На наш взгляд, сосредоточенность наивного философствования на феномене восприятия связана с постоянной необходимостью конституривания ребенком мира в силу высокой изменчивости функций его тела, обусловленных, прежде всего, процессами роста, развития. Первое, что бросается в глаза в сравнении ребенка со взрослым - это существенная разница в росте. Это наблюдение не столь тривиально, как кажется на первый взгляд. Это означает, что дети, в отличие от взрослых, повсеместно окружены «гигантами», которые, например, чтобы разговаривать с ними, наклоняются или садятся на пол, чтобы быть с ними «одного роста». При этом все эти «гиганты» пользуются положением превосходства, ведь большая часть предметов «культурного» мира, окружающих детей, явно им «не по росту». Зачастую, дети не могут дотянуться до выключателя света, до дверной ручки, до дверного звонка и т.д. Вывод, который, исходя из этого, могут сделать дети: «Я, скорее всего, не являюсь полноценным членом общества».

²⁰ Matthaws G.B. The Philosophy of Childhood... P. 39.

²¹ Ibid.

Наряду с этим, с ребенком постоянно и неотвратимо происходят морфологические изменения, связанные, например, с процессом роста. Эта тема - излюбленный предмет разговора взрослых по поводу детей. «Боже мой, как же ты вырос!» - говорит взрослый, в то время как ребенок не испытывает по этому поводу никаких восторгов. Следует признать, что восприятие этого факта у взрослого существенно отличается от восприятия ребенка. Морфологические изменения происходят и у взрослого, однако в оценке этих изменений акцент прямо противоположный. Удовлетворение взрослого заключается как раз в том, что после длительного временного интервала ему говорят: «А ты совсем не изменился!» Ребенок же, напротив, всегда вынужден находиться в переходном состоянии, и это наиболее наглядно проявляется в его росте. Дети не могут не изменяться. Это неизбежно. Повседневная жизнь постоянно напоминает им об этом, например, когда фактически ежегодно меняется их гардероб. Дети, которые растут быстрее или медленнее, чем их сверстники, зачастую чувствуют, что происходит что-то не то, или даже что они делают что-то не так. Над ребенком довлеют не только неотвратимость морфологических изменений, но также и соотношение их с некой общепринятой нормой изменений.

Опираясь на проведенный М. Мерло-Понти в «Феноменологии восприятия» анализ опыта тела воспринимающего субъекта, его навыков, мы можем говорить о нередуцируемости смыслов феноменального слоя сознания, что доказывает его фундаментальный онтологический характер. Тело порождает смысл, проецируя его на свое материальное окружение и определяя тем самым горизонт экзистенциального пространства человека, его возможности понимания мира, других и себя самого. Тело открывает субъективности мир, располагая его в нем.

Для ребенка никакая объяснительная гипотеза не может быть яснее, чем само действие, в котором он принимает незавершенный мир, пытаясь размышлять о нем и придавать ему целостность. «Рациональность не есть проблема, - отмечает Мерло-Понти, - за ней нет никакого неизвестного, существование которого нам надлежало бы дедуктивно выводить или индуктивно доказывать: мы присутствуем при каждом мгновении этого чуда соединения опытов, и никто лучше нас не знает, как оно случается, поскольку узел этих отношений - мы сами».²² Поэтому посредством наивного

22Мерло-Понти М. Феноменология восприятия. СПб., 1999. С. 21.

философствования ребенок, по сути, снова «учится видеть мир», ведь восприятие, по большому счету, есть суждение о восприятии, но это суждение остается в неведении относительно своих оснований, а это означает, что воспринимаемый объект еще до того, как мы схватываем его сообразность разуму, является целостностью и единством.

Конечно, ребенку известно, что дверь ванной больше его самого, не говоря уже о его глазе. В таком случае наше восприятие увеличивает объект, например, когда объект находится на некотором расстоянии от нас и кажется нам маленьким. Однако даже ребенок при этом знает, что сам объект не меняется, но в таком случае его величина всегда под вопросом. Ребенок сталкивается с проблемой: может объект сам по себе вообще не имеет никакой величины, ведь последняя познается в сравнении, следовательно, величина этого объекта (двери ванной), как и всех объектов вообще, образует некую по-настоящему неделимую на части целостность, т.к. о величинах судят вкупе? Из этого следует, что нельзя смешивать материальные, существующие всегда в отдельности и образованные из внешних по отношению друг к другу частей, объекты и мысль об этих объектах, в которой нет и не может быть никакого разделения. Сколь бы невразумительным ни казалось это различие, сколь бы трудно ни было его мыслить, его следует держать в уме. Восприятие не выводит величину двери ванной из величины человеческого глаза или наоборот, как не выводит ни ту, ни другую из смысла этих двух объектов, оно творит все это разом: величину двери ванной, величину человека, величину его глаза, значение того, другого и третьего, так что каждый элемент согласуется со всеми другими, образуя вкупе с ними некий «пейзаж», в котором все они сосуществуют.

Попытаемся проанализировать то, что же обусловливает возможность величины, более того - отношений или свойств предикативного порядка, причем в той самой субъективности «до всякой геометрии», из которой исходит наивное философствование. Рефлексивный анализ напрямую связывает ребенка с осознанием себя. Возникает понимание, что он невольно отстраняется от своего объекта, восприятия. Но за выдвинутым им суждением, он вдруг обнаруживает некую более глубокую функцию, которая обусловливает его собственную возможность. Речь идет о проблеме сознание-тело.

64

Когда наше тело видит или затрагивает мир, само оно не может быть ни увиденным, ни затронутым. Ему мешает быть объектом, быть «всецело конституированным» то, что объекты существуют как раз благодаря ему. Его нельзя осязать и видеть именно в той мере, в какой оно и есть то, что видит и осязает. Посему тело - это не какой-то из внешних объектов, выделяющийся лишь особенностью быть всегда налицо. Оно постоянно, так сказать, абсолютным постоянством, служащим фоном относительному постоянству всегда готовых исчезнуть объектов, - объектов как таковых. Присутствие и отсутствие внешних объектов суть не что иное, как вариации некоего первичного поля присутствия, перцептивной области, в которых господствует наше тело.

Таким образом, постоянство собственного тела, когда оно становилось объектом рефлексивного анализа наивного философствования, приводит этот анализ к телу, которое есть уже не объект мира, но средство нашего с ним сообщения, к миру, который -уже не сумма определенных объектов, но неявный горизонт нашего опыта, тоже присутствующий непрерывно прежде всякой определяющей мысли. Однако подверженное изменениям собственное тело ребенка постоянно ускользает от режима, который ему хотят навязать. А поскольку объективное тело - это непременное условие конституирования объекта, тело, изменяясь, «увлекает за собой интенциональные нити, которые связывают его с его окружением»,²³ и в итоге являет нам как нового воспринимающего субъекта, так и новый воспринимаемый мир. В связи с этим, наивное философствование становится насущной потребностью ребенка, выражающейся, прежде всего, в снятии противоречия восприятия и суждения о нем, коренящегося в проблеме универсального единства сознания-тела.