Выдвинутая М. С. Горбачевым на апрельском (1985 г.) пленуме ЦК КПСС программа обновления обветшавшей командно-административной распределительной системы «развитого социализма» на первых порах отличалась умеренностью. Главным лозунгом реформ провозглашался курс на всемерное ускорение социально-экономического развития страны на основе внедрения новых методов хозяйствования и использования новейших достижений научно-технического прогресса. По замыслу партийных реформаторов, предполагалось включить «дополнительные резервы и преимущества» социализма, повысить трудовую дисциплину на производстве (так называемый «человеческий фактор») прежде всего за счет усиления администрирования, эффективно использовать новейшие технологии в производстве и т. д. Новый партийный лидер призвал шире реализовывать накопленные материальные и финансовые ресурсы, обеспечить максимальную загрузку производственных мощностей, в том числе за счет введения многосменного режима работы, особенно в машиностроении, повысить качество производимой продукции, развивать рационализаторство, передовые формы и методы соцсоревнования и т. д. В стратегии «ускорения» социально-экономического развития была сделана ставка на традиционные для СССР способы подстегивания «социалистического энтузиазма» в сочетании с усилением командно-административного контроля и массированной финансовой накачки приоритетных отраслей народного хозяйства.

1985—1986 гг. стали периодом осуществления крупномасштабных кампаний и серьезных ломок административных структур управления народным хозяйством. Так, уже в мае 1985 г. вышло постановление Совета Министров СССР об усилении борьбы с пьянством и алкоголизмом (печально знаменитая антиалкогольная кампания), в рамках которой предусматривалось повышение розничных цен и одновременно резкое сокращение производства ликероводочной продукции. Осуществление «борьбы с пьянством» ударными темпами привело за 2 года к снижению производства вина и водки в стране вдвое, что резко снизило бюджетные поступления, создав к тому же сильное социальное напряжение, рост производства подпольных суррогатов и самогоноварения, что отрицательно сказывалось на здоровье населения. К числу других социальны] «кампаний» этого периода относились: широко разрекламированная программа «Жилье-2000» (апрель 1986 г.)[15] предусматривавшая полное решение в стране пресловутой «квартирного вопроса» и «школьная реформа», в рамках которой должна была осуществиться полная компьютеризация средней школы. К числу административных реорганизаций в управлении экономикой относились: создание в ноябре 1985 г. министерского «монстра» — Госагропрома путем слияния семи союзных министерств и ведомств, ведающих управлением сельского хозяйства; формирование исполнительной «вертикали» областных и районных агропромышленных объединений; введение в мае 1986 г. новой контролирующей инстанции за качеством производимой продукции — госприемки, обусловившей значительный рост бюрократического аппарата на всех уровнях.

Некоторые подвижки, отмеченные в экономике СССР в первый год реализации «стратегии ускорения» (прирост производительности труда за 1985 г. составил 1,3%), породили в новом руководстве страны иллюзию движения, надежду на всесилие командных рычагов в увеличении темпов промышленного развития. Эти настроения ярко отразились в утопизме принятых на XXVII съезде КПСС (март 1986 г.) планов экономического и социального развития страны до 2000 г., в соответствии с которыми промышленный потенциал СССР за 15 лет должен был увеличиться вдвое. Неосуществимость принятых съездом решений была предопределена. Внеэкономические методы интенсификации промышленного и сельскохозяйственного производства, не изменившие социальной природы общественного воспроизводства и основанные на инерции сложившегося бюрократического хозяйственного механизма, уже находившегося в кризисном положении, не могли привести к реальным изменениям в экономике. Более того, идеология «штурмовщины» на производстве, не подкрепленная новейшими технологическими разработками, объективно создавала предпосылки для техногенных аварий. В конце апреля 1986 г. произошла авария на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС, о которой, в силу традиционной «сверхсекретности объекта», советское руководство официально сообщило лишь через две недели[16].