Как и предсказал апостол, некоторые старейшины со временем забыли принцип своего Господина, которым должны были руководствоваться во всех христианских взаимоотношениях[51]. Свидетельства показывают: вместо того, чтобы подчеркивать неоспоримую власть Бога и Христа, они стали все чаще и чаще напоминать собраниям о своей собственной власти (не забывая, конечно, говорить и том, что власть эту они приняли от Бога и Христа).

Почему же их возвеличивание было успешным? По одной простой причине: многие люди (возможно даже большинство) предпочитают, чтобы бремя ответственности, которое по праву лежит на них самих, за них несли другие. Иногда люди даже гордятся тем, что подчиняются своим человеческим «руководителям». Так обстоят дела сегодня, такими они были и раньше. В связи с этим Павел написал некоторым коринфянам, хвалившимся людьми, которые выставляли себя в виде неких «высших апостолов»:

Вы… миритесь, когда вас закабаляют, когда обирают, когда помыкают, когда чванятся, когда угощают пощечинами… К стыду своему признаюсь, тут мы, как видно, оказались слабаки![52].

Об этом отрывке один библеист написал:

Несомненно, речь идет о том, что лжеучителя стали господствовать над их совестью, лишили их свободы выражать свое мнение, подчинили их своей воле. По сути, они отняли у них христианскую свободу — поработили их… Лжеучителя проявляли к ним очень мало уважения, словно били их в лицо. Как конкретно это происходило, нам неизвестно; скорее всего такое отношение проявлялось в высокомерной манере обходиться с другими, неуважении к взглядам и чувствам коринфских христиан[53].

Апостол Иоанн показывает, что подобное возвеличивание отдельными людьми собственной значимости было заметно уже в его годы. Он пишет о некоем «любящем первенствовать» Диотрефе, который исключал из собрания тех, кто не соглашался с его взглядами[54]. Говоря в общем, подобная картина, судя по всему, стала появляться в связи с тенденцией придавать человеческой власти все больше и больше внимания. В посланиях Игнатия Антиохийского (жившего приблизительно в 30–107 г н. э. и умершего мученической смертью) мы встречаем следующие слова:

Повинуйтесь также и пресвитерству [старейшинам], как апостолам Иисуса Христа… Пресвитеры занимают место собора апостолов… Повинуйтесь пресвитерству [советам старейшин], как закону Иисуса Христа[55].

В сущности эти слова наделяют старейшин апостольской властью, повиновение им приравнивается к соблюдению закона Христа. Но факт остается фактом: апостолами они не были, Сын Бога не избрал их таковыми, а потому апостольской власти у них не было и рассматривать их в таком свете было бы ошибкой. Данные увещевания, казалось, основывались на некоторых местах Писания, они звучали убедительно, однако несли с собой серьезные последствия. Продолжая изложенную выше точку зрения, Игнатий заявлял, что если кто–нибудь делает что–либо, не получив одобрения надзирателя, совета старейшин и диаконов, то такой человек «нечист совестью»[56].

Подобные учения свидетельствуют о зарождении двух отдельных христианских классов: духовенства и мирян. Они также показывают, как человеческая религиозная власть едва заметно начинает посягать на совесть отдельных людей. В отличие от некоторых в прошлом, люди, призывавшие к все большему подчинению такой власти, не ставили своей целью навязать исполнение обряда обрезания или других постановлений моисеева закона. И хотя их методы были другими, итоговым результатом было столь же опасное уничижение христианской свободы отдельных людей[57].

МОНАРХИЧЕСКИЙ УКЛАД

Еще одним шагом на пути к появлению видимой централизованной структуры власти стало возвышение и наделение большей властью одного члена из группы старейшин по сравнению с остальными братьями.

Данные (некоторые из них представлены в изданном Свидетелями Иеговы справочнике «Помощь для понимания Библии») говорят о том, что изначально слова «надзиратель» («блюститель», епископос ) и «старейшина» (пресвитерос ) использовались взаимозаменяемо: одно из них указывало на выполняемую христианином функцию, другое на его зрелость. Конечно, иногда во время встреч и обсуждений старейшины могли выбирать своего рода «председателя». Со временем, однако, положение «надзирателя» перешло к одному конкретному человеку из числа всех старейшин, и закрепилось за ним на постоянной основе. Почему так произошло?

Концентрация власти в руках одного человека, была, очевидно, продиктована «прагматическими» соображениями, и в сложившихся обстоятельствах, вероятно, считалась целесообразной. Это подтверждает Иероним (первый переводчик Библии на латинский язык, закончивший свой труд около 404 г. н. э.). Говоря, что изначально слова «старейшина» и «надзиратель» относились к одним и тем же людям, он отмечает:

…Постепенно вся ответственность была возложена на одного человека, дабы заросли ересей искоренены были[58].

Ввиду распространения лжеучений, а также, судя по всему, из–за жестоких преследований, старейшины посчитали целесообразным сосредоточить больше власти в руках одного человека, который теперь считался главным и единственным надзирателем для прочих старейшин. Так появилась должность епископов (русский язык заимствовал слово «епископ» из греческого, где оно буквально означает «надзиратель»). Нельзя отрицать, что в христианских собраниях действительно появлялись различные лжеучения. Если бы пастыри стада в качестве духовного оружия против ересей полагались на Писание, на слова Христа и апостолов, то они бы продемонстрировали веру в силу истины (выражаясь словами Павла) «ниспровергать суждения и всё высокомерное, что восстаёт против знаний о Боге». Однако для поддержания христианского единства и предположительной чистоты в доктринах они предпочли оружие плотское: возвышение человеческой власти [59].

В этой связи Игнатий призывал человека в должности надзирателя: «Старайся о единении, лучше которого нет ничего»[60]. К сожалению, основой для единения становится не любовь и истина, а подчинение религиозному руководителю. И мы читаем у Игнатия, что единство с Богом зависит от единомыслия с надзирателем и повиновения ему[61]. По наблюдению одного ученого, сан епископа (надзирателя) стал «видимым центром единства в христианском собрании»[62].

Все это напоминает о человеческих рассуждениях, побудивших Израиль, обуреваемый проблемами внутри и нападениями извне, поставить над собой царя, вокруг которого можно было объединиться и чьему руководству внимать. Поставив над ними царя (Саула), Бог ясно показал, что тем самым народ отвергает Его невидимое правление, что желание их объяснялось не прочной верой, а маловерием. Он предупредил их о том, каким бременем будет для них царь, какие ограничения он возложит на их свободу. Но они все так же настойчиво требовали себе видимого правителя[63]. Тот же по сути недостаток веры до сего дня побуждает людей искать какой–нибудь «видимый центр единства», вместо того, чтобы верой сосредотачиваться на невидимом главенстве Христа Иисуса.

Узами, изначально сплотившими христиан, были их общая вера и надежда, взаимная любовь друг к другу как к членам семьи. Они собирались по своим городам и селениям как свободные люди, не регламентируемые и не контролируемые какой–либо довлеющей структурой власти. Через полвека после смерти апостолов картина уже радикально менялась. В «Истории» Шаффа повествуется, в каком направлении развивалась церковь во втором веке н. э. и какие силы оказывали влияние на ее развитие:

Сам дух церкви этого века стремился к централизации. Повсюду чувствовалась потребность в компактном, надежном единении, и посреди неисчезающей угрозы преследований и ересей это внутреннее течение неумолимо влекло церковь к епископату [форме управления собранием посредством одного надзирателя]. В этот критический и бурный период принцип «в единстве — сила, в разделении — слабость» одержал верх над всем остальным… Такое единство обеспечивалось епископом [надзирателем], который для собрания был как монарх, или, скорее, патриарх. В епископе отображался Христос, великий Глава всей церкви… В епископе все религиозное рвение народа к Богу и Христу нашло себе поддержку и руководство[64].

Различные христианские авторы призывали проявлять преданность и покорность этому видимому центру власти. В «Поучениях Климента» надзирателю говорится следующее:

Твое дело — повелевать, что есть правильно, а дело братий — покоряться, и не возражать. И, покоряясь, они обретут спасение, а если ослушаются, то наказаны будут Господом, ибо председателю [председательствующему надзирателю] доверено место Христово. А посему, честь или презрение, проявленные к надзирателю, передаются Христу, а от Христа — Богу. Сие говорю я, чтобы не оставить братий в неведении об опасности ослушания слова вашего, ибо кто ослушается вас, тот непокорен Христу , а кто непокорен Христу, тот оскорбляет Бога[65].

Этот упрощенный подход (что «председательствующий надзиратель» является наместником Христа, и что, следовательно, все его указания следует воспринимать как Христовы) сковывал и подавлял членов собрания. Примечательно, что в приведенном выше указании раннехристианского автора ничего не говорится о том, что слова надзирателя должны согласовываться с учением Христа. Ведь в случаях, когда указания епископа противоречили повелениям Господа, выполнять их не следовало. Даже если они не противоречили словам Христа напрямую , но, тем не менее, выходили за рамки ясных требований Писания, христиане не обязаны были подчиняться им, а должны были принимать собственное решение, руководствуясь своей совестью и своим пониманием вдохновленного Писания. Подобное авторитарное предписание являлось очевидной попыткой приписать несовершенным людям такую же честь, которая принадлежит лишь совершенному Господину. Если принять его в той абсолютистской форме, в которой оно изложено в «Поучении Климента», если допустить подавление личных рассуждений, то это привело бы к тому, что люди стали бы последователями и учениками других людей, как и предсказывал апостол Павел[66]. Сколь убедительными бы ни казались высказанные аргументы, они были ложными, а их последствия пагубными. Однако подобная манера рассуждения встречается и в наши дни, приводя к тем же результатам.

Похожие рассуждения наряду с призывами к безоговорочному послушанию человеческой власти и подобострастному к ней отношению можно найти в письмах Игнатия Антиохийского (начало второго века н. э.):

Ибо всякого, кого посылает домовладыка для управления своим домом, нам должно принимать так же, как самого пославшего. Поэтому ясно, что и на епископа [единоличного надзирателя] должно смотреть, как на Самого Господа [67].

Сравните этот призыв к подчинению епископу, произнесенный во втором веке н. э. со следующими словами:

Отвергнуть или отречься от избранного Господом инструмента значит отвергнуть или отречься от самого Господа, согласно тому принципу, что отвергающий посланного Господином слугу, отвергает и Самого Господина.

Эти слова, призывавшие проявлять преданность первому президенту Исследователей Библии, Чарльзу Т. Расселлу, взяты из «Сторожевой башни» за 1 мая 1922 года (англ.). Далее в журнале говорилось:

На основании вышеизложенного принципа, отвергнуть его [Расселла] и его труд равнозначно отречению от Господа .

Игнатия и Общество Сторожевой башни разделяют восемнадцать столетий. Но аргументы за это время не изменились: та же правдоподобность и благовидность в рассуждении, то же пагубное порабощение людей и превращение их в последователей человеческих лидеров. В наше время аналогичный призыв продолжает провозглашаться, с одной лишь разницей в том, что преданность Расселлу перенаправлена на «организацию» — «избранный Господом инструмент», — отвергнуть которую означает отречься от Христа. Почему–то считается, что если большие полномочия принадлежат не отдельному человеку, а группе людей, то это каким–то образом меняет дело. Как и во втором веке, очевидная из приведенных выше цитат поверхностность в рассуждении, тем не менее, успокаивает многих людей, которые, кажется, не могут распознать ее обманчивости.

Игнатий, приравнивая послушание епископу, которого «послал домовладыка для управления своим домом», пресвитерам [старейшинам] и диаконам к послушанию Христу, подразумевает этим, что неповиновение им равнозначно ослушанию Господа. Он также призывает собрание: «Внимайте епископу, дабы и Бог внимал вам», словно внимание Бога зависит от их сотрудничества с конкретными руководителями (послание Поликарпу, глава VII). А что если человек не согласен с решениями надзирателя и не может по этой причине посещать собрания, на которых царит авторитарный дух? Игнатий категорически заявляет:

Поэтому кто не ходит в общее собрание, тот уже возгордился и сам осудил себя… Постараемся же не противиться епископу, чтобы нам быть покорными Богу[68].

Не приводится никаких оговорок относительно того, что «противление епископу» может быть оправданным, что оно может на самом деле быть «противлением» небиблейским учениям тех, кто возвышает себя над остальными членами собрания. Подобное навешивание неприглядных ярлыков на всех, кто не подчиняется диктату религиозной власти, встречается и в наше время, причем обвинения звучат почти в тех те же самых выражаются. Например, в «Сторожевой башне» за 1 августа 1980 года (с. 19, 20) [русское издание за 1 сентября 1981 года, — прим. перев.], Общество Сторожевой башни причисляет всех тех, кто не согласен с его заявлениями о том, что «пришествие» (присутствие, НМ) Христа началось в 1914 году, к числу людей, которые «по отношению к „верному и благоразумному рабу“, руководящей корпорации христианского собрания, как и по отношению к назначенным старейшинам стали бы относиться беззаконно». После этого о человеке, который не разделяет позицию «теократически назначенной» власти, говорится:

Он думает, что сам знает лучше, чем его со христиане, и также лучше, чем «верный и благоразумный раб», от которого он научился многому, если даже не всему, что он знает о Боге Иегове и Его намерениях. Он развивает дух независимости и он «надменный сердцем», что есть «мерзость пред Господом [Иеговой, НМ]» (Пр. 16:5).

Эти слова поразительно напоминают выражения Игнатия в его стремлении возвысить значимость власти епископа.

В своем произведении Игнатий несправедливо возлагает на членов собрания бремя подчиняться человеческому руководителю. При этом игнорируется немаловажный факт: на любом человеке, который утверждает, что является представителем Христа, лежит первостепенная обязанность на личном примере показать, что он сам признает Иисуса своим главой, что он проповедует весть Господина, не искаженную и не замутненную человеческими добавлениями и изменениями. На нем лежит ответственность продемонстрировать, что его указания собранию отражают волю Бога и Христа и прочно основываются на вдохновленном Писании. Людей нельзя было бы считать «примером стаду», если сами они не проявляли кротости, скромности и «смирения ума», а только лишь требовали этого от других.

Рассматривая, как протекал процесс возвышения человеческой власти, ученый–библеист Лайтфут заметил:

Нужно ли говорить, насколько губительным для истинного духа христианства, лишающим верующих самостоятельности и методично подавляющим их чувство личной ответственности перед Богом во Христе является безжалостный деспотизм подобных высказываний (если понимать их буквально), насаждавших институт епископства[69]!

Свидетельства говорят о том, что приведенные выше слова действительно воспринимались буквально — как в прошлом, так и в настоящем, — что приводило и приводит к потере самостоятельности и подавлению у людей чувства личной ответственности перед Богом и Христом.

Теперь считалось, что большую долю этой ответственности несли за людей «назначенные» служители. Со все возрастающим энтузиазмом христиан послеапостольского периода призывали верить, что пребывать в Божьей благосклонности можно, просто оставаясь покорным надзирателю (епископу) или руководителям собрания и не противореча им. Этим людям — представителям Бога и Христа — нужно было доверять и внимать так же, как апостолам Господа, даже как самому Спасителю. Их слово было словом Божьим. Необходимость удостоверяться во всех учениях, лично убеждаться в их истинности , обучать свою христианскую совесть и остро чувствовать личную ответственность перед Богом за свои убеждения, поступки и поведение — значение всего этого преуменьшалось, а призывы к подчинению установленной человеческой власти — «видимому центру единства» — звучали все громче.

Насколько же важным было для христиан того времени внимать наставлению апостола:

Для свободы Христос освободил нас. Итак, стойте и не подпадайте снова под иго рабства[70].