а. Политическое обоснование нового праздника: «красные побелели, белые покраснели» [2]

В канун 7 ноября 1996 года президент своим указом объявил «год согласия и примирения». Сама дата – день победы большевиков в России – говорит о том, что по сути российский президент сказал: «красным» и «белым» пора помириться. А может, и правда пора?

Идея не новая. За последние годы о необходимости национального примирения говорили неоднократно. Многие ссылались на Франко, который поставил памятник всем жертвам гражданской войны и добился национального примирения. В 1994 году под впечатлением октябрьских событий 1993-го Кремль уже проводил соответствующую процедуру – всем политическим силам было предложено подписать договор об общественном согласии. И хотя определенный эффект от акции был (политическая борьба с тех пор шла в легальном русле, без кровавых эксцессов), оппозиция с Ельциным не согласилась. Не произойдет ли опять то же самое? Не будем ли мы снова либо наблюдать, либо участвовать в очередной схватке «белых» и «красных», возможно с самыми драматическими последствиями?

Последний крупный юбилей «Великого Октября» - 70 лет – справили в Перестройку. Общественное настроение было на подъеме, ждали улучшения, и все были полны надежд. Кто бы мог тогда подумать, что к следующей круглой дате и СССР перестанет существовать, и «Октябрь» будет разжалован в непонятный день, почему-то отмеченный в календаре. 10 лет в истории страны – вроде бы немного. Но в жизни отдельного человека и определенного поколения – это весьма большая дистанция. Дети, выросшие за это десятилетие (целое «школьное поколение»), уже толком не знают, что, собственно, случилось в Петрограде - 25 октября много лет назад. У тех, кому меньше 17 лет, нет проблем с очередной годовщиной революции – дополнительный выходной, такой же, как и прочие субботы и воскресенья. Они не были ни комсомольцами, ни даже пионерами, они не присягали дедушке Ленину и родной коммунистической партии. И советское прошлое, в котором не было жвачки, бананов, сникерсов и рекламы, они и представить себе не могут.

Те, кому меньше 30 лет, то есть кому в прошлый юбилей было 20 лет, также мало интересуются надвигающейся годовщиной. Доперестроечная жизнь для них – это детство и безмятежная юность. Разрушение старого порядка пришлось на пору их взросления и личного самоопределения. Они еще ничего не имели в жизни – ни статуса, ни должностей и стабильной работы, ни обязанностей. Этому «пролетариату по возрасту» нечего было терять, и он, естественно, наиболее легко адаптировался к изменениям и новому жизненному укладу. Политика их не интересует вовсе: ни то, что происходит сейчас, ни тем более то, что случилось 80 лет назад. Один из парадоксов краха коммунизма: на всей территории бывшего СССР молодежь оказалась самой социально пассивной частью общества, абсолютно аполитичной. Она никогда не верила ни в какой коммунизм и рассталась с ним без печали, белые и красные для нее приблизительно то же самое, что белые американские первопроходцы и краснокожие индейцы. Итак, приблизительно для половины населения Российской Федерации проблема мира между «красными» и «белыми» не существует вовсе. Прошлое не воспринимается им как нечто актуальное и имеющее какой-либо смысл.

Более сложное отношение к «красным» и «белым» у тех, кому за тридцать и больше. Прежде всего, «красные» и «белые» в нашей истории уже мирились, и неоднократно. Первый раз – в годы Великой Отечественной, когда эмиграция – а больше нигде к этому времени белых не осталось – выступила в подавляющей своей части на стороне Советского Союза. Деникин, Бердяев, Куприн и многие другие признали, что СССР является законным преемником Российской империи, что гражданская война была трагедией народа, в которой виноваты не только «красные», но и «белые».

После войны и «красные» постепенно стали признавать, что своя правота была и у «белых». Особенно наглядно прослеживается процесс исторического примирения в искусстве. В 60-70-е годы кинематографа, отражая настроения большинства, все более становится если не «белогвардейским»,то нейтральным по отношению к участникам революции и гражданской войны. Еще шолоховский «Тихий Дон» имел явно выраженную тенденцию к неидеологизированному представлению гражданской войны, что проявилось и при его экранизации. Со временем фигуры «белых» становились все более симпатичными и привлекательными, «красные» выглядели в лучшем случае просто такими же, как их противники. «Адъютант его превосходительства», «Неуловимые мстители», «Белое солнце пустыни» и многие другие фильмы свидетельствовали о реальной переоценке революции и толи в ней красных и белых. Противники большевиков выведены в них весьма симпатичными и достойными людьми. Хотя общая оценка событий оставалась ортодоксально-коммунистической, ее идеологическая направленность нейтрализовывалась на художественном уровне. Аналогичные процессы шли и в других жанрах и видах массового искусства. Давно уже в моде «белогвардейские» песни про «господ юнкеров», «лейб-гусаров», «флигель-адъютантов» и «корнетов». Другой не менее яркий пример – анекдоты про Чапаева, который из красного героя превратился в комическую фольклорную фигуру. Профессиональные искусствоведы могли бы привести более существенные примеры и дать полную картину этого процесса, но я не претендую на роль специалиста и посему ограничусь, как мне кажется, достаточно убедительными примерами. Они свидетельствуют о том, что к началу перестройки в общественном сознании советского народа примирение между «красными» и «белыми» уже произошло, что, кстати, и создало объективную предпосылку для исторического поражения коммунизма.

Крах коммунизма, естественно, нарушил уже сложившийся мир: «красные» были объявлены во всем виноватыми, а «белые» - обладателями исторической правды. Особенно мощный идейный удар был нанесен по ЧК-КГБ и Ленину, и одновременно были сделаны попытки поднять на пьедестал фигуры Колчака и Деникина. КПСС была запрещена, коммунистическая идея и то, как она реализовывалась, были преданы анафеме. В России стали возрождать все, что было утрачено в революцию и гражданскую войну. Названия городов и улиц, герб, флаг, храмы, идеи и авторитеты были взяты из прошлого. Казалось, что в России с «красными» покончено навсегда и спустя 74 года «белая идея» взяла полный реванш. Естественно, в то время никто не говорил о примирении «белых» и «красных», от последних требовалась только полная и окончательная капитуляция.

Прошло несколько лет – и ситуация кардинально изменилась: коммунисты стали, и не без оснований, претендовать на власть в России. Что же касается «белых», то они просто исчезли с политической арены. Возьмем, к примеру, состав нынешней Государственной Думы: в ней 4 партийные фракции и 4 депутатские группы. Единственная более-менее антикоммунистическая – это «Яблоко», но и этот партийный фрукт скорее «зеленовато-розовый»: здесь сочетаются анархистские и социал-демократические цели и методы политической борьбы. Прочие же вообще трудно помещаются на оси «белые-красные».

Среди этих прочих ведущую роль играет «партия власти» - исполнительная власть в Кремле и регионах, связанная с нею политическая, финансовая и информационная элита. Ее-то уж никак «белой» не назовешь. Она в значительной степени состоит из прежней номенклатуры, антикоммунизм которой носит не идейный, а прагматический характер. Представители этой политической силы фактически никогда от своего коммунистического прошлого не открещивались, так же как и от Октябрьской революции. И хотя «красными» они себя не считают, но и в «белые» не записались.

Есть немало свидетельств того, что российское общество в основном уже нашло определенную форму компромисса между новым социальным строем и памятью о «проклятом прошлом». Сработали консервативные механизмы, и часть советской цивилизации осталась либо полностью нетронутой, либо слегка видоизмененной. Так, практически полностью прекратились переименования городов и улиц, сохранилась система высших наград и почетных званий. Например, словосочетания «Герой Советского Союза» или «народный артист СССР» произносятся с пиететом. Еще более наглядным свидетельством того, что форма исторического компромисса уже найдена чисто эмпирическим путем, является сохранение советских праздников: 23 февраля, 8 марта, 9 мая, день милиции, в который проходит главный концерт страны.

Строго говоря, отмечать День защитника Отечества в день, который был определен как дата рождения Красной Армии, - это вопиющая нелогичность. Получается, что страна, освободившаяся от тоталитаризма, празднует день основания одного из основных государственных институтов этого же тоталитаризма. Немногим лучше обстоит дело и с 8 марта, днем солидарности женщин-пролетарок. Но такова оказалась логика жизни – общество отвергло требование «разрушить все до основания» и сохранило часть своих традиций и привычек. Более того, на экранах центрального телевидения постоянно прокручиваются советские фильмы. Советская песня воспринимается настольгически: два года празднования Нового года проходило при полном господстве советской эстрады. Фактически, пусть и в слегка закамуфлированной форме, происходит частичная реабилитация советского периода истории.

Есть люди, которые в приведенных выше примерах видят атавизм, дефективность российского пути к демократии и свободе и требуют тотальной декоммунизации, искоренения всех следов и признаков, напоминающих о тоталитарном прошлом. Но, может быть, именно мало-мальски терпимое отношение к прошлому и отражает более высокую ступень развития народа, когда объективно необходимый радикализм перемен сочетается с нормальным консерватизмом? И весьма символично, что радикальные реформы начал Егор Гайдар, человек с фамилией, которая была одним из символов большевистского периода нашей истории.