Большая часть населения жила в ужасающей нищете. Рост стоимости жизни намного опережал рост зарплаты фабричных рабочих; цены на хлеб постоянно повышались; вся страна была наводнена демобилизованными солдатами и моряками, которые обеспечили победу над Наполеоном, а теперь оказались никому не нужны. Пока верхушка общества наслаждалась роскошью и богатством поры Регентства, большая часть английского народа едва сводила концы с концами. Неудивительно поэтому, что наиболее продвинутые в политическом смысле промышленные рабочие стали объединяться для защиты собственных интересов. Наибольшую известность получило движение луддитов, названных так по имени их предводителя — Неда Лудда. Они объявили войну новомодным станкам, которые вытесняли ручной труд на фабриках и, как следствие, снижали оплату рабочих. Вооружившись молотками и кувалдами, луддиты крушили станки. Но это была не единственная причина недовольства масс, возмущение вызывало нежелание правительства проводить какие-то реформы для борьбы с бедственным положением трудящихся. В 1819 году на окраине Манчестера, в Сент-Питерс-Филдс, собралась огромная толпа митингующих. Местные власти, напуганные масштабом выступления, направили туда кавалерийский эскадрон. Вооруженные всадники ворвались в толпу, намереваясь добраться до ораторов. Шестеро человек были растоптаны насмерть, еще четыреста получили различные увечья. В народе это событие — по мрачной аналогии с Ватерлоо — получило название «бойня при Питерлоо».
Все эти годы (1812–1827 гг.) в парламенте властвовала партия тори во главе со своим лидером, графом Ливерпулем. В 1821 году министром внутренних дел стал Роберт Пиль, который провел наконец реформу уголовного кодекса. Он отменил смертную казнь более чем за сотню проступков и улучшил условия содержания в ряде тюрем. Озабоченный профилактикой преступлений, Пиль создал полицейские подразделения в двух лондонских округах (изначально он планировал внедрить свое начинание на территории всей Англии). На первых порах народ встретил полицейских в штыки, видя в них прежде всего защитников правительственных интересов. Недаром за ними надолго закрепилось презрительное прозвище «бобби» и «пилеров». Вот слова из воззвания той поры: «Братья лондонцы, все как один на борьбу с новой полицией!» Однако со временем англичане оценили по достоинству нововведение и стали требовать организации полицейских сил и в других городах страны.
Ирландия
Объединение Англии и Ирландии, проведенное в 1801 году, не решило назревших проблем. Католики по-прежнему не могли участвовать в выборах или занимать государственные посты. Движение за гражданские свободы возглавил ирландский адвокат-католик Дэниел О’Коннел (1775–1847). В 1823 году он основал Католическую ассоциацию, которая боролась за отмену законов, поражающих католиков в правах. В 1826 году ассоциация добилась успеха на выборах в парламент. В 1828 году О’Коннел формально стал депутатом британского парламента от ирландского графства Клэр, однако его отказались допускать на заседания парламента из-за католического вероисповедания.
Угрожающая ситуация в Ирландии убедила герцога Веллингтона, в 1828 году возглавившего партию тори, в необходимости отмены ограничительного закона. В сотрудничестве с Пилем он подготовил «Билль об эмансипации католиков», который, однако, вызвал сильное противодействие в правящих кругах. Дело дошло до того, что Георг IV пригрозил отречением от престола. Его поддержали большинство английских протестантов, которые по старинке боялись усиления католической церкви. Тем не менее угроза гражданской войны в Ирландии заставила короля изменить свое мнение, и в 1829 году билль был принят. В результате шестьдесят ирландских депутатов получили наконец доступ в британскую палату общин.
Билль о реформе, 1832 год
Эмансипация католиков вызвала серьезный раскол в партии тори: многие из них относились к прослойке антикатолического духовенства, другие протестанты преследовали свои земельные интересы в Ирландии. Выборы 1830 года, последовавшие за смертью Георга IV, совпали по времени с волнениями, вспыхнувшими в сельской глубинке. Батраки и недовольные существующими налогами мелкие фермеры принялись крушить технику по примеру своих братьев-луддитов. Движение носило неорганизованный характер, чаще всего петиции подписывались мифическим именем «капитана Свинга». Во время подведения итогов выборов пришла весть о революции во Франции. И хотя прямо это известие не повлияло на мнение избирателей, но все же добавило напряженности обстановке в стране. Администрация герцога Веллингтона сумела удержаться у власти, но провал билля о реформе, уже подписанного палатой общин, побудил короля Вильгельма сменить премьер-министра. На эту роль он пригласил лидера вигов, графа Грея. После некоторых колебаний Грей принял предложение короля, но, устрашенный революционной обстановкой в стране, поставил условием непременное утверждение билля.
Необходимость этого шага была очевидной, поскольку избирательная система в Англии была насквозь коррумпирована. Так называемые гнилые местечки — маленькие избирательные округа в сельской местности, где депутатов фактически назначал местный лендлорд, — посылали одного-двух представителей в парламент, в то время как крупные промышленные города подобной возможности вовсе не имели. Самым худшим из гнилых местечек считался Олд-Сарум, расположенный неподалеку от Солсбери, — по возмущенному замечанию газетчиков, там два депутата представляли «зеленую лощинку площадью два акра». Предложенный билль о реформе вызвал возмущение в парламенте, так как предполагал удвоить представительства от графств и больших городов и таким образом приводил к перераспределению положенных ста семи мест. Особенно сильно возражала оппозиция тори. Устрашенная палата лордов затормозила подписание билля. Тогда лорд Грей объявил новые выборы, причем сделал это столь поспешно, что большинство заинтересованных лиц (включая короля) оказались совершенно неподготовленными. Его советники сетовали на недостаток времени для проведения нужных приготовлений, но Вильгельм неожиданно проявил твердость характера. Разъяренный, в съехавшей набок короне, он явился в палату лордов и своим решением объявил заседание закрытым.
В результате новых выборов фракция вигов в парламенте еще более усилилась, но и этот новый состав отклонил спорный билль. А ситуация в стране тем временем обострялась: в октябре 1831 года в ряде городов, таких как Ноттингем, Дерби и Бристоль, прошли волнения — в воздухе запахло близкой революцией. Чтобы сдвинуть дело с мертвой точки, король пригрозил ввести в состав высшей палаты пятьдесят новых пэров. Угроза подействовала, и долгожданный билль о реформе наконец-то был принят. И хотя сама реформа оказалась далеко не такой радикальной, как надеялись ее сторонники (и боялись противники), но тот факт, что парламент все же продемонстрировал готовность к переменам, сильно укрепил веру англичан в демократический прогресс и предотвратил разворачивание революции по континентальному образцу.
Романтики
Политические катаклизмы конца XVIII века породили новое течение в искусстве. Фантастические видения Уильяма Блейка (1757–1827) раскрывали и подчеркивали созидательные силы человеческого разума и природы. То, что позже мы стали называть романтической революцией, выросло из творчества поэтов и художников. Оно характеризовалось идеализацией действительности и раскрепощением фантазии. В 1798 году молодой Уильям Вордсворт (1770–1850) опубликовал в соавторстве с Сэмюелем Тейлором Кольриджем (1772–1834) первое анонимное издание «Лирических баллад». И хотя критики разругали сборник, тем не менее книга сыграла свою роль, разрушив строгую жанровую систему и даровав большую свободу в выборе тем. В удивительном произведении Кольриджа «Сказание о Старом Мореходе» мы впервые сталкиваемся с приемом, когда материал для фантастического повествования автор черпает прямо из своего подсознания. Раскрепощение чувств вкупе с высвобождением сил воображения нашло свое выражение в трагически коротких жизнях поэтов-романтиков. Судите сами, Джон Ките (1795–1821) прожил всего двадцать шесть лет, Перси Биш Шелли (1792–1822) — немногим больше. Лирическая поэзия лорда Байрона (1788–1824) ломает те же самые стереотипы, источником его дерзкой сатиры служит необузданное воображение. Сомневаться не приходилось — к 1830 году английская поэзия бесповоротно изменилась. Нечто весьма похожее происходило и в живописи. Джон Констебл (1776–1837) и Дж. М. У. Тёрнер (1775–1851) по-новому осмысливали окружающий мир, демонстрируя особое, ни на кого не похожее чувство света и цвета.
Дата: 2019-11-01, просмотров: 310.