Нет такой исторической эпохи, которая бы не отлича­лась своеобразием своей культуры. Отличительной чертой культуры эпохи Возрождения в Италии явилось осмысление и углубление индивидуалистических ус­тремлений человека. Опорой этого процесса явилась антич­ность, чем и вызван особый интерес к ней у возрожденцев. Возрожденческая культура охватила многие города Италии, но центром ее была Флоренция.

Термин «Возрождение» впервые употребил известный жи­вописец, архитектор и историк искусства эпохи Возрождения Джорджо Вазари (1512—1574) в своей книге «Жизнеописание наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих» (XVI в.) Он имел в виду возрождение античности. В дальнейшем, в ос­новном с XVIII в., эпоха итальянского Возрождения характе­ризовалась преимущественно как эпоха возрождения челове­ка, как эпоха гуманизма. Однако истоки такого толкования культуры Италии XIV—XV вв. берут начало в самой этой эпо­хе. Колюччо Салютати и Леонардо Бруни собственно ввели в обиход слово humanitas (в пер. с латинского — человеческая природа, человеческое достоинство).

Культура итальянского Возрождения дала миру поэта Данте Алигьери (1265—1321), живописца Джотто ди Бондоне (1266— 1336), поэта, гуманиста Франческо Петрарку (1304—1374), поэта, писателя, гуманиста Джованни Бокаччо (1313—1375), архитектора Филиппо Брунелески (1377—1446), скульптора Донателло (Донато ди Никколо ди Бетто Барди) (1386—1466), живописца Мазаччо (Томмазо ди Джованни ди Симоне Гвиди) (1401—1428), гуманиста, писателя Лоренцо Валлу (1407—1457), гуманиста, писателя Пико делла Мирандолу (1462—1494), фи­лософа, гуманиста Марсилио Фичино (1433—1494), живописца Сандро Боттичелли (1447—1510), живописца, ученого Леонар­до да Винчи (1452—1519), живописца, скульптора, архитектора Микеланджело Буонаротти (1475—1564), живописца Рафаэля Санти (1483—1520) и многих других выдающихся личностей.

С чем связана в культуре итальянского Возрождения чет­кая ориентация на человека? Не последнюю роль в процессе самоутверждения человека сыграли социально-экономические факторы, в частности развитие простого товарно-денежного хо­зяйства. Во многом причиной независимости человека, его на­рождавшегося свободомыслия явилась городская культура. Хо­рошо известно, что средневековые города были средоточием мастеров своего дела — людей, покинувших крестьянское хо­зяйство и полностью полагающих прожить, добывая себе хлеб своим ремеслом. Естественно, что представление о независи­мом человеке могло сформироваться только среди подобных людей.

Города Италии славились разнообразными ремеслами. Так, Флоренция была известна своим суконным производством. Кон­торы Барди, Перуцци обосновались во многих торговавших с Флоренцией городах. Процветали во Флоренции и многие дру­гие виды ремесленного мастерства. Ранний расцвет итальянс­ких городов связан, однако, не только с развитием той или иной отрасли производства, но в большей мере с активным участием итальянских городов в транзитной торговле. Сопер­ничество конкурирующих на внешнем рынке городов высту­пило, кстати, одной из причин печально знаменитой раз­дробленности средневековой Италии. Подчеркивая роль тор­говых операций в расцвете городов Италии, французский ис­торик Фернан Бродель отмечал, что уже в VIII—IX вв. Среди­земное море после некоторого перерыва вновь стало местом сосредоточения торговых путей. От этого почти все прибреж­ные жители получали выгоду. Отсутствие достаточных приро­дных ресурсов, наличие неблагодарных земель заставляло де­сятки маленьких гаваней «очертя голову броситься в морские предприятия». Цель деятельности маленьких городов заклю­чалась в том, «чтобы связать между собой богатые приморские страны, города мира ислама или Константинополь, получить золотую монету — египетские или сирийские динары, — что­бы закупить роскошные шелка Византии и перепродать их на Западе, т.е. в торговле по треугольнику. Эта активность пробу­дила итальянскую экономику, — подчеркивает Бродель, — пре­бывавшую в полудреме со времени падения Рима». А «фан­тастическая авантюра крестовых походов, — как далее утвер­ждает французский исследователь, — ускорила торговый взлет христианского мира и Венеции». Перевозка людей с тяже­лым снаряжением и конями оказалась очень выгодной для итальянских городов. Решающим, особенно для Венеции, стал IV крестовый поход, завершившийся разграблением Констан­тинополя. Если ранее, способствуя продвижению крестонос­цев, Венеция разоряла Византию изнутри, то теперь могущест­венная когда-то империя стала почти что собственностью италь­янского портового города. «От краха Византии, — пишет Бродель, — выиграли все итальянские города, точно так же выиграли они и от монгольского нашествия, которое откры­ло прямой путь по суше от Черного моря до Китая и Индии, дававший неоценимое преимущество, — обойти позиции ис­лама».

Очевидно, что в основе развития итальянских городов ле­жали причины разного характера, но именно городская куль­тура создала новых людей. Однако самоутверждение личности в эпоху Возрождения не отличалось вульгарно-материалисти­ческим содержанием, а носило духовный характер. Решающее влияние здесь оказала христианская традиция. Время, в кото­рое жили возрожденцы, действительно заставило их осознать свою значимость, ответственность за самих себя. Но они не перестали еще быть людьми средневековья. Не потеряв Бога и веру, они лишь по-новому взглянули на самих себя. А моди­фикация средневекового сознания накладывалась на присталь­ный интерес к античности, что и создавало уникальную и неповторимую культуру, которая, конечно же, была прерога­тивой верхов общества. Несмотря на формирование в XIV— XVI вв. нового менталитета, «во всех проявлениях жизни ца­рила, хотя расшатанная, католическая церковность».

Что стояло за обращением к античности? Почему так часто объектом исследования мыслителей и художников Возрождения становились учения Платона и Плотина? Почему античное (в большей мере греческое), пространственное искусство так притя­гивало внимание художников? Новое мироощущение человека, определенный, возможно, наивный оптимизм мышления нуж­дались в мировоззренческой опоре, обосновании, чем и высту­пила классическая древность. «Самое обращение к классической древности объясняется не чем иным, как необходимостью найти опору для новых потребностей ума и новых жизненных устрем­лений», — писал русский историк И. Кареев. Из философских учений античности, прежде всего платонизм и неоплатонизм оказались наиболее притягательными для возрожденцев. При­чины этого блестяще раскрыл А. Ф. Лосев. Неоплатонизм, ис­толкованный средневековыми мыслителями, был знаком возрожденцам. Ренессанс очистил его от догматического средневеко­вого влияния, равно как переосмыслил и античное содержание. Лосев выделяет в истории культуры три типа неоплатонизма:

• первый, собственно античный — космологический,

• второй, средневековый — теологический,

• третий, возрожденческий — антропоцентрический.

Античный неоплатонизм переосмыслил учение Платона, интерпретировал учение Аристотеля о Нусе (переосмысленном платоновском мире вечных идей), переработал учение стоиков об эманации первоогня, которая у неоплатоников преврати­лась в чисто смысловую эманацию Нуса, в особую движущую­ся идею — источник движения вообще — Мировую Душу, и, наконец, неоплатонизм обогатился понятием Единого. Если у Платона это всего лишь абстрактная всеобщая категория, то у неоплатоников — «максимально конкретное оформление жиз­ни и бытия». Античный неоплатонизм был в своей основе космологией с попыткой объяснить правильность космическо­го круговращения, круговорота веществ и душ в природе. Сред­невековый неоплатонизм был направлен на теорию абсолют­ной личности, существующей выше всякой природы и мира и являющуюся творцом всякого бытия из ничего. Антропологи­ческий возрожденческий неоплатонизм, с одной стороны, ста­рается возвысить и утвердить материальный мир при помощи категорий античного неоплатонизма, а с другой — у него мно­го общего со средневековым неоплатонизмом и, прежде всего, с культом универсальной и самостоятельной личности. В ре­зультате мир, в котором пребывает человек, предстает насы­щенным божественным смыслом, а человек предстает лич­ностью, стремящейся абсолютизировать, осуществить себя в «своем гордом индивидуализме».

Постижение человеком мира, наполненного божествен­ной красотой, становится одной из мировоззренческих за­дач возрожденцев. Мир влечет человека, поскольку он оду­хотворен Богом. А что лучше может помочь ему в познании мира, чем его собственные чувства. Человеческий глаз в этом смысле, по мнению возрожденцев, не знает равных. Поэтому в эпоху итальянского Возрождения наблюдается пристальный интерес к визуальному восприятию, расцветают живопись и другие пространственные искусства. Именно они, обладаю­щие пространственными закономерностями, позволяют более точно и верно увидеть и запечатлеть божественную красоту. Поэтому в эпоху Возрождения особое внимание уделяется за­конам искусства, поэтому именно художники ближе других стоят в решении мировоззренческих задач. В плане познания мира у художника все преимущества. Поэтому эпоха италь­янского Возрождения носит отчетливо художественный ха­рактер.

В эпоху итальянского Возрождения невозможно не заме­тить другой, противоположной тенденции — ощущения чело­веком трагичности своего существования. Причем эта тен­денция не возникает на исходе эпохи Возрождения, а присут­ствует на протяжении всего этого периода в творчестве худож­ников и мыслителей. Понять ее происхождение позволяет об­ращение к уже указанному сложному взаимодействию в воз­рожденческой культуре наследия античности и христианства. Интересен анализ этой проблемы, сделанный Н. Бердяевым. Русский философ считал, что в эпоху Возрождения соверши­лось небывалое столкновение языческих и христианских начал человеческой природы. Именно это послужило причи­ной глубокого раздвоения человека.

Кровь людей эпохи Возрождения была отравлена христианским сознанием греховности этого мира и христианской жаж­дой искупления. Великие художники этой эпохи были одержи­мы созданием иного бытия, прорывом в иной, трансцендентный мир. Они были подвержены теургическому заданию. Возрожденец, особенно одаренный художник, ощущая в себе силы, подобные, как он считал, самому творцу, ставил перед собой онтологические задачи, заведомо невыполнимые в мире куль­туры. Художественное творчество, отличающееся психологи­ческой природой, таких задач не решает. В нем творится иде­альное, а не реальное. Опора художников Возрождения на до­стижения эпохи античности и их устремленность в высший мир, открытый Христом, не совпадают. Это и приводит к глу­бокой возрожденческой тоске, к трагическому мироощущению. Бердяев пишет: «Тайна Возрождения — в том, что оно не уда­лось. Никогда еще не было послано в мир таких творческих сил, и никогда еще не была так обнаружена трагедия творчес­тва».

В свое время Кареев заметил, что итальянские историки неоднозначно относятся к гуманистам. Ренессанс совпал в Ита­лии с самым тяжелым периодом ее истории — междоусоби­цами, итальянскими войнами. А гуманисты, которых про­славляли во всем мире, нередко служили тиранам, подавляв­шим свободу Италии, не проявляли особого патриотизма во время вторжения иноземцев и часто высказывали мысли, но­сившие явно космополитический характер, и т.п. Но в миро­вом масштабе гуманисты характеризуются как новый общест­венный слой, где отсутствует сословный признак и где каж­дый занимает свое место лишь в силу личного образования и таланта; а сама эпоха Возрождения оценивается как начало светской цивилизации нового времени.

Среди представителей культуры Возрождения есть личнос­ти, наиболее полно выразившие черты того или иного ее пери­ода. Крупнейший представитель периода Проторенессанса Дан­те Алигьери — легендарная фигура, человек, в творчестве которого проявились тенденции развития итальянской лите­ратуры и культуры в целом на века вперед. Перу Данте при­надлежат оригинальная лирическая автобиография «Новая жизнь», философский трактат «Пир», трактат «О народном язы­ке», сонеты, канцоны и другие произведения. Конечно, Данте более всего известен как автор «Илиады средних веков» (по выражению В. Г. Белинского) — «Комедии», названной по­томками Божественной. В ней великий поэт использует привычный для средневековья сюжет — изображает себя пу­тешествующим по Аду, Чистилищу и Раю, в сопровождении давно умершего римского поэта Вергилия. Однако, несмотря на далекий от повседневности сюжет, произведение наполнено картинами жизни современной ему Италии и насыщено сим­волическими образами и иносказаниями.

Первое, что характеризует Данте как человека новой куль­туры, это его обращение в самом начале творческой жизни к так называемому «новому сладостному стилю» — направлению, полному искренности эмоций, но в то же время уг­лубленного философского содержания. Этот стиль отличается разрешением центральной проблемы средневековой лирики — взаимоотношений «земной» и «небесной» любви. Если ре­лигиозная поэзия всегда призывала отказаться от земной люб­ви, а куртуазная, напротив, воспевала земную страсть, то но­вый сладостный стиль, сохраняя образ земной любви, макси­мально его одухотворяет; он предстает как доступное чувствен­ному восприятию воплощение Бога. Одухотворенное чувство любви несет с собой радость, чуждую религиозной морали и аскетизму.

У Данте любая идея — «мысль Бога».