Основная опасность, угрожающая стабильному развитию мировой экономики, заключена в усилении несамостоятельности молодых индустриальных стран. Она проявляется, во-первых, в экстенсивном характере развития и тенденциях к заимствованию технологических новшеств на Западе; во-вторых, в исключительно высокой роли внешних инвестиций как стимула развития и, в-третьих, в крайней зависимости от экспорта готовой продукции в государства постиндустриального мира.

Первое из этих проявлений наблюдается с 60-х годов. Ввиду того что в новых индустриальных странах, в первую очередь в Юго-Восточной Азии (ЮВА), “эпоха индустриализации” началась на фоне крайне низкого уровня жизни, акцент делался на использовании дешевой рабочей силы и импорте технологий. Действительно, ВНП на душу населения составлял в Малайзии в начале 50-х годов не более 300 долл., в разрушенной войной Южной Корее – около 100 долл., в Китае, двинувшемуся по пути преобразований в 1978 г., – 280 долл., а во Вьетнаме показатель 220 долл. на человека достигнут лишь к середине 80-х годов. Внутреннее потребление в государствах данного региона ограничивалось ради увеличения нормы сбережения, достигшей по итогам 1996 г. 48% в Сингапуре, 40,5 – в Китае, 38,7 – в Индонезии и 35,1% в Южной Корее (в то время как в США соответствующий показатель в 90-е годы не поднимался выше 17%, в Великобритании – 19, а во Франции и Германии – 21%) [4]. Как следствие здесь наблюдались высокие темпы ежегодного экономического роста. Так, в Сингапуре этот показатель в 1966-1990 гг. равнялся 8,5% и был обеспечен увеличением инвестиций в ВНП с 11 до 40%, повышением доли занятых в общей численности населения с 27 до 51% и удлинением рабочего дня почти в 1,5 раза. Однако и в Южной Корее, и в Китае, и на Тайване и в других новых индустриальных странах темпы роста стали снижаться по мере того, как исчерпывались возможности использования новых работников, рекрутируемых из среды крестьян.

В этих условиях государства ЮВА стали сборочными цехами при производстве массовых промышленных товаров. В 80-е годы объемы продаж компьютеров, собранных в Южной Корее, выросли почти в 20 раз. Но при этом изготовленные здесь комплектующие составляли не более 15% стоимости компьютеров, почти 95% всех моделей выпускалось по лицензиям, а программное обеспечение оставалось иностранным на 100%.

Такое положение не может быть исправлено в ближайшее время ввиду явной недостаточности уровня образования в новых индустриальных государствах. Сегодня лишь в Японии и Южной Корее почти вся молодежь посещает школу; между тем в Китае и Индонезии только 45-50%, а в Таиланде – лишь 40% молодежи имеют такую возможность. Если во Франции 44% выпускников школ поступают в высшие учебные заведения, а в США этот показатель достигает 65%, то в Малайзии он не поднимается выше 12%. При этом значение образования для экономического роста остается незначительным: так, в Японии в 50- 70-е годы оно было последним по удельному весу среди 10 наиболее важных составляющих экономического роста. Думается, что поэтому и сегодня более четверти южнокорейских, трети тайваньских и 95% (!) китайских студентов, обучающихся за рубежом, предпочитают не возвращаться на родину, усиливая зависимость развивающихся стран от Запада.

Второй фактор представляется наиболее важным. Несмотря на высокие нормы накопления, достигнутые в странах ЮВА, их хозяйственные успехи в значительной, если не в подавляющей, степени обусловлены иностранными инвестициями. К 1992 г. прямые иностранные инвестиции в регион составили 130 млрд долл., причем на протяжении предшествующих 10 лет они имели тенденцию к росту примерно на 10% в год, что даже в тот период превышало темпы роста производства в этих странах.

Позднее ситуация стала еще более драматичной: несмотря на снижение темпов экономического роста в регионе ЮВА, приток капиталов становился более активным, и прямые вложения иностранных компаний в данные страны только в 1996 г. составили 93 млрд долл., увеличившись за пять предшествующих лет более чем в 3 раза. В результате в середине 90-х годов на каждого жителя Малайзии приходилось более 100 долл. прямых иностранных инвестиций (в России накануне кризиса этот показатель был ниже в 18 раз); соответствующие цифры для Южной Кореи и Тайваня, не говоря уже о Гонконге и Сингапуре, еще выше. Если ВНП Китая с 1979 по 1995 г. вырос примерно в 5 раз, то одним из важнейших способствующих этому обстоятельств стало повышение иностранных капиталовложений в 4 тыс. раз (!) – с 51 млн до 200 млрд долл. Однако потребности в инвестициях в регионе сегодня велики как никогда: согласно прогнозам Мирового банка, азиатским странам только для совершенствования транспорта, энергетических систем и производственной инфраструктуры с 1995 по 2004 г. необходимы 1,5 трлн долл [4].

Третье проявление несамостоятельности новых индустриальных стран связано с первыми двумя и закрепляет их зависимое положение. Стремление к производству товаров массового спроса за счет обеспечения высокой нормы накопления и низкой цены рабочей силы требовало ориентации на внешние рынки. Первые конкурентоспособные производства в странах Азии возникли в так называемых зонах обработки продукции на экспорт, число которых возросло с двух, существовавших еще до начала кризиса 1973 г., до 116 в конце 80-х годов. Наиболее серьезные из них расположены в Сингапуре, Гонконге, Южной Корее, Малайзии и на Тайване; китайская экономическая реформа также начиналась с развития подобных зон.

Как следствие, значение экспорта для новых индустриальных государств исключительно велико. Достаточно вспомнить, что в начале 70-х годов, когда в Южной Корее было всего 165 тыс. легковых автомобилей, закончилось строительство завода мощностью в 300 тыс. машин в год. Таких примеров много. В отличие от развитых стран, в которых соотношение экспортной и внутренней продукции составляет в целом не более 7-8%, в азиатских государствах оно достигает 21,2% в Китае, 21,9 – в Индонезии, 24,4 – на Филиппинах, 26,8 – в Южной Корее, 30,2 – в Таиланде, 42,5 – на Тайване, 78,8 – в Малайзии и фантастического уровня в 117,3 и 132,9% в Гонконге и Сингапуре [3]. Возведенный в абсолют принцип экспортной ориентированности развивающихся экономик привел к тому, что в 80-е годы экономический рост Южной Кореи и Тайваня на 42 и 74% соответственно был обусловлен закупками промышленной продукции этих стран со стороны США. Американские закупки обеспечивали для Бразилии более 50, а для Мексики – почти 85% положительного сальдо торгового баланса. При этом стоимостные оценки такого экспорта остаются достаточно скромными. Так, сегодня Китай поставляет на мировой рынок меньшую по стоимости товарную массу, нежели Бельгия.

Между тем стремление “догоняющих” стран к активизации экспорта, основным условием успеха которого является поддержание низких цен на рабочую силу, препятствует развитию внутреннего рынка, невозможного без формирования широкого среднего класса. Действительно, если принять в качестве критерия стандартов потребления сумму годового дохода 25 тыс долл. на семью (что примерно соответствует постиндустриальным странам), то можно констатировать, что из насчитывающихся в современном мире 181 млн таких семей 79% приходятся на развитые державы: 36% – на Северную Америку, 32 – на Западную Европу и 11% на Японию; тогда как в Китае, Южной Корее, Таиланде, Индонезии и на Тайване в 1990 г. проживало не более 12 млн семей с таким уровнем благосостояния. Перенесение акцента с максимизации материального потребления на более широкое усвоение информации и приобретение услуг, наблюдающееся в постиндустриальном мире, несомненно окажет крайне негативное влияние на развивающиеся экономики.