Причины. Предпосылки коллективизации
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

В то время как в высших эшелонах власти один за другим разворачивались эпизоды борьбы сторонников и противников нэпа, страна все глубже и глубже погружалась в экономический кризис, который усугублялся непоследовательными мерами, в которых отражалось «брожение» в руководстве и отсутствие четко определенной политической линии. Показатели сельско­го хозяйства в 1928/29 г. были катастрофическими. Несмотря на целый ряд репрессивных мер по отношению не только к за­житочным крестьянам, но и в основном к середнякам (штрафы и тюремное заключение в случае отказа продавать продукцию государству по закупочным ценам в три раза меньшим, чем ры­ночные), зимой 1928/29 г. страна получила хлеба меньше, чем год назад. Обстановка в деревне стала крайне напряженной: пе­чать отметила около тысячи случаев «применения насилия» по отношению к «официальным лицам». Поголовье скота умень­шилось. В феврале 1929 г. в городах снова появились продо­вольственные карточки, отмененные после окончания граждан­ской войны. Дефицит продуктов питания стал всеобщим, когда власти закрыли большинство частных лавок и кустарных мас­терских, квалифицированных как «капиталистические предпри­ятия». Повышение стоимости сельскохозяйственных продуктов привело к общему повышению цен, что отразилось на покупа­тельной способности населения, занятого в производстве. В глазах большинства руководителей, и в первую очередь Стали­на, сельское хозяйство несло ответственность за экономические трудности еще и потому, что в промышленности показатели роста были вполне удовлетворительными. Однако внимательное изучение статистических данных показывает, что все качествен­ные характеристики: производительность труда, себестоимость, качество продукции — шли по нисходящей. Этот насторажива­ющий феномен свидетельствовал о том, что процесс индустри­ализации сопровождался невероятной растратой человеческих и материальных ресурсов. Это привело к падению уровня жизни, непредвиденной нехватке рабочей силы и разбалансированию бюджета в сторону расходов.

Видимое отставание сельского хозяйства от промышленно­сти позволило Сталину объявить аграрный сектор главным и единственным виновником кризиса. Эту идею он, в частности, развил на пленуме ЦК в апреле 1929 г. Сельское хозяйство не­обходимо было полностью реорганизовать, чтобы оно достигло темпов роста индустриального сектора. По мысли Сталина, преобразования должны были быть более радикальными, чем те, что предусматривал пятилетний план, утвержденный XVI партконференцией, а затем и съездом Советов (апрель — май 1929 г.). При всей своей смелости — вариант ВСНХ предпола­гал увеличить капиталовложения в четыре раза по сравнению с периодом 1924—1928 гг., добиться за пять лет роста промыш­ленного производства на 135%, а национального дохода на 82%, что и привело к его окончательной победе над более скромным вариантом Госплана, — пятилетний план все же ос­новывался на сохранении преобладающего частного сектора, сосуществующего с ограниченным, но высокопроизводитель­ным сектором государственным и коллективным. Его авторы рассчитывали на развитие спонтанного кооперативного движе­ния и на систему договоров между кооперативами и крестьян­скими товариществами. Наконец, план предполагал, что к 1933—1934 гг. примерно 20% крестьянских хозяйств объединят­ся в товарищества по совместной обработке земли, в которых обобществление коснется исключительно обрабатываемых зе­мель, обслуживаемых «тракторными колоннами», без отмены частной собственности и без коллективного владения скотом. Постепенная и ограниченная коллективизация должна была строиться исключительно на добровольном принципе, с учетом реальных возможностей государства поставлять технику и спе­циалистов.

По мнению Сталина, критическое положение на сельскохо­зяйственном фронте, приведшее к провалу последней хлебоза­готовительной кампании, было вызвано действиями кулаков и других враждебных сил, стремящихся к «подрыву советского строя». Выбор был прост: «или деревенские капиталисты, или колхозы». Речь теперь шла не о выполнении плана, а о беге на­перегонки со временем.

Только что принятый план подвергся многочисленным кор­ректировкам в сторону повышения, особенно в области коллек­тивизации. Вначале предполагалось обобществить к концу пя­тилетки 5 млн. крестьянских хозяйств. В июне Колхозцентр объявил о необходимости коллективизации 8 млн. хозяйств только за один 1930 г. и половины крестьянского населения к •1933 г. В августе Микоян заговорил уже о 10 млн., а в сентябре была поставлена цель обобществить в том же 1930 г. 13 млн. хозяйств. В декабре эта цифра выросла до 30 млн.

Такое раздувание показателей плана свидетельствовало не только о победе сталинской линии. Оно питалось иллюзией из­менения положения вещей в деревне: тот факт, что начиная с зимы 1928 г. сотни тысяч бедняков под воздействием призывов и обещаний объединились в ТОЗы, чтобы при поддержке госу­дарства хоть как-то повысить свое благосостояние, в глазах большинства руководителей свидетельствовал об «обострении классовых противоречий» в деревне и о «неумолимой поступи коллективизации». 200 «колхозов-гигантов» и «агропромышлен­ных комплексов», каждый площадью 5—10 тыс. га, становились теперь «бастионами социализма». В июне 1929 г. печать сооб­щила о начале нового этапа — «массовой коллективизации». Все парторганизации были брошены властями на выполнение двойной задачи: заготовительной кампании и коллективизации. Все сельские коммунисты под угрозой дисциплинарных мер Должны были показать пример и вступить в колхозы. Центральный орган управления коллективными хозяйствами — Колхоз-центр — получил дополнительные полномочия. Органы сельхозкооперации, владельцы немногочисленной техники, обязы­вались предоставлять машины только колхозам. Мобилизация охватила профсоюзы и комсомол: десятки тысяч рабочих и сту­дентов были отправлены в деревню в сопровождении партий­ных «активистов» и сотрудников I'll У. В этих условиях насиль­ственная заготовительная кампания приняла характер реквизи­ции, еще ярче выраженный, чем во время двух предыдущих. Осенью 1929 г. рыночные механизмы были окончательно сло­маны. Несмотря на средний урожай, государство получило бо­лее 1 млн. пудов зерна, то есть на 60% больше, чем в предыду­щие годы. По окончании кампании сконцентрированные в де­ревне огромные силы (около 150 тыс. человек) должны были приступить к коллективизации.

 

 

Причины. Коллективизация.

За лето доля крестьянских хо­зяйств, объединившихся в ТОЗы (в подавляющем большинстве это были бедняки), составила в отдельных районах Северного Кавказа, Среднего и Нижнего Поволжья от 12 до 18% общего числа. С июня по октябрь коллективизация затронула, таким образом, 1 млн. крестьянских хозяйств.

Вдохновленные этими результатами, центральные власти всячески побуждали местные парторганизации соревноваться в рвении и устанавливать рекорды коллективизации. По реше­нию наиболее ретивых партийных организаций несколько де­сятков районов страны объявили себя «районами сплошной коллективизации». Это означало, что они принимали на себя обязательство в кратчайшие сроки обобществить 50% (и более) крестьянских хозяйств. Давление на крестьян усиливалось, а в центр шли потоки триумфальных и нарочито оптимистических отчетов. 31 октября «Правда» призвала к сплошной коллекти­визации. Неделю спустя в связи с 12-й годовщиной Октябрь­ской революции Сталин опубликовал свою статью «Великий перелом», основанную на в корне ошибочном мнении, что «се­редняк повернулся лицом к колхозам». Не без оговорок нояб­рьский (1929 г.) пленум ЦК партии принял сталинский посту­лат о коренном изменении отношения крестьянства к коллек­тивным хозяйствам и одобрил нереальный план роста промышленности и ускоренной коллективизации. Это был ко­нец нэпа.

В докладе Молотова на ноябрьском (1929 г.) пленуме ЦК отмечалось: «Вопрос о темпах коллективизации в плане не встает... Остается ноябрь, декабрь, январь, февраль, март -- че­тыре с половиной месяца, в течение которых, если господа им­периалисты на нас не нападут, мы должны совершить реши­тельный прорыв в области экономики и коллективизации». Ре­шения пленума, в которых прозвучало заявление о том, что «дело построения социализма в стране пролетарской диктатуры может быть проведено в исторически минимальные сроки», не встретили никакой критики со стороны «правых», признавших свою безоговорочную капитуляцию.

После завершения пленума специальная комиссия, возглав­ляемая новым наркомом земледелия А.Яковлевым, разработала график коллективизации, утвержденный 5 января 1930 г. после неоднократных пересмотров и сокращений плановых сроков. На сокращении сроков настаивало Политбюро. В соответствии с этим графиком Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Повол­жье подлежали «сплошной коллективизации» уже к осени 1930 г. (самое позднее к весне 1931 г.), а другие зерновые районы дол­жны были быть полностью коллективизированы на год позже, Преобладающей формой коллективного ведения хозяйства при­знавалась артель, как более передовая по сравнению с товари­ществом по обработке земли. Земля, скот, сельхозтехника в ар­тели обобществлялись.

Причины. Раскулачивание.

Другая комиссия во главе с Молотовым занималась реше­нием участи кулаков. 27 декабря Сталин провозгласил переход от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулаков к ликвидации кулачества как класса. Комиссия Молотова раз- делила кулаков на 3 категории: в первую (63 тыс. хозяйств) вошли кулаки, которые занимались «контрреволюционной дея­тельностью», во вторую (150 тыс. хозяйств) — кулаки, которые не оказывали активного сопротивления советской власти, но являлись в то же время «в высшей степени эксплуататорами и тем самым содействовали контрреволюции». Кулаки этих двух категорий подлежали аресту и выселению в отдаленные районы страны (Сибирь, Казахстан), а их имущество подлежало конфи­скации. Кулаки третьей категории, признанные «лояльными по отношению к советской власти», осуждались на переселение в пределах областей из мест, где должна была проводиться кол­лективизация, на необработанные земли.

В целях успешного проведения коллективизации власти мо­билизовали 25 тыс. рабочих (так называемых «двадцатипятиты­сячников») в дополнение к уже направленным ранее в деревню для проведения хлебозаготовок. Как правило, эти новые моби­лизованные рекомендовались на посты председателей организу­емых колхозов. Целыми бригадами их отправляли по центрам округов, где они вливались в уже существующие «штабы кол­лективизации», состоящие из местных партийных руководите­лей, милиционеров, начальников гарнизонов и ответственных работников ОГПУ. Штабам вменялось в обязанность следить за неукоснительным выполнением графика коллективизации, ус­тановленного местным партийным комитетом: к определенно­му числу требовалось коллективизировать установленный про­цент хозяйств. Члены отрядов разъезжались по деревням, созы­вали общее собрание и, перемежая угрозы всякого рода посулами, применяя различные способы давления (аресты «за­чинщиков», прекращение продовольственного и промтоварного снабжения), пытались склонить крестьян к вступлению в кол­хоз. И если только незначительная часть крестьян, поддавшись на уговоры и угрозы, записывалась в колхоз, «то коллективизи­рованным на 100%» объявлялось все село.

Раскулачивание должно было продемонстрировать самым неподатливым непреклонность властей и бесполезность всякого сопротивления. Проводилось оно специальными комиссиями под надзором «троек», состоящих из первого секретаря партий­ного комитета, председателя исполнительного комитета и руко­водителя местного отдела ПТУ. Составлением списков кулаков первой категории занимался исключительно местный отдел ГПУ. Списки кулаков второй и третьей категорий составлялись на местах с учетом «рекомендаций» деревенских активистов и организаций деревенской бедноты, что открывало широкую до­рогу разного рода злоупотреблениям и сведению старых счетов. Кого отнести к кулакам? Кулак «второй» или «третьей» катего­рии? Прежние критерии, над разработкой которых в предыду­щие годы трудились партийные идеологи и экономисты, уже не годились. В течение предыдущего года произошло значительное обеднение кулаков из-за постоянно растущих налогов. Отсутст­вие внешних проявлений богатства побуждало комиссии обра­щаться к хранящимся в сельсоветах налоговым спискам, часто устаревшим и неточным, а также к информации ОГПУ и к до­носам. В итоге раскулачиванию подверглись десятки тысяч серед­няков. В некоторых районах от 80 до 90% крестьян-середняков были осуждены как «подкулачники». Их основная вина состоя­ла в том, что они уклонялись от коллективизации. Сопротивле­ние на Украине, Северном Кавказе и на Дону (туда даже были введены войска) было более активным, чем в небольших дерев­нях Центральной России. Количество выселенных на спецпосе­ление в 1930—1931 гг. составило, по архивным данным, выяв­ленным В.Н. Земсковым, 381 026 семей общей численностью 1 803 392 человека.

Одновременно с «ликвидацией кулачества как класса» неви­данными темпами разворачивалась сама коллективизация. Каж­дую декаду в газетах публиковались данные о коллективизиро­ванных хозяйствах в процентах: 7,3% на 1 октября 1929 г.;

13,2% на 1 декабря; 20,1% на 1 января 1930 г.; 34,7% на 1 фев­раля, 50% на 20 февраля; 58,6% на 1 марта... Эти проценты, раздуваемые местными властями из желания продемонстриро­вать руководящим инстанциям выполнение плана, в действи­тельности ничего не означали. Большинство колхозов сущест­вовали лишь на бумаге.

 

 

Дата: 2019-07-30, просмотров: 237.