В сентябре 1943 г., сразу после оккупации, Смоленская епархия была соединена с Калининской (Тверской), которые возглавил архиепископ Калининский и Смоленский Василий (Ратмиров).[131] Личность этого Владыки очень неоднозначна: в 1922-1941 гг. – состоял в обновленчестве, был членом обновленческого синода и в сане митрополита занимал Курскую кафедру, после чего отказался от сана и был делопроизводителем обновленческого синода в звании мирянина, а в 1941 г. принес покаяние и был принят митрополитом Сергием в церковное общение в сущем сане, так как скрыл тот факт своего отречения от сана. Д.В. Поспеловский в своей книге “Русская Православная Церковь в XX веке” пишет, что по свидетельству одного из достойнейших священнослужителей Московской патриархии, рукоположенного архиепископом Василием (Ратмировым), последний был нравственно разложенной личностью, но своими высокопоставленными связями немало помогал и существованию приходов, и спасению из рук НКВД священников.[132] Однако, на Смоленской кафедре архиепископ Василий пробыл только один год, в сентябре 1944 г. он был назначен в Минскую епархию, в 1946 г. – временноуправляющим Брестской епархией, а в 1947 г. Владыка Василий мирно скончался.[133] За все время архиерейского служения в качестве архиепископа Калининского и Смоленского, Василий в Смоленске практически не был, в связи с чем жизнь и управление Смоленской епархии шло самотеком.[134]

В ноябре 1944 г. Смоленскую кафедру занял епископ Смоленский и Дорогобужский Сергий (Смирнов).

Епископ Сергий (в миру Александр Викторович Смирнов) родился 19 августа 1883 г. в Санкт-Петербурге в семье диакона. По окончании Санкт-Петербургской Духовной семинарии в 1908 г. был учителем начальной школы. В сентябре 1910 г. его посвятили в сан диакона, а затем, в этом же году, - во пресвитера. С этого времени по 1939 г. служил в различных приходах Петербургской, впоследствии Ленинградской, епархии пока не ушел за штат. В 1941 г. эвакуировался из Ленинграда в Иркутск, где работал каталогизатором в научной библиотеке Иркутского Государственного университета. По возвращении из эвакуации служил на приходах Калининской епархии. 20 июля 1944 г. прибыл в Москву по приглашению патриархии. 16 ноября 1944 г. в Москве состоялось пострижение отца Александра в монашество с именем Сергий, 19 ноября он был хиротонисан во епископа Смоленского и Дорогобужского.[135]

На этом поприще Преосвященный Сергий понес много трудов по восстановлению церковной жизни, приостановившейся после оккупации. Его патриотизм был отмечен Советским правительством, удостоившим епископа Сергия медали “За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 годов”.[136]

Как уже отмечалось, власти вовсе не желали восстановления мощной церковной организации. Это ярко проявилось в вопросе открытия храмов. 28 ноября 1943 г. Совнарком принял постановление, согласно которому ходатайства верующих сначала рассматривались местными органами, в случае их одобрения пересылались в Совет по делам Русской Православной Церкви, а затем снова в Совет.[137]

Такая процедура делала открытие новых храмов весьма сложным и практически невозможным. Так, в 1944 г. верующими разных районов Смоленской области было подано 26 ходатайств об открытии церквей, в 1945 г. таких ходатайств было подано 46, но ни одно из них удовлетворено не было.[138] При этом практически всегда причины отказа в открытии храмов были одного типа. Например, Исполнительный комитет Смоленского областного совета депутатов трудящихся отклонил ходатайства верующих об открытии церквей: в с. Соколино Сычевского района “ввиду близости действующей церкви, расположенной от села Соколино на расстоянии 8-9 километров (г. Сычевка) и использования церковного здания под хранилище селекционного льносемени Сычевской льностанции, которая произвела соответствующее переоборудование церковного здания”[139], в селе Покров Гжатского района “ввиду того, что бывшее здание Покровской церкви переоборудовано под клуб, библиотеку и читальню”[140], в с. Потапово Гжатского района “ввиду малочисленности верующих и близости действующей церкви, расположенной от села Потапово на расстоянии 5 км (с. Баскаково)”[141], в с. Шумячи Шумячского района “ввиду близости действующей церкви, расположенной от села Шумячи в 6-8 километрах (с. Заселье), принимая во внимание разрушенность церковного здания… и малочисленность верующих в селе Шумячи, которые не в состоянии будут восстановить разрушенное здание”[142], в совхозе “Вонлярово” Смоленского района “в связи с тем, что церковное здание расположено на территории дома отдыха областного партийного актива”[143] и т.д. Также нужно сказать, что были случаи отклонения ходатайств верующих об открытии церквей самим правящим архиереем[144], что на первый взгляд кажется странным, однако, учитывая то, что епископ самостоятельно не мог принять ни единого важного решения без ведома уполномоченного, постоянно находясь под его давлением, все вопросы и сомнения исчезают сами собой. Так, архиепископом Василием в 1944 г. было отклонено 6 заявлений[145], а в 1945 г. епископом Сергием было отклонено 14 заявлений об открытии церквей: в с. Спас-Преображенье Краснинского района, в селе Сельцо Гжатского района, в селе Шуи Екимовичского района, в селе Мозжерово Новодугинского района, в селе Новоселья Смоленского района, в селе Петропавловское Шумячского района, в селе Величево Тумановского района[146], а также в селе Коробаново Смоленского района, в городе Дорогобуже, в селе Буде-Печерское Хиславичского района и Покровской церкви г. Смоленска[147]. Причины отклонения ходатайств об открытии храмов, по всей видимости диктовались епископу уполномоченным, а потому и были похожи на те, которые приводил Исполнительный комитет: об открытии храма в г. Шуе Екимовичского района “…так как храмовое здание совершенно разрушено”, об открытии храма в с. Шумячи Шумячского района – “…ходатайства верующих об открытии храма в с. Шумячи, то нахожу, что 1) при настоящих технических условиях, 2) близости в 8 км соседнего храма в селе Новое-Заселье, где имеется добрый и скромный пастырь и, наконец, 3) отсутствие подходящих кадров заставляет доброе намерение верующих граждан с. Шумячи отложить на будущее время”[148] и т.д.

Таким образом, за период с 1944-1945 гг. в Смоленской епархии новых храмов открыто не было. Кроме этого, в связи с переходом ряда районов Смоленской области в другие вновь образовавшиеся области, численность приходов Смоленской епархии в 1944 г. сократилась.[149] Так, к Калужской области отошли следующие районы, в которых имелись действующие храмы: Износковский район, с. Захарьевское, город Сухиничи, город Козельск, город Спас-Деменск, город Мещевск, Козельский район, с. Нижние Прыски. Кроме этого, после оккупации некоторые храмы Смоленской епархии перестали действовать: в Смоленске – Тихвинский, Всехсвятский, Гурьевский; ряд храмов в Вязьме. Скорее всего, это было вызвано тем, что данные церкви были повреждены или частично разрушены при отступлении немцев. Таким образом, к концу 1945 г. в Смоленской епархии действовало 58 храмов. Из них 48 – в районах Смоленской области и 10 в городах: в Смоленске – 2, в Демидове – 2, в Вязьме – 1, в Сычевке – 1, в Гжатске – 1, в Рославле – 3.

При этом храмы не пустовали. Весьма высокая посещаемость отмечалась в городах. Так, в Смоленске в праздники Рождества, Крещения и другие количество молящихся доходило от 3 до 5 тысяч человек, в воскресные дни от 300 до 500 человек, в будние дни – от 50 до 100 человек. Очень часто, в день крестилось по 25-30 человек.[150]

Говоря о состоянии приходов в это время, следует отметить факт их большого обложения налогами со стороны ОБЛФО. Об этом свидетельствуют заявления духовенства и верующих на имя уполномоченного о снижении подоходного налога. Так, за период с 1944-1945 гг. поступило 13 заявлений подобного рода. Но в большинстве случаем, пребложение налогом так и не производилось.[151]

К концу 1944 г. в Смоленской епархии было 49 священников, 6 диаконов, 8 псаломщиков.[152] К концу же 1945 г. число священников составляло 50 человек.[153] Из них в возрасте от 37 до 50 лет – 9 человек, от 50 до 60 лет – 12 человек, от 60 до 70 лет – 17 человек, от 70 лет до 81 года – 10 человек. [154]

Среди духовенства преобладающее большинство составляли лица, имевшие духовное образование, так Духовную семинарию окончили 17 человек, Духовное училище – 10 человек, высшее светское образование имел 1 человек, учительскую семинарию – 1 человек, мужскую гимназию – 1 человек и 11 человек имело начальное образование.[155] Таким образом, основную часть священнослужителей в те годы составляли грамотные пастыри.

Говоря, о духовенстве того времени, возникает вопрос о судьбе тех священников, которые служили на приходах Смоленской епархии в оккупационный период. Трудно дать однозначный ответ на этот вопрос. Исходя из многочисленных документов фонда уполномоченного на примере протоиерея Тимофея Глебова, протоиерея Всеволода Корицкого, священника Виктора Никитского и других, видно, что таковые священники репрессиям не подвергались, по-прежнему продолжали служить на приходах Смоленской епархии.

Но это касается только тех священнослужителей, которые не покинули пределов Смоленщины при отступлении немцев. Судьбу же духовенства, которое, по известным причинам, вынуждено было оставить Смоленск проследить еще гораздо сложнее. Однако, все же дальнейшую жизнь одного священника-протоиерея Николая Домуховского, настоятеля Спасо-Окопной Церкви удалось выяснить. Так, эвакуировавшись из Смоленска, протоиерей Николай в октябре 1943 года оказывается в Литве, где входит в юрисдикцию митрополита Литовского и Виленского Сергия, и назначается им вторым штатным священником Андреевской Церкви г. Ковно с поручением обслуживать лагеря русских беженцев. В 1946 году отец Николай находится в Чехословакии, где служит священником Николаевской Церкви в г. Праге и одновременно обслуживает религиозные нужды в русской колонии в г. Пильзене. В 1947 году протоиерея Николай архиепископом Пражским и Чешским Елевферием назначается настоятелем Владимирской Церкви в г. Моравская Острава. Но уже 7 мая 1949 года протоиерей Николай Домуховский был репрессирован военным трибуналом войск МВД Смоленской области и по статье 58-1а УК РСФСР приговорен к двадцати пяти годам лишения свободы. Однако, в 1956 году протоиерей Николай был освобожден и продолжил свое служение в Новгороде, а затем в Ставропольской епархии в г. Нальчике, где и скончался в 1978 году в возрасте восьмидесяти одного года[156].

В послеоккупационное время, была ликвидирована вся внехрамовская деятельность Церкви на Смоленщине. Уже не было преподавания Закона Божиего в школах, чтения религиозных докладов по радио, печатания церковной литературы, работы пастырских курсов, церковных библиотек. Епархиальный комитет по религиозно-нравственному просвещению более не существовал. С 1943 года Смоленская епархия вновь вступила в такое время, когда церковная жизнь была строго ограничена стенами храма. Все это происходило, не смотря на то, что многие священники, напротив, не стремились жить в отрыве от общества, но активно взаимодействовать с ним. Так, в отчете уполномоченного за IV квартал 1946 года говорится: “Церковная жизнь весьма активизируется в городах Гжатске, Рославле, Демидове и других. Например, в городе Гжатске священник Никитский любезно предложил директору Гжатского детдома свои услуги – взять шефство над детдомом, за что Никитский, как шеф, обещал перечислить 20 000 рублей денег из церковных сумм и в дальнейшем регулярно по мере надобности, будет оказывать денежную и материальную помощь, при условии разрешать Никитскому производить сборы населения в пользу Гжатского детдома. (…)

Большое желание имеют проникнуть в детские учреждения священники города Рославля – Корицкий и Измир, города Демидова – Ильинский и Полканов. Эти священники предлагают непосредственно детдомам услуги оказать материально-денежную помощь. Однако, некоторые руководители имеют неосторожность сами обращаться за помощью непосредственно к священникам, например: Областной отдел Мира обратился к епископу за оказанием денежной помощи на детей-сирот, Ельнинский район комсомола пытался просить священника Уваровской Церкви произвести сборы среди верующих на детей-сирот. Секретарь Сталинского РК ВКП(б) города Смоленска тов. Стародумов имел желание привлечь к участию в художественной областной олимпиаде соборный архиерейский хор. Соблюдая дипломатический такт перед соответствующей организацией, все эти желания были самоликвидированы своевременно”.[157] В подобном отчете уполномоченного за период 1 января – 1 апреля 1945 года отмечается: “… В городе Рославле служителями культа протоиереем Корицким В., священниками Семеновым и Колосковым было предложено председателю Горисполкома открыть детский дом на 15 – 20 детей погибших фронтовиков за счет средств, которые они обещали собирать с верующих…”.[158]

Все это говорит о том, что духовенство смоленской епархии не хотело уходить в изоляцию, а в свою очередь, некоторые общественные руководители, устав от тяжелых лет безбожия, обращались к Церкви. Но все эти усилия со стороны духовенства встречали отпор со стороны власти.

С 1944 г. Смоленская епархия включилась в так называемую патриотическую работу, которую Русская Православная Церковь начала проводить еще с января 1943 г., когда И.В. Сталин дал письменное согласие в ответ на просьбу Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия об открытии Церковью банковского счета, на который вносились бы деньги, пожертвованные на оборону страны. Именно в последнем – в сборе денежных средств и продуктов в пользу Красной армии и заключалась эта патриотическая работа. Однако, следует отметить, что в последствии государство стало весьма заинтересованным в таких пожертвованиях со стороны Церкви, и в связи с этим, взяло их под свой жесткий контроль: уполномоченные следили за тем как интенсивно проводится патриотическая работа в той или иной епархии, требуя об этом отчет от правящего архиерея, а денежные средства, зачастую, стали вноситься Церковью в фонды обороны и Красной армии анонимно.[159]

До ноября 1944 года, как отмечается в информационных докладах уполномоченного Митина, “…Вследствие отсутствия епископа*, церковно-патриотическая работа проходит не организованно, самотеком, по усмотрению служителей культа и церковных старост на местах. Сбор средств в фонд Красной Армии, на оборонную работу, на самолето- и танкостроение проходит от случая к случаю. Воззвание патриарха Сергия и другие материалы патриархии в частности организации церковно-патриотической работы до сведения духовенства и широких масс верующих не доводятся”.[160] Однако, как отмечает тот же уполномоченный Совета по делам РПЦ по Смоленской области Митин, “…С прибытием в Смоленскую епархию епископа Сергия Смирнова патриотическая работа начинает налаживаться. Епископом разосланы обращения митрополита Алексия Ленинградского и Новгородского по всем Церквам. Производится сбор средств в фонд обороны страны и на другие мероприятия оборонного значения: собрано за отчетный период** среди верующих 429 145 рублей. В том числе на оказание помощи детям фронтовиков 113 719 рублей, на строительство танков имени Дмитрия Донского 87 000, на самолетостроение 139 316 руб., в фонд обороны страны 89 116 рублей…”.[161] А в 1945 году Смоленская епархия еще более активно стала заниматься патриотической работой такого рода. Так, епископ Смоленский и Дорогобужский Сергий в своем годовом отчете о патриотической работе духовенства Смоленской епархии за 1945 год писал:

“В 1945 году произошли крупные события международного порядка, которые отобразили в народном сознании с большим порывом одушевления, - это окончание военных действий.

Церковь не могла пройти мимо этих событий и не отозваться на них своим вниманием. Соответствующие благодарственные моления, возглашением многолетием, произношением по моменту проповедей составляли ответственную патриотическую работу, указывая народу церковную точку зрения на эти события.

Телеграммы и сводка фактического материала по патриотической работе были своевременно представлены и в Патриархию, и в Облисполком.

Сборы в храмах производившиеся в фонд обороны, после 9-го мая заменили сборами на детей фронтовиков, которые до последнего времени производятся по всей епархии деньгами, облигациями и натурой. Натура в виде яичек, масла, полотна и других продуктов сдавались в ближайшие Госпитали, Детдома, Комитета Красного Креста, Сельсоветы и даже поезда с ранеными. Деньги – в ближайшие Конторы Госбанка под расписку.

Сделано распоряжение по церквам епархии об увековечении памяти павших воинов.

Продукты, особенно “красное яичко”, собирались в достаточном количестве, например, Смоленским Собором сдано в местный Госпиталь № 421 - 1 тысяча яиц, 18 кг. масла и много других продуктов питания.

Общиной Преображенской церкви г. Рославля было собрано и сдано в Рославльский детдом                          - 300 шт. яиц

в с. Баскаково Туманов. р. собрано  - 200 шт. яиц

в с. Корсики, Ершичского р.             - 912 шт. яиц

в с. Юрковщина, Хислав. р.,              - 480 шт. яиц

в с. Зарубенка, Касплянского р.        - 510 шт. яиц

в Монастырщине                                - 520 шт. яиц

в Хиславичах                                      - 127 шт. яиц

2000 руб. деньгами и более других мелких сборов было произведено по области, всего собрано 8 423 шт. яиц.

Деньгами наличными и облигациями за текущий год собрано 1 190 425 руб., а с прежде поступившими с октября месяца 1944 года 1 990 425 руб.[162]

Особенно в патриотической работе проявили себя следующие священники: протоиерей Михаил Соколов, благочинный Вяземского округа, собравший за 1945 год на патриотические цели 35 000 рублей, священник Петр Бородавский (с. Побухово Вяземского района), священник Иоанн Коротков (с. Княжино Новодугинского района), священник Иоанн Любомирский (с. Дуброво Темкинского района), священник Иоанн Петр Вишневский (с. Пигулино Холм-Жирковского района), священник Владимир Городецкий (с. Ректы Дорогобужского района), священник Илларион Кузьменко (с. Монастырщина Монастырщинского района), священник Владимир Егоров (с. Печерск Смоленского района), священник Николай Валюженин (с. Шестаково Кардымовского района), священник Александр Полканов (г. Демидов Благовещенская церковь), священник Федор Шевчин (г. Демидов). [163]

Все это говорит о том, что Церковь активно использовала возможность оказывать помощь своей армии и стране, еще раз показывая этими свое нежелание отчуждаться от нее.

Таково было положение Смоленской епархии в конце Великой Отечественной войны.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Несомненно, с началом Великой Отечественной войны начался новый этап во взаимоотношениях Церкви и государства. Однако, подводя итоги, следует заметить, что изменения, которые произошли в государственной религиозной политике во время войны оказались небольшими.

Сравнивая положение Смоленской епархии в оккупационное время и после освобождения, нужно сказать, что немецко-фашистские захватчики, несмотря на то, что в их планах русский народ, а вместе с ним и Русская Православная Церковь должны были быть уничтожены, не боролись с Церковью и не препятствовали возрождению религиозной жизни на захваченных ими территориях, в том числе и на Смоленщине. Созданная фашистами Смоленская городская управа, а также и их военная комендатура не мешали открытию храмов, совершению богослужений, внехрамовой деятельности, выразившейся в преподавании Закона Божиего в средних школах, чтении религиозных докладов по радио, организации пастырских курсов и многом другом. В связи с этим, городское и районное население Смоленской области, измученное годами безбожия, получило возможность вновь беспрепятственно посещать храмы, крестить своих детей, читать религиозную литературу и т.д.

Но, несмотря на это, отношения Церкви и немецких оккупантов были далеко не самыми лучшими. Последние не противодействовали возрождению церковной жизни на Смоленщине и, отчасти, способствовали этому отнюдь не с благородными намерениями, но с целью привлечь на свою сторону симпатии местного населения. Смоленское духовенство во главе с епископом Стефаном (Севбо), как и во многих других оккупированных областях, подобно заложникам, находилось в руках немцев, вынуждено было называть последних своими “освободителями” от богоборческого режима, способствовать росту их авторитета среди гражданского населения. Все это священнослужители Смоленской епархии, равно как и на других оккупированных территориях, делали лишь косвенно, давая понять населению, что вынуждены это делать не по своей воле. Об этом непререкаемо свидетельствует тот факт, который в настоящее время не подтвержден документально, что при Успенском соборе действовала подпольная группа священников-разведчиков во главе с иеромонахом Ювеналием Луниным. Поэтому непонятно, почему до сих пор имеют место тенденциозные заявления, особо распространявшиеся в советское время, о том, что якобы Церковь на оккупированных территориях, в том числе и на Смоленщине, становилась на сторону немецко-фашистских захватчиков.

Однако, с освобождением положение Смоленской епархии, как части Русской Православной Церкви, вовсе не улучшилось. Теперь Церковь оказалась заложницей советского режима. Но если в тяжелейшие годы оккупации Церковь на территории Смоленской области могла так или иначе хоть как-то свободно действовать, открывая новые приходы и активно проводя работу по религиозно-нравственному просвещению, что приводило к возрождению национального духа, то с восстановлением советской власти, она стала всеми силами притесняться со стороны последней и изолироваться ею от общества. В отношении Церкви в Советском Союзе в 1943 г. было установлено такое законодательство, которое не только делало практически невозможным открытие нового храма, но и даже любое действие епископа без ведома на то уполномоченного Совета по делам Русской Православной Церкви.

Таким образом, в отношении Церкви на территории Смоленщины, как одной из оккупированных областей, немецко-фашистскими захватчиками был установлен гораздо более мягкий режим, чем тот, который установила советская власть.

Такая политика Советского Союза к Церкви постепенно сводила на нет все то, чего достигла Смоленская епархия за оккупационный период.

ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА

ИСТОЧНИКИ