Одно из постоянных направлений в решении коллизионных проблем связано с преодолением "столкновения" законов в области обязательств вследствие причинения вреда. Более того, именно эту область иногда сравнивают со своеобразным "полигоном", на котором испытываются новые коллизионные способы воздействия на частноправовые отношения, осложненные иностранным элементом.

Как уже было сказано ранее на исходе первой половины XX в. состояние коллизионного регулирования в сфере деликтных обязательств определялось отношением к старейшей формуле прикрепления – lex loci delicti commissi, степенью ее признания или, напротив, вытеснения иными традиционными, формализованными коллизионными привязками.

Выдающийся российский ученый А.Н. Макаров в опубликованных им в 1924 г. "Основных началах международного частного права" предваряет краткое обобщение доктринального и судебного опыта в сфере обязательств из правонарушений следующей констатацией: "Согласно единодушному на континенте Европы мнению современной доктрины, разделяемому и судебной практикой, обязательственные правоотношения, имеющие своим основанием правонарушения, обсуждаются по закону места совершения правонарушения (по lex loci actus)[13]. Это единодушие научной мысли в прошлом нарушено было лишь Вехтером и Савиньи, которые предлагали подчинять основанные на правонарушениях обязательства закону суда – lex fori.

В литературе начиная со второй половины XIX ст. подчинение обязательства, основанного на правонарушении, закону места учинения этого правонарушения не возбуждает уже сомнений. Немногочисленные законодательные тексты, относящиеся до этой категории обязательств, стоят на той же точке зрения". В подтверждение А.Н. Макаров ссылается на южноамериканскую кодификацию 1889 г. и Гражданское уложение Японии, но отмечает несколько обособленную позицию, занятую Вводным законом к Германскому гражданскому уложению, и возведенный в общее правило кумулятивный принцип в англо-американской доктрине и практике.

Аналогичная правовая позиция была присуща и французскому национальному праву. Так, например, в решении французского кассационного суда от 25 мая 1948 г., который признал компетентным закон места совершения деликта в отношении правонарушения, совершенного в Испании, несмотря на то, что обеими сторонами в споре являлись французы. Сходным образом был решен вопрос бельгийской доктриной и практикой. В решении от 17 мая 1957 г. кассационный суд Бельгии отослал к праву места совершения деликта (иск о возмещении ущерба, причиненного незаконным действием, совершаемым на территории Нидерландов, должен регулироваться местным законом, "хотя обе стороны – потерпевший и причинитель вреда – были бельгийцами".[14]

Однако к середине XX в. усилилась критика доктриной "жесткости" классических (традиционных) коллизионных начал, подтолкнувшая практику в США и Европе к созданию и внедрению нового поколения конфликтных норм, способных решать коллизионные вопросы, избегая "штампованных", случайных решений и учитывая особенности конкретных ситуаций. Дж. Моррис, рассматривая коллизионную практику в сфере torts, писал, что мотивы, которые приводят суды к отказу от строгого применения lex loci contractus в пользу более гибкого "закона, свойственного данному контракту" (the proper law of the contract), могли бы с одинаковым успехом применяться и к обязательствам из правонарушений[15]. Разработка в США концепций, составивших основу новых методологий и подходов, отторгавших традиционные коллизионные привязки, неразрывно связана с именами Б. Карри, Д. Каверса, Р. Лефлара, У. Риза. Теории "анализа правительственных интересов" ("governmental interest analysis") Б. Карри, применения "лучшей нормы права" ("better rule of law") Р. Лефлара, "принципов предпочтений" Д. Каверса и некоторые другие оказали заметное влияние на судебную практику Штатов. Особый резонанс получило решение Апелляционного суда штата Нью-Йорк, 1963 г., по делу Babcock v. Jackson, иногда именуемое поворотным пунктом в истории коллизионной практики Соединенных Штатов. Не применении – в данном случае права канадской провинции Онтарио, где произошло правонарушение, отдав предпочтение праву штата Нью-Йорк.

Применив к делу право штата Нью-Йорк, суд обосновал свою позицию рядом доводов концептуального характера, в том числе о наиболее значимой связи обстоятельств дела с правом этого штата. К таким обстоятельствам суд отнес то, что истец и ответчик проживали в упомянутом штате, здесь начали поездку, сюда должны были вернуться. Автомобиль был зарегистрирован и застрахован, а также обычно находился в гараже в этом штате. Именно штат Нью-Йорк (во всяком случае, не провинция Онтарио, Канада) имел наибольший "интерес" в данном деле[16].

Пожелание доктрины "пересмотреть постулаты прошлого" было услышано: "гибкие" коллизионные привязки, представляющие "новое поколение" коллизионных норм, оказались воспринятыми вторым Сводом законов о конфликте законов США 1971 г. Так, одним из основных начал Свода стало правило, отсылавшее в вопросах tort к праву штата, наиболее значимым образом связанному с соответствующими отношениями (the rule of most significant relationship). Отмечалось, что авторы новых коллизионных доктрин – Каверс, Чатхем, Карри, Лефлар, Риз, выражая удовлетворение решением по делу Babcock v. Jackson, приводили различные доводы в его обоснование: каждый находил в нем поддержку собственным теориям[17].

Продвижение в сторону гибких коллизионных начал ("наиболее тесная связь", "наиболее прочная связь" и др.) происходило и в европейском коллизионном праве, но носило характер скорее "мягкого" эволюционного процесса, "неспешного дрейфа" к новому рубежу. Выражением этого процесса стали закрепляемые законодательно формулы, обозначающие соотношение традиционных и гибких коллизионных начал. Так, Федеральный закон Австрии 1978 г. "О международном частном праве", предусмотрев, что обстоятельства дела, "соприкасающиеся с заграницей", рассматриваются в частноправовом отношении согласно правопорядку, с которым имеется наиболее прочная связь, далее указал: содержащиеся в этом Федеральном законе отдельные правила о применимом правопорядке (отсылочные нормы) рассматриваются как выражение этого принципа. Приоритет гибкого коллизионного начала "право, с которым отношение наиболее тесно связано" обозначен в ст. 15 Федерального закона Швейцарии 1987 г. "О международном частном праве", согласно которой право, на применение которого указывает данный Закон, не применяется, если с учетом всех обстоятельств дела очевидно, что оно имеет с этим правом лишь незначительную связь и в то же время – гораздо более тесную связь с правом какого-либо другого государства.

Принятый в 1999 г. в Германии Закон о международном частном праве для внедоговорных обязательственных отношений и для вещей дополнил Вводный закон к Германскому гражданскому уложению 1896 г. (в ред. Закона от 25 июля 1986 г. о новом регулировании международного частного права) соответствующими статьями, в частности ст. 41 о существенно более тесной связи. Эта статья корректирует положения о внедоговорных обязательственных отношениях, устанавливая: если с правом какого-либо государства присутствует существенно более тесная связь, чем с правом, которое являлось бы определяющим согласно статьям о названных обязательствах, то применяется такое право. Не менее примечательно последующее уточнение, помогающее уяснить значение существенно более тесной связи. Она может следовать, в частности, из особого правового или фактического отношения между участниками по поводу обязательственного отношения или из обычного местопребывания участников в одном и том же государстве в момент события, имеющего правовое значение[18].

В ряде стран для определения тесной связи отношения с применимым правом используются вспомогательные категории связующих обстоятельств, факторов и др. Согласно §145 Свода 1971 г. при применении обозначенных в §6 Свода принципов выбора применимого права обстоятельства, принимаемые во внимание, включают:

- место, где был причинен вред;

- место совершения действия, причинившего вред;

- домицилий, место жительства, гражданство, место инкорпорации;

- основное место деятельности сторон;

- место, где сосредоточены отношения между сторонами.

Факторы, которые могут быть приняты в расчет как связывающие правонарушение или деликт с какой-либо местностью, включают, в частности, относящиеся к сторонам, к любому из событий, составляющих рассматриваемые правонарушение или деликт, или к любому из обстоятельств или последствий этих событий[19].

Обращение к праву, которому подчиняются совпадающие законы сторон деликтного обязательства, т.е. являющемуся для сторон общим, со временем стало еще одним широко признаваемым способом ограничения начала lex loci delicti commissi. Этому варианту определения права, применимому к обязательству из причинения вреда, следуют законы Венгрии (если местом жительства лица, причинившего вред, и потерпевшего является одно и то же государство), Германии (если обязанное предоставить возмещение лицо и потерпевший на момент влекущего ответственность события имели свое обычное местопребывание в одном и том же государстве), Италии (в случае, когда правонарушение касается исключительно лиц, имеющих гражданство одного и того же государства или пребывающих на территории одного и того же государства).

Вредоносное поведение и обусловленный им результат – важнейшие "слагаемые" правонарушения, объективные предпосылки гражданской ответственности за причиненный вред. Определение места совершения деликта не вызывает трудностей, когда элементы его фактического состава локализованы в одной стране. В противном случае возникает проблема квалификации понятия "места совершения деликта". Соответственно деликты, относящиеся к первой группе, условно могут быть названы "простыми", а составляющие вторую группу – "сложными".

Представляет интерес классификация "сложных" деликтов, приведенная немецким исследователем:

1) "Distanzdelikte" ("деликты на расстоянии"): лицо действует в одном государстве, а последствия вредоносного действия проявляются в другой правовой сфере;

2) "Multistaate – Delikte": лицо действует в одном государстве, а результат вредоносного действия проявляется в нескольких правовых сферах, и иначе – вредоносные действия осуществляются с территорий нескольких стран, тогда как вред наступает лишь в одной;

3) "Transitdelikte": лицо совершает вредоносные действия, которые следуют по времени друг за другом в ряде стран, причиняя, соответственно, противоправный вред.

Зарубежные правовые системы прибегают к различным способам определения места, где деликт следует считать совершенным. В некоторых странах под locus delicti понимается место совершения действия, причинившего вред, в других – деликтное обязательство подчиняется праву страны, в которой наступил результат вредоносного действия. Ряд правовых систем допускает (иногда по выбору потерпевшей стороны) применение законов "места действия" или "места результата"[20].

Одно из "знамений времени" – утверждение (в ограниченных пределах) в рамках деликтных обязательств начала автономии воли сторон. О выборе права сторонами обязательства говорится в законах Австрии и Лихтенштейна. В силу упомянутого швейцарского закона стороны обязательства могут в любое время после наступления события, повлекшего причинение вреда, договориться о применении права суда. Вводный закон к Германскому гражданскому уложению, разрешая сторонам осуществлять соответствующий выбор, не ограничивает его правом суда, но требует, чтобы права третьих лиц при этом не затрагивались.[21]