Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Содержание
Введение
1 Геополитика как научное направление
1.1 Понятие, объект и предмет геополитики
1.2 Методы и функции геополитики
1.3 Трансформация геополитической мысли на современном этапе
2 Современные геополитические теории и школы Запада
2.1 «Гуманизированная» геополитика силы в теории З. Бжезинского
2.2 Евразийская геополитика США
2.3 Неоатлантизм и мондиализм
2.4 Геополитические воззрения Г. Киссинджера
2.5 Немецкая геополитика
2.6 Контрглобализм – будущее Хартленда
2.7 Идея евразийства российской школы геополитической мысли
Заключение
Список использованных источников
Введение
К концу XX века земное пространство, охваченное многочисленными сетями коммуникаций, оказалось не только объектом, но и субъектом общественных и политических отношений. Человечество впервые осознало его как пространство геополитическое. Уже в XIX веке международные отношения стали восприниматься в Европе как своего рода пространственный спектакль, однако касалось это главным образом европейских дел и заморской политики европейских держав. В XX веке подобное восприятие сделалось доминирующим. В результате возникла геополитика как своего рода когнитивное “переживание” общества по поводу географического пространства.
Развитие этого направления связано с именами крупных политических деятелей, ученых с Древних времен до наших дней. Как уже известно, не случайно геополитика как направление научной мысли зародилась на немецкой земле. И сам термин – также немецкий (die Geopolitik), хотя в научный оборот его ввел швед-германофил Р.Челлен. Немецкие исследователи, последователи Ратцеля и Наумана, создали в начале XX века геополитическую школу, высшим выражением которой стало творчество Карла Хаусхофера. Германские специалисты по геополитике изобрели теорию «Срединной Европы» (Mitteleuropa), в основе которой лежит так называемое «германское ядро». Именно Германии, по их мнению, предстояло объединить Европу под своим культурным и экономическим крылом. Появление этой концепции совпало с популяризацией в Германии и Австрии еще более псевдонаучной – «нордической», или арийской теории.
Актуальность темы данной дипломной работы заключается в необходимости выявления современных геополитических идей и теорий стран Запада, а также ее значимости в условиях стремительного изменения геополитических реалий.
Предметом исследования дипломной работы является изучение и анализ имеющегося знания в области современных геополитических теорий Запада в контексте глобальных геополитических изменений.
Цель дипломной работы заключается в том, чтобы, используя методы исторического описания, компаративистики (сравнительного анализа), системного анализа, а также методов экстраполяции попытаться выявить причины зарождения геополитической мысли, его понятия, типологии, функций, а также трансформации этого направления на современном этапе.
Основными источниками, которые были использованы в дипломной работе, стали геополитические концепции западных ученых, таких как С.Хантингтон, Ф.Фукуяма, З.Бжезинский и др., а также труды отечественных государственных деятелей.
В последние годы термин геополитика стал одним из самых популярных в отечественном политическом лексиконе. Парадоксальность ситуации состояла в том, что вплоть до начала 1990-х годов геополитика, в отличие от политической науки и теории международных отношений, фактически находилась под запретом. Во многом это было связано с именами К.Хаусхофера, А.Грабовски, Э.Обста, О.Маулля, В.Зиверта, К.Вовинкеля и тем статусом, который приобрели их концепции в нацисткой Германии. В то же время такой запрет выражал отношение к геополитике как к роду идеологического дискурса, к «реакционной доктрине» империализма, призванной оправдать колониальную, экспансионистскую внешнюю политику стран Запада. В результате эта дисциплина оказалась как бы непричастной к разразившемуся на рубеже 1980-х – 1990-х годов кризису в осмыслении драматических изменений в мировой политике и системе международных отношений. Стараниями ряда отечественных авторов геополитика превратилась в некое сокровенное знание, дающее ключ к пониманию главных закономерностей, тенденций, факторов и движущих сил, которые привели к революционным переменам на международной арене. Фундаментом этого знания стала концепция контролируемого пространства как опоры мирового порядка.
Что же касается степени изученности темы, то в казахстанской, российской и зарубежной литературе можно отметить ряд работ, в которых показана роль геополитики, ее практической значимости, которая лежит в основе реалистической политике отдельного государства.
Но одновременно возникли проблемы, связанные с методологическим и содержательным развитием данной дисциплины. Главная из них – необходимость описания пространства, в котором происходят те или иные политические события, пространственными же средствами, т.е. как бы самим пространством. Иначе говоря, речь должна идти о политике самого пространства.
Уже в силу этого геополитика есть переход к принципиально иному пониманию и географического пространства, и политики. Переход, позволяющий осуществить невероятно большую экономию мысли в политике, политологии и географии.
Сейчас геополитическую терминологию охотно используют как представители оппозиции, так и властвующая элита. Геополитическая аргументация присутствует в объяснениях причин «включения» нашей страны в европейские институты, неизменно возникает при истолковании реальных противоречий в отношениях с США. Геополитические составляющие активно акцентируются при рассмотрении взаимоотношений России и НАТО, конфигурации и перспектив СНГ, проблем «многополярного мира» и т.д. Геополитические построения прямо или косвенно влияют на разработку, принятие и реализацию внешнеполитической стратегии. Кроме того, в последнее время все настойчивее постулируются синонимичность геополитики, геополитического анализа и реалистичного взгляда на контуры новой, трансформирующейся буквально на наших глазах системы международных отношений.
Данная дипломная работа была апробирована на внутривузовской конференции кафедры международных отношений и социально-гуманитарных дисциплин Кокшетауского университета имени Абая Мырзахметова.
Практическая значимость для государства видна в расположении Казахстана в центре Евразийского континента, что обусловило его вовлеченность в важные геополитические процессы, развернувшиеся на континенте в последнее десятилетие, которое позволяет строить налаженную систему внешней политики Республики Казахстан в условиях геополитических реалий. Эффективная внешняя политика является непременным условием для решения задач стоящих перед Казахстаном, главным образом вхождение в 50-ку самых развитых стран мира. Значительные природные ресурсы, огромный потенциал развития межконтинентальной транспортно-коммуникационной системы и другие факторы позволили Казахстану уверенно войти в мировую систему геополитических координат и занять достойное место в мировом сообществе.
Сегодня Казахстан признан мировым сообществом, его имя стало узнаваемо. Руководство страны, благодаря прогрессивным либеральным политическим и экономическим реформам, заставило международное сообщество поверить в то, что государство Центральной Азии может стать полноправным членом цивилизационного международного сообщества и играть весомую роль в развитии международных процессов как полноправный партнер крупных политических центров силы – США, ЕС, Китай, Россия, страны Восточной Европы, стран Юго-Восточной Азии и др.
Более того, за страной признают лидирующую роль в экономическом развитии и интеграционных процессах не только на пространстве СНГ, но и в целом Евразийском контексте. Сегодня практически все основные геополитические игроки видят в Казахстане надежного партнера и фактор стабильности всего региона. Казахстан стал реальным центром политического и экономического тяготения на постсоветском пространстве.
Дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы. Структура дипломной работы подчинена цели и поставленным задачам исследования.
Евразийская геополитика США
Неточности относительно геополитики и ее критериев приводит к утверждениям о безусловной, едва ли не онтологической гегемонии США в мире уже с 1945 г. Достаточно ли для этого оснований? Их попросту нет, если принять во внимание длительное по времени противостояние двух систем и трех миров до 1991 г. Но есть ли геополитическое основание считать США безусловным гегемоном теперь? Их глобальные претензии опираются на локальную территориальную базу при дефиците ключевых ресурсов (в первую очередь – от зависимости нефтегазового импорта и внерегиональных коммуникаций); их военная мощь опирается на рассеянные по всему миру базы, сами по себе уязвимые; иными словами, автаркия – ключевой фактор геополитической субъектности у США отсутствует. Важно при этом учесть, что и компактной базой в Старом Свете (наподобие Британской Индии) Америка тоже не располагает. Давно стало ясно, что геополитическая мощь Старого Света несомненно превосходит мощь Нового: Евразия плюс Африка даже в понятиях «морской» геополитики – «Мировой остров», а все прочее, включая обе Америки – не более чем архипелаги «внешнего полумесяца» (наподобие новой Зеландии).
Именно поэтому глобальный имперский путь США пролегал, как правило, в направлении Евразии с намерением в ней закрепиться. Никакие метаморфозы ХХ в. Не сумели геополитически заменить «Мировой остров» Америкой (штаб-квартира НАТО – Северо-Атлантического блока не случайно дислоцирована в Брюсселе). США не позволяют признать их «среднеазиатской державой» - особенно если ядро евразийской системы безопасности составляют Организация Договора коллективной безопасности (ОДКБ) и Шанхайская Организация Сотрудничества (ШОС), тогда как НАТО – всего лишь ее внешняя скорлупа. Евразийская внешняя политика США несомненна, но ее причины отнюдь не «случайны» и без событий 11 сентября.
Суть среднеазиатского вопроса в прошлом, настоящем (и надо полагать, в будущем) много шире территориально-политического разграничения региона даже в целях глобального соперничества великих держав, которое требует контроля над «Сердцем Земли» (Хартлендом) – ключевым пространством Евразии между бассейнами Волги и Лены, Ледовитого и Индийского океанов. Этот огромный треугольник, сужающийся к югу, наполовину занят Россией; в ее «мягком подбрюшье» расположены Казахстан и др. центральноазиатские страны; Китай, в центре Азии владея Синьцзяном и Тибетом, является, таким образом, державой Восточной, Центральной и Южной Азии (отчасти и Среднего Востока).
В центре Азии США стремятся не столько прорваться к подчас виртуальным источникам нефти и газа (хотя так привыкли считать), а с целью закрепиться в регионе и, в частности окружить Иран. По этой причине интересна мысль, что для США Средняя Азия – не более чем промежуточный аэродром для действий против Афганистана или Ирана в регионе, который контролировать проблематично.
При всем том Средняя Азия – важный объект американской геополитики, что проясняется тремя взаимополагающими характеристиками. Так, американский ученый Н.Левайн определяет геополитику США как «новое сдерживание» России после холодной войны; контроль нефтегазоместорождений лишь одно из средств этого глобального сдерживания. Эксперт фонда Эберта В.Шнайдер-Петерс подчеркивает, что борьба с международным терроризмом – лишь предлог для проникновения США в центр Азии; фантом Бен Ладена здесь ни при чем. Иранский автор М.Матини разъясняет, что «новая игра США в Афганистане» преследует 3 цели: укрощение Ирана, обуздание России, утверждение в Южной Азии с целью контролировать Индию, Пакистан и Китай.
Начиная с 2001 г. США стремятся превратить регион центральной Евразии в площадку своего агрессивного миротворчества. Каждому элементу гуманитарной агрессии действительно могут быть противопоставлены контрмеры; их эффективность возрастает при системном, а не разрозненном применении. Таким образом, превосходство стратегии США может быть обеспечено лишь неумелостью противника. Цели американского военно-политического присутствия в Средней Азии диктуются приоритетами утверждения в центре Евразии принципов «Pax Americanа» средсвами гуманитарной интервенции, агрессивного «миротворчества». Данный курс неизбежно требует прогрессирующей дестабилизации региона – так называемого управляемого хаоса.
Нынешние Соединенные Штаты откровенно цинично претендуют на роль новой сверхдержавы Евразии, создающей новую глобальную систему. 3. Бжезинский, один из ведущих политологов США, советник Центра по изучению стратегических и международных проблем, профессор кафедры внешней политики в школе по изучению международных проблем при Университете Джона Хопкинса, выдвигает такую идею: «Роль Америки как единственной сверхдержавы мирового масштаба диктует сейчас необходимость выработать целостную и ясную стратегию в отношении Евразии».
Автор прекрасно понимает, что Евразия — суперконтинент земного шара, играющий, по словам Макиндера, роль оси. Та держава, что станет доминировать на суперконтиненте, будет оказывать решающее влияние в двух из трех наиболее развитых в экономическом отношении регионах планеты: Западной Европе и Восточной Азии, а также на Ближнем Востоке и в Африке.
Сначала США, по мысли Бжезинского, должны закрепить в Евразии геополитический плюрализм. Для этого приоритет должен быть отдан политическому маневрированию и дипломатическим манипуляциям. Они должны исключить возможность образования враждебных США коалиций. Но у любого государства, существующего на карте Евразии, по расчетам автора, нет для этого реальных возможностей. На втором этапе американизации Евразии должны появиться стратегически приемлемые партнеры, которые могут создать (под американским руководством) трансевразийскую систему безопасности. А в долгосрочном плане все это может стать основой системы подлинной политической ответственности в глобальном масштабе.
На западном фланге Евразии решающую роль в решении поставленной Бжезинским задачи будут играть Франция и Германия. Америка же продолжит расширение европейского демократического плацдарма. На Дальнем Востоке, небезосновательно полагает политолог из США, ключевая роль Китая будет возрастать, и у американцев не будет стратегии в Евразии до тех пор, пока не будет достигнут политический консенсус между Вашингтоном и Пекином. Россия должна заявить о себе как о постимперском государстве, т.е. как о государстве, имеющем региональное значение и не имеющем решающего влияния в Евразии.
Решающая роль отводится автором Америке, так как вряд ли какое-либо государство может сравниться с Соединенными Штатами в четырех ключевых областях — военной, экономической, технической и культурной, придающих стране глобальный политический вес. Европу американцы намерены усиленно подталкивать к исполнению отведенной ей роли. Но тем не менее у политолога есть опасения, что в силу ряда причин (роста безработицы, национализма и т.д.) французские и германские политики могут склониться в сторону экстремизма.
Ну а какова же судьба России в геополитическом пасьянсе Бжезинского? По этому поводу он пишет: «Будущее России менее определенно, и перспективы ее эволюции в позитивном плане не так уж и велики. Поэтому Америка должна создать такие политические условия, которые способствовали бы привлечению России к работе в широких рамках европейского сотрудничества и в то же время укрепляли бы независимость новых суверенных соседних государств». В связи с этим Вашингтону рекомендуется оказывать поддержку Украине и Узбекистану по национальной консолидации, иначе их судьба в долгосрочной перспективе окажется неясной (вдруг они вновь уйдут под крыло России, как это было в историческом прошлом). Итак, в размышлениях геостратега отчетливо просматривается древняя, как мир, идея: разделяй и властвуй.
Эту идею относительно не только Евразии, а конкретно России американские геополитики вынашивают около 20 лет, во всяком случае, говорят об этом. Есть несколько вариантов расчленения России. Одни из них были озвучены бывшим президентом США Рейганом (уничтожить империю зла), Бжезинский или Тэлботт предлагают поделить Россию на три республики: Дальневосточную, Сибирскую и Центральную. Их беспокоит то, что «в каких формах Россия определит свою государственность. Будет ли эта идея государства основываться на принципах обособленности и полной самобытности России?». А далее Тэлботт выдает главное, что беспокоит Америку: будет ли Россия отдавать приоритет своим национальным интересам или работать на реализацию интересов США, которые дипломат пытается выдать за «общепризнанные». Тэлботт констатирует тот факт, что когда-то СССР был сверхдержавой, а сейчас он называет Россию «региональной державой третьего мира» и предлагает разрушить Россию.
Ту же идею фанатично отстаивает и Бжезинский, поддерживая дрейф Украины в ЕС, в НАТО. Он особо подчеркивает: «Без 50-миллионного славянского государства Россия оказалась бы более азиатской и удаленной от Европы. Украина способна стать частью Европы и без России. Москва же может сделать это только через Украину, что определяет значимость этой страны в формировании новой Европы». «В геополитическом смысле —это означает установление гегемонии США над ключевым регионом мира: Евразия — это суперконтинент земного шара, играющий роль своего рода оси. Так держава, которая на нем доминирует, будет оказывать решающее влияние... в Западной Европе и Восточной Азии».
Неоатлантизм и мондиализм
Победа над СССР означала вступление в радикально новую эпоху, которая требовала оригинальных геополитических моделей. Геополитический статус всех традиционных территорий, регионов, государств и союзов резко менялся. Осмысление планетарной реальности после окончания холодной войны привело атлантистских геополитиков к двум принципиальным схемам. Одна из них может быть названа пессимистической (для атлантизма). Она наследует традиционную для атлантизма линию конфронтации с хартлендом, которая считается не законченной и не снятой с повестки дня вместе с падением СССР, и предрекает образование новых евразийских блоков, основанных на цивилизационных традициях и устойчивых этнических архетипах. Этот вариант можно назвать «неоатлантизм», его сущность сводится в конечном итоге к продолжению рассмотрения геополитической картины мира в ракурсе основополагающего дуализма, что лишь нюансируется выделением дополнительных геополитических зон (кроме Евразии), которые также могут стать очагами противостояния с Западом. Вторая схема, основанная на той же изначальной геополитической картине, напротив, оптимистична (для атлантизма) в том смысле, что рассматривает ситуацию, сложившуюся в результате победы Запада в холодной войне, как окончательную и бесповоротную. На этом строится теория мондиализма, концепция конца истории и единого мира, которая утверждает, что все формы геополитической дифференциации — культурные, национальные, религиозные, идеологические, государственные и т.д. — вот-вот будут окончательно преодолены и наступит эра единой общечеловеческой цивилизации, основанной на принципах либеральной демократии. История закончится вместе с геополитическим противостоянием, дававшим изначально главный импульс истории.
Атлантизм, являясь геополитикой моря, не был чужд и новым идеям, связанным с научно-техническим прогрессом, научно-технической революцией в военной сфере. Появление новых типов вооружений — сперва стратегических бомбардировщиков (первые из них сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки), а затем межконтинентальных, крылатых и других ракет поколебали приоритет Моря над Сушей. Потребовались новые доктрины, которые вместо двух важнейших элементов геополитики (Моря и Суши) должны были учитывать воздушное и космическое пространство, где предполагалось применение не только ядерного, но и плазменного, лазерного оружия. Эти новые элементы получили название аэрократии и эфирократии. Освоение данных двух сред, па которые совершенно не обращали внимания основатели геополитики, оказалось, тем не менее, продолжением талассократических теорий, но на более высоком уровне.
История показала, что атлантизм более динамично, наступательно использовал все среды, базирующиеся на номосе (закон, порядок) Моря. Геополитика атлантистов оказалась наступательной, а геополитика Евразии пребывала в состоянии пассивной обороны. В сфере аэрократии СССР добился относительного паритета, но в «звездных войнах» не смог устоять против блефа, что во многом привело к поражению в «холодной войне», к развалу содружества стран Варшавского договора, а впоследствии и СССР.
С окончанием «холодной войны» геополитическая мысль на Западе разделилась на два течения: «неоатлантизм» С. Хантингтона и «мондиализм» Ф. Фукуямы. Самуил Хантингтон, пребывая на посту директора Института стратегических исследований при Гарвардском университете, изложил свою доктрину неоатлантизма в статье «Столкновение цивилизаций». В центре доктрины стоит проблема дальнейших отношений Моря и Суши, Запада и Востока. По мнению Хантингтона стратегическая победа атлантистов над евразийцами не есть победа цивилизационная. Запад и Восток по-прежнему цивилизационно стоят далеко друг от друга. Западные ценности — это рынок, либерал-демократия, индивидуализм, права человекам т.д., восточные ценности — коллективизм, традиционализм, соборность, патернализм и т.д. Хантингтон утверждает, что западная идеология восторжествовала временно, что ее торжество поднимет на поверхность глубинные культурные слои Востока: усилится влияние религиозных факторов, в частности ислама и православия, синтоизма и буддизма, конфуцианства и индуизма.
В недалеком будущем, по его мнению, заявят о себе славяно-православная, конфуцианская (китайская), японская, исламская, индуистская, латиноамериканская и, возможно, африканская цивилизации. Этот фактор вновь создаст условия для противостояния Запада и Востока. И наибольшую опасность будут представлять линии вооруженных конфликтов, совпадающие с линиями разломов между цивилизациями. Хантингтон определяет цивилизации как социокультурные общности самого высшего ранга и как самый широкий уровень культурной идентичности людей. Для каждой цивилизации характерно наличие некоторых объективных признаков: общности истории, религии, языка, обычаев, особенностей функционирования социальных институтов, а также субъективной самоидентификации человека. С его точки зрения, цивилизационный фактор в международных отношениях будет постоянно усиливаться. Этот вывод обосновывается таким образом.
Во-первых, различия между цивилизациями, основу которых составляют религии, наиболее существенны, эти различия складывались столетиями и они сильнее, нежели между политическими режимами.
Во-вторых, усиливается взаимодействие между народами разной цивилизационной принадлежности, что ведет как к росту самосознания, так и к пониманию единичного и общего в рамках своей цивилизации.
В-третьих, возрастает роль религии, причем последняя проявляется нередко в форме фундаменталистских движений.
В-четвертых, ослабевает влияние Запада в незападных странах, что находит выражение в процессах девестернизации местных элит и усиленном поиске собственных цивилизационных корней.
В-пятых, культурные различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и, следовательно, менее способствуют компромиссным решениям.
В-шестых, политолог отмечает усиление экономического регионализма, неразрывно связанного с цивилизационным фактором — культурно-религиозная схожесть лежит в основе многих экономических организаций и интеграционных группировок.
Воздействие цивилизационного фактора на мировую политику после окончания «холодной войны» С. Хантингтон видит в появлении синдрома «братских стран». Этот синдром заключается в ориентации государств во взаимоотношениях между собой уже не на общность идеологии и политической системы, а на цивилизационную близость. Кроме того, в качестве примера реальности цивилизационных различий он указывает на то, что основные конфликты последних лет происходят на линиях разлома между цивилизациями — там, где проходит граница соприкосновения цивилизационных полей (Балканы, Кавказ, Ближний Восток).
Прогнозируя будущее, С. Хантингтон приходит к выводу о неизбежности конфликта между западной и незападными цивилизациями, причем главную опасность для Запада может представлять конфуцианско-исламский блок— гипотетическая коалиция Китая с Ираном и рядом арабских и иных исламских государств.
Политолог предлагает меры, которые, по его мнению, должны укрепить Запад перед новой нависшей над ним опасностью. Среди прочего он призывает обратить внимание на так называемые «расколотые страны», где правительства имеют прозападную ориентацию, но традиции, культура и история этих стран ничего общего с Западом не имеют. К таким странам С. Хантингтон относит Турцию, Мексику и Россию. От внешнеполитической ориентации последней в значительной степени будет зависеть характер международных отношений обозримого будущего, поэтому интересы Запада требуют расширения и поддержания сотрудничества с Россией.
Хантингтон считает, что атлантисты должны всемерно укреплять стратегические позиции своей собственной цивилизации, готовится к противостоянию, консолидировать стратегические усилия, сдерживать антиатлантические тенденции в других геополитических образованиях, не допускать их соединения в опасный для Запада континентальный альянс. Для этого Западу следует:
- более тесно сотрудничать, обеспечивая единство между США и Европой;
- интегрировать в западную цивилизацию те общества в Восточной Европе и Латинской Америке, чьи культуры близки к ней;
- предотвратить перерастание локальных конфликтов между цивилизациями в глобальные войны;
- ограничить военную экспансию конфуцианских и исламских государств;
приостановить свертывание западной военной мощи и обеспечить военное превосходство на Дальнем Востоке и в Юго-Западной Азии;
- использовать трудности и конфликты во взаимоотношениях исламских и конфуцианских стран;
- поддерживать группы, ориентирующиеся на западные ценности и интересы в других цивилизациях;
- усилить международные институты, отражающие западные интересы и ценности и узаконивающие их, обеспечить вовлечение не-западных государств в эти институты.
Действительно ли грядущий конфликт между цивилизациями — завершающая стадия той эволюции, которую претерпели глобальные конфликты в современном мире? На протяжении полутора веков после Вестфальского мира, который оформил современную международную систему, в западном ареале конфликты разворачивались главным образом между государями — королями, императорами, абсолютными конституционными монархами, стремящимися расширить свой бюрократический аппарат, увеличить армии, укрепить экономическую мощь, а главное — присоединить новые земли к своим владениям. Этот процесс породил нации-государства. Начиная с Французской революции, основные линии конфликтов стали пролегать не столько между правителями, сколько между нациями.
Хантингтон полагает, что данная модель сохранялась в течение всего XIX века. Конец ей положила первая мировая война. А затем в результате русской революции и ответной реакции на нее конфликт наций уступил место конфликту идеологий. Сторонами такого конфликта в соответствии с концепцией Хантингтона были вначале коммунизм, нацизм и либеральная демократия. Во время холодной войны этот конфликт воплотился в борьбу двух сверхдержав, ни одна из которых не была нацией-государством в классическом европейском смысле. Их самоидентификация формулировалась в идеологических категориях.
Конфликты между правителями, нациями-государствами и идеологиями были главным образом конфликтами западной цивилизации. Это столь же справедливо в отношении холодной войны, как и в отношении мировых войн, а также войн XVII, XVIII, XIX столетий. С окончанием холодной войны подходит к концу и западная фаза развития международной политики. В центр выдвигается взаимодействие между Западом и незападными цивилизациями. На этом новом этапе народы и правительства незападных цивилизаций уже не выступают как объекты истории — мишень западной колониальной политики, а наряду с Западом начинают сами двигать и творить историю. Идентичность на уровне цивилизации, по мнению Хантингтона, будет становиться все более важной, и облик мира будет в значительной мере формироваться в ходе взаимодействия семи-восьми крупных цивилизаций. Что же из этого следует? Во-первых, различия между цивилизациями не просто реальны. Они наиболее существенны. Цивилизации несхожи по своей истории, языку, культуре, традициям и религии. Люди разных цивилизаций по-разному смотрят на отношения между Богом и человеком, индивидом и обществом, гражданином и государством, родителями и детьми, мужем и женой, имеют разные представления о соотносительной значимости прав и обязанностей, свободы и принуждения, равенства и иерархии. Они более фундаментальны, чем различия между политическими идеологиями и политическими режимами. Конечно, различия не обязательно предполагают конфликт, а конфликт не обязательно предполагает насилие. Однако в течение столетий самые затяжные и кровопролитные конфликты порождались именно различиями между цивилизациями.
Во-вторых, мир становится более тесным. Взаимодействие между народами разных цивилизаций усиливается. Это ведет к росту цивилизационного самосознания, к тому, что глубоко осознаются различия между цивилизациями и то, что их объединяет. Североафриканская иммиграция во Францию вызвала у французов враждебное отношение и в то же время укрепила доброжелательность к другим иммигрантам — «добропорядочным католикам и европейцам из Польши». Американцы гораздо болезненнее реагируют на японские капиталовложения, чем на куда более крупные инвестиции из европейских стран. Взаимодействие между цивилизациями укрепляет их цивилизационное самосознание, а это, в свою очередь, обостряет уходящие в глубь истории или, по крайней мере, воспринимаемые таким образом разногласия и враждебность.
В-третьих, процессы экономической модернизации и политических изменений во всем мире размывают традиционную идентификацию людей с местом жительства, одновременно ослабевает и роль нации-государства как источника идентификации. Образовавшиеся в результате лакуны по большей части заполняются религией, нередко в форме фундаменталистских движений. Подобные движения сложились не только в исламе, но и в западном христианстве, иудаизме, буддизме, индуизме. В большинстве стран и конфессий фундаментализм поддерживают образованные молодые люди, высококвалифицированные специалисты из средних классов, лига свободных профессий, бизнесмены. Как заметил американский религиовед Г.Вейгель: «десекуляризация мира — одно из доминирующих социальных явлений конца XX в.». Возрождение религии, или, говоря словами другого теолога Ж. Кепеля, «реванш Бога», создает основу для идентификации и сопричастности с общностью, выходящей за рамки национальных границ, для объединения цивилизаций.
В-четвертых, рост цивилизационного самосознания диктуется раздвоением роли Запада. С одной стороны, Запад находится на вершине своего могущества, а с другой — происходит возврат к собственным корням. Все чаще приходится слышать о «возврате в Азию» Японии, о конце влияния идей Неру и «индуизации Индии», о провале западных идей социализма и национализма и «реисламизации» Ближнего Востока. На вершине своего могущества Запад сталкивается с незападными странами, у которых достаточно стремления, воли и ресурсов, чтобы придать миру незападный облик. В прошлом элита незападных стран обычно состояла из людей, в наибольшей степени связанных с Западом, получивших образование в Оксфорде, Сорбонне или Сандхерсте и усвоивших западные ценности и стиль жизни. Население же этих стран, как правило, сохраняло неразрывную связь со своей исконной культурой. Но сейчас все переменилось. Во многих незападных странах идет интенсивный процесс девестернизации элиты и возврата к собственным культурным корням. И одновременно с этим западные, главным образом американские, обычаи, стиль жизни и культура приобретают популярность среди широких слоев населения.
В-пятых, культурные особенности и различия менее подвержены изменениям, чем экономические и политические, и вследствие этого основанные на них противоречия сложнее разрешить или свести к компромиссу. В бывшем Советском Союзе коммунисты могли стать демократами, богатые превратиться в бедных, а бедняки — в богачей, но русские при всем желании не смогут стать эстонцами, а азербайджанцы — армянами.
Судя по всему, роль региональных экономических связей будет усиливаться. С одной стороны, успех экономического регионализма укрепляет сознание принадлежности к одной цивилизации. А с другой — экономический регионализм может быть успешным, только если он коренится в общности цивилизации. Европейское сообщество покоится на основаниях европейской культуры и западного христианства. Успех НАФТА (Североамериканской зоны свободной торговли) зависит от продолжающегося сближения культур Мексики, Канады и США. А Япония, напротив, испытывает затруднения с созданием такого же экономического сообщества в Юго-Восточной Азии, так как Япония — это единственное в своем роде общество и уникальная цивилизация. Какими бы мощными ни были торговые, экономические и финансовые связи Японии с остальными странами Юго-Восточной Азии, культурные различия между ними метают продвижению по пути региональной экономической интеграции по образцу Западной Европы или Северной Америки. Общность культур, напротив, явно способствует стремительному росту экономических связей между Китайской Народной Республикой, с одной стороны, и Гонконгом, Тайванем, Сингапуром и заморскими китайскими общинами в разных странах мира — с другой. С окончанием холодной войны общность культуры быстро вытесняет идеологические различия.
Своей концепцией «столкновения цивилизаций» Хантингтон бросил вызов многим устоявшимся представлениям о характере происходящих и потенциальных глобальных противостояний, а также предложил новую парадигму для теоретического исследования и прогнозирования миропорядка на рубеже XX и XXI веков. Отдельные аспекты концепции Хантингтона вызывают критические вопросы. Цивилизации существуют испокон века. Почему же только сейчас они бросают вызов мировому порядку? Хотя их роль и влияние действительно меняются, но оценка этих изменений зависит от позиции исследователя. Поэтому цель цивилизационной модели — прежде всего, привлечь внимание западной общественности к тому, как все это воспринимается в мире. Отечественные оппоненты Хантингтона (А.С. Панарин, Е.Б. Рашковский) отмечают, что тезис о грядущем конфликте цивилизаций скорее постулируется, нежели обосновывается. Возникает вопрос: почему же цивилизационные конфронтации не имели места, допустим, пятьдесят или сто лет назад? Речь может идти о возрастающем значении мировых цивилизаций в продолжающемся и чрезвычайно неравномерном всемирном процессе модернизации.
Теория международных отношений как раздел современной политической науки сформировалась и развивалась в условиях биполярного мира. Это не могло не отразиться на концептуальных подходах и проблематике международно-политических исследований. Все сколько-нибудь значительные прогнозы развития международных отношений предполагали и в будущем сохранение примерно той же ситуации, которая существовала четыре десятилетия после окончания Второй мировой войны. Хотя некоторые политологи предсказывали вероятность изменений в системе международных отношений, её эволюцию в сторону многополярности, но и они исходили из того, что обе сверхдержавы – США и СССР – по-прежнему будут играть наиважнейшую роль.
Реальные сдвиги в мировой политике, происшедшие после окончания холодной войны, оказались сколь радикальными, столь и неожиданными для большинства исследователей международных отношений. В одночасье рухнули многие теоретические концепции, казавшиеся незыблемыми и едва ли не вечными. Политическая картина мира не меняется столь стремительно, что научная мысль не всегда за ней успевает. Среди политологов, специализирующихся на исследовании проблем мировой политики и международных отношений, наблюдается, с одной стороны, некоторая растерянность, а с другой – стремление объяснить новые мировые реалии и спрогнозировать динамику дальнейших изменений в мире.
Становление США сверхдержавой и выход на последний этап, предшествующий окончательной «планетарной гегемонии талассократии», заставил американских геополитиков рассматривать совершенно новую геополитическую модель мира. Существовало два варианта развития событий — либо окончательный выигрыш Западом геополитической дуэли с Востоком, либо конвергенция двух идеологических лагерей в нечто единое и установление «мирового правительства» (этот проект получил название «мондиализм» — от французского monde — мир). В обоих случаях требовалось новое геополитическое осмысление этого возможного исхода истории. Такая ситуация вызвала к жизни особое направление в геополитике — геополитику мондиализма. Иначе эта теория известна как доктрина «нового мирового порядка». Начиная с 70-х гг., она разрабатывалась американскими геополитиками, а впервые во всеуслышание о ней было заявлено президентом США Джорджем Бушем во время войны в Персидском заливе в 1991 г.
Концепция мондиализма возникла задолго до окончательной победы Запада в холодной войне. Смысл мондиализма сводится к постулированию неизбежности полной планетарной интеграции, перехода от множественности государств, народов, наций и культур к «униформному миру». Истоки этой идеи можно разглядеть в некоторых утопических и хилиастических движениях, восходящих к средневековью и далее к глубокой древности. В ее основе лежит представление, что в какой-то кульминационный момент истории все народы земли соберутся в едином Царстве, которое не будет более знать противоречий, трагедий, конфликтов и проблем, свойственных обычной земной истории. Помимо чисто мистической версии мондиалистской утопии существовали и ее рационалистические версии, одной из которых можно считать учение о «Третьей эре» позитивиста Огюста Копта (1798—1857) или гуманистическую эсхатологию Готхольда Эфраи-ма Лессинга (1729—1781).
Мондиалистские идеи были свойственны чаще всего умеренным европейским и особенно английским социалистам (некоторые из них были объединены в «Фабианское общество»). О едином мировом государстве говорили и коммунисты. С другой стороны, аналогичные мондиалистские организации создавались, начиная с конца XIX века и крупными фигурами в мировом бизнесе — например, сэром Сесилом Роудсом, организовавшим группу «Круглый Стол», члены которой должны были «способствовать установлению системы беспрепятственной торговли во всем мире и созданию единого Мирового Правительства». «Часто социалистические мотивы переплетались с либерал-капиталистическими, и коммунисты соседствовали в этих организациях с представителями крупнейшего финансового капитала. Всех объединяла вера в утопическую идею объединения планеты».
Показательно, что такие известные организации, как Лига Наций, позже ООН и ЮНЕСКО, были продолжением именно мондиалистских кругов, имевших большое влияние на мировую политику. В течение XX века эти мондиалистские организации, избегавшие излишней рекламы и часто даже носившие секретный характер, переменяли много названий. Существовало «Универсальное движение за мировую конфедерацию» Гарри Дэвиса, «Федеральный Союз» и даже «Крестовый поход за Мировое Правительство» (организованный английским парламентарием Генри Асборном в 1946 г.).
По мере сосредоточения всей концептуальной и стратегической власти над Западом в США именно это государство стало главным штабом мондиализма, представители которого образовали параллельную власти структуру, состоящую из советников, аналитиков, центров стратегических исследований.
Так сложились три основные мондиалистские организации, о самом существовании которых общественность Запада узнала лишь относительно недавно. В отличие от официальных структур эти группы пользовались значительно большей свободой проектирования и исследований, так как они были освобождены от фиксированных и формальных процедур, регламентирующих деятельность комиссий ООН и т.д. Первая структура — «Совет по международным отношениям» (Council on Foreign Relations, C.F.R.). Ее создателем был крупнейший американский банкир Морган. Эта неофициальная организация занималась выработкой американской стратегии в планетарном масштабе, причем конечной целью считалась полная унификация планеты и создание «мирового правительства». Эта организация возникла еще в 1921 г. как филиация «Фонда Карнеги за вселенский мир», и все состоявшие в ней высокопоставленные политики приобщались мондиалистским взглядам на будущее планеты. Так как большинство членов C.F.R. были одновременно и высокопоставленными дигнитариями шотландского масонства, то можно предположить, что их геополитические проекты имели и какое-то гуманистически-мистическое измерение.
В 1954 г. была создана вторая мондиалистская структура — Бильдербергский клуб, или Бильдербергская группа. Она объединяла уже не только американских аналитиков, политиков, финансистов и интеллектуалов, но и их европейских коллег. С американской стороны она была представлена исключительно членами C.F.R. и рассматривалась как ее международное продолжение.
В 1973 г. активистами Бильдербергской группы была создана третья важнейшая мондиалистская структура — «Трехсторонняя комиссия», или «Трилатераль» (Trilateral). Она возглавлялась американцами, входящими в состав C.F.R. и Бильдербергской группы, и имела помимо США, где расположена ее штаб-квартира (Нью-Йорк), еще две штаб-квартиры — в Европе и Японии. «Трехсторонней» комиссия названа по фундаментальным геополитическим основаниям. Она призвана объединять под эгидой атлантизма и США три «Больших пространства», лидирующих в техническом развитии и рыночной экономике:
1. Американское пространство, включающее в себя Северную и Южную Америку.
2. Европейское пространство.
3. Тихоокеанское пространство, контролируемое Японией.
Главой важнейших мондиалистских групп — Бильдерберга и Трилатераля — является высокопоставленный член C.F.R., крупнейший банкир Дэвид Рокфеллер, владелец «Чэйз Манхэттен бэнк». Кроме него в самом центре всех мондиалистских проектов стоят неизменные аналитики, геополитики и стратеги атлантизма Збигнев Бжезинский и Генри Киссинджер. Туда же входит и знаменитый Джордж Болл.
Основная линия всех мондиалистских проектов заключалась в переходе к единой мировой системе, под стратегической доминацией Запада и «прогрессивных», «гуманистических», «демократических» ценностей. Для этого вырабатывались параллельные структуры, состоящие из политиков, журналистов, интеллектуалов, финансистов, аналитиков и т.д., которые должны были подготовить почву для широкого обнародования этого мондиалистского проекта «мирового правительства», так как без подготовки он натолкнулся бы на мощное психологическое сопротивление народов и государств, не желающих растворять свою самобытность в планетарном melting pot.
После распада СССР и победы Запада, атлантизма мондиалистские проекты должны были либо отмереть, либо изменить свою логику. Новой версией мондиализма в постсоветскую эпоху стала доктрина Фрэнсиса Фукуямы, опубликовавшего в начале 90-х программную статью — «Конец истории». Ее можно рассматривать как идейную базу неомондиализма. Фукуяма предлагает следующую версию исторического процесса. Человечество от темной эпохи «закона силы», «мракобесия» и «нерационального менеджирования социальной реальности» двигалось к наиболее разумному строю, воплотившемуся в капитализме, современной западной цивилизации, рыночной экономике и либерально-демократической идеологии. История и ее развитие длились только за счет нерациональных факторов, которые мало-помалу уступали место законам разума, общего денежного эквивалента всех ценностей и т.д. Падение СССР знаменует собой падение последнего бастиона иррационализма. С этим связано окончание истории и начало особого планетарного существования, которое будет проходить под знаком рынка и демократии, которые объединят мир в слаженную рационально функционирующую систему. Такой новый порядок, хотя и основанный на универсализации чисто атлантической системы, выходит за рамки атлантизма, и все регионы мира начинают переорганизовываться по новой модели, вокруг его наиболее экономически развитых центров.
Немецкая геополитика
В первые послевоенные годы развитие геополитической науки в Германии, потерпевшей сокрушительное поражение, было серьезно затруднено: геополитика как часть официальной идеологии Третьего рейха относилась к идеологическим инструментам тоталитарной государственной машины. Многие геополитики после войны подпали под действие закона о денацификации, запрещавший им занятие научной деятельностью. Их главные усилия были направлены отчасти на собственную реабилитацию, отчасти же на восстановление доброго имени геополитики и превращение ее вновь в академическую науку. Работа К. Хаусхофера «Апология немецкой геополитики» полностью отвечала задачам реанимации этого научного направления и освобождения его от нацистского клейма. Главный акцент этой работы заключается в обосновании важности применения геополитики для выработки внешнеполитической стратегии США и использовании полезного опыта немецкой научной школы.
В защиту «истинной» немецкой геополитики и ее теоретических основ выступили в то время такие американские геополитики, как Николас Спикмен, Эдмунд Уолш, Страус-Хюпе, Томас Гринвуд и др. Многие из них отстаивали основные положения немецкой геополитики, высказывали о заслугах немцев в развитии геополитических идей, считая тем самым, что именно немцы впервые открыли и научно разработали формы географического детерминизма и геополитики, которые лежат в основе реалистической политики государства.
Первый этап возрождения немецкой геополитики после Второй мировой войны, продолжавшийся практически до образования Федеративной республики Германии в 1949 году, был периодом глубокого кризиса немецкой геополитики и характеризовался проамериканской ориентацией со стремлением всячески отмежеваться от нацизма. Причем, если первая особенность данного периода через некоторое время претерпела существенное изменение, то стремление немецких геополитиков доказать непричастность к своим предшественникам продолжает и сейчас занимать центральное положение во многих современных геополитических теориях.
Немецкая геополитика уделяет особое место в возведении чисто географического фактора, то есть территориального расположения Германии в центре Европы, в «философско-историческую концепцию», на основании которой делались экономические и военно-стратегические выводы, занимают немецкие геополитики Фридрих Ратцель и Карл Хаусхофер и их геополитические теории о так называемом «континентальном» и «островном» принципах государственного мышления. В последствии эти теории были детально разработаны такими ведущими представителями немецкого историзма нового времени, как Эрнст Трельч, Фридрих Майнике и прежде всего Герхард Риттер.
При ближайшем же рассмотрении данной теории не трудно заметить, что своими корнями она уходит в теорию географического «раздвоения мира». Существо данной теории сводилось в то время к тому, что Германия находится «на рубеже двух миров», т.е. между «сухопутной силой» (Евразией, куда главным образом относили СССР и дружественные с ним страны) и «морской милой» (США, Англия). Такое географическое положение Германии обуславливало и оправдывало якобы ее внутреннюю и прежде всего внешнюю политику. Фашистские идеологи пытались этим чисто географическим дуализмом «суши» и «моря» объяснить сущность «исторической структуры напряженности», т.е. существование двух мировых систем, и представить Германию как одну из основных сил, от которой полностью зависит результат их борьбы. О «миссии» Германии тогда писали как о главном «рычаге» исторического развития.
Одним из выдающихся геополитиков, продолжавших развитие идей Хаусхофера, является Йордис фон Лохаузен. В своем труде «Мужество властвовать. Мыслить континентами» считает, что политическая власть только тогда имеет шансы стать долговечной и устойчивой, когда властители мыслят не сиюминутными и локальными категориями, но «тысячелетиями и континентами». Глобальные территориальные, цивилизационные, культурные и социальные процессы, по мнению Лохаузена, становятся понятными только в том, случае если они видятся в «дальнозоркой» перспективе, которую он противопоставляет исторической «близорукости». Власть в человеческом обществе, от которой зависит выбор исторического пути и важнейшего решения, должна руководствовать очень общими схемами, позволяющими найти место тому или иному государству или народу в огромной исторической перспективе. Поэтому основной дисциплиной, необходимой для определения стратегии власти, является геополитика в ее традиционном смысле.
Лохаузен отделяет судьбу Европы от судьбы Запада, считая Европу континентальным образованием, временно подпавшим под контроль талассократии. Но для политического освобождения Европе необходим пространственный минимум. Такой минимум обретается только через объединение и интеграционные процессы в Европе, и дальнейшее складывание европейских держав в новы самостоятельный блок, независимый от атлантизма.
Объединение Германии явилось бесспорным фактором ускорения интеграционного процесса и создания Европейского Союза, в котором с тех пор наблюдаются решающие сдвиги. В течении 90-х гг. в политических и научных трудах встает вопрос о конечной цели интеграции, ее будущем, широко дискутируемый на различных уровнях. Данный вопрос тесно связан с размышлениями о роли Германии в Европе и о будущем внешней политике «Берлинской Республики». В цикле публичных лекций за 1997-1998 года ведущие геополитики Германии – Й.Фишер, К.Кинкель, В.Шойбле, Р.Шарпинг, Г.Солмс и др. расширили тематику, предложенную исследовательским институтом Германского общества внешней политики (DGAP). Многие из их имели настолько широкий резонанс в Германии и Европе, что несколько позже их концептуализация легла в основу немецких предложений относительно европейского конституционного проекта. Карл Кайзер, ведущий немецкий политолог, выпустил специальный сборник выступлений под названием «Речи о внешней политике Берлинской Республики», ставшей основой современной концепции внешней политики Германии.
В основе анализа высказываний немецких политиков лежит разнообразие партийных представлений о будущем Европы, своего рода современной политико-партийный ландшафт немецкой «идеи Европы». Вольфганг Шойбле, председатель фракции ХДС/ХСС Бундестага, указывая на глобализацию как «знаковые явления» современности: на динамику развития технологий и экономики, перешагнувшие национальные границы и финансовые рынки как «сейсмографы политического развития», - выступает за активизацию внешней политики как единой целой – ФРГ и ЕС. Будущее Европы Шойбле видит в гражданах, но никак не в институтах, который, по его мнению, не могут быть «самоцелью». Европейский Союз в условиях глобализации может быть дееспособным, если он будет базироваться на идее субсидиарности.
Среди внутренних побудительных причин немецкие политики однозначно отмечали происходившие тогда в Европе успешные процессы – введение единой валюты евро, начало расширение ЕС на Восток, разработка общей для ЕС внешней политики и политики в сфере безопасности, строительство общей обороны, а также проблемы: кризис Комиссии ЕС 1999г., малая популярность Европарламента и европейских выборов, войны и конфликты на Балканах и др.
Таким образом, как внешние, так и внутренние причины заставляли европолитиков интенсивнее браться за проблемы, касающиеся реформирования Сообщества в целом, его политик, организационных начал.
Й.Фишер представил необходимость преобразования Европейского Союза в Европейскую федерацию. С учетом культурно-исторических условий Европы в проекте политического союза предусмотрено многообразие проживающих на европейском континенте народов со своей культурой, языком и историей, также множество национальных государств. Немецкая сторона считает, что попытка завершить политическую интеграцию вопреки существующим национальным институтам и традициям, а не с их участием, стала бы непоправимой конструктивной ошибкой и обречена на неудачу. Только если европейская интеграция объединит национальные государства в подобную федерацию, если их учреждения не исчезнут и не обесценятся, такой проект, по его мнению, несмотря на все огромные сложности, станет реальным.
Последним завершающим шагом в процессе интеграции станет создание Европейской Федерации. Метод усиленного сотрудничества сам по себе не ведет к созданию федерации – все равно, будь-то в форме центра тяготения ил же сразу со всеми или большинством членов Союза. Й.Фишер уверен, будущее Европы в осознанных действиях всеми членами ЕС через усиленные сотрудничество к общеевропейскому конституционному договору и осуществлению идей Р.Шумана о Европейской Федерации. Немецкий ракурс в этом плане особенно интересен, т.к. он доказывает, чем Германия на самом деле обязана идее мыслителей и политиков о единстве Европы и ее проведению в жизнь.
Немецкая концепция новой Европы стимулировала динамизм новых идей и способствовала уходу от евроскептицизма, преобладавшему в европейских кругах. Германия перестала быть, как выразился однажды немецкий политолог Р.Хрбек, «толерантным ожидающим», терпеливо ожидавшая конкретных результатов с тем, чтобы эффективней подключиться к интеграционным мероприятиям. Инициативы германской стороны, последовавшие с конца 90-х годов, показали ее способность быть инициирующей силой, глубоко включенной в интеграционный процесс, а отнюдь не подключенной к нему. Одновременно Европа перешла к более интенсивному обсуждению своего политического устройства и своих конституционных основ на федеративной основе. Европейский Союз приступил к разработке и обсуждению своей конституции.
Заключение
Как уже было выше упомянуто то, что неожиданные перемены конца
1980-х – начала 1990-х годов, приведшие к крушению биполярности и ознаменовавшие переход к качественно новой системе международных отношений, вызвали одновременно и шок, в том числе в академических кругах Запада, и совершенно необоснованную эйфорию. Афористичный тезис Ф.Фукуямы, принесшего в мир «благую весть» о «конце истории», был подхвачен и исследователями, подвизающимися на ниве геополитического анализа. Коррелятом конца истории выступала здесь гегемония эталонной во всех отношениях демократической державы, обладавшей – на момент крушения биполярности – внушительным военно-силовым и экономическим превосходством. Высказыванием в этой связи было следующее: «Наиболее поразительной чертой мира после холодной войны стала его однополярность…В грядущие времена, возможно, и появятся державы, равные Соединенным Штатам, но не сейчас, не в ближайшее десятилетие». Этому вторил один из немногих западных исследователей, действительно мыслящих в категориях геополитики, - З.Бжезинский. Он делал акцент на уникальности современного положения США в мировой политике и экономике, указывая, что те «стали первой и единственной действительно мировой державой».
Мессианский запал западных аналитиков и эйфория от победы в холодной войне были столь велики, что на первых порах искушению дать ясное, но вместе с тем очевидно идеологизированное объяснение закономерности возникновения феномена однополярного мира, поддались не только либералы. С.Хантингтон, например, утверждал, что, поскольку США – «самая свободная, самая либеральная, самая демократическая страна в мире», увеличение их мощи и влияния на международной арене исторически прогресивно и , следовательно, абсолютно оправдано, ибо способствует утверждению свободы, плюрализма и демократии во всем мире. Более идеалистически настроенные наблюдатели видели главную задачу Америки в том, чтобы вести человечество к новой морали и политическому порядку, основанному на принципах справедливости и защиты прав человека, на поиске нового равновесия между национальным самоопределением и глобальной взаимозависимостью.
Изучив данную проблематику, мы считаем, что ответом на вызовы проамериканских идей является ядро евразийской системы безопасности, основу которой составляют ОДКБ и ШОС. Ведь возникновение в 1996 г. той же самой Шанхайской организации сотрудничества с сопредельными государствами центральной Евразии (включая Казахстан) выглядит более чем естественно и логично. Нельзя не согласиться, что американский фактор составляет для ШОС определенную проблему ввиду присутствия США в регионе и их особых отношений со среднеазиатским членами ШОС и Казахстаном. Что же касается попыток США – внерегиональной державы в каком-либо виде войти в ШОС, то здесь Китай безусловно против: он стремится, наоборот, создать в центре Азии «зону, свободную от американского влияния».
«Восточно-азиатский и российский векторы» внешней политики становится для Казахстана не менее важными, чем западный, европейский, Казахстан может и должен реализовать свое положение державы Хартленда («Сердца земли») в сотрудничестве с Россией и Китаем в рамках ШОС. Данная идея может и близка к абсурду в виде концепции балансирования Казахстана между глобальными центрами силы (США, Россия, Китай), но формулой безопасности центра Евразии по праву признана ШОС, где Казахстан – равноправный участник. Без Шанхайской организации сотрудничества Средняя Азия может быть лишь пресловутой «Балказией» - азиатскими макро Балканами.
Совместимость интересов стран-участников ШОС в центральной Евразии объясняется тем, что территории региона являются их неотъемлемыми компонентами, своего рода несущими конструкциями, а стабильность национальных территорий непосредственно зависит от стабильности сопредельных стран Азии. Напротив, Америка – страна иной части света – жизненно важных интересов в центре Евразии не имеет, не должна и не может иметь.
С развитием идей евразийства, можно сказать, что у евразийской интеграции, с каких позиций не понимать этот процесс, есть будущее. Об этом свидетельствует тот интерес, с которым проходит Евразийский саммит. Основной вывод, заключается в том, что на таких саммитах четко определяются проблемы, которые необходимо решить странам Евразии для успешного экономического развития. И проблемы эти не только и не столько находятся в чисто экономической сфере или диктуются факторами географическими и геополитическими, то есть категориями объективными и не зависящими от нашей воли, сколько касаются таких областей нашей жизни, как дебюрократизация, разумное налогообложение, четкое выполнение контрактов, обеспечение социальной стабильности и т.д., то есть максимальное снижение рисков. А это и есть центральный вопрос успешного экономического развития в рамках международной и мировой интеграции, для которой в последние годы выдумали модный термин – глобализация.
Таким образом, пред Евразией не стоит дилемма автаркии или интеграции, а дальнейшая перспектива развития лежит лишь в выборе оптимальных путей и поиске естественных партнеров для интеграции. Но интеграции такой, которая позволит Евразии остаться самой собой, то есть цельным геополитическим феноменом, а не аморфной конфигурацией изолированных друг от друга и зависящих от соседних, более успешных интеграционных союзов, регионов.
Содержание
Введение
1 Геополитика как научное направление
1.1 Понятие, объект и предмет геополитики
1.2 Методы и функции геополитики
1.3 Трансформация геополитической мысли на современном этапе
2 Современные геополитические теории и школы Запада
2.1 «Гуманизированная» геополитика силы в теории З. Бжезинского
2.2 Евразийская геополитика США
2.3 Неоатлантизм и мондиализм
2.4 Геополитические воззрения Г. Киссинджера
2.5 Немецкая геополитика
2.6 Контрглобализм – будущее Хартленда
2.7 Идея евразийства российской школы геополитической мысли
Заключение
Список использованных источников
Введение
К концу XX века земное пространство, охваченное многочисленными сетями коммуникаций, оказалось не только объектом, но и субъектом общественных и политических отношений. Человечество впервые осознало его как пространство геополитическое. Уже в XIX веке международные отношения стали восприниматься в Европе как своего рода пространственный спектакль, однако касалось это главным образом европейских дел и заморской политики европейских держав. В XX веке подобное восприятие сделалось доминирующим. В результате возникла геополитика как своего рода когнитивное “переживание” общества по поводу географического пространства.
Развитие этого направления связано с именами крупных политических деятелей, ученых с Древних времен до наших дней. Как уже известно, не случайно геополитика как направление научной мысли зародилась на немецкой земле. И сам термин – также немецкий (die Geopolitik), хотя в научный оборот его ввел швед-германофил Р.Челлен. Немецкие исследователи, последователи Ратцеля и Наумана, создали в начале XX века геополитическую школу, высшим выражением которой стало творчество Карла Хаусхофера. Германские специалисты по геополитике изобрели теорию «Срединной Европы» (Mitteleuropa), в основе которой лежит так называемое «германское ядро». Именно Германии, по их мнению, предстояло объединить Европу под своим культурным и экономическим крылом. Появление этой концепции совпало с популяризацией в Германии и Австрии еще более псевдонаучной – «нордической», или арийской теории.
Актуальность темы данной дипломной работы заключается в необходимости выявления современных геополитических идей и теорий стран Запада, а также ее значимости в условиях стремительного изменения геополитических реалий.
Предметом исследования дипломной работы является изучение и анализ имеющегося знания в области современных геополитических теорий Запада в контексте глобальных геополитических изменений.
Цель дипломной работы заключается в том, чтобы, используя методы исторического описания, компаративистики (сравнительного анализа), системного анализа, а также методов экстраполяции попытаться выявить причины зарождения геополитической мысли, его понятия, типологии, функций, а также трансформации этого направления на современном этапе.
Основными источниками, которые были использованы в дипломной работе, стали геополитические концепции западных ученых, таких как С.Хантингтон, Ф.Фукуяма, З.Бжезинский и др., а также труды отечественных государственных деятелей.
В последние годы термин геополитика стал одним из самых популярных в отечественном политическом лексиконе. Парадоксальность ситуации состояла в том, что вплоть до начала 1990-х годов геополитика, в отличие от политической науки и теории международных отношений, фактически находилась под запретом. Во многом это было связано с именами К.Хаусхофера, А.Грабовски, Э.Обста, О.Маулля, В.Зиверта, К.Вовинкеля и тем статусом, который приобрели их концепции в нацисткой Германии. В то же время такой запрет выражал отношение к геополитике как к роду идеологического дискурса, к «реакционной доктрине» империализма, призванной оправдать колониальную, экспансионистскую внешнюю политику стран Запада. В результате эта дисциплина оказалась как бы непричастной к разразившемуся на рубеже 1980-х – 1990-х годов кризису в осмыслении драматических изменений в мировой политике и системе международных отношений. Стараниями ряда отечественных авторов геополитика превратилась в некое сокровенное знание, дающее ключ к пониманию главных закономерностей, тенденций, факторов и движущих сил, которые привели к революционным переменам на международной арене. Фундаментом этого знания стала концепция контролируемого пространства как опоры мирового порядка.
Что же касается степени изученности темы, то в казахстанской, российской и зарубежной литературе можно отметить ряд работ, в которых показана роль геополитики, ее практической значимости, которая лежит в основе реалистической политике отдельного государства.
Но одновременно возникли проблемы, связанные с методологическим и содержательным развитием данной дисциплины. Главная из них – необходимость описания пространства, в котором происходят те или иные политические события, пространственными же средствами, т.е. как бы самим пространством. Иначе говоря, речь должна идти о политике самого пространства.
Уже в силу этого геополитика есть переход к принципиально иному пониманию и географического пространства, и политики. Переход, позволяющий осуществить невероятно большую экономию мысли в политике, политологии и географии.
Сейчас геополитическую терминологию охотно используют как представители оппозиции, так и властвующая элита. Геополитическая аргументация присутствует в объяснениях причин «включения» нашей страны в европейские институты, неизменно возникает при истолковании реальных противоречий в отношениях с США. Геополитические составляющие активно акцентируются при рассмотрении взаимоотношений России и НАТО, конфигурации и перспектив СНГ, проблем «многополярного мира» и т.д. Геополитические построения прямо или косвенно влияют на разработку, принятие и реализацию внешнеполитической стратегии. Кроме того, в последнее время все настойчивее постулируются синонимичность геополитики, геополитического анализа и реалистичного взгляда на контуры новой, трансформирующейся буквально на наших глазах системы международных отношений.
Данная дипломная работа была апробирована на внутривузовской конференции кафедры международных отношений и социально-гуманитарных дисциплин Кокшетауского университета имени Абая Мырзахметова.
Практическая значимость для государства видна в расположении Казахстана в центре Евразийского континента, что обусловило его вовлеченность в важные геополитические процессы, развернувшиеся на континенте в последнее десятилетие, которое позволяет строить налаженную систему внешней политики Республики Казахстан в условиях геополитических реалий. Эффективная внешняя политика является непременным условием для решения задач стоящих перед Казахстаном, главным образом вхождение в 50-ку самых развитых стран мира. Значительные природные ресурсы, огромный потенциал развития межконтинентальной транспортно-коммуникационной системы и другие факторы позволили Казахстану уверенно войти в мировую систему геополитических координат и занять достойное место в мировом сообществе.
Сегодня Казахстан признан мировым сообществом, его имя стало узнаваемо. Руководство страны, благодаря прогрессивным либеральным политическим и экономическим реформам, заставило международное сообщество поверить в то, что государство Центральной Азии может стать полноправным членом цивилизационного международного сообщества и играть весомую роль в развитии международных процессов как полноправный партнер крупных политических центров силы – США, ЕС, Китай, Россия, страны Восточной Европы, стран Юго-Восточной Азии и др.
Более того, за страной признают лидирующую роль в экономическом развитии и интеграционных процессах не только на пространстве СНГ, но и в целом Евразийском контексте. Сегодня практически все основные геополитические игроки видят в Казахстане надежного партнера и фактор стабильности всего региона. Казахстан стал реальным центром политического и экономического тяготения на постсоветском пространстве.
Дипломная работа состоит из введения, двух глав, заключения, списка использованной литературы. Структура дипломной работы подчинена цели и поставленным задачам исследования.
Геополитика как научное направление
При рассмотрении истории геополитических теорий и идей можно выделить три этапа их развития.
1. Предыстория геополитики: не существует отдельной геополитической отрасли знания, а ее идеи являются составной частью философских учений и исторических исследований.
2. Классическая геополитика: конец XIX — начало XX в., когда из отдельных идей и концепций сформировались основные геополитические теории и национальные школы геополитики.
3. Современная геополитика: после второй мировой войны до наших дней (хотя некоторые теории и стратегии были сформулированы раньше).
Последний этап характеризуется существенным изменением геополитической структуры мира, пересмотром основных классических теорий геополитики, формированием новых геополитических школ, соответствующих новым акторам современной глобальной геополитики (американской, европейской, российской, включающей геополитику стран СНГ, новокитайской, новоиндийской и др.), новых направлений, таких как атлантизм, мондиализм, глобализм, и новых теорий.
Существенные отличия классической и современной геополитики диктуются технико-технологическим прогрессом и вызванными им изменениями в экономической и военной силе государств — основных действующих лиц на мировой геополитической сцене XXI в., изменением государственных, этнических, конфессиональных и цивилизационных границ. Поэтому классическую парадигму противостояния Суши и Моря заменила парадигма освоения новых пространств — физических (воздушное, подводное пространство, ближний и дальний космос) и культурных (радио-, телеэфир, Интернет, киноиндустрия, литература, искусство).
Вышесказанное обусловило деление учебного пособия на три части, представляющие три этапа исторического развития геополитического знания. Каждый из этих этапов включает в себя национальные школы, сыгравшие в свое время наибольшую роль в развитии мировой геополитической мысли. Их составляли и составляют ведущие ученые, политики, военачальники, внесшие наибольший вклад в развитие геополитической теории и практики.
Дата: 2019-07-31, просмотров: 185.