После образования Союза Советских Социалистических Республик и принятия Конституции СССР началось и создание общесоюзного уголовного законодательства. Были приняты Основные начала уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1924 г., в соответствие с которым были приведено и УК союзных республик. Новый УК РСФСР признал себя преемником УК 1922 г., поэтому назывался Уголовный кодекс РСФСР в редакции 1926 г. Он состоял из пяти разделов: 1 – о задачах уголовного законодательства РСФСР; 2 – пределы действия Уголовного кодекса; 3 – общие начала уголовной политики РСФСР; 4 – о мерах социальной защиты, применяемых по Уголовному кодексу в отношении лиц, совершивших преступления; 5 – о порядке применения мер социальной защиты судебно-исправительного характера.

Подобно УК 1922 г. в ст. 6 давалось классово-социальное понятие преступления. Изменения в системе наказаний в Основных началах сводились к следующему: условное осуждение обоснованно было выведено из числа видов наказаний, ибо таковым не является; объявление врагом трудящихся сопрягалось с изгнанием из пределов СССР; предостережение выносилось судом при оправдательном приговоре (что неудачно, ибо при оправдательном приговоре нет ни преступления, ни наказания, и предостережение не должно находиться в системе наказаний).

Шагом назад следует признать конструкцию неоконченного преступления. Основные начала по неясной причине отказались от четких понятий и терминов УК 1922 г. «приготовление к преступлению» и «покушение на преступление».

К большому сожалению, Основные начала не только сохранили норму о ссылке и высылке лиц, не совершивших преступления, но признанных судом общественно опасными по своей прошлой деятельности или связи с преступной средой, но и усугубили ее ошибочность, распространив на оправданных лиц и увеличив срок высылки с трех до пяти лет (ст. 22). Эта норма уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик входила в явное противоречие с преамбулой Основных начал, которая основанием уголовной ответственности признавала исключительно совершение преступления.

Уголовное законодательство 30-х гг. принадлежит к наиболее мрачным периодам советское истории. Именно оно будучи наиболее репрессивным из всех правовых средств стало использоваться в нормотворческой и правоисполнительской деятельности как орудие массовых репрессий в отношении противников режима личной власти Сталина, становления и упрочения командно-административной системы государственно-партийного социализма. Уголовная политика начала базироваться на глубоко ошибочной сталинской концепции усиления классовой борьбы по мере строительства социализма.

В первые годы правления Сталина начался процесс раскулачивания. Кулачество, понятие которого оказалось растяжимым, нормативно не определенным и потому часто охватывающим середняцкие слои крестьянства, за исключением действительно опасных преступников, совершающих террористические акты, уничтожение колхозного имущества и другие тяжкие преступления, преследовалось по статьям о контрреволюционных и общеуголовных преступлениях. Для борьбы с кулаками, или, как их еще именовали, «кулацко-зажиточными элементами», широко применялись статьи УК об уклонении от уплаты налогов, ростовщичестве, нарушении правил о трудовом законодательстве.

Для реализации политики «ликвидации кулачества как класса» широко и произвольно использовались нормы о контрреволюционных преступлениях. Например, в Докладной записке юридической части Колхозцентра РСФСР (октябрь 1929 г.) кулацкие выступления рекомендовалось относить к преступлениям, предусмотренным ст. 58–58.14 УК. Подрыв кооперации в виде срыва собраний, препятствия сельскохозяйственным работам – вредительство (ст. 58.14), разрушение или повреждение колхозного имущества взрывом, поджогом – диверсия (ст. 588), пропаганда и агитация, направленная на противодействие колхозному движению – антисоветская агитация и пропаганда (ст. 58.10).

18-й Пленум Верховного Суда СССР от 2 января 1928 г. внес свою лепту в беззаконие. Он разъяснил, что под контрреволюционными действиями надо понимать действия и в тех случаях, «когда совершивший их хотя и не ставил прямо контрреволюционной цели, однако сознательно допускал их наступление или должен был пред видеть общественно опасный характер последствий своих действий». В результате таких «рекомендаций» высшего судебного органа страны Уголовно-кассационная коллегия Верховного Суда РСФСР вынуждена была в своем отчете того времени отметить многочисленные случаи незаконного осуждения за контрреволюционные преступления не «классово враждебных элементов», а бедняков и середняков, совершивших бытовые преступления, преступления против порядка управления и хозяйственные преступлений.

Большой суровостью санкций в сочетании с расплывчатостью диспозиций, граничащей с юридической безграмотностью, отличался печально известный Закон от 7 августа 1932 г. «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и в кооперации и укреплении государственной (социалистической) собственности» Так, в Законе «приравнивалась» по приему законодательной аналогии колхозная собственность к государственной. Без какой-либо дифференциации преступлений от мелких до крупных была установлена ответственность вплоть до расстрела за хищение такой собственности.

Сами понятия «кулак», «кулацко-зажиточный элемент», «кулацкое хозяйство» нормативно не определялись и на местах трактовались весьма широко и произвольно. В результате репрессивное «раскулачивание», само по себе антиконституционное, охватило не только 4,2% кулаков по официальной статистике, но и 15% иного сельскохозяйственного населения, главным образом, середняков. «Антикулацкое» уголовное законодательство исходило из априорной принадлежности крестьян к «кулакам» и «зажиточным» элементам, чему способствовало и тогдашнее законодательство о социально-опасных элементах, преступлений не совершивших, но высылке подлежащих[3].

Постановлением ЦИК СССР от 2 октября 1937 г. был повышен максимум лишения свободы с 10 до 25 лет. В 1939 г. было отменено условно-досрочное освобождение заключенных от дальнейшего отбытия наказания.

Единственным исключением из сверхрепрессивного уголовного законодательства 30-х гг. оказалась новая общесоюзная норма о погашении судимости со сниженным по сравнению с республиканскими нормами сроком погашения. Возможно, она была вынужденной из-за громадного числа судимых граждан.

В 1936 г. принимается новая (сталинская) Конституция СССР. Законодательство об ответственности за преступления передается в исключительное ведение СССР. В самой Конституции мы находим целый ряд прогрессивных нормативных установлений, в том числе и по уголовному законодательству. Во исполнение их в 1938 г. принимается Закон о судоустройстве. Последний отменил ст. 22 Основных начал, позволяющую ссылать и высылать лиц, не совершивших преступлений либо оправданных за них. Согласно ч. II ст. 1 (3) постановления ЦИК СССР от 8 июля 1934 г. «О дополнении Положения о преступлениях государственных и особо для Союза ССР опасных преступлениях против порядка управления» по статьям об измене Родине совершеннолетние члены семьи изменника Родины, совместно с ним проживающие или находящиеся на его иждивении, только на этом основании подлежали высылке в отдаленные районы Сибири на пять лет. В целом Конституция СССР и Закон о судоустройстве не помешали практике беззаконных репрессий. Количество осужденных с 1936 по 1937 г. за контрреволюционные преступления выросло в 10 раз. Ужесточение карательной политики сказалось и на общей судимости. Так, если в 1937 г. удельный вес заключенных в СССР в расчете на 100 тыс. населения составлял 469 человек, то в 1939 г. он удвоился до 859 чел.[4]

Во второй половине 30-х гг. прошла серия судебных процессов над высшими руководителями партии и государства. Руководителям якобы контрреволюционных групп, как правило, предъявлялись обвинения в измене Родине, террористической деятельности, шпионаже, вредительстве, диверсии, создании контрреволюционной организации. Рядовым членам группы инкриминировалась преимущественно «подготовка террористических актов», за что они приговаривались к расстрелу с исполнением приговоров в день их вынесения.

Самым распространенным было обвинение в антисоветской агитации и пропаганде, которая выражалась в «клевете на руководителей партии и государства», высказывании недовольства условиями жизни трудящихся, «восхвалении» жизни в капиталистических государствах. Антисоветской агитацией и пропагандой считалось любое выступление в защиту «врагов народа», включая высказывания простого человеческого сочувствия им. Особенно рьяно преследовалось по ст. 58.10 УК «непочтительное упоминание имени Сталина»[5].

Начавшаяся в 1941 г. Великая Отечественная война вынудила советское правительство фактически прекратить репрессии. Уголовное законодательство этого периода характеризовалось тремя чертами. С одной стороны, это было законодательство чрезвычайного военного времени. Поэтому ряд норм носил временный характер, действовал лишь на период войны (например, об уголовной ответственности за распространение панических слухов). Вводилось военное положение, и правосудие в местах военных операций осуществляли военные трибуналы. Что касается второй группы законов – с пресловутым «приравниванием», то они отражали традиции нормотворчества сталинской модели. Так, уход с военных предприятий приравнивался к дезертирству и сурово карался – до 8 лет лишения свободы. Третья группа – уголовные законы об ответственности гитлеровцев за тяжкие преступления, совершенные на временно оккупированной территории СССР.

Весьма прогрессивным и своевременным был Указ Президиума Верховного Совета СССР от 2 ноября 1942 г. «Об образовании чрезвычайной государственной комиссии по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и причиненного ими ущерба гражданам, колхозам, общественным организациям, государственным предприятиям и учреждениям СССР». Чрезвычайная комиссия по существу выполняла функции расследования международных преступлений немецкого фашизма, результаты которого в 1945 г. использовались на Нюрнбергском процессе.

Двенадцатилетний послевоенный период с 1945 по 1953 г. был отмечен двумя направлениями уголовно-правового нормотворчества. Во-первых, были попытки (в прежних традициях) сбить неизбежный в послевоенной разрухе рост экономической преступности ужесточением уголовной кары. Во-вторых, издавались прогрессивные нормы, обусловленные исторической победой СССР в Великой Отечественной войне.

К ряду первых видов нормотворчества относятся Указы Президиума Верховного Совета СССР 1947 г. об усилении уголовной ответственности за посягательства за государственную, общественную и личную собственность. За хищение государственного имущества и за разбой устанавливалось наказание до 25 лет лишения свободы с конфискацией имущества.

Высокогуманными, связанными с победой, явились Указы «Об амнистии в связи с победой над гитлеровской Германией», «О при знании утратившими силу Указов Президиума Верховного Совета СССР об объявлении в ряде местностей СССР военного положения» и Указ Президиума Верховного Совета СССР «Об отмене смертной казни».