теоретические основы предложенной концепции, психо­аналитические предпосылки трансакционного и сценарного ана­лиза, с которыми наш читатель, наверное, знаком меньше, чем западный читатель книги Э. Берна. Язык труда Э. Берна в

386

определенной степени создает ту реальность, в которой разыг­рываются описанные драмы и конфликты героев игр и сценари­ев. Это очень важный момент, на котором стоит остановиться особо. Например, возьмем сюжет о Красной Шапочке — персо­наже известной сказки. «Биографию» Красной Шапочки, эпи­зод ее встречи с волком и всю ее последующую жизнь Э. Берн последовательно, хотя и не без иронии, истолковывает как обусловленную изначальной психической травмой, в основе которой лежали сексуальные мотивы. Красная Шапочка — не единственный пример. Чем глубже психотерапевт «забирается» в психику пациента, тем однозначнее вырисовывается перед ним феномен детской сексуальности — краеугольный камень, на котором, исследуя уже ход взросления, автор выстраивает картину индивидуальной психики.

В этом — суть психоаналитического подхода. Одним из открытий 3. Фрейда считается его открытие воздействия поло­вого влечения на человеческую психику, в особенности на ее становление. Основополагающий конфликт, о котором идет речь, — это половое влечение ребенка мужского пола к матери (имеется в виду ранний период детства) и ревность его к отцу (соответственно у девочки — влечение к отцу и ревность к матери). Под знаком этого конфликта, который по мере взрос­ления индивида и под влиянием общепринятых норм социальной жизни «вытесняется», загоняется в подсознание, формируется характер, темперамент индивида, весь его психологический облик. 3. Фрейд назвал этот вытесненный конфликт «Эдиповым комплексом». В драме древнегреческого драматурга Со­фокла «Царь Эдип», созданной на основе мифов, герой траге­дии Эдип — невольный преступник, убивший своего отца и женившийся, сам того не подозревая, на своей матери. У Софокла Эдип, узнав о своих невольных преступлениях, в отчаянии ослепляет сам себя. Психологическую драму, сочи­ненную 3. Фрейдом, можно было бы назвать «Преступления периода раннего детства индивида». В ней повествуется о поступках, причина которых — недозволяемые обществом вле­чения. Поступки эти всю жизнь терзают совесть человека. Всю жизнь он борется с роковыми влечениями, а они тем не менее прорываются, реализуясь в его взаимоотношениях с другими людьми.

«Эдипов комплекс» (у женщин — «комплекс Электры») — это, по 3. Фрейду, всего лишь голый сюжет всякой индивиду­альной психологической драмы, сюжет, закладывающийся в

387

 раннем детстве, в специфике взаимоотношений каждого ребен­ка с родителями разного пола. В реальной человеческой жизни, в зависимости от ее конкретных обстоятельств, от особенности взаимоотношений в социальной среде, от психофизиологиче­ских особенностей индивида, сюжет может бесконечно услож­няться и варьироваться, но тем не менее он остается, как утверждает 3. Фрейд, тем же самым сюжетом.

Если выразить составляющие сил, участвующих (по 3. Фрей­ду) в становлении человеческой психики, на языке формальных понятий, можно увидеть три главные силы. Первая: бессозна­тельно реализующая сексуальные по своей природе влечения. Вторая: силы социальных норм, обычаев, установок, препят­ствующих свободной реализации влечений. Третья: силы инди­видуального человеческого Я, в каждом случае своеобразно «координирующие» (сочетающие) силы, принадлежащие к двум первым источникам. Это и есть структура личности по 3. Фрейду. Три ее главных компонента основатель психоанализа назвал «Оно», «Я» и «Сверх-Я». В этих трех структурных компонентах, согласно идеям 3. Фрейда, и реализуется история психики.

Отвлечемся, однако, от собственно фрейдовских идей и обратимся к концепции, представленной на страницах книги Э. Берна. По Берну, структура личности также трехкомпонен­тна. Термином «Я» («Эго») он обозначает личность. Каждое Я может проявляться в каждый момент времени в одном из трех состояний, которые, как мы уже говорили, Э. Берн назвал: «Ребенок», «Взрослый», «Родитель». «Ребенок» — это источ­ник спонтанных, архаичных, неконтролируемых импульсов. «Ро­дитель» — педант, знающий, как надо себя вести, и склонный к поучениям. «Взрослый» — своего рода счетная машина, взве­шивающая баланс «хочу» и «надо». В каждом человеке эти «трое» живут одновременно, хотя и проявляются в каждый момент поодиночке.

Связь с фрейдовской триадой («Я», «Оно» и «Сверх-Я») здесь неоспорима. Однако было бы неправильно отождествлять эти два представления о структуре личности. Главное различие заключается в том, что «Ребенок» в человеческой душе не сводится у Берна к бессознательным влечениям. Это не изна­чальная, биологическая по своей природе сила (как «Оно» у Фрейда). Ребенок есть результат множества взаимодействий, начиная с раннего возраста, поэтому он сам уже в определен­ном смысле является социальным продуктом.

388

Изменилась у Э. Берна (по сравнению с фрейдовской) и трактовка других компонентов структуры Я. Однако преем­ственность сохранилась, поэтому идеи Э. Берна можно безоши­бочно отнести к психоаналитической, фрейдовской традиции в психологии и психиатрии. В этом смысле концепция Э. Берна становится в один ряд с концепциями многих других известных ученых-неофрейдистов, таких, как Альфред Адлер (1870—1937), Карл-Густав Юнг (1875—1961), Эрих Фромм (1900—1980) и др.

Основные положения психоанализа были сформулированы 3. Фрейдом в конце прошлого, XIX века. Преимущественное внимание к половой, сексуальной стороне жизни человека стало причиной того, что психоанализ был принят в штыки как научными кругами того времени, так и господствующим об­щественным мнением. Ведь идеи 3. Фрейда предполагали су­щественное изменение не только научных понятий и теорий, они влекли за собой целый переворот в общественной морали и в представлениях о месте человека в мире. Действительно, господствующая в то время религиозная мораль считала чело­века венцом творения, располагала его на верхней ступени в иерархии сущностей (выше были только ангелы и сам Бог). Фрейд же настаивал на том, что человек — в значительной своей части — животное, что им движут неконтролируемые, биологические по своей природе влечения. Человек — не царь природы, но ее часть. Следовательно, ему нужно отказаться от непомерно завышенной самооценки и по-новому взглянуть на свое место в мире.

Сам Фрейд не очень скромно называл свое учение коперниковым переворотом в науке. Как Коперник, писал он, отнял у Земли имя центра Вселенной и предписал ей место одной из многих планет Солнечной системы, так и мое учение отнимает у человека венец царя природы и делает его частью природы, а существование его — сложным и проблематичным. Это был сильный удар по человеческому честолюбию (даже если не принимать во внимание честолюбие отдельных ученых, науч­ные труды которых учение Фрейда опровергало).

Неудивительно, что психоанализ встретил в то время мощ­ное противодействие. Однако удивительным было другое — необычайная быстрота его распространения в первые десятиле­тия XX века. Очевидно, сказался его мощный иконоборческий пафос. Психоанализ сыграл роль своего рода психологического фермента в период войн, крушения старых культурных тради­ций. Под его воздействием оказались многие крупные мастера

389

 культуры, такие, например, как Стефан Цвейг, Томас Манн, Сергей Эйзенштейн. Рушились патриархальные, традиционные политические и культурные системы, и на их развалинах стал утверждаться психоанализ с его специфической философией и видением мира. Иногда его влияние оказывалось преходящим, как, например, в нашей стране.

В первые десятилетия XX века психоанализ имел огромный успех и множество влиятельных сторонников. В большинстве случаев фрейдизм воцарялся всерьез и надолго. Так это случи­лось в Соединенных Штатах Америки, во многих странах Западной Европы и других районах мира. Иногда говорят об «империи царя Эдипа». «Империя» в данном контексте — не только географическое понятие. О ней можно говорить по крайней мере в трех смыслах. С одной стороны, это человече­ская психика, как она видится сторонникам психоанализа. Это уж подлинно «царство Эдипа», точнее, «Эдипова комплекса». С другой стороны, это широкое и разнообразное «психоаналити­ческое» движение, включающее в себя множество школ и направлений. В нем происходят бесконечные «перевороты», пересмотр и изменение теоретических взглядов. Буквально все крупные последователи 3. Фрейда выдвигают свои альтерна­тивные идеи, основывают свои школы, иногда весьма влиятель­ные. Назовем их диадохами, наместниками в «империи Эдипа». Эрик Берн с его трансакционным анализом — один из таких «наместников».

Но, наверное, самый важный аспект влияния психоанализа заключается в том, что «империя Эдипа» простерлась в сознании многих миллионов людей, которые под воздействием пропаган­ды (целенаправленно осуществляемой психоаналитическими обществами, различными журналами, лечебными учреждения­ми, а также художниками, писателями, кинематографистами психоаналитической ориентации) нередко рассматривают свою жизнь, судьбу, общение с другими людьми сквозь «Эдиповы» очки, через призму психоаналитических понятий и теорий.

Теория не только описывает реальность, но и в известной степени ее формирует. Обратимся в связи с этим к примеру, приведенному Э. Берном в настоящей книге. К психотерапевту записалась на прием женщина, жалующаяся на головные боли, депрессию, бессонницу, которые были следствием мучительных неразрешимых проблем ее личной жизни. После многочасовых бесед (не просто разговоров, а исследовательских расспросов, регулируемых канонами психоаналитической терапии) психо-

390

терапевт приходит к выводу, который и внушает своей пациен­тке: все ее проблемы вызваны стремлением найти в мужчинах, встречающихся на ее пути, образ дедушки, который когда-то, еще в ее детстве, стал играть для нее роль сексуального символа. С образом дедушки, глубоко запечатлевшимся в дет­ском сознании, она стала соразмерять реально встреченных мужчин и отвергать их претензии как несостоятельные. В этом психотерапевт увидел источник всех ее неудач в личной жизни и нарушений в здоровье. Хотя объяснение может показаться по-своему логичным, все же человеку, незнакомому с методами и понятиями психоаналитической терапии, оно может пока­заться в лучшем случае несколько экзотическим, в худшем — просто диким. Но если представить, что подобного рода объяс­нениями мир человека заполняется с раннего детства, когда они фигурируют на страницах прессы, в романах и кинофиль­мах, то можно вообразить, что они отвечают реальностям жизни. Кроме того, пациент знает, что методы, которыми пользуется психотерапевт, официально признаны, что он — глубоко уважаемый обществом эксперт, гуманность и полез­ность действий которого не подлежат сомнению. В этом случае объяснение принимается с готовностью и благодарностью, а «влечение» к образу дедушки, так же как «комплексы», прочего рода психоаналитические конструкции рассматриваются не как теоретические интерпретации, вербальные конструкции (кото­рым неизвестно еще, что соответствует и соответствует ли вообще что-нибудь в жизни), а как стопроцентные факты, с которыми нужно сосуществовать. Именно так они начинают рассматриваться пациентом, и он строит свою жизнь, поступки и действия, исходя из их наличия.

Таковы сложные процессы трансформации субъективных взглядов, теоретических представлений в объективную реаль­ность. Проще всего было бы отмахнуться от психоаналитиче­ских образов, сказав, что все это выдумка, миф, а потому не заслуживает никакого внимания. Но при этом не учитывается, что миф — не просто досужая выдумка или специальное изо­бретение для одурачивания легковерных. Миф — это в опреде­ленном смысле картина мира. Некоторые люди воспринимают миф как истину, так же реально, как и конкретные жизненные явления. По воздействию на жизнь человека образы психоана­лиза могут быть реальными, сколь реальными, например, были боги Олимпа в жизни древних греков.

391

 Экскурс в историю возникновения и распространения пси­хоанализа мы предприняли для того, чтобы показать читателю, в какой духовной и культурной традиции возникли книги Э. Берна и на какое читательское восприятие они в принципе были рассчитаны. Именно по причине специфики психоанали­за, особенностей (в значительной мере с его помощью сформи­рованной) культурной среды многие суждения и объяснения Э. Берна могут показаться нашему читателю, выросшему в иной культурной традиции, непонятными, недостаточно убе­дительными, а иногда неприятными и даже шокирующими. Автор сам осознает эту специфичность, неоднократно отмечая в своих рассуждениях, что он приводит примеры применитель­но только к США.

Но не стоит и преувеличивать существующие культурные различия, делая вид, что все здесь шокирует и все непонятно. В свое время успех психоанализа объяснялся тем, что 3. Фрейд и его последователи едва ли не первыми в истории психологи­ческой мысли обратились к изучению основополагающих вех человеческой жизни: рождения, взросления, любви и смерти. Это, конечно, было прорывом к новым горизонтам. 3. Фрейд разрушил стену между реальностью жизненных проявлений и как бы камуфлирующей, затушевывающей остроту их проявле­ний общественной моралью, по-своему выражающейся в науке, философии, в религиозной мысли и в других формах общест­венного сознания.

Апелляция к универсальным фактам человеческой жизни сделала труды Фрейда и его последователей интересными и важными для любого человека. Любовь есть любовь, смерть есть смерть — это понятно каждому, точно так же как и слова «родитель», «ребенок», «взрослый». Темы эти вечны, хотя это, разумеется, еще не залог вечности написанных на эти темы трудов. Но это уже вопрос индивидуального научного и литера­турного таланта. А в книгах Эрика Берна, смеем утверждать, талант присутствует. Кроме того, не следует преувеличивать трудности восприятия книги Берна с иных культурных пози­ций. В связи с этим возникает мысль, которая может показать­ся неожиданной, возможно, даже кое-кому кощунственной: это определенное родство психоанализа как зондирования челове­ческой психики с традицией русской литературной классики. Речь, конечно, идет не о теоретическом аппарате, а о направ­ленности подхода. Ведь слово «психоанализ» — это калька с древнегреческого понятия «разложение души» (psyche —

392

душа, analysis — разложение, расчленение). Поэтому психо­аналитическое изучение личности пациента иногда производит шокирующее впечатление. Психотерапевт буквально лезет в душу пациенту, извлекая на свет такие ее глубины, что третьей стороне — читателю — становится иногда неловко. Но тогда вспоминаешь исследовательское бесстрашие Федора Достоев­ского, а иногда — и Льва Толстого, выворачивающих букваль­но наизнанку мятущуюся человеческую душу, вытягивая на свет такие ее влечения и стремления, в которых человек никогда не в силах был бы признаться сам себе.

Неоднократно высказывалось мнение, что русская классика была одним из важных побудительных мотивов возникновения психоанализа. Во всяком случае, сам Фрейд в течение всей своей жизни питал неистощимый интерес к творчеству Досто­евского, а герои Достоевского и сам их создатель многократно становились предметом исследования для самого 3. Фрейда.

Возможно, отдельные страницы книги Э. Берна и произве­дут шокирующее впечатление, но не столько потому, что это «чуждо» нашей культуре, а скорее потому, что с «нелегкой руки» некоторых блюстителей общественной морали в послед­ние десятилетия у нас считалось не очень-то уместным отыски­вать «вечные проблемы», ставить «последние вопросы» в лите­ратуре, науке, искусстве.

Однако следует подчеркнуть, что мы говорим о проблемах и направленности их исследования, а не о конкретных, «техни­ческих» в определенном смысле слова, специфичных для психо­анализа решениях и методах. Наверное, мы уже достаточно сказали об истории психоанализа и о месте работ Э. Берна в психоаналитическом движении. Но у читателя может возни­кнуть вопрос: в конечном счете верна или не верна психоана­литическая концепция вообще и, в частности, выраженная в этой книге концепция человеческого общения и человеческой судьбы, принадлежащая Эрику Берну? Ответ на этот вопрос не может быть однозначным, так как суть проблемы гораздо сложнее, чем она может показаться на первый взгляд, ответ можно было бы сформулировать так: психоаналитическая кон­цепция человека и человеческих взаимоотношений, в частнос­ти концепция Эрика Берна, теоретически неверна, но в то же время цели ее автора гуманны и благородны, а некоторые его теоретические соображения интересны и полезны. Такое суж­дение нуждается, конечно, в уточнениях и разъяснениях. Пре­жде всего — о теоретической стороне дела. Если в первые

393

 десятилетия существования психоанализа критика его велась в основном с моральных или абстрактно-идеологических позиций (это-де покушение на самое святое, разрушение моральных и идейных устоев и т. д. и т. п.), то последние двадцать лет ознаменовались и в нашей стране, и на Западе усилением чисто научной критики.

Итоги критики обычно сводят к следующему. Во-первых, «тройственная» структура психического аппарата, как она изо­бражалась 3. Фрейдом («Я», «Оно», «Сверх-Я») и как она, с соответствующими изменениями, изображена Берном («Взрос­лый», «Ребенок», «Родитель»), представляет собой весьма при­митивную конструкцию, не находящую никакого соответствия в изучаемом невропсихологами материальном субстрате чело­веческой психики и в происходящих в ней процессах. Во-вто­рых, биофизики показали, что созданная 3. Фрейдом и усвоен­ная многими из позднейших психоаналитиков теория влечения (любой из человеческих мотивов представляет собой в конеч­ном счете превращенную форму полового влечения) ориенти­рована на чересчур простую «гидравлическую» модель. Это устаревший, давно пройденный наукой уровень понимания био­логической энергии. В-третьих, современные психологи с по­мощью самых тонких экспериментов не смогли обнаружить сколько-нибудь устойчивых доказательств того (как это счита­ли 3. Фрейд и Э. Берн), что содержание снов обнаруживает суть вытесняемых бессознательных стремлений. В-четвертых, 3. Фрейд, а за ним буквально все представители психоанализа (как показали долговременные эмпирические исследования в рамках возрастной психологии) непомерно преувеличили роль ранних детских переживаний в становлении человеческой пси­хики. Они далеко не всегда оказывают «судьбоносное» влия­ние. Этот факт подрывает едва ли не главные составные части психоанализа — учение о неврозах и концепцию психоанали­тической терапии.

В-пятых, большинство современных психологов и психиат­ров видят в психоаналитических терминах, таких, как «Эдипов комплекс» (Берн пополняет этот перечень терминами «сцена­рий», «футболка» и др.) не столько научные понятия, пригодные для описания психических структур и функций, сколько цве­тистые метафоры, более приличествующие художественному словоупотреблению. В-шестых, социологи справедливо указы­вают, что психоанализ, претендующий на создание общей кон­цепции человека и человеческой судьбы (Берн в этом отноше-

394

нии не менее амбициозен, чем сам основатель психоанализа), абсолютно упустил из виду формирующее влияние на человека крупномасштабных социальных структур, по-своему отражаю­щихся в приемах воспитания, механизмах социализации и т. п.

Это, разумеется, далеко не все критические претензии, которые можно высказать в адрес психоанализа. Но это, пожа­луй, главные из них. Все они могут быть отнесены и к берновскому варианту психоанализа (к его сценарной теории). Сам автор, разбирая в заключительных главах настоящей книги критические упреки в адрес своей теории, именно на такие научные возражения ничего не отвечает, предпочитая дискути­ровать на довольно абстрактном философском уровне. Но сле­дует ли из этого, что мы должны отвергнуть все конкретные выводы и практические результаты, полученные на основе этой теории, а также научные сочинения, возникшие в ее рамках? Здесь ответ будет, безусловно, отрицательным.

История науки неоднократно показывала, как научные тео­рии, будучи опровергнуты фактами и, казалось бы, навсегда похороненные, воскресали порой через весьма солидный пери­од времени. Одним из самых ярких примеров могут быть идеи пифогорейцев, выдвинутые в IV веке до н. э., о том, что Земля не занимает центрального положения среди планет. Эти идеи не могли восприниматься всерьез, ибо противоречили теории геоцентрической системы мира, по которой общим центром Вселенной считалась Земля. И лишь через две тысячи лет Николай Коперник (1473—1543) восстановил справедливость, подтвердив гениальную догадку древнегреческих ученых.

В истории науки известно множество ошибок ученых и значительно меньше гениальных прозрений. Недалеко бы ушло наше познание человека и мира, если бы главной нормой суждения в науке стала нетерпимость — нетерпимость к ошиб­кам, альтернативным мнениям, к отличающейся от общеприня­той форме изложения материала.

Все эти соображения применимы и к книге Эрика Берна, с которой предстояло познакомиться читателю. Мы считаем в основном неверными принципиальные теоретические положе­ния, которые легли в основу психоанализа. Но это еще не повод пренебрегать трудами Берна. Ведь, отвергнув его сценар­ную теорию, мы откажемся от одного из способов ближе подойти к решению «вечных проблем» и «последних вопросов». Современная психология дает нам в этом отношении слишком мало. Поэтому, пускаясь в плавание по бурному морю челове-

395

 ческой жизни, полезно иметь хотя бы приблизительную, «рабо­чую» карту. Дальнейшие исследования внесут в нее поправки, а при необходимости будет изменена и сама система координат.

Кроме того, мы хотим обратить внимание на весьма немало­важный момент. Эрик Берн обязан успехам своих книг не столько психоаналитической теории, сколько собственному уни­кальному таланту наблюдателя, систематизатора и рассказчи­ка. Он меньше всего похож на педанта-теоретика, которого в первую очередь заботит обоснование своих взглядов путем включения их в логическое целое какой-то более крупной теории (в данном случае психоанализа). Идеи Берна сочетают­ся с психоанализом, но отнюдь не сводятся к нему. А гуманис­тический пафос его книг, стремление наделить человека ясным пониманием своей жизненной ситуации, помочь ему стать честным с самим собой и с другими людьми, пройти жизнь рыцарем без страха и упрека — разве это само по себе не искупает недостатков его труда? Это относится прежде всего ко второму разделу книги, имеющему подзаголовок «Психоло­гия человеческой судьбы». Но эти слова справедливы и по отношению к первому разделу («Игры, в которые играют люди»), цель которого — научить человека меньше «играть», а больше быть самим собой, искать подлинной интимности и подлиннойсвободы.

Моральный пафос книг Берна характеризуется его непроиз­вольным восклицанием: «Только ради бога, не бейте ребенка!» Теория, ведущая к такому выводу, не может быть вредной. Иногда людям не хватает целой жизни, чтобы прийти к такой вроде бы немудреной истине. А иногда они приходят к ней слишком поздно. Для того чтобы как можно больше людей скорее поняли эту и многие другие истины, необходимые для более полной и счастливой жизни, и писал свои книги Эрик Берн.

Ионин Л. Г., доктор философских наук

Мацковский М. С., доктор философских наук

Содержание

От автора ............................................................................................5

ИГРЫ, В КОТОРЫЕ ИГРАЮТ ЛЮДИ. Психология человеческих взаимоотношений

Введение............................................................................................... 8

Процесс общения ...........................................................................8

Структурирование времени.......................................................... 10

Часть первая. Анализ игр ................................................................ 15

Структурный анализ..................................................................... 15

Трансакционный анализ............................................................... 19

Процедуры и ритуалы ..................................................................24

Времяпрепровождения ................................................................. 29

Игры .............................................................................................36

Часть вторая. Тезаурус игр.............................................................. 52

Введение....................................................................................... 52

Игры на всю жизнь...................................................................... 54

Супружеские игры........................................................................ 72

Игры в компаниях........................................................................ 89

Сексуальные игры...................................................................... 102

Игры преступного мира.............................................................. 110

Игры на приеме у психотерапевта............................................. 117

Хорошие игры............................................................................. 139

Часть третья. За пределами игр ................................................... 145

Значение игр .............................................................................. 145

Игроки........................................................................................ 146

Иллюстрация.............................................................................. 148

Независимость............................................................................ 150

Дата: 2019-12-22, просмотров: 205.