Практика показала, что, несмотря на обилие новелл в институте соучастия по действующему уголовному законодательству, многие вопросы правоприменения по отношению к различным формам совместной преступной деятельности вызывают определенные трудности, что свидетельствует о недостаточной проработанности ряда указанных норм, отсутствии их системного восприятия, внутренней противоречивости. Вместе с тем явление это представляется закономерным, как и сам процесс адаптации правовых норм к постоянно изменяющимся потребностям правоприменительной практики.

Самостоятельную и малоизученную проблему правоприменительной практики при реализации положений института соучастия образует конкуренция норм общей и особенной частей. Как справедливо указывает Л.В. Иногамова-Хегай, данный вид конкуренции имеет место при сочетании норм о неоконченном преступлении и норм о соучастии. "Нормы о приготовительных действиях, описанные в ст. ст. 208, 209, 210 УК, представляют собой частные случаи нормы о приготовлении, указанном в ч. 1 ст. 30 УК, т.е. являются специальными по отношению к общей", - пишет автор. И далее: "Действия, реально образующие покушение в случаях, предусмотренных Особенной частью уголовного закона, представляют собой оконченные самостоятельные преступления с усеченным составом. Нормы об этих преступлениях, конкретизирующие норму о покушении, предусмотренную как в общей ч. 3 ст. 30 УК, являются специальными. При квалификации указывается только норма Особенной части УК". Следует также согласиться с суждением автора относительно разрешения конкуренции норм о соучастии: "Конкуренция норм о соучастии возникает, когда в преступлении описаны признаки, в общем виде указанные в ст. 33 либо ст. 35 УК. Конкуренция действий исполнителя/соисполнителя, указанных в ч. 2 ст. 33 и статьях Особенной части УК, решена в самом уголовном законе. Коллизионное правило ч. 2 ст. 34 УК РФ устанавливает, что соисполнители отвечают по статье Особенной части без ссылки на ст. 33 УК. В статье Особенной части УК, подробно описывающей конкретные действия исполнителя/соисполнителя, закрепляется норма специальная, а в ч. 2 ст. 33 Общей части УК, в обобщенном виде указывающей на любые действия исполнителя, предусматривается норма общая". Как известно, в случае конкуренции общей и специальной норм правила квалификации преступлений предполагают приоритетность более специальной нормы. Именно этим правилом и следует руководствоваться правоприменителю при реализации норм Общей и Особенной части Уголовного кодекса, касающихся правовой оценки соучастия и его сложных форм.

В ряде случаев в процессе квалификации преступлений, совершенных в соучастии, правоприменителю необходимо решить вопрос о разграничении подстрекательства как вида соучастия от преступлений, объективная сторона которых в диспозиции сформулирована фактически как действия соучастника. Классическим образцом является диспозиция ч. 3 ст. 212 УК РФ, в которой речь идет о призывах к активному неподчинению законным требованиям представителей власти и к массовым беспорядкам, а равно призывах к насилию над гражданами. В данном случае следует указать на максимальное смысловое сходство призывов и вовлечения, склонения, подстрекательства. В данном случае речь вновь пойдет о конкуренции общей нормы (ч. 4 ст. 33 УК) и нормы специальной (ч. 3 ст. 212 УК), где также должно применяться правило квалификации о приоритете более специальной нормы. Кроме того, мы согласны с представленным в литературе суждением о том, что при совершении преступления группой лиц, группой лиц по предварительному сговору либо организованной группой квалифицировать фактически содеянное следует по соответствующим статьям Особенной части УК, предусматривающим в качестве квалифицирующего признака форму соучастия, без ссылки на ст. 35 УК РФ.

Деятельность преступных сообществ (преступных организаций) невозможна вне деятельности отдельных ее членов и групп, ее составляющих. Особое место в сложных формах соучастия занимает уголовно-правовая оценка деятельности организатора. Сходный с вышеописанным алгоритм имеет и конкуренция общей нормы об организаторе преступления (ч. 3 ст. 33 УК) и специальных норм, устанавливающих ответственность за создание вооруженного формирования, не предусмотренного федеральным законом, и руководство им (ч. 1 ст. 208 УК), создание банды и руководство ею (ч. 1 ст. 209 УК), создание преступного сообщества и руководство им (ч. 1 ст. 210), за организацию массовых беспорядков (ч. 1 ст. 212 УК) и др. В соответствии с ч. 3 ст. 33 УК РФ организатором признается лицо, организовавшее совершение преступления или руководившее его исполнением, а равно лицо, создавшее организованную группу или преступное сообщество (преступную организацию) либо руководившее ими. В нормах Особенной части действия организатора получают необходимую юридическую детализацию, становятся более конкретными в результате указания на определенные действия (организация массовых беспорядков, оказание вооруженного сопротивления представителю власти и т.д.) либо уточнения форм соучастия (создание банды в целях нападения на граждан или организации, а равно руководство ею и т.д.). Поскольку более полное описание действий организатора с конкретизацией цели, формы соучастия или самого характера деятельности содержится в нормах Особенной части УК, то именно они должны признаваться более специальными и применяться в случае конкуренции.

Данное правило квалификации также в основном воспринято правоприменительной практикой. Вместе с тем в отдельных случаях правоприменительные органы допускают квалификационные ошибки, связанные с усилением конкуренции за счет необходимости учитывать положения ч. 3 ст. 34 и ч. 3 ст. 33 УК, вступающими в конкуренцию с положениями ч. 1 ст. 209 УК РФ.

Поскольку действующий УК не предусматривает в качестве квалифицирующего признака совершение преступления преступным сообществом, а указывает лишь в отдельных составах на квалифицированный признак "организованной группой" (например, в рамках убийства, разбоя, вымогательства и т.д.), то следует рассмотреть вопрос о конкуренции такого квалифицирующего признака с иными нормами Уголовного кодекса. Так, определенную проблему для правоприменения представляет решение вопроса об уголовно-правовой оценке деяния организатора и руководителя организованной группы в случае совершения группой убийства или иного преступления, содержащего квалифицирующий признак совершения организованной группой. Представляется, что в конкуренцию вступают п. "ж" ч. 2 ст. 105 УК, ч. 3 ст. 33 УК и ч. 3 ст. 35 УК РФ.

На наш взгляд, норма об убийстве, обладающая особым квалифицирующим признаком, более детально описывает признаки совершенного преступления, охватывая как признаки самого убийства, так и признаки организованной формы преступной деятельности. Соответственно, п. "ж" ч. 2 ст. 105 более универсален в данном конкретном случае, именно эта норма и подлежит применению.

В ч. 5 ст. 35 УК РФ говорится, что другие участники организованной группы или преступного сообщества несут уголовную ответственность за участие в них в случаях, установленных соответствующими статьями Особенной части Уголовного кодекса. Из этого следует, что ответственность таких участников, как пособник и подстрекатель, возникает по статье Особенной части УК об участии в организованной группе или преступном сообществе (специальная норма) без ссылки на ст. 33 УК (общая норма). Приведенное положение является примером юридической фикции: традиционно считается, что участники организованной группы или преступного сообщества могут выполнять функции пособника, подстрекателя или исполнителя. В связи с тем что признаки организованной группы (или преступного сообщества) относятся и к объективной стороне состава преступления, участники таких сложных форм соучастия, фактически выполняя роли пособника или подстрекателя, юридически являются соисполнителями, совместно выполнившими часть объективной стороны состава в качестве членов такой группы (или сообщества).

Самостоятельную проблему квалификации представляет уголовно-правовая оценка организованных форм преступной деятельности.

В теории понятие организованной преступности достаточно разработано, подробно освещены методы борьбы с ее проявлениями. Однако в повседневной деятельности правоохранительных органов квалификация организованных преступных действий всегда сопряжена со значительными трудностями. Во многом это связано со сложностью разграничения организованных и неорганизованных групповых преступных действий, совершенных по предварительному сговору, так как всякий сговор предполагает определенные элементы организованности.

В научной литературе сделаны попытки разрешить квалификационные проблемы, связанные с оценкой признаков организованной группы. Так, Р.Р. Галиакбаров обоснованно указывает на существование подхода, позволяющего стабилизировать правоприменительную практику: "Прежде всего надо установить наличие признаков группового преступления, а лишь после этого определять показатели организованности группы, т.е. ее устойчивость. Иными словами, для того чтобы содеянное квалифицировать как совершенное организованной группой, следует установить наличие ее устойчивости и заранее состоявшегося объединения ее участников для совершения одного или нескольких преступлений, зафиксированного в известном единстве преступного намерения". Напомним, что к групповым преступлениям Р.Р. Галиакбаров всегда относит соучастие по предварительному сговору, разграничивая его по этому признаку от простых форм. Таким образом, правоприменителю предлагается следующий квалификационный алгоритм: 1) установить наличие предварительного сговора, разделения ролей и иных признаков, характерных для сложных форм соучастия; 2) установить наличие такого признака, как устойчивость группы.

Представляется методологически верным связывать начало квалификационного процесса именно с установлением признаков предварительного сговора и сопутствующего ему распределения ролей. Этот подход актуализирован в связи с тем, что на практике достаточно часто встречаются решения, в соответствии с которыми преступление признается совершенным организованной группой даже при неустановленном факте именно предварительного сговора (как мы уже отмечали, согласие хотя бы в минимальных формах имманентно присуще соучастию) и неустановлении факта отчетливого распределения ролей, происходящего до начала совершения преступления, т.е. на стадии подготовки к преступлению.

На наш взгляд, вменение органом предварительного следствия совершения преступления с применением признака организованной группы в данном случае есть не что иное, как частный случай объективного вменения, влекущего необоснованную уголовную репрессию. Несомненно, что при принятии решения о наличии признаков организованной группы при отсутствии доказанности предварительного сговора и отчетливого заблаговременного распределения ролей соучастников правоприменители руководствуются в большей степени не буквой уголовного закона, а социально-правовыми соображениями.

Проведенные нами исследования показывают, что квалификация преступлений по делам, направляемым в суд с вменением такого квалифицирующего признака, как совершение преступления организованной группой, как правило, получает существенную корректировку при вынесении приговора. Зачастую данный квалифицирующий признак вообще исключается судом из обвинения. Это происходит из-за неясности границ предмета доказывания при вменении данного признака, а именно: практически невозможно определить однозначно параметры устойчивости группы. Действующее законодательство дает чрезвычайно расплывчатое понятие организованных преступных проявлений и не считает необходимым раскрыть хотя бы основные их характеристики. Перед правоприменительной практикой стоит задача поиска формализованного критерия для толкования показателя устойчивости группы. Он должен быть четким и недвусмысленным, чтобы позволять точно разграничивать организованную группу с группой лиц, совершающих преступление по предварительному сговору.

В порядке обсуждения Р.Р. Галиакбаров предлагает в качестве формализованного критерия для расшифровки показателя устойчивости организованной группы использовать такой признак, как система совершения преступных посягательств: "Систематичность не сводится к повторению (неоднократности) преступления. Она уже предполагает большее число посягательств - три и более, отражающее антисоциальную направленность действий субъектов, серьезное возрастание уровня опасности объединения. Она фиксирует определенную линию поведения участников преступления, их укоренившиеся опасные наклонности. Вывод о систематичности делается на основе всей совокупной деятельности участников преступления. При этом не имеет значения, однотипные, однородные или разнородные посягательства совершает группа. Систематичность свидетельствует об организованном характере самой группы. Во всяком случае, любой факт совершения объединением трех преступлений или более уже жестко фиксирует его организованный характер, хотя такая группа может еще не стать преступным сообществом". Представляется, что данное предложение рационально по существу. На наш взгляд, законодатель вообще необоснованно отказался от критерия "систематичности" совершения преступлений. Разумеется, в УК 1960 г. и Уголовных кодексах более ранних периодов критерий систематичности имел несколько иную функциональную окраску. Будучи примененным законодателем при описании квалифицированных составов таких преступлений, как спекуляция, обман покупателей, уклонение от административного надзора, нарушение правил паспортного режима и т.д., он главным образом указывал либо на криминальный профессионализм субъекта, либо на особый характер устойчивости его антисоциальных установок. Однако в обобщенном виде критерий систематичности (т.е. совершения преступления три раза и более) указывает именно на устойчивый характер преступной деятельности, что в контексте групповой преступной деятельности выглядит как устойчивость группы лиц, объединившихся для совершения однородных или разнородных (на наш взгляд, это непринципиально) преступлений. Практическое применение уголовного закона в этой части было бы существенно облегчено, если бы данный прикладной критерий устойчивости подтвердил своим разъяснением Верховный Суд Российской Федерации. Разумеется, предлагаемый критерий устойчивости может характеризовать организованную группу лишь при наличии иных уголовно-правовых критериев сложных форм соучастия.

В настоящее время существуют также и трудности при квалификации преступлений, совершенных организованной группой в продолжаемых преступлениях, прежде всего экономического характера. Оценивая происхождение данной проблемы, А.И. Чупрова и С.И. Мурзков пишут: "Во-первых, не всегда учитываются особенности группового способа посягательства в продолжаемых преступлениях. Во-вторых, похищаемое имущество (в преступлениях против собственности), извлеченный преступный доход, не уплаченный государству налог (в экономических преступлениях) находятся как бы в законном ведении виновных, поэтому зачастую трудно установить совместный с другими или личный характер общественно опасной деятельности виновного; трудно установить (а тем более доказать) содержание его умысла, в частности был ли умысел единым (охватывал все эпизоды) или самостоятельным в каждом эпизоде преступления; охватывалось ли сознанием виновного то обстоятельство, что единое преступление (будь то хищение или продолжаемое экономическое преступление), складывающееся из нескольких эпизодов, совершается по предварительному сговору нескольких лиц или организованной группой". Для того чтобы оценить содеянное соучастниками как совершенное организованной группой одно продолжаемое преступление, необходимо установить, что каждый из членов группы принял непосредственное участие либо во всех юридически тождественных эпизодах состава, образующих в совокупности одно преступление, или в некоторых эпизодах, или, хотя бы даже частично, в одном из них. Следовательно, при своей фактической неоднородности, различном внешнем проявлении общественно опасное поведение каждого участника должно обладать признаками непосредственного совершения преступления совместно с другими участниками организованной группы. В групповом продолжаемом преступлении виновные по намеченному, общему для всех, единому замыслу стремятся к достижению одного и того же преступного последствия, поэтому каждый отдельный эпизод оценивается как составная часть одного и того же преступления, совершаемого несколькими лицами. Таким образом, применительно к совместной преступной деятельности началом продолжаемого преступления следует считать время, когда соучастники выполняют первый из преступных актов, направленных к общей цели и охватываемых единым умыслом. Моментом окончания группового продолжаемого преступления является либо совершение преступниками последнего акта, либо выполнение последнего действия исполнителем в совокупности с предшествующими деяниями, составляющими единое продолжаемое преступление.

На практике данная проблема, к сожалению, не получила единого приема разрешения. Более того, при квалификации продолжаемых преступлений экономического характера допускаются грубые квалификационные ошибки, связанные с оценкой даже и самого соучастия, не говоря уже о его организованной форме.

Выводы по 2 главе

Развитие и видоизменение той или иной формы соучастия в процессе ее существования и функционирования, на наш взгляд, представляет самостоятельную проблему квалификации сложных форм соучастия.

Отсюда возникает несколько логичных выводов: 1) термин "умышленное" повторен в определении соучастия дважды совершенно неоправданно, подобное можно было бы признать при абсолютно полном выведении действий соучастников и их результата вместе с объективной связью за пределы преступления, что означало бы ликвидацию последнего; именно поэтому в указанном дублировании нет ни малейшего смысла; 2) предложенное в законе определение соучастия очевидно некорректно в связи с отражением в нем одних и тех же факторов под двумя наименованиями; 3) на основании сказанного более точным было бы следующее определение соучастия — "соучастием признается умышленное совместное совершение преступления несколькими (двумя или более) лицами".

Заключение

Подводя итог дипломной работы, хотелось бы сказать, что проблема соучастия в уголовном праве Российской Федерации выходит на новый виток своего исследования. И это в первую очередь связано с развитием в жизни нашего общества организованной преступности. Задача решения этой проблемы стоит как перед законодателем и наукой, так и перед практическими работниками.

1. УК РФ 1996г. определяет соучастие как "умышленное совместное участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления" (ст.32).

Определение понятия соучастия включает в себя наиболее типичные признаки данного института. К таковым относятся: участие в одном и том же преступлении двух и более лиц; совместность их участия в преступлении; умышленный характер деятельности соучастников.

2. В теории уголовного права при характеристике признаков соучастия их принято делить на объективные и субъективные. Объективные признаки это признак множественности субъектов, признак совместности деятельности соучастников. С объективной стороны соучастие совершается путем активных действий, но не исключается возможность совершения преступления и в форме бездействия, когда договоренность об этом была достигнута до момента окончания преступления. Субъективные признаки включают: единство умысла соучастников; соучастие только в умышленном преступлении.

3. Действенная борьба с преступностью немыслима без точного отражения в уголовном законодательстве реального уровня общественной опасности типично повторяющихся поступков людей. Современное состояние преступности, те реальные угрозы, которые она создает для национальной безопасности страны, требуют обсуждения и решения проблемы построения научно и криминологически обоснованной, внутренне согласованной системы норм института соучастия в преступлении.

Отсюда возникает несколько логичных выводов: 1) термин "умышленное" повторен в определении соучастия дважды совершенно неоправданно, подобное можно было бы признать при абсолютно полном выведении действий соучастников и их результата вместе с объективной связью за пределы преступления, что означало бы ликвидацию последнего; именно поэтому в указанном дублировании нет ни малейшего смысла; 2) предложенное в законе определение соучастия очевидно некорректно в связи с отражением в нем одних и тех же факторов под двумя наименованиями; 3) на основании сказанного более точным было бы следующее определение соучастия — "соучастием признается умышленное совместное совершение преступления несколькими (двумя или более) лицами".

4. Используя классификацию соучастия, можно сформулировать норму, регламентирующую понятие, формы и виды соучастия, и предложить новую редакцию статьи 32 УК:

"Статья 32. Понятие, формы и виды соучастия в преступлении

1. Соучастием в преступлении признается умышленное совместное непосредственное либо иное, указанное в настоящем Кодексе, участие двух или более лиц в совершении умышленного преступления.

2. Соучастие в преступлении может быть сложным (с распределением ролей) либо соисполнительством в составе группы без предварительного сговора, по предварительному сговору или организованной группы, а также в форме организованной преступной деятельности в виде преступного сообщества (преступной организации)".

5. В связи с нечеткой законодательной формулировкой признака группы лиц по предварительному сговору (часть 2 ст. 35 УК РФ), предлагается в названной норме указать, что "преступление признается совершенным группой лиц по предварительному сговору, если в нем участвовали два или более исполнителя, заранее договорившиеся о совместном совершении преступления".

6. Предлагается внесении изменения и дополнения в Уголовный кодекс Российской Федерации следующего содержания в ст. 35 УК РФ "Преступление признается совершенным преступной организацией, если оно совершено устойчивым законспирированным объединением трех и более лиц либо нескольких организованных групп, созданным для осуществления преступной деятельности.

Преступление признается совершенным особо опасной преступной организацией, если оно совершено устойчивым законспирированным объединением трех и более лиц либо нескольких организованных групп, созданным для совершения одного или нескольких особо тяжких преступлений, посягающих на жизнь, здоровье, свободу, половую неприкосновенность человека, а также на общественную безопасность, основы конституционного строя и безопасность государства, мир и безопасность человечества".

Необходимо разработать и осуществить целый комплекс мер правового, организационно-тактического и иного характера. Из этого следует, что наиболее важным моментом является укрепление законодательной базы, и прежде всего, уголовного закона.