По составленному Екатериной I завещанию, после смерти Петра II, власть должна была перейти ее дочери Елизавете. Но члены Тайного Верховного Совета поступили по-своему. Они решили, что им будет выгоднее, если власть перейдет не в руки дочери Петра I, а в руки дочери царевича Иоанна (брата Петра), Анны Иоанновны, вдове Курляндского герцога. Так “Птенцы гнезда Петрова” отблагодарили своего покойного покровителя.

Для того чтобы, по словам князя Голицына, “Себе воли прибавить” Тайный Верховный Совет составил условия, которые ограничивали власть новой Императрицы. Эти условия состояли из следующих пунктов:

Анна Иоанновна должна дать обещание замуж не выходить.

Наследников, без согласия Верховного Тайного Совета, не назначать.

Править страной во всем в согласии с Верховным Тайным Советом, который имеет право сам избирать своих членов и сам назначать чиновников на самые важные государственные должности.

Власть над гвардией и войсками должна принадлежать Верховному Тайному Совету.

Императрица не имела также права без согласия Верховного Совета:

никому даровать чин выше полковника,

никого не определять “к знатным” делам,

никого не назначать самовольно на придворные должности,

не начинать ни с кем войны,

не заключать ни с кем мира и т.д.

“Кондиции, — говорит Милюков, — имеют несомненное сходство с государственным строем Швеции, как он установился в так называемое “время свободы”, т. е. после переустройства 1720 г., покончившего с самодержавными реформами Карла XI (1680 г.)”. <18Проект этих “кондиций” был послан в Митаву и Анна Иоанновна поняла, что если она не подпишет их, то ей не придется стать Императрицей.

Члены Верховного Тайного Совета пытались провести операцию с ограничением царской власти тайно, но все же слух о “кондициях” проник в дворянские круги и взволновал их.

Дворянству перспектива установления власти “Петровых птенцов” не улыбалась. Рядовые дворяне и при Петре, и после его смерти достаточно хорошо поняли с какого рода “птенцами” они имеют дело.

Они поняли, что ограничение царской власти приведет к тому, что будет “вместо одного самодержавного Государя, десять самодержавных и сильных фамилий”. Дворянство беспокоилось, конечно, о своих интересах, а не о судьбах народа. Дворяне говорили: “Так мы шляхетство, совсем пропадем”.

После получения известия из Митавы, что замысел “верховников” удался и Анна Иоанновна будто бы сама, по собственному желанию, “наикрепчайше обещается” отменить самодержавие и править только в согласии с Верховным Тайным Советом, дворянство добилось разрешение от Верховного Тайного Совета обсудить новый порядок управления.

В результате обсуждения выяснилось, что дворянство было против ограничения верховной власти в пользу Тайного Совета. Часть дворянства была за то, чтобы было сохранено самодержавие, а другие хотели, чтобы самодержавие было ограничено, но не в пользу Верховного Тайного Совета, а в пользу всего шляхетства.

Недовольством дворянства воспользовалась группа опытных интриганов в лице Остермана, Феофана Прокоповича, Левенвольде и других. Не желая из личных соображений укрепления власти Верховного Тайного Совета, среди членов которого были у них враги, эта группа прикинулась сторонниками самодержавия и возглавила движение дворянства за установление будто бы самодержавия. На самом же деле Остерман, действовавший в интересах Прусского короля Фридриха Великого и Левенвольде использовали личные интересы Феофана Прокоповича, Ягужинского и других вельмож в целях утверждения в России власти иностранцев.

Конституционная монархия просуществовала всего несколько дней. Когда Анна Иоанновна приехала в Москву, дворянство стало просить ее отменить “кондиции”, Анна согласилась и разорвала “кондицию”, то есть составленную членами Верховного Тайного Совета грамоту, которая ограничивала ее права.

Анна не доверяла ни “верховникам”, ни шляхетству, среди которого продолжали идти толки о необходимости ограничений власти императрицы в пользу дворянства.

В виду этого Анна Иоанновна решила опереться на вывезенных ею из Курляндии немцев. По выражению Ключевского “немцы посыпались в Россию, как сор из дырявого мешка”.

Все эти издевательства над русским народом, когда фактическим правителем России стал Бирон, начались через пять лет после смерти Петра I. Когда было положение хуже, при восшествии Петра на престол, или пять лет после его смерти, ясно любому юноше. Но историк С. Платонов, тем не менее, как и все остальные историки-западники до него, не хотят прямо и открыто признаться, что именно после Петра Россия оказалась на краю бездны. И что до этой бездны довел Россию своей революционной деятельностью Петр.

“Самодержица” Анна Иоанновна и некоронованный царь Бирон

В лекциях по русской истории С. Платонов так оценивает десятилетний период царствования Анны Иоанновны

“Правление Анны (Анны Леопольдовны. — Б. Б.) — печальная эпоха русской жизни XVIII века, время временщиков, чуждых России”. <19“При Анне в придворной сфере первое место занимали немцы; во главе текущего управления стоял немец (Остерман); в коллегиях президентами были немцы; во главе армии стояли немцы (Миних и Лассо). Из них главная сила принадлежала Бирону. Это был человек совершенно ничтожный и безнравственный по натуре. Будучи фаворитом Анны и пользуясь ее доверием, Бирон вмешивался во все дела управления, но не имел никаких государственных взглядов, никакой программы деятельности и ни малейшего знакомства с русским бытом и народом. Это не мешало ему презирать русских и сознательно гнать все русское”.

“Когда же поднялся ропот, Бирон для сохранения собственной безопасности, прибегнул к системе доносов, которые развились в ужасающей степени. Тайная канцелярия Преображенского приказа Петровской эпохи, была завалена политическими доносами и делами. Никто не мог считать себя в безопасности от “слова и дела” (восклицание, начинавшее, обыкновенно, процедуру доноса и следствия). Мелкая житейская вражда, чувство мести, низкое корыстолюбие, могло привести всякого человека к следствию, тюрьме и пытке. Над обществом висел террор”.

“Бирон буквально грабил, — пишет Чистович в своем исследовании “Феофан Прокопович и его время”.

“Его доверенный, еврей Липпман, которого Бирон сделал придворным банкиром, открыто продавал должности, места и монаршие милости в пользу фаворита и занимался ростовщичеством на половинных началах с герцогом Курляндским. Госпожа Бирон тратила бешеные деньги на туалеты. У нее было на два миллиона бриллиантов (это по тогдашним-то ценам. — Б. Б.); платья ее были оценены в 400 тысяч рублей; когда ее муж сделался регентом, она заказала себе туалет, зашитый жемчугами, стоивший сто тысяч рублей” (Князь Долгорукий, записки). Неудивительно, что многие русские говорили, как это показывали допросы, “пропащее наше государство”.

“Даже издали, на расстоянии 1.5 веков страшно представить то ужасное, мрачное и тяжелое время с его допросами и очными ставками, с железами и пытками. Человек не сделал никакого преступления, вдруг его схватывают, заковывают в кандалы и везут в С.-Петербург, Москву, неизвестно куда, за что. Когда-то год-два назад он разговаривал с каким-то подозрительным человеком. О чем они разговаривали — вот из-за чего все тревоги, ужасы, пытки. Без малейшей натяжки можно сказать про то время, что, ложась спать вечером, нельзя было поручиться за себя, что не будешь к утру в цепях и с утра до ночи не попадешь в крепость, хотя бы не знал за собой никакой вины”.

В царствовании Анны Иоанновны русские говорили: “Ныне у нас в России честным людям никак жить невозможно; паче кои получше других разумеют, те весьма в кратком времени пропадают”. <20После царствования обеих Анн, по свидетельству Чистовича: “наступило точно воскресение из мертвых. Сотни, тысячи людей без вести пропавших и считавшихся умершими, ожили снова. Со всех отдаленных мест Сибири, после смерти Императрицы Анны потянулись освобожденные страдальцы на свою родину, или в места прежней службы, — кто с вырванными ноздрями, кто с отрезанным языком, кто с перетертыми от цепей ногами, кто с изувеченными от пыток руками и изломанной спиной”.

Вот каковы были естественные результаты учиненного Петром разгрома, до сих пор признаваемого “гениальным реформатором”. Многие до сих пор верят этой лживой легенде, упорно закрывая глаза на катастрофическое положение, в котором оказалось русское государство в результате учиненной им “европеизации”.

Право сановников избирать государя отчасти было подтверждено Анной Иоанновной. “В ее завещании говорилось, что в случае смерти Иоанна Антоновича и его братьев без законных наследников или, если наследство будет ненадежно, то регент Бирон с кабинет-министрами, Сенатом, генерал-фельдмаршалами и прочим генералитетом должны заблаговременно избрать и утвердить преемника, и постановление это должно иметь такую же силу, как бы исходило от самой государыни. Но несмотря на это, все-таки в народе жило чувство, что царь должен иметь право на престол”.