Поможем в ✍️ написании учебной работы

Имя

Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Выберите тип работыЧасть дипломаДипломная работаКурсовая работаКонтрольная работаРешение задачРефератНаучно - исследовательская работаОтчет по практикеОтветы на билетыТест/экзамен onlineМонографияЭссеДокладКомпьютерный набор текстаКомпьютерный чертежРецензияПереводРепетиторБизнес-планКонспектыПроверка качестваЭкзамен на сайтеАспирантский рефератМагистерская работаНаучная статьяНаучный трудТехническая редакция текстаЧертеж от рукиДиаграммы, таблицыПрезентация к защитеТезисный планРечь к дипломуДоработка заказа клиентаОтзыв на дипломПубликация статьи в ВАКПубликация статьи в ScopusДипломная работа MBAПовышение оригинальностиКопирайтингДругое

Нажимая кнопку "Продолжить", я принимаю политику конфиденциальности

Введение

Истории известно огромное множество политических систем и лежащих в их основе политических систем и лежащих в их основе политических режимов, выработанных различными эпохами, народами и культурами. В самом общем виде их можно разделить на демократические и диктаторские.[1]

Обычно демократию рассматривают как наиболее совершенную форму политического устройства, которую когда либо создавал человеческий опыт. Диктаторские режимы, под которыми мы понимаем определенный способ функционирования государственной власти, существуют также давно, как и демократические.

До самых последних лет большая часть человечества жила в условиях диктаторского контроля, которому противостоял демократический правовой порядок.

Часто синонимами понятия «диктатура» выступают такие понятия как «автократия», «тирания», «деспотия», «цезаризм», «бонапартизм», «тоталитаризм», «авторитаризм» и т.п., поскольку считается, что обозначаемые ими режимы держатся исключительно на насилии, терроре. Однако не все диктатуры применяют массовый террор в качестве основного средства поддержания собственной устойчивости; многие опираются на успешную экономическую политику, держатся на религиозном сплочении, обычае, традиционной привычке повиноваться сильнейшему и т.п. Тоталитаризм и авторитаризм – особые формы диктатуры, которые принадлежат политической истории ХХ в., хотя какие-то их черты были известны задолго до этого.

Человечество знает немало исторических и регионально-культурных форм как демократии, так и диктатуры – их можно обнаружить во всех эпохах и цивилизациях.[2]

И демократия, и диктатура уходят своими корнями в формы политической организации античности. Древние греки называли тирании, олигархию и деспотию отклонениями от демократической нормы.

Тирания и олигархия возникали из демократического строя, когда один человек или группа лиц силой или хитростью и обманом захватывали всю полноту власти и осуществляли её без согласия с народом. Это становилось возможным в условиях общей политической неустойчивости, внешнего вмешательства или войны. Грекам деспотия представлялась справедливой, хотя и неподотчетной властью.

Классическим вариантом деспотии было персидское царство. К восточным деспотиям относились также древние государства Египта, Двуречья, Индии и Китая. Их характерная черта – наличие широкого слоя чиновников, управлявших организацией труда в ходе ирригационных работ. Подобная организация требовала концентрации власти. Хозяева земли и водных ресурсов, чиновники, жрецы и, наконец, сам монарх обладали огромной властью, т.е. контроль со стороны деспота не был полным.

Древний Рим дает много поучительного относительно сути и происхождения феномена диктатуры. Из древнеримского права и дошел до нас термин «диктатура» (dictatura), который в переводе с латинского означает «неограниченная власть». На древнеримском примере можно также увидеть различие между диктатурой в узком и широком смысле этого слова. В узком смысле это диктатура как положение римского права, т.е. явление вполне узаконенное, в отличие от тирании или олигархии, где власть верховный личности или группы лиц не была ограничена законом.[3]

В республиканском Риме диктатор был связан правом и в полномочиях, и в сроках пребывания у власти. Диктатором становился один из консулов на период более шести месяцев для защиты от внешней угрозы или для подавления внутреннего мятежа. Однако он не вправе был изменять законы, вмешиваться в гражданское судопроизводство, объявлять войну, вводить новые налоги и т.д. По сути дела это был главнокомандующий с большими полномочиями.

Ранняя римская диктатура была скорее не диктатурой в нашем понимании, а управлением в условиях чрезвычайного положения, но передача особых полномочий определенному лицу была сопряжена с известными трудностями. Как правило, войну было трудно закончить в отведенный для диктатора срок, да и нелегко было удержать его от расширения своей власти.

Главное противоречие временной диктатуры состоит в том, что она стремится стать вечной и преступить ограничивающие её положения закона. Вручая огромную власть какому-нибудь лицу, всегда важно помнить об опасности того, что оно добровольно от нее не окажется. Первым подал пример тому Сулла (82-79 гг. до н.э.), римский военный и политический деятель, который узурпировал власть в условиях кризиса республиканского строя и начала эпохи гражданских войн.

Начиная с власти Суллы и Цезаря (102 или 100-44 гг. До н.э.), который многократно наделялся диктаторскими полномочиями (в 46 г. до н.э. он получил их на 10 лет, а двумя годами позже – пожизненно, но был убит), характер диктатуры радикально изменился. Произошло становление диктатуры в широком смысле этого слова – как нового типа власти, менявшего законы в своих интересах, неподотчетного народу и не ограниченного временными рамками. Республика превратилась в империю.

В наши дни временная диктатура как ограниченный чрезвычайный институт власти предусмотрена в конституциях почти всех демократических государств. Есть такое положение в законодательных актах США, Великобритании, Франции, ФРГ, Швейцарии, и т.д.[4] Однако чрезвычайное законодательство, подобно тому как это было во времена Суллы и Цезаря, может привести к неограниченной диктатуре: Наполеон, Муссолини, Хорти и другие диктаторы ликвидировали демократическое правовое государство при помощи его же легальных средств. Гитлер создал нацистский режим, опираясь на чрезвычайное закнодательство Веймарской республики, конституция которой никогда формально не отменялась.

Что же такое диктатура в широком смысле? Обратимся к определению американского политолога Ф.ноймана: «Под диктатурой мы понимаем правление лица или группы лиц, которые присваивают и монополизируют власть в определенном государстве, используя её без ограничений». Диктаторский режим есть предельная концентрация власти, антипод демократии. В чем наиболее явственно проявляется это противостояние диктатуры и демократии?

С точки зрения демократии сердцевину общественного организма составляет автономная личность. Одна из основных целей демократии – обеспечение прав человека. Иначе обстоит дело при диктаторском правлении, когда человек как гражданин государства находится в подавленном состоянии. С легкой руки теоретика неомарксизма Г.Маркузе, такой тип личности стали называть авторитарным.[5]

Авторитарная личность, как правило, не обладает полной самостоятельностью суждений и действий. Сталкиваясь с социальными проблемами, она ищет спасения в строгих моральных кодексах, безоговорочных принципах и гоовности подчиняться авторитетам. С помощью силы, явных или неявных угроз диктатор овладевает деспотическим контролем над политическими действиями отдельных людей и целых организаций 9партий, профсоюзов, добровольных обществ и т.д.), которые пытаются противостоять его власти. Нарушение гражданских свобод, а часто и террор относятся к методам осуществления господства. Диктаторские режимы более интенсивно и целенаправленно, чем демократические, используют средства массовой пропаганды и информации для создания необходимо им общественного мнения, готового поддержать каждый их шаг.[6]

Для демократии характерен плюрализм во всех сферах жизни общества, в частности в политической – существование нескольких политических партий, многообразие и свободное изъявление мнений, в сфере идеологии, духовной жизни – религиозная терпимость и т.д. Существует также плюрализм властей – наличие законодательной, исполнительной, судебной власти. Диктатура исключает любой плюрализм. Политическая борьба утрачивает свою открытость и превращается в закулисные маневры, а иногда и в кровавые столкновения противоборствующих групп, которые стремятся полностью устранить друг друга с политической арены.

Демократия опирается на правовое государство, на верховенство закона при разрешении любых конфликтов. В условиях диктатуры это правило не выполняется. Ещё английский мыслитель XVII в. Дж. Локк назвал абсолютную деспотическую власть «управлением без установленных постоянных законов».[7] Но диктатуры XX в. уже немогут обходиться без законодательных кодексов, хотя диктаторы почти всегда действуют в обход установленных ими же законов и негласно нарушают их. Бывает, что особыми актами демократические законы вообще превращаются в пустые декларации.

Очень часто диктаторы, опираясь на чрезвычайное законодательство и следуя букве конституций в сфере формальных правил, нарушают её в части гарантий личных прав и свобод граждан.

Противоположность демократии и диктатуры не абсолютна. И в древности, и теперь режимы, в которых смешиваются демократические и диктаторские элементы, вовсе не редкость. Характерен в этом отношении пример восточных деспотий. Обычно считают, что древневосточные общества в отличие от античных демократий были лишены всяких начал самоуправления, и приводят в качестве примеров соответственно Афины и персию. Вверху – неограниченный монарх, внизу – безмолствующие массы – примерно такая картина возникает при первой попытке представить себе восточную деспотию. Но целый ряд примеров из истории Двуречья, Хеттского государства, Тропической Африки и т.д. свидетельствуют о том, что часто произволу деспота противостояла или уравновешивала его достаточно сильная власть знати и народного собрания (военного ополчения). Нынешние диктаторские режимы не только сохраняют внешние атрибуты демократии (парламент, выборы и т.д.), но и допускают регулирование социальных конфликтов демократическими инструментами. Первое характерно для тоталитаризма, второе для авторитарных диктатур.

 

Мировой опыт.

Историческая закономерность такова, что тоталитарно-авторитарные режимы устанавливаются в тех странах, которые задержались с социально-экономической модернизацией и которым приходится проводить её крайними, чрезвычайными методами. Эти режимы характерны для стран среднего уровня развития, вступивших в индустриальную цивилизацию тогда, когда страны «первого эшелона» капитализма переживали уже стадию расцвета.

Характер политического режима (буржуазно-демократический, авторитарный) зависит прежде всего от масштабов капиталистического пространства и степени развития демократии. Если это пространство большое, стабильное, как в развитых индустриальных странах, то буржуазно- демократический режим сильный, стабильный, а у оппозиционных ему сил нет повода устанавливать альтернативную систему власти, ибо базовая система функционирует в основном эффективно. В странах развитого капитализма крайне оппозиционные силы маргинальны, находятся на обочине политической системы и не могут претендовать на ведущую роль в ней. В этих странах в принципе невозможно установление тоталитарно-авторитарных режимов, хотя иногда в кризисные моменты могут появляться харизматические личности вождистского типа, выводящие страну из кризиса, но их появление не разрушает существующую систему и структуру власти, а наоборот, укрепляет её.

Установление тоталитарно-авторитарных режимов означало отказ от ценностей либерально-демократической системы, но эта система не могла эффективно функционировать в странах запоздалого развития капитализма из-за отсутствия необходимой социально-экономической базы и принимала здесь рахитичные, неразвитые псевдопарламентские формы.[40]

В конце XIX в. на Западе повсеместно появились признаки либерализма, вызванного дальнейшим развитием индустриального общества, которое потребовало соответствующих преобразований в политической сфере. Кризисные явления усилились на рубеже веков, а в 30-е годы ХХ века разродился глобальный кризис капиталитализма, который развитые страны успешно преодолели, укрепив и стабилизировав капиталистическую систему, не выходя за пределы либеральной доктрины, но произведя необходимую корректировку её. Страны же запоздалого развития, для того чтобы выжить в условиях катастрофического кризиса, вынуждены были на переходный период установить тоталитарно-авторитарные режимы, имевшие определенные различия в зависимости от внутренней ситуации в каждой стране. Эти режимы полностью отрицали либеральную доктрину и созданные на её основе буржуазно-демократические режимы.

Страны запоздалого развития попытались прежде всего преодолеть индивидуализм – сердцевину либерально – демократического мировоззрения, заменив его коллективизмом (в Италии, Испании, Португалии), основанным на неограниченной, по сути диктаторской власти вождя,[41] которому отныне подчинялся и репрессивный аппарат.

Индивидуализм не соответствовал внутреннему состоянию большинства населения Италии, Испании,Португалии, Германии, а также России на рубеже веков. В этих странах, отстававших в социально-экономическом развитии, сохранялась своя, отличная от передовых западных стран фидлософская традиция, согласно которой человек не существовал отдельно, независимо как личность, как субъект, а находился в гармоничном единстве и равновесии со всей Вселенной, был связан органическими родственными узами и с Богом, и с миром, и с ближним. В России эта вертикально-иерархическая традиция, связывавшая земной и небесный миры, воплотилась в православном вероучении, в Италии, Испании, Португалии – в католической доктрине.

Протестантская доктрина, которая в новое время легла в основу мировоззренческих устоев жизни в передовых индустриально развитых странах Запада, в корне противоречила этой традиции: они низводила небесное на уровень земного, в горизонтальную плоскость неорганической традиции, разрывающей первичные связи человека с Богом, с миром и себе подобными и делающей центром Вселенной обособленного атомизированного индивида. Предполагалось, что такой обособленный индивид может по своему произволу устанавливать отношения «общественного договора».[42]

Психологические основы тоталитаризма-авторитаризма заложены в самой либеральной доктрине, в которой существуют как бы два внутренних течения: одно направлено вперед, в будущее, а другое – назад, в прошлое.

В развитых странах первое получает возможность полного и беспрепятственного развития, а в странах, отставших от «первого эшелона», оно не смогло набрать силу и стать ведущим. Возобладало второе течение, в результате чего большинство населения в кризисный переломный период устремилось назад – в прошлое, в средневековье, чтобы восстановить утраченное органическое единство мира, разрушенное с наступлением «железного» XX в. Но к тому времени первичные узы были уже разрушены, и на основе органической традиции были насильственно воссозданы вторичные вертикальные-иерархические структуры тоталитарно-авторитарных режимов.[43]

В разных странах этот процесс проходил неодинаково. Причем в странах Южной Европы и Германии разрушение либеральной диктрины и временный отказ от буржуазно-либеральной доктрины и временный отказ от буржуазно-демократического варианта развития не означали отказа от рыночной экономики, основанной на плюрализме форм собственности. Там сложилась парадоксальная ситуация: антилиберальные по своей сути тоталитарно-авторитарные режимы, провозгласив отказ от либерализма, провозгласив отказ от либерализме, тем не менее создали условия и предпосылки для его произрастания на местной почве, из местных реальностей, а не благодаря занесенным, заимствованным идеям. Авторитетные режимы южноевропейских стран отсекли нежизнеспособные и хилые парламентские режимы и на основе воскрешения органической традиции, а впоследствии с помощью Запада создали материальные условия для возникновения либерализма «изнутри».[44]

В Испании именно франкистский авторитарно-диктаторский режим осуществил социально-экономическую модернизацию страны – задачу, с которой в предшествующий период не могла справиться ни одна политическая сила. В Португалии Салазар оказался более «дальновидным» политиком: он всячески затягивал процесс модернизации, как бы предчуствуя, что в итоге она покончит с его режимом. Сама практика предсказывала ему, что следствием социально-экономической модернизации является модернизация политическая, которая предполагает смену органической традиции на неорганическую с её приоритетом земных ценностей перед небесными.[45]

Придя к власти в 30-е годы, тоталитарно-авторитарные режимы в Германии, Италии, Португалии и испании начали искуственно наращивать капиталистическое пространство, используя для этого уже имевшийся плацдарм. Они не разрушали существовашую в их странах рыночную экономику, а излечивали и укрепляли её защитными мерами, полностью изолировав от внешнего мира. Такая замкнутая самодостаточная система называется автаркической (греч: autarkeia – самоудовлетворение) и формируется в условиях хозяйственного обособления страны.

Автаркической системе в экономической сфере соответствовала в политической сфере вертикально-иерархическая структура власти, которая подчинялась единоличной воле диктатора. В противоположной ей горизонтально-атомистической структуре либеральной демократии, в политической сфере, основанной на независимости, формальном равенстве и партнерстве всех элементов, в экономической области соответствуют состязательные рыночные отношения.[46]

Тоталитарно-авторитарные режимы в Германии и южноевропейских странах, стремясь сохранить и оградить от внешних воздействий наличное капиталистическое пространство, выдвигали лозунги, аппелировавшие, как в условиях демократии к Нации, Истории, Традиции, но придавали им гипертрофированную форму. В России либеральное политическое и социально-экономическое (капиталистическое) пространство было по существу полностью ликвидировано, и социализм принял вид антикапиталистической модели. Сейчас капиталистическое пространство (рыночная экономика) и адекватная ей политическая система создаются заново.

Процесс становления демократии длителен и достаточно сложен. Известно, что к современному демократическому государственному устройству западные страны шли очень долгое время. В Англии, например, борьба в защиту индивидуальных прав граждан и общества от произвольного вмешательства королевской власти просматривается еще с XII в.
Переход к демократии наиболее вероятен в условиях мирных перемен. Одну из форм трансформации можно назвать реформой сверху, что происхо-дит тогда, когда авторитарные правители по своей воле, обусловленной не давлением со стороны оппозиции, а осознанной необходимостью, решают изменить систему. При этом они обладают достаточной мудростью и целеустремленностью, чтобы воплотить в жизнь программу демократических перемен. Политическая активность масс в этом случае должна ограничиваться институциональными формами, т.е. осуществляться не в форме спонтанных выступлений, бунта, а через существующие политические институты и должна контролироваться властями. Взрывы же стихийной политической активности масс сопровож-даются анархией, разрушительными последствиями и приводят к ужесточению власти вплоть до установления диктатуры под предлогом восстановления об-щественного порядка и безопасности. Как реформы сверху, осуществлялось движение к демократии в Турции, Бразилии, бывшем СССР, Венгрии и др. странах.

Однако реформы сверху далеко не всегда заканчиваются успехом. Тому есть ряд причин. Например, недостаточная последовательность реформаторов. Они обычно хотят, чтобы система была более демократической, но также и того, чтобы сами они оставались у власти достаточно долго. Стремясь уничтожить систему, порождающую преступления, они сами могут совершать преступления, если появляется угроза их власти. Например, М.С.Горбачев стремился демонтировать тоталитарно-бюрократическую систему , основанную на силовых репрессивных методах. Но сам он так и не смог отказаться от таких методов, о чем свидетельствуют события в Тбилиси , Вильнюсе, Риге и Баку в 1991 гг. Бывает и так, что реформаторы оказываются как бы между двух огней, т.е. на них воздействуют две силы. С одной стороны, это люди, имеющие власть. Как правило, это консервативно настроенные руководители, контролирующие значительную часть государственной машины, армию, полицию и т.п. И реформатор должен быть очень осторожен в своих действиях, иначе его отстранят от власти свои же коллеги. С другой стороны, его реформы порождают надежды, воодушевляют людей, вызывают массовые народные движения, которых еще недавно не было. При этом разгоряченные люди требуют демократии немедленно. Размах политической активности народа может испугать консерваторов у власти. Такая ситуация может завершиться переворотом и установлением жесткой авторитарной власти. Поэтому реформы сверху нередко заканчиваются провалом.

Начать демократические преобразования нелегко, но еще сложнее завершить их, требуются неизмеримо большие усилия. Уход старого режима еще не даёт автоматической гарантии того, что демократия будет успешно построена. Появляется немало проблем, которые предстоит решать. Важнейшим условием успеха демократизации является политическая стабильность, предполагающая реформирование общества в рамках закона.
Демократизация порождает такое явление, которое Э. Фромм метко назвал "бегством от свободы". Речь идёт о том, что в условиях политической и экономической модернизации происходит ломка традиционных структур, в ко-торые были включены люди ранее; они лишаются привычных "опор", схем политического поведения. Происходит снятие традиционных ограничений, твердо направляющих жизнь человека в прежних условиях. Человек становится свободным, но одновременно на него ложится тяжесть ответственности за решения, касающиеся его собственной судьбы, а также проводимой в обществе полити-ки. В результате растерянный и дезориентированный человек оказывается не в состоянии выносить "бремя свободы". Ему кажется, что обрести прежнюю уверенность в себе и чувство стабильности можно, лишь жертвуя свободой в обмен на ощущение определенности, возникающее в рамках жесткой авторитарной системы, перекладывая всю полноту ответственности за принятие решений на вождя или режим. Разрушение коммунистических мифов, замена их рационализаторским миропониманием остро ставят вопрос о смысле человеческого существования. На человека обрушиваются сомнения; кто он, что он, зачем он живёт? В этих условиях значительная часть массы, предрасположенная авторитарному подчинению, стремится ассоциировать себя с авторитарно-тоталитарными идеологиями и движениями. Они придают растерянному индивиду иллюзорное чувство собственной значимости, а обожание вождя оборачивается символической приобщенностью к власти.[47]

В государствах СНГ явление "бегства от свободы" имеет свою специфику, связанную с особенностями нашего развития в прошлом. Народы этих государств оказались в наиболее сложном положении по сравнению с другими демократизирующимися государствами, поскольку сроки существования тоталитарных структур здесь были особенно велики и произошел почти полный раз-рыв с прошлым, его экономическими и политическими механизмами, традициями и опытом. В результате тоталитарные порядки вошли в плоть и кровь народа. Они нередко определяют, причем на бессознательном уровне, восприятие действительности, сам способ мышления. Отсталая политическая культура большинства населения, отсутствие демократических традиций, засилье бюрократии приводит к тому, что введение демократических институтов приобретает зачастую декларативный характер, в самой же демократии выпячивается лишь её внешняя сторона в ущерб содержанию.В целом же явление "бегства от свободы" связано и с некоторыми особенностями самой демократии. Изначально, как уже было сказано, с ней ассоциируются многие возвышенные идеалы и цели - народовластие, индивидуальные свободы и права человека, плюрализм, всеобщее благосостояние и т.п. Однако в действительности демократия этого не гарантирует. Главное заключается совсем в другом - демократия создаёт лишь условия для достижения этих целей на уровнях и всего общества, и отдельной группы, и гражданина. А вот произойдет это или нет, зависит от того, как будет протекать политический процесс, какие силы в нем будут участвовать, какие - им противостоять, какие способности будут ими проявлены и какие привходящие обстоятельства скажутся на исходе данного процесса.
В демократической системе нет и не может быть органически присущих ей механизмов, полностью предохраняющих от прихода к власти авторитарных сил. Однако демократия - что очень важно - создаёт институциональные механизмы и стимулы для вовлечения потенциальных своих противников в демократическую дискуссию, а тем самым и в демократический процесс, способный, в конце концов, превратить их в демократов.[48]

 Реформирование военно-гражданских отношений.

 

Рассматривая процесс перехода от деспотического режима к демократическому нельзя не упомянуть о трудностях при реформировании военно-гражданских отношений.

За последние два десятилетия в мире произошел грандиозный революционный переворот, в ходе которого почти в сорока странах авторитарный режим сменился демократическим правлением. На самом деле под названием "авторитарный режим" скрывались весьма непохожие друг на друга формы правления, такие как военные хунты в Латинской Америке и в других регионах, однопартийное руководство в коммунистических странах и на Тайване, единоличные диктатуры в Испании, на Филиппинах, в Румынии, расистская олигархия в Южной Африке. Переход к демократии также осуществлялся по-разному. В некоторых случаях реформаторы пришли к власти в рамках авторитарного режима и начали осуществление демократических преобразований. В других случаях переход стал результатом переговоров между властью и оппозицией. В некоторых странах авторитарный режим был свергнут или рухнул сам. Были также случаи, когда падение диктатуры и установление выборной власти осуществлялось при вмешательстве США.

Практически все эти авторитарные режимы, вне зависимости от их типа, имели одну общую черту, а именно: отношения между их гражданской и военной сферами оставляли желать много лучшего. Почти нигде не наблюдалось такого типа отношений, как в развитых демократических государствах. Этот тип отношений предполагает: 1/ высокий уровень военного профессионализма и осознание военными ограниченного характера их военной компетенции; 2/ фактическое подчинение военных гражданскому политическому руководству, которое принимает основные решения в области внешней и военной политики; 3/ признание политическим руководством за военными определенной сферы профессиональной компетенции и автономии; 4/ в результате - минимальное вмешательство военных в политику, а политиков в военную сферу.

В авторитарных государствах военно-гражданские отношения в той или иной степени отличались от данной модели. В государствах, где у власти стояли военные, гражданский контроль полностью отсутствовал, а военное руководство и военные организации зачастую выполняли функции, имеющие лишь отдаленное отношение к собственно военным задачам. Если власть в стране принадлежала единоличному диктатору, он стремился посадить своих людей на все ключевые посты в армии, чтобы обеспечить полный контроль, расколоть армию и поставить ее на службу удержания власти. В однопартийных государствах ситуация была несколько лучше, однако армия рассматривалась как орудие достижения целей партии, офицеры должны были быть членами партии и выполнять функции агитаторов и пропагандистов, партийные ячейки строились по типу военной иерархии /субординации, порядка подчиненности/, а последней инстанцией было не государство, а партия.

Таким образом, перед молодыми демократическими государствами встала грандиозная задача коренного реформирования отношений между гражданским и военным сектором. Конечно, эта задача была лишь одной из многих. Им также приходилось завоевывать авторитет у общества, разрабатывать новую конституцию, создавать многопартийную систему и другие демократические институты, проводить либерализацию, приватизацию и рыночные реформы в экономической области, где прежде действовала командная система или сильный государственный контроль, обеспечивать экономический рост, бороться с инфляцией и безработицей, сокращать бюджетный дефицит, бороться с преступностью и коррупцией, а также сдерживать конфликты и насилие, возникающие между национальными и религиозными группировками.[49]

Удалось ли молодым демократическим государствам справиться с этими проблемами? В лучшем случае - с переменным успехом, что подтверждает доводы противников демократии, таких как бывший премьер Сингапура Ли Куан Ю, которые утверждают, что демократическая форма правления порождает некомпетентность и недисциплинированность. Во многих странах экономические показатели ухудшились. Экономические реформы зашли в тупик, потеряли поддержку общества, старой авторитарной элите удалось поставить их на службу своим интересам. Усугубилась преступность и коррупция. Обыденным явлением стало нарушение декларируемых конституцией прав человека. Пресса либо попала под контроль, либо сама развратилась. Развал партийно-политических систем, субъективно-личностный характер их руководства обусловили невозможность создания эффективного правительства или ответственной оппозиции. Отсутствие авторитарного контроля способствовало обострению общинно-эгалитарных настроений и росту насилия. За немногочисленными исключениями в некоторых областях, новым демократическим правительствам вовсе не удалось обеспечить достойное управление страной.

Недостатки демократии породили ностальгию по авторитаризму. Люди в этих странах с тоской вспоминают свое прошлое и диктаторов, которые по крайней мере обеспечивали удовлетворение основных жизненных потребностей и при которых все худо-бедно работало. Это желание вернуться к авторитаризму было убедительно продемонстрировано в 1993 году в России, когда в ходе опроса общественного мнения 39 процентов жителей Москвы и Санкт-Петербурга заявили, что при коммунистах жить было лучше, и только 27 процентов признали, что лучше при демократии 2. А ведь это два самых богатых города России. Можно с уверенностью предположить, что в остальной России общественное мнение будет продемократическим в еще меньшей степени.

На фоне этой общей ситуации полных неудач и, в лучшем случае, простого удерживания на плаву успехи молодых демократических государств в области отношений между военной и гражданской сферой кажутся особенно впечатляющими. Естественно, в разных странах дела обстоят по-разному, и множество серьезных проблем еще не решено. Однако в целом можно говорить о серьезных успехах. Отношения между гражданской и военной сферами представляют собой яркое исключение по сравнению с весьма посредственными успехами демократических государств в других областях. Происходит сокращение влияния военных в политической области, а также политического вмешательства в дела армии. Кроме того, идет медленное, с остановками, но все же реальное движение в сторону создания таких систем военно-гражданских отношений, какие существуют в развитых демократических государствах. Новые демократические правительства смещают прежнее военное руководство и чуть ли не высылают его за пределы страны. Наложены ограничения на участие военных в политике. В результате создания новых министерств обороны и центральных штабов для осуществления контроля над армией были перестроены организационные отношения. Пока еще не везде пост министра обороны занимает гражданское лицо /Россия и несколько других важных стран остаются исключениями/, однако можно говорить о том, что процесс развивается в этом направлении. Ликвидированы специальные военные органы, осуществлявшие политическую власть, такие как португальский Совет революции. На высшие политические посты на смену военным пришли гражданские лица - например, в Турции и Португалии. В целом стало меньше военных на политических постах. В посткоммунистических странах больше нет контроля над армией со стороны коммунистической партии, а также предпринимаются серьезные усилия в области деполитизации армии.

Наряду с этими изменениями в большинстве молодых демократических государств предпринимаются усилия, направленные на перестройку армии и ее переориентацию на чисто военные задачи. Почти во всех молодых демократических государствах вооруженные силы были сокращены в количественном отношении. Может быть, не всегда это было мудрым решением, однако, безусловно, является показателем некоторой формы гражданского контроля. В целом наблюдается тенденция к пересмотру военных доктрин и программ военных академий и училищ и смещение акцента в сторону повышения профессионализма. Во вновь образованных государствах была по мере возможности проведена модернизация боевой техники в вооруженных силах, а также предприняты попытки поднять их уровень подготовки до мировых стандартов. Подобные шаги лишь иллюстрируют общую тенденцию к повышению профессионализма армии и уменьшению роли, которую вооруженные силы ранее играли в обществе.[50]

 

 Трудности перехода к демократии в России.

В условиях перехода от тоталитаризма к демократии общество остро нуждается в средствах, предохраняющих его от чрезмерного "перегрева", обеспечивающих надежный и эффективный контроль за регулированием и разрешением возникающих конфликтных ситуаций. Но это уже не могут быть средства, которыми пользовался тоталитаризм, стремясь справиться, а точнее - расправиться с конфликтами: репрессии, устрашение, переключение недовольства вовне или на "врагов народа", идеологическое "промывание мозгов", организация массового воспроизводства послушного и приверженного режиму типа личности и т.п. Они обнаруживают не только свою несостоятельность, принципиально их не разрешая, а лишь подспудно накапливая и усугубляя, но и растущую конфликтогенность, поскольку встречают все более активное сопротивление и моральное осуждение в массовом сознании и поведении.

Единственно надежными и эффективными способами и средствами, совпадающими с задачами демократизации общественных процессов и отношений, становятся внимательное изучение и оценка настроений и поведения населения, устремлений его различных групп и слоев и адекватное их выражение в соответствующих законодательных актах, управленческих решениях и политических действиях, призванных их соотнести и согласовать. Для своей реализации они требуют введения, всемерного распространения и укрепления такого демократического политического режима, включающего в себя элементы как представительного, так и прямого волеизъявления народа, который позволял бы применять эти средства и способы с наибольшей возможной непротиворечивостью и полнотой.

Однако, это теоретически, концептуально очевидное заключение на практике представляется многим политологам и практическим политикам невероятным и прямо не реализуемым, якобы, в силу неразвитости демократических институтов и процедур и, по существу, на этом основании отвергается ими. Вместо этого более действенным и потому допустимым и оправданным в определенных пределах и на определенный период средством "развязывания политической власти рук для наиболее быстрого, широкого и решительного демократического реформирования общества" ими предлагается введение авторитарного режима правления, так называемой "демократической диктатуры" (термин Г.Х. Попова). Наиболее настойчивы в обосновании этой идеи идеологи и политологи, близкие к президентскому лагерю и исполнительным структурам власти (Г. Бурбулис, И. Клямкин, А. Мигранян, Ю. Петров и др.). Некоторые из них, правда, оговариваются, что задействовать авторитарный режим в интересах демократизации общества и нейтрализации лавинообразного нарастания социальных конфликтов на начальной стадии этого процесса можно лишь при непременном условии сознательного и целенаправленного внедрения в складывающуюся систему авторитарных политических взаимоотношений и институтов действенного контролирующего и корректирующего механизма, способного как позитивно влиять на снижение остроты уже возникших социально-политических, экономических и иных конфликтов путем учета позиций всех участвующих в них сторон, так и предупреждать их деструктивное развитие, укрепляя на этой основе общественную стабильность и национальную безопасность.

В этой связи возникает принципиальный вопрос: существуют ли реальные практические подтверждения, а не только отвлеченные концептуальные обоснования того, что авторитарными методами можно содействовать демократическим переменам, формированию демократического гражданского общества, укреплению гражданского мира и согласия.

Разрешить этот вопрос в данной плоскости помогает тот авторитарный сдвиг, который уже произошел у нас в стране в результате событий октября 1993 года и создал перекос в балансе властных отношений и структур в пользу исполнительной власти, получившей исключительное право осуществлять политику, базирующуюся главным образом на ее собственном понимании ситуации и интересах.[51]

Экспертный анализ произошедших с этого момента событий, участниками которого были представители академических и других обществоведческих институтов, вузовской науки, ряда аналитических конфликтологических центров показал, что какого-то существенного содействия демократическим переменам в обществе введение и распространение авторитарного режима правления пока не дало. Больше того, он в немалой степени содействовал реализации худших опасений, что неконтролируемая и ни перед кем не отвечающая за свои действия власть - в данном случае исполнительная ее ветвь - может избрать такой губительный для общества курс, который еще больше дестабилизирует и осложнит общественную ситуацию.

Наиболее явственное выражение этих опасений - чеченские события. Однако они - лишь частный случай общего неблагополучия и разлада, которые характерны для современного российского общества.

Общее неблагополучие проявляется прежде всего в том, что радикальные демократические реформы по-прежнему осуществляются крайне вяло, медленно и противоречиво. К тому же они не обеспечены какой-либо четкой долгосрочной или среднесрочной программой. Ни президентские структуры, ни правительство, ни тем более парламент, попавший в сильную зависимость от них, отчетливо не формулируют и не обосновывают, как и куда мы развиваемся, какие механизмы при этом действуют, какие способы поведения им соответствуют. Все предложенное обществу - это лишь декларации о демократии и рыночной экономике, сильно напоминающие попытку нового мифотворчества. В этой связи складывается стойкое впечатление, что политическая элита намеренно уходит от четкого выражения своих позиций и пытается эксплуатировать ценности демократии, справедливости, свободы, неотъемлемых человеческих прав и т.п., привлекательные для всех слоев населения, чтобы под их прикрытием реализовать свои достаточно узкие корпоративные интересы. Тем самым она содействует парадоксальному и вместе с тем естественному результату: для все более значительной части населения ценности демократических реформ превращаются в негативные символы.

Вследствие этого происходит усиление внутреннего общественного разлада, обусловленное ростом массового недовольства и связанной с ним социальной напряженности.

Таким образом, внимательный конфликтологический анализ показывает, что авторитарный сдвиг, используемый правящей политической элитой для обеспечения своих корпоративных интересов (которые не только не согласуются с интересами остальных социальных групп и слоев российского общества, но и во многом идут вразрез с последними), не предотвращает нарастания нестабильности и раздоров в политической сфере жизни общества, а содействует им. Можно обозначить ряд "конфликтогенных точек", в которых это выражено наиболее отчетливо.

Это прежде всего концентрация и "конфронтализация" власти. События последних лет продемонстрировали стремительную смену различных тенденций, парадигм устройства государственной власти, продиктованную расстановкой сил в текущем политическом противостоянии: от верховенства законодательной власти над исполнительной к их относительному равновесию и, наконец, к концентрации полномочий в руках главы исполнительной власти - президента и его аппарата.

Любая президентская система, как показывает мировой опыт, чревата конфликтами с представительной властью. Особенность же нашей страны заключается к тому же еще и в том, что общество не выработало механизмов смягчения этого противоборства и потому конфликт между ними развивается, как правило, по классическому образцу его эскалации.

Наша конституционная система и прежде была несовершенна. Но в результате ее теперешнего насильственного авторитарного преобразования мы получили (при отсутствии эффективных сдержек и противовесов) такой дисбаланс властей, при котором представительные органы, почти полностью безвластные, не могут контролировать основные социальные процессы. Единственный оставленный в их распоряжении рычаг - контроль за бюджетом (причем в виде его принятия или непринятия) - для этой роли, разумеется, совершенно недостаточен.

Это бессилие особенно проявилось в ситуации с Чечней. Обнаружилось, что парламент, формально предназначенный для выражения воли всего народа, какие бы декларации, заявления, предложения он ни выдвигал, совершенно не в состоянии повлиять на события. Декоративность полномочий Государственной Думы ярче всего выразилась в неспособности депутатского корпуса контролировать формирование внутри- и внешнеполитического курса страны, равно как и действия правительства, этот курс реализующего.

Для конфликтогенного потенциала сложившейся ситуации характерно также то, что доминирование исполнительной власти, "подмявшей" под себя власть представительную не только не ослабило уровень конфронтационности политической борьбы, но и существенно расширило ее. Нынешний этап кризиса государственности отличается тем, что линия противостояния проходит теперь не только через конфронтацию двух основных ветвей власти, но и через все политические и государственные органы и имеет своим содержанием конфликт между всеми социальными институтами и организованными структурами, представляющими определенные социально-экономические интересы в процессе распределения и использования собственности и политического влияния. При отсутствии стремления, навыка и механизмов согласования этих интересов, противостояние все отчетливее приобретает черты "войны всех против всех", развертывающейся в условиях отсутствия институциональной системы, способной взять на себя роль гаранта управляемости, устойчивости и национальной безопасности, и выступает признаком глубокого социального кризиса, постепенно развивающегося в сторону социальной катастрофы.

Особую неудовлетворенность вызывает слабая репрезентация в принимаемых властью политических решениях интересов основных социальных групп, затрудняющая их обратную связь с властными структурами и возможность влиять на политический процесс. По почти единодушному убеждению населения, власть в стране принадлежит весьма обособленной элите, на деятельность которой практически невозможно влиять. Наиболее тревожный момент, свидетельствующий о нарастании негативных тенденций в функционировании государственной власти, состоит в том, что (наряду с усиливающимся у всех социально-профессиональных групп и слоев ощущением беспомощности и малоэффективности институционального и личного влияния на политические процессы) представители чиновничьего аппарата все больше чувствуют свою корпоративную самоценность и начинают доминировать в качестве социальной опоры и проводника осуществляемых политических решений и действий. Одним из наиболее ярких свидетельств этого является широко распространившаяся и продолжающая распространяться практика так называемого "ведомственного управления" посредством в огромном количестве - до 35 тысяч в год - принимаемых президентскими, правительственными, министерскими, ведомственными структурами указов, постановлений и других нормативных документов. Именно растущая сила и власть аппарата, чиновничье-номенклатурного сословия все больше осмысливается как основной результат и одновременно наиболее отчетливый показатель авторитарного перерождения власти, усиливающего отчуждение между нею и обществом.[52]

Усилению отчуждения и связанной с ним социальной напряженности способствуют характерное для авторитаризма предпочтение силовым методам проведения политики и соответствующие действия силовых структур. Эти действия крайне неэффективны, они либо не содействуют улучшению благосостояния и безопасности основной массы населения, либо угрожают самому его существованию.

Неудивительно в свете этого, что по отношению к милиции у населения существует не только устойчивая, но и растущая напряженность и неудовлетворенность ее деятельностью по охране общественной безопасности и порядка. При этом важно отметить, что, люди не удовлетворены деятельностью милиции не только в профессиональном плане, но и в плане ее взаимоотношений с населением: милиция, в их восприятии, не только неэффективно выполняет свою функцию гаранта и защитника безопасности и прав граждан, но и сама часто выступает в качестве нарушителя этих прав (оскорбительное обращение с гражданами, применение мер физического и психологического насилия, вымогательство и т.д.). Существенную роль в углублении и расширении этого взаимного недоверия сыграли и чеченские события. Причем коснулось оно не только органов поддержания общественного порядка и обеспечения безопасности граждан, но и другой структуры, широко используемой формирующимся авторитарным режимом в силовом воздействии на внутренние общественные процессы, - армии.

На этом фоне особенно тревожным выглядит отсутствие, по существу, эффективных механизмов преодоления нестабильности, достижения согласия в обществе. Так, одним из важных механизмов, опосредующих взаимоотношения гражданского общества и государства, наряду с разделением властей, является многопартийная система. Но сегодня у нас большинство партий являются пока что всего лишь группками людей, занятых борьбой за перераспределение власти и не представляющих какого-либо серьезного общественного слоя. В этом смысле наша партийная система находится все еще в зародышевом состоянии и не играет серьезной политической роли.

Не играют такой роли и профсоюзы. Исполнительной властью, президентскими указами существенно ограничена их роль в найме и увольнении, в социальном страховании и других привычных профсоюзных функциях. Поэтому они не могут выступать смягчающим социальные конфронтации инструментом. Неэффективно действует и судебная система, призванная защищать и обеспечивать гражданские права, и потому рядовой человек все еще не чувствует себя гражданином, а по-прежнему выступает, так сказать, подданным. Несмотря на то, что властвующие политики настойчиво его уверяют, что он наконец-то "широко дышит воздухом свободы".

Не появилось также действенной системы местного самоуправления, через которую население могло бы обеспечить реализацию своих насущных повседневных нужд в рамках декларируемых для него прав и свобод.

Чрезвычайно слабо включены в общеполитические процессы и разного рода общественные объединения. Сегодня известно около 33 тысяч таких объединений, в том числе около 2,5 тысяч - зарегистрированных официально. Однако, если Конституция 1977 года, пусть декларативно, но провозглашала их участие в политической жизни, то в нынешней Конституции такого пункта даже формально не содержится.

Одним словом, человек в сложившейся системе общественных отношений оказался перед лицом многих напряжений и неудовлетворенностей, которые, по мере своего нарастания, все больше приобретают форму политических конфронтаций и противоборств.

Изложенное позволяет с конфликтологической точки зрения оценить сложившуюся ситуацию, выявить некоторые наметившиеся общие тенденции дальнейшего развития политической сферы российского социума, определить основное содержание назревших в нем перемен и предложить определенные "технологические" меры по их реализации.

Суть перемен заключается в необходимости перехода от "временного авторитаризма", принесшего уйму деструктивных для общественного развития напряжений и конфронтаций, к "постоянной демократии" с ее последующим реальным углублением.

Чем в большей степени власти будут игнорировать эту необходимость, проявлять стремление к сохранению статуса кво и достижению лишь собственных корпоративных целей, тем более интенсивным станет рост недоверия по отношению к властям. Это недоверие и отчуждение способны привести к потере фактической легитимности властей при формальном юридическом праве, а затем перейти в фазу активного сопротивления им со всеми сопутствующими негативными последствиями.

Особую значимость в предотвращении подобной перспективы имеет отказ от силовых способов урегулирования и разрешения политических конфликтов. Это может быть достигнуто комплексом политических, правовых, организационно-административных, нравственно-воспитательных и собственно военных мер, к числу которых относятся, например, такие как: конституционное провозглашение гражданского мира и согласия в обществе высшей социальной ценностью, закрепление демократического принципа ненасильственного осуществления власти, исключение "армейского аргумента" как средства политической борьбы, запрещение партий, ассоциаций и объединений, равно как и идеологических концепций, ориентирующихся на насильственное изменение конституционного строя, разжигание вражды и ненависти в обществе и т.п.

Способность мирно разрешать противоречия и конфликты в обществе, не допуская кровопролитий, должна стать важнейшим критерием оценки действий политических лидеров, групп и партий, как и всего политического режима в целом.

Заключение.

Подводя итог всему вышесказанному нужно отметить, что изучение проблемы перехода от недемократических режимов к демократии ставит во главу угла задачу четкого уяснения критериев тоталитаризма и авторитаризма. Так, для построения модели тоталитарного режима важно учесть следующие характерные признаки:

1. Монистическая структура власти, для которой характерны соединение законодательной и судебной власти в одном лице. При этом важнейшим элементом абсолютной концентрации власти является «вождизм».

2. Однопартийная политическая система, не допускающая никаких иных политического движения, вобравшего в себя множество организаций: от детских до профсоюзных. Кроме того, происходит сращивание государственного и партийного аппарата.

3. Чрезвычайно важная роль отводится идеологии, главная задача которой – оправдать необходимость существования данного режима. Этому подчинена вся сила и мощь пропагандистской машины. Ни о каких источниках информации, альтернативных государственным и позволяющим гражданам определить свое мнение о пользе или вреде принимаемых наверху решений, не может быть и речи.

4. Государственно-организованный террор, в основе которого лежит перманентное насилие. Прежде всего власть озабочена подавлением любых форм оппозиций, вплоть до физического уничтожения. Помимо этого, ликвидируется любое проявление инакомыслия среди всего населения.

5. Происходит подавление подавление институтов гражданского общества: семьи, церкви, обычаев, традиций, нравов, профессиональных, творческих, этнических и других объединений, т.е всего «комплекса общественных отношений, независимо от государства, но взаимодействующего с ним».

6. Жестко регламентированная экономика со структурой, замкнутой, на государстве, предполагающая строгую централизацию и отказ от какой бы то ни было конкуренции.

7. Свертывание элементарных демократических прав и свобод: слова, печати, собраний и т.д.

Являясь несколько более мягким, чем тоталитаризм, авторитарный режим характеризуется тем, что:

1) он не обладает столь широко развитой идеологией;

2) не стремится к физическому подавлению оппозиции;

3) не сводит на нет все демократические права и свободы, а ограничивает некоторые из них.

Однако рано или поздно всё ведет к кризису политической, экономической государственной системы, и в конечном счете обуславливает переход к демократическому режиму.

 

 

[1] Политология: Энциклопедический словарь.-М.:Республика.-с.172-174

[2] Тайнби А. Постижение истории.-М.:Прогресс, 1992.-с.54-62

[3] Коваленко А.И. Теория государства и права.-м.-Знание, 1994 – с.48

[4] Конституция современных буржуазных государств, - М.:Юр.литература,1996

[5] Введение в политологию/ под.ред. К.С.Гаджиева – М.-Просвещение, 1994 – с.137

[6] Политология вчера и сегодня/ под.ред. Г.И. Иванова – М.-изд-во МГУ, 1990

[7] Демократия и тоталитаризм: Материалы дискусии/Свободная мысль- 1991-№15 – с.34.

[8] См. Игрицкий Ю. И. Концепции тоталитаризма:уроки многолетних

дискуссий на Западе. //История СССР, 1990, N 6.

[9] См. Totalitarianism. Proceedings of a Conference Held at the American Academy of Arts and Sciences. March 1953. Cambridge (Mass), 1954, p. 38.

[10] См. Fridrich C. J. , Brzezinski Z. K. Totalitarian Dictatorship and Autocracy. Cambridge(Mass), 1956, p. 58.

[11] А. Кун при анализе фашизма вводит понятие "тоталитарного максимума", под которым подразумевается германский национал-социализм. См. Рахшмир П. Ю. Новейшие концепции фашизма в буржуазной историографии Запада. М. 1979, с. 22.

[12] См. Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ, т. 1. М. , :Центр "Новый мир" - 1990, стр. 53.

[13] Там же, стр. 220.

[14] См. Бессонов Б. Фашизм:идеология и практика. М. , 1985, с. 151.

[15] Arendt H. The Origins of Totalitarianism, N. Y. , 1951, p. 19.

[16] Arendt H. The Origins of Totalitarianism, N. Y. , 1951, p. 21.

[17] Гозман Л. , Эткинд А. От культа власти к культу людей. Психология политического сознания. "Нева", 1989, N7, с. 172.

[18] Цвейг С. Совесть против насилия. Кастеллио против Кальви-

на. М. , 1985, с. 360.

[19] См. Солженицын А. И. Архипелаг ГУЛАГ, т. 3. М. , :Центр "Новый

мир"-1990, стр. 385.

[20] Правовая система фашизма. М.: 1986.

[21] Козлихин И.Ю. Современная политическая наука. СПб. 1994. С. 58-61

[22] Чиркин В.Е. Основы сравнительного государствоведения. М.:Артикул. 1997. с.112

[23] Тойби А. Постижение истории. – М.: Прогресс, 1992. С. 469

[24] Раймон Арон. Демократия и тоталитаризм. М.: Текст. 1993. С. 48

[25] Бессонов В.Н. Указ. соч.

[26] Хропанюк В.Н. Теория государства и права. – М.: Отечество, 1993 – с.106

[27] Пленков О.Ю. Указ. Соч. – с.65.

[28] Славный Б.В. Зона – модель партократии // Общественные науки. – 1990. - № 6 – с. 63

[29] Пленков О.Ю. Указ. Соч. –с.69

[30] Чиркин В.Е. Три ипостаси государства // государство и право. 1993 - №8 – с.108

[31] Гаджиев К.С. Пути формирования гражданского общества // Общественные науки. – 1993. № 7 – с. 56.

[32] Арендт Х. Указ. Соч. – с.42

[33] Арон Р. Ук. Соч. С.217

[34] Политология вчера и сегодня. С.125

[35] Введение в политологию – с.139

[36] Политология вчера и сегодня. – с.142

[37] Сигал Л.И. Указ.соч. с. 54.

[38] Введение в политологию – с.154

[39] Соколов С.Н. Третий мир: реалии и прогнозы // Новая и новейшая история – 1992. - №11 – с.73.

[40] Введение в политологию. – с-178

[41] Андерсон Р.Д. Тоталитаризм: концепт или идеология // Политические исследования. – 1993. - №3 – с.102

[42] Гаджиев К.С. Указ.соч.

[43] Водолазов Г.Г. Указ соч. – с.61

[44] Андерсон Р.Д. Указ. Соч. С.103

[45] Аоон Р. Указ соч. – с.124

[46] Политология: Экономический словарь. – с.74

[47] С.Б.Лугвин. Основы демократии и права, Гомель,БелАНТДИ,1997

[48] Ю.А. Веденеев. Политическая демократия и электоральная культура граждан. ГиП, 1997 №2

[49] Вооруженные силы и демократия Сэмюэл П. Хантингтон Русский Журнал, 1999, стр. 37

[50] Вооруженные силы и демократия Сэмюэл П. Хантингтон Русский Журнал, 1999 стр. 45

[51] Политология вчера и сегодня. С.83

[52] Дорн Д. Рыночно-либеральная революция // От плана к рынку, - М.: Текст, 1995, - с.27

Введение

Истории известно огромное множество политических систем и лежащих в их основе политических систем и лежащих в их основе политических режимов, выработанных различными эпохами, народами и культурами. В самом общем виде их можно разделить на демократические и диктаторские.[1]

Обычно демократию рассматривают как наиболее совершенную форму политического устройства, которую когда либо создавал человеческий опыт. Диктаторские режимы, под которыми мы понимаем определенный способ функционирования государственной власти, существуют также давно, как и демократические.

До самых последних лет большая часть человечества жила в условиях диктаторского контроля, которому противостоял демократический правовой порядок.

Часто синонимами понятия «диктатура» выступают такие понятия как «автократия», «тирания», «деспотия», «цезаризм», «бонапартизм», «тоталитаризм», «авторитаризм» и т.п., поскольку считается, что обозначаемые ими режимы держатся исключительно на насилии, терроре. Однако не все диктатуры применяют массовый террор в качестве основного средства поддержания собственной устойчивости; многие опираются на успешную экономическую политику, держатся на религиозном сплочении, обычае, традиционной привычке повиноваться сильнейшему и т.п. Тоталитаризм и авторитаризм – особые формы диктатуры, которые принадлежат политической истории ХХ в., хотя какие-то их черты были известны задолго до этого.

Человечество знает немало исторических и регионально-культурных форм как демократии, так и диктатуры – их можно обнаружить во всех эпохах и цивилизациях.[2]

И демократия, и диктатура уходят своими корнями в формы политической организации античности. Древние греки называли тирании, олигархию и деспотию отклонениями от демократической нормы.

Тирания и олигархия возникали из демократического строя, когда один человек или группа лиц силой или хитростью и обманом захватывали всю полноту власти и осуществляли её без согласия с народом. Это становилось возможным в условиях общей политической неустойчивости, внешнего вмешательства или войны. Грекам деспотия представлялась справедливой, хотя и неподотчетной властью.

Классическим вариантом деспотии было персидское царство. К восточным деспотиям относились также древние государства Египта, Двуречья, Индии и Китая. Их характерная черта – наличие широкого слоя чиновников, управлявших организацией труда в ходе ирригационных работ. Подобная организация требовала концентрации власти. Хозяева земли и водных ресурсов, чиновники, жрецы и, наконец, сам монарх обладали огромной властью, т.е. контроль со стороны деспота не был полным.

Древний Рим дает много поучительного относительно сути и происхождения феномена диктатуры. Из древнеримского права и дошел до нас термин «диктатура» (dictatura), который в переводе с латинского означает «неограниченная власть». На древнеримском примере можно также увидеть различие между диктатурой в узком и широком смысле этого слова. В узком смысле это диктатура как положение римского права, т.е. явление вполне узаконенное, в отличие от тирании или олигархии, где власть верховный личности или группы лиц не была ограничена законом.[3]

В республиканском Риме диктатор был связан правом и в полномочиях, и в сроках пребывания у власти. Диктатором становился один из консулов на период более шести месяцев для защиты от внешней угрозы или для подавления внутреннего мятежа. Однако он не вправе был изменять законы, вмешиваться в гражданское судопроизводство, объявлять войну, вводить новые налоги и т.д. По сути дела это был главнокомандующий с большими полномочиями.

Ранняя римская диктатура была скорее не диктатурой в нашем понимании, а управлением в условиях чрезвычайного положения, но передача особых полномочий определенному лицу была сопряжена с известными трудностями. Как правило, войну было трудно закончить в отведенный для диктатора срок, да и нелегко было удержать его от расширения своей власти.

Главное противоречие временной диктатуры состоит в том, что она стремится стать вечной и преступить ограничивающие её положения закона. Вручая огромную власть какому-нибудь лицу, всегда важно помнить об опасности того, что оно добровольно от нее не окажется. Первым подал пример тому Сулла (82-79 гг. до н.э.), римский военный и политический деятель, который узурпировал власть в условиях кризиса республиканского строя и начала эпохи гражданских войн.

Начиная с власти Суллы и Цезаря (102 или 100-44 гг. До н.э.), который многократно наделялся диктаторскими полномочиями (в 46 г. до н.э. он получил их на 10 лет, а двумя годами позже – пожизненно, но был убит), характер диктатуры радикально изменился. Произошло становление диктатуры в широком смысле этого слова – как нового типа власти, менявшего законы в своих интересах, неподотчетного народу и не ограниченного временными рамками. Республика превратилась в империю.

В наши дни временная диктатура как ограниченный чрезвычайный институт власти предусмотрена в конституциях почти всех демократических государств. Есть такое положение в законодательных актах США, Великобритании, Франции, ФРГ, Швейцарии, и т.д.[4] Однако чрезвычайное законодательство, подобно тому как это было во времена Суллы и Цезаря, может привести к неограниченной диктатуре: Наполеон, Муссолини, Хорти и другие диктаторы ликвидировали демократическое правовое государство при помощи его же легальных средств. Гитлер создал нацистский режим, опираясь на чрезвычайное закнодательство Веймарской республики, конституция которой никогда формально не отменялась.

Что же такое диктатура в широком смысле? Обратимся к определению американского политолога Ф.ноймана: «Под диктатурой мы понимаем правление лица или группы лиц, которые присваивают и монополизируют власть в определенном государстве, используя её без ограничений». Диктаторский режим есть предельная концентрация власти, антипод демократии. В чем наиболее явственно проявляется это противостояние диктатуры и демократии?

С точки зрения демократии сердцевину общественного организма составляет автономная личность. Одна из основных целей демократии – обеспечение прав человека. Иначе обстоит дело при диктаторском правлении, когда человек как гражданин государства находится в подавленном состоянии. С легкой руки теоретика неомарксизма Г.Маркузе, такой тип личности стали называть авторитарным.[5]

Авторитарная личность, как правило, не обладает полной самостоятельностью суждений и действий. Сталкиваясь с социальными проблемами, она ищет спасения в строгих моральных кодексах, безоговорочных принципах и гоовности подчиняться авторитетам. С помощью силы, явных или неявных угроз диктатор овладевает деспотическим контролем над политическими действиями отдельных людей и целых организаций 9партий, профсоюзов, добровольных обществ и т.д.), которые пытаются противостоять его власти. Нарушение гражданских свобод, а часто и террор относятся к методам осуществления господства. Диктаторские режимы более интенсивно и целенаправленно, чем демократические, используют средства массовой пропаганды и информации для создания необходимо им общественного мнения, готового поддержать каждый их шаг.[6]

Для демократии характерен плюрализм во всех сферах жизни общества, в частности в политической – существование нескольких политических партий, многообразие и свободное изъявление мнений, в сфере идеологии, духовной жизни – религиозная терпимость и т.д. Существует также плюрализм властей – наличие законодательной, исполнительной, судебной власти. Диктатура исключает любой плюрализм. Политическая борьба утрачивает свою открытость и превращается в закулисные маневры, а иногда и в кровавые столкновения противоборствующих групп, которые стремятся полностью устранить друг друга с политической арены.

Демократия опирается на правовое государство, на верховенство закона при разрешении любых конфликтов. В условиях диктатуры это правило не выполняется. Ещё английский мыслитель XVII в. Дж. Локк назвал абсолютную деспотическую власть «управлением без установленных постоянных законов».[7] Но диктатуры XX в. уже немогут обходиться без законодательных кодексов, хотя диктаторы почти всегда действуют в обход установленных ими же законов и негласно нарушают их. Бывает, что особыми актами демократические законы вообще превращаются в пустые декларации.

Очень часто диктаторы, опираясь на чрезвычайное законодательство и следуя букве конституций в сфере формальных правил, нарушают её в части гарантий личных прав и свобод граждан.

Противоположность демократии и диктатуры не абсолютна. И в древности, и теперь режимы, в которых смешиваются демократические и диктаторские элементы, вовсе не редкость. Характерен в этом отношении пример восточных деспотий. Обычно считают, что древневосточные общества в отличие от античных демократий были лишены всяких начал самоуправления, и приводят в качестве примеров соответственно Афины и персию. Вверху – неограниченный монарх, внизу – безмолствующие массы – примерно такая картина возникает при первой попытке представить себе восточную деспотию. Но целый ряд примеров из истории Двуречья, Хеттского государства, Тропической Африки и т.д. свидетельствуют о том, что часто произволу деспота противостояла или уравновешивала его достаточно сильная власть знати и народного собрания (военного ополчения). Нынешние диктаторские режимы не только сохраняют внешние атрибуты демократии (парламент, выборы и т.д.), но и допускают регулирование социальных конфликтов демократическими инструментами. Первое характерно для тоталитаризма, второе для авторитарных диктатур.

 

Глава 1. Общая характеристика тоталитаризма.

ХХ век одарил человечество значительным расширением горизонтов знания, достижениями научно-технического прогресса. Возможно, еще более важен уникальный опыт духовного и социального развития.

В 20-30-е годы в группе государств - СССР, Германии, Италии, затем Испании, ряде стран Восточной Европы (а позднее и Азии) - сложились политические режимы, обладавшие целым комплексом сходных признаков. Провозглашая разрыв с традициями прошлого, обещая построить на его руинах новый мир, привести народы к процветанию и изобилию, эти режимы обрушили на них террор и репрессии, втянули мир в череду кровавых войн.

Режимы, получившие название тоталитарных, постепенно сошли со сцены. Важнейшими вехами крушения тоталитаризма были 1945 год, когда потерпела крах такая его форма, как фашизм, и 1989-1991 годы, когда тоталитарные режимы в Восточной Европе, а затем и в СССР, постепенно претерпевавшие эрозию после смерти И. В. Сталина, рухнули окончательно.

Что же представлял собой тоталитарный феномен? Как осуществлялась власть? Почему эти режимы просуществовали так долго? Можно ли найти модель тоталитарной системы? Однозначных ответов на эти вопросы современная политическая наука не дает.

 Из истории термина "тоталитаризм".

Само понятие "тоталитаризм" вошло в обиход в научной литературе Запада в конце 30-х годов нашего века. Например, "Энциклопедия социальных наук", изданная в 1930-1935 гг. , не содержит этого термина. Уже в самом начале тоталитаризм однозначно отождествлялся с фашизмом и коммунизмом, рассматривавшихся как два его различных ответвления.

Термин "тоталитаризм" стал употребляться для обозначения фашистского режима в Италии и германского национал-социалистического движения еще в 20-е годы. С 1929 года, начиная с публикации в газете "Таймс", его стали применять и к политическому режиму Советского Союза.

Из политической публицистики этот термин входит в научный оборот для характеристики фашистских режимов и Советского Союза.

На симпозиуме, организованном Американским философским обществом в 1939 году, впервые была сделана попытка дать научную трактовку тоталитаризму. В одном из докладов он был определен как "восстание против всей исторической цивилизации Запада. "[8] .

Вторая мировая война, а затем разгром фашистских режимов и начало "холодной войны" дали новый импульс теоретическому осмыслению тоталитаризма.

В 1952 году в США была проведена конференция, посвященная этому социальному феномену, где был сделан вывод, что "тоталитарным можно назвать закрытое общество, в котором все – от воспитания детей до выпуска продукции контролируется из единого центра"[9].

Спустя несколько лет вышел ряд фундаментальных работ на эту тему, важнейшими из которых являются: книга Х. Арендт "Происхождение тоталитаризма" и совместная монография К. Фридриха И З. Бжезинского "Тоталитарная диктатура и автократия".

Авторы последнего исследования предлагают для определения "общей модели" тоталитаризма пять признаков:

· единая массовая партия, возглавляемая харизматическим лидером;

· официальная идеология, признаваемая всеми;

· монополия власти на СМИ(средства массовой информации);

· монополия на все средства вооруженной борьбы;

· система террористического полицейского контроля и управления экономикой.[10]

Концепция Фридриха и Бжезинского, получившая в историографии название "тоталитарный синдром", оказала большое влияние на последующие исследования в этой области. В то же время неоднократно указывалось на несовершенство их формулы, что, впрочем, признавали и сами авторы.

Сложность создания приемлемой концепции привела к критике самой идеи моделирования тоталитаризма, основные положения которой сводились к следующему:

· с помощью концепции тоталитаризма нельзя исследовать динамику процессов в социалистических странах (Г. Гласснер);

· не бывает целиком контролируемой или неконтролируемой системы (А. Кун);

· модели тоталитаризма нет, так как взаимоотношения между отдельными ее элементами никогда не были разъяснены (Т.Джонс);

· тоталитарная модель игнорирует "источники общественной поддержки " тоталитаризма в СССР(А. Инкельс).

Однако поиск оптимальной модели продолжается по сей день.

Абсолютная концентрация власти и отсутствие разделения властей в тоталитарном государстве.

Отталкиваясь от результатов анализа, прежде всего тоталитарных структур гитлеровской Германии и сталинского СССР, которые можно назвать "тоталитарным максимумом"[11], выделим пять основных признаков тоталитаризма. Поскольку в настоящем исследовании мы исходим в первую очередь из анализа "тоталитарного максимума", то и все эти признаки являются в определенной степени идеальными и проявляются в различных тоталитарных режимах в неодинаковой степени, вплоть до тенденций.

Итак, первый признак - абсолютная концентрация власти, реализуемая через механизмы государства и представляющая собой этатизм, то есть вмешательство государства в экономическую и политическую жизнь страны, возведенное в высшую степень. Такая концентрация власти с точки зрения формы правления непременно представляет собой автократию, для которой характерны:

A.Соединение исполнительной и законодательной власти в одном лице при фактическом отсутствии независимой судебной власти.

B. Принцип "вождизма", причем вождь харизматического, мистического типа.

Рассмотрим подробнее пункт а).

Тоталитарное государство не могло и не может стать правовым, то есть таким, где суд не был бы зависим от властей, а законы реально соблюдались. Такого государства система не приемлет. Незыблемость суда и торжество законности неизбежно открывали путь появлению оппозиции.

Признавая формально гражданские свободы, тоталитарные режимы ставили одно, но решающее условие: пользоваться ими можно было исключительно в интересах той системы, которую проповедовали вожди, что означало бы поддержку их владычества.

Отсюда вытекала необходимость сохранения формы законности и одновременно монополии правления. Главным образом по этой причине законодательная власть не могла отделиться от исполнительной. При однопартийной системе это как раз и был один из источников, питающих произвол и всемогущество правителей. Точно так же практически невозможно было отделить власть полицейскую от судебной.

Так зачем в таком случае тоталитарная диктатура прибегала к закону, зачем прикрывалась законностью?

Кроме внешнеполитических и пропагандистских резонов немаловажно и то, что тоталитарный режим обязан был обеспечить правовые гарантии тем, на кого он опирался, то есть партии. Формально законы охраняли права всех граждан, но в действительности только тех, кто не попал в разряд "врагов народа" или "врагов рейха".

В силу вышеизложенного политические судебные процессы-инсценировки, где доминировал политический тезис; от суда требовалось уложить в рамки права заготовленный политический вывод о враждебных происках обвиняемого.

При таком способе судить важнейшую роль играло признание обвиняемого.

Если он сам называл себя врагом, тогда тезис подтверждался. "Московские процессы" -это наиболее гротескный и кровавый пример судебно-юридического фарса в коммунизме. Обычно политические процессы затевались по "разнарядке". Тайная полиция(НКВД, ГПУ, и др. ) получала число требуемых к аресту "врагов народа" и начинала действовать. Никаких доказательств не требовалось - нужно было лишь признание.

Работа полиции в СССР чрезвычайно упрощалась всемогущей 58-й статьей Уголовного Кодекса 1926 года. Она состояла из 14 пунктов. Но главное в этой статье было не её содержание, а то, что её возможно было истолковать "расширительно", "диалектически". Один пример - пункт 3 :"способствование каким бы то ни было способом иностранному государству, находящемуся с СССР в состоянии войны". Этот пункт давал возможность осудить человека за то, что, находясь под оккупацией, он прибил каблук немецкому солдату.[12] Но главный принцип коммунистического суда выражен в одной фразе председателя ревтрибунала г. Рязани (1919 г. ): "Мы руководствуемся НЕ ЗАКОНАМИ, а нашей революционной совестью. "[13].

Теперь подробнее о принципе "вождизма". Дело в том, что ко второму десятилетию ХХ века республика с ее демократическими институтами еще не стала привычной формой государственного устройства в большинстве промышленно развитых и развивающихся стран. Отдельные государства еще сохраняли монархию, а иные совсем недавно установили республиканский строй. Этим, по-видимому, и объяснялась тоска уставших от революционных потрясений и войны народов по подобной монарху политической фигуре как объединительном начале нации. И если в фашистской Германии фюрер смог заместить ушедшего императора Вильгельма II в душах немецких граждан, то в Италии Б. Муссолини этого сделать не смог, главным образом из-за существования в Италии всеми признанного монарха, хотя и не игравшего большой роли в итальянском обществе.

В Испании Ф. Франко через фалангу пытался возвыситься в общественном сознании испанцев до уровня свергнутого короля; однако это ему удавалось плохо. Придя к власти, Франко восстановил монархию, но ...без монарха. В 1945 году испанский король в эмиграции издал манифест, осудивший диктатуру, чем окончательно испортил отношения с Франко.

В сущности, тоталитаризм и монархия - взаимозамещающие системы, для которых "вождизм" не является чем-то пришедшим извне. Он возникает из низкого уровня развития демократического сознания и потребности людей в вожде как в символе единства нации, особенно в период национальной нестабильности.

Пример - принцип "фюрерства" в фашистской Германии. Фюрер стоит во главе государства и выражает его волю: сила государства исходит от фюрера. Верховный фюрер наделяет всех других фюреров определенными полномочиями в строго иерархическом порядке. Каждый из фюреров подчиняется своему непосредственному начальнику, но при этом, по сути, имеет неограниченную власть над своими подчиненными.[14]

Авторитет вождя, таким образом, зиждется не на осознанном доверии, и связь вождя с массами носит скорее мистический, личностный характер.

Однопартийная политическая система - средство осуществления политической власти в тоталитарном государстве.

Второй признак - однопартийная политическая система, не допускающая никаких иных политических организаций. Такая политическая система тесно связана с двумя моментами.

Во-первых, основой однопартийной политической системы обязательно становится монистическая-единая, господствующая идеология, исходящая исключительно от правящей партии и не терпящая никакой оппозиции или критики. В самой партии также поддерживается идейное единство.

Основным методом монистической идеологии является массовая оболванивающая пропаганда, базирующаяся на социально - классовой(СССР), расово - националистической (Германия) или религиозной (Иран времен аятоллы Хомейни) демагогии. В годы консервации режима руководящая роль партии была узаконена 6-й статьей конституции СССР.

Весь механизм власти был сведен к следующему:политические структуры - это исключительная привилегия партийцев, во всех остальных органах и учреждениях партийцы либо непосредственно хозяйничали, либо держали управление под своим надзором.

Достаточно было центру провести заседание или опубликовать статью, как мгновенно приводился в действие весь государственно-общественный механизм. А чуть где сбой, партия и полиция в кратчайшие сроки устраняли "неисправность"-отклонение от общего мнения.

В последующем подробнее будет рассмотрена коммунистическая партия, находившаяся у власти как в Советском Союзе, так и в странах Восточной Европы.

Коммунистическая партия партией особого типа являлась не только потому, что была централизованна, по-армейски дисциплинированна, стремилась к определенным целям и т. п.

Между тем лишь в коммунистической партии идеологическое единство, тождественность мировоззрений и взглядов были обязательны для всех без исключения членов, хотя данный императив касался скорее головных органов и высших инстанций партии. Тем, кто пониже, только формально было вменено в обязанность соблюдать единство, "блюсти идейную чистоту своих рядов"; их прямой задачей было выполнять решения. Однако и низы должны были усваивать взгляды вождей.

Во времена Сталина идейное единство, то есть обязательное философское и прочее, стало условием пребывания в партии. Единогласность стала законом для всех компартий.

Раз в любой партии власть сосредоточена в руках вождей и высших инстанций, то идейное единство как приказ несло с собой владычество центра над умами рядовых партийцев.

Прекращение всякой идейной борьбы в партии означало паралич свободы в обществе, так как общество целиком и полностью в ее власти, а внутри самой партии - ни проблеска свободы.

Идеологическое единство-духовная основа личной диктатуры, которую без него невозможно представить. Одно порождает другое.

Идеи - плод творчества отдельных людей, а приказной идейный монополизм, осуществляемый с помощью пропаганды и террора, придает этим идеям характер закона.

Устранение идейной разноголосицы в среде высших руководителей автоматически упразднило фракции и течения , а с тем и всякую демократию в коммунистических системах.

В коммунизме возобладал принцип "вождь знает все»: идеологами партии становились обладатели власти - партийной и прочей - вне зависимости от скудоумия таких лидеров. Получилось так, что надо было быть не просто марксистом , а марксистом в соответствии с предписаниями верхов, центра.

Коммунисты воспитывались на убеждении, что идейное единство, идейное подчинение есть неприкосновеннейшая из святынь, а фракция в партии - черное злодейство.

В борьбе за власть над умами не гнушались никакими средствами, широко применяли террор, запугивание, пропаганду или круговую поруку по обстоятельствам.

Конечно, Сталин знал , что Троцкий, Бухарин и Зиновьев никакие не иностранные шпионы или предатели социалистического отечества. Но нужно было свалить на кого-то вину за нерешенные вопросы, в частности продовольственный, благо они еще и "чистосердечно" признались, и устранить несогласных, инакомыслящих.

Идеологическое единство, прошедшее немало фаз и приобретшее на этом пути разнообразные формы, было самой отличительной чертой партии большевистского, коммунистического типа.

Во-вторых, однопартийная политическая система сопровождалась фактическим отсутствием демократических институтов, таких как парламент, Советы депутатов и др. , в результате чего достигалось тотальное отчуждение индивида от политической власти.

Индивид мог получить политическую власть только вступив в партию и "съев", "подсидев", то есть тем или иным образом устранив вышестоящего сотрудника, тем самым заняв его кресло.

Возможное существование некоторых общественных организаций ничего не меняло, так как они контролировались партийными и государственными органами. Примером могут быть созданные фашистами профсоюзы, основной задачей которых было внедрение идеологических мифов в массовое сознание и контроль за ним.

Отрицанием демократических институтов режим реализовывал важную задачу - ликвидацию тех промежуточных звеньев, которые стоят между индивидом и государством, в результате чего происходит полное поглощение индивида государством, превращение его в "винтик" огромной государственной машины.

Тоталитарный режим - детище ХХ века, так как в предыдущие годы техника не была столь развита, чтобы человек быстро получал и усваивал пропаганду идейного единства-поддержки режима. До ХХ века политическая деятельность была , как правило, уделом интеллигенции, грамотных слоев общества, умеющих через прессу и телеграф, почту обращаться к себе подобным. Научно-технический прогресс значительно расширил возможности общения.

Исключительная роль здесь принадлежит радио, повсеместное распространение которого позволило приобщить к политике широкие слои неграмотного населения, люмпен-пролетариат, что весьма расширило базу политической борьбы. Кто не умел читать, мог слушать. А когда был проведен ликбез, подключились и газеты.

Пропаганда шла по всем каналам: в первых классах начальной школы проходили ленинские уроки, по окончании года дарились книжки под названием "Из жизни В. И. Ленина", и будущий первоклассник, еще не выучив таблицы умножения, уже знал о том, каким хорошим пловцом был Владимир Ильич; в школьных учебниках (особенно по иностранному языку) муссировалась тема лучшей страны в мире - Советского Союза, ну а самая большая часть пропаганды приходилась на историю.

Широко практиковались различные фальсификации; в учебнике история представлялась как история победы КПСС аж со средних веков, разумеется, ничего не говорилось о"красном терроре", политзаключенных и голоде в период Советской власти.

По радио передавались бесконечные речи вождей, в газетах каждый день печатался портрет Сталина, в предисловиях любое произведение рассматривалось с точки зрения марксизма-ленинизма-сталинизма.

Пропаганда превращалась в воспитательный процесс. В лестнице октябрята - пионеры - комсомол - партия вышестоящие шефствовали, воспитывали нижестоящих.

Пропагандой и поддержкой общественно-политического движения, о котором позже, режим решал весьма важную задачу:взяв под практически полный контроль души граждан, он прививал людям тоталитарное сознание, готовность подчиняться идеям, идущим из центра.

Особо стоит сказать о роли церкви. Являясь более древним институтом , чем политические партии, обладая значительным весом в обществе, церковь стала тем камнем преткновения, который не позволял полностью подчинить душу индивида. Попытки тоталитарного режима устранить, или, по крайней мере, сотрудничать с ней не везде приводили к успеху. В тех странах, где церковь сохранила свои позиции (Италия, Испания), отрицательные последствия тоталитаризма были не столь глубоки, как там, где она была жестоко подавлена (Германия, Россия).

Общественно-политическое движение и атомизация общества - основа существования тоталитарного режима.

Третий признак - общественно-политическое движение, составляющее массовую социальную базу режима. К сожалению, в ранних концепциях тоталитаризма практически не рассматривалась роль самого народа в создании и функционировании тоталитарного режима.

Народные массы чаще выступали в облике несчастных жертв, бедных непротивленцев, являющихся объектом приложения тоталитарных сил. Некоторые исследователи советского тоталитаризма производят искусственное разделение общества на отдельные части.

С одной стороны, лидер-диктатор во главе единственной массовой политической партии, террористический полицейский контроль, сверхцентрализованная система управления, а с другой - страдающий, несчастный народ. Если первая часть буквально аккумулирует в себе страшные черты тоталитаризма, то вторая часть общества находится как бы в стороне, вызывая симпатии и даже любовь.

Известно, что в Германии и Италии установлению тоталитарных режимов предшествовали массовые движения, участники которых совершенно добровольно поддерживали и разделяли фашистскую идеологию.

Сталинские репрессии по свидетельству очевидцев воспринимались значительной частью населения сочувственно, на этот раз на режим работали также пропаганда и террор.

Советский опыт свидетельствует, что тоталитаризм всегда имел социальную опору в народе. Без нее он не мог бы так долго существовать и видоизменяться. Документальные кадры: делегат от доярок надрывно кричит и от имени колхоза имени Буденного требует смерти для "врагов народа". Казалось, каждый колхоз, фабрика, парикмахерская, столовая должны отметиться и потребовать "высшей меры"; лица требующих сменяются, но слова поразительно похожи.

Из западных исследователей первой обратила внимание на фактор общественно-политического движения Х. Арендт, которая считала, что тоталитарные режимы возникают на его базе[15].

Какова же роль тоталитарного ОПД ?

В характере тоталитарного режима фактор ОПД занимает определяющее место по следующим причинам.

Во-первых, именно через ОПД как социальную базу режима происходит формирование в общественном сознании "тоталитарной идеи".

Во-вторых, через ОПД достигается всеохватывающий контроль над всеми проявлениями общественной жизни, что и обеспечивает осуществление тоталитарного господства власти.

В-третьих, через ОПД тоталитарный режим внедряет мифы в общественное сознание, формирует позитивное отношение масс к тоталитарному режиму, тотализирует массы изнутри, а всех несогласных, неподдающихся уничтожают.

С ОПД связана также и атомизация общества.

Еще до прихода к власти тоталитарное движение строится на принципах предельной атомизации своих членов; сначала достигается верность движению, преобладание связей с движением над личными связями, а затем их полная утрата в пользу своего места в движении.

После установления тоталитарного режима атомизация распространяется на широкие слои общества с помощью аппарата устрашения, включающего в себя, кроме террора, также и газеты, радио; однако самый мощный эффект имеет развитая система доносительства и круговой поруки, закрепляющая таким образом эффект массовой тоталитарной пропаганды.

"В обстановке всеобщей взаимной подозрительности, когда лояльность режиму измеряется числом доносов, любые личные связи становятся обоюдоопасными. Элементарная осторожность требует отказа от тесных связей, чтобы не ставить близких людей в такое положение , когда они ценой спасения своей собственной жизни будут вынуждены погубить тебя.

В результате достигается предельно возможная атомизация общества, и любое несогласие с политикой тоталитарного государства [и с тоталитарной идеей ] либо раскол между индивидом и обществом сразу же ставит индивида вне закона. Единственной положительной чертой становится безусловная и неизменная преданность Движению со стороны каждого его члена."[16]

Итак, через ОПД атомизированного общества достигается эффект "слияния с властью"(власть доноса), несмотря на абсолютную отстраненность людей от нее , и как результат-"народ не безмолвствует, как в феодальных государствах прошлого, - нет, народ поет, кричит "ура" и рукоплещет казням. "[17].

И сам им способствует, добавим.

Теперь несколько слов о том, что такое тоталитарная идея. Тоталитарная идея заключает в себе основной ценностный критерий организации тоталитарного общества; именно тоталитарной идеей отличаются различные формы тоталитаризма .

В зависимости от основного ценностного критерия можно выделить три формы тоталитаризма.

Правой форме соответствует национальный критерий (фашистские режимы Гитлера, Муссолини и др. ).

Левой форме - классовый(социальный) критерий (сталинизм).

Религиозной форме-религиозный критерий организации общества(исламский фундаментализм в Иране периода Хомейни).

В то же время, пожалуй, это различие между формами все-таки не является принципиальным; по глубинной сути своей все тоталитарные режимы очень близки.

Признаки тоталитарного ОПД следующие:

· Цель Движения - установление диктатуры в какой-либо форме;

· обращение к силе в качестве главного инструмента для достижения цели, а отсюда - террористические потенции Движения;

· неприятие оппозиционных мнений, непримиримость к другим партиям, движениям;

· идея своего особого предназначения.

Террор - логическое продолжение тоталитарной пропаганды.

Четвертый признак - государственно организованный террор, основанный на постоянном и тотальном насилии. Основой тоталитарного режима может быть только всеобщая лояльность граждан, в обеспечении которой террор играет не последнюю роль, представляя собой логическое продолжение тоталитарной пропаганды.

Обращенная не к разуму, но к чувствам тоталитарная пропаганда , являясь по сути насилием над духом, подкрепляется насилием физическим. Двойной гнет разлагает личность, гасит ее мыслительные способности, оставляя место лишь почти непроизвольным рефлексам энтузиазма и страха.

Такое давление со стороны государства ликвидирует не только любую оппозицию, но и любую попытку к инакомыслию.

Террор нанес огромный ущерб нации, практически уничтожив ее генофонд: представителей интеллигенции, людей науки уничтожали как относящихся к буржуазии, как "социально-чуждых".

Очень точно описал атмосферу государственного террора С. Цвейг: "Систематически совершенствуемый, деспотически осуществляемый государственный террор парализует волю отдельного человека [ночное ожидание - а за кем пришли? а не за мной?-и никакой попытки к сопротивлению. ] , ослабляет и подтачивает всякую общность. Он въедается в души, как изнурительная болезнь, и ... вскоре всеобщая трусость становится ему помощником и прибежищем, потому что, если каждый чувствует себя подозреваемым, он начинает подозревать другого, а боязливые из-за страха еще и торопливо опережают приказы и запреты своего тирана. "[18] . А боязливым может стать практически любой - наказание за недонесение закреплено законодательно. Экономическая автаркия, государственное планирование и принудительный труд в тоталитарном государстве.

Пятый признак - экономическая автаркия при жесткой регламентации экономики и существенной доле внеэкономических форм принуждения.

Появление тоталитарных тенденций в общественном развитии было обусловлено выходом ряда стран из патриархального, феодального состояния и включением их в новую систему государств с развитой экономикой. При этом развивающиеся государства вступали в конфликт с уже развитыми, занимая подчиненное положение, подобное положению полуколоний. Отсюда стремление к экономической автаркии как залога независимоcти.

С точки зрения внутреннего развития тоталитарному режиму также требовалась жестко регламентированная, замкнутая на государство экономическая структура. Более того, стоящей у руководства группировке была необходима такая экономическая структура, которая не просто замыкалась на государство, но в значительной степени зависела от воли лидеров.

Коммунистические вожди , искренне убежденные в своем знании экономических законов, считали, что могут с научной точностью управлять производством.

В Германии автократическая форма власти, наводящая "железной рукой" "новый порядок" в стране, была для монополий предпочтительнее сложного механизма демократического государства.

И в Германии, и в СССР не терпящая никакой оппозиционной организации тоталитарная политическая структура, которая практически свела на нет роль профсоюзов(или они служили орудием пропаганды), позволяла эксплуатировать труд самыми изощренными способами.

Жесткая централизация и террор позволяли в Германии тесно связанным с режимом монополиям извлекать максимальные прибыли при минимальных издержках. А монополии благодаря финансовой помощи создавали для руководства фашистского режима экономическую базу.

Тоталитарным характером собственности, как и слишком значительной ролью, которую в экономике играла идеология, можно объяснить особую ситуацию с производителями при коммунизме. Свобода труда в Советском Союзе была ограничена сразу после революции, а полностью с ней было покончено в 1940 году.

Постоянно использовались трудовые лагеря, где в полной мере был использован голод как важнейший стимул к труду. Границ между лагерями и фабричным трудом практически не было.

Трудовые лагеря и разного рода "добровольные" трудовые акции, например субботники , обязательные сверхурочные, являлись тяжелейшей, крайней формой несвободного труда. Они могли иметь временный характер, сам же несвободный труд - явление при коммунизме постоянное, в зависимости от потребностей момента более или менее ярко выраженное.

Работник был поставлен в такое положение, что свой товар - рабочую силу он должен был продавать на не зависящих от него условиях без возможности найти другого, лучшего работодателя.

Партийная бюрократия, монопольно владея природными ресурсами, осуществляя политическую диктатуру, обрела право диктовать на каких и в каких условиях люди будут трудиться.

При такой системе невозможны свободные профсоюзы, а забастовки-явление исключительное.

Отсутствие забастовок коммунисты объясняли тем, что рабочий класс якобы находится у власти и опосредованно - через "свое" государство и "авангард" – КПСС – является собственником средств производства:таким образом, забастовки были бы направлены против него самого.

Настоящая причина в том, что партбюрократия располагала всеми ресурсами (и аппаратом подавления в том числе) и, главное, рабочей силой: любая эффективная акция против нее, если она не носит всеобщего характера, была трудноосуществима.

Забастовки - проблема скорее политическая , нежели экономическая. А в Советском Союзе проблем нет: именно для того чтобы скрыть их, произошел расстрел мирной демонстрации в Новочеркасске в 1962 году. Об этом не узнали бы, если б не А.И.Солженицын, рассказавший всему миру об этом.[19]

Как только все материальные богатства были сосредоточены в одних руках, возникла необходимость планирования. Центр тяжести планирования в любой коммунистической системе был на отраслях, имеющих решающее значение для политической стабильности режима. Ими были тяжелая и военная промышленность; им было подчинено все. Как следствие, возникала неизбежная несбалансированность и различные перекосы.

Идеологические и политические мотивы в большей степени, чем интересы национальной экономики как единого целого, являлись движущей силой коммунистического планирования.

Именно эти мотивы являлись доминирующими каждый раз, когда режим должен был выбирать между экономическим прогрессом, уровнем жизни народа и своими политическими интересами.