II. Жизнь и судьба великого поэта
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

 «Она мне прислала письмо голубое...» —

Читала мне бабушка давней порою.

Читала, вздыхала, чуть-чуть забывала,

Ведь весен и зим пролетело немало

С тех пор, когда дедушка юной невесте

Читал эти строки. Ни был неизвестен

Поэт, написавший «Поэзу отказа»,

Но только стихи ей запомнились сразу

На всю ее долгую жизнь. И порою

Она декламирует: «Реют гобои ...»

И стало привычным ей чуждое слово,

В нем столько ушедшего и молодого.

...Почти тридцать лет уж, как деда не стало.

...Я сыну сегодня стихи прочитала.

ИРИНА БАРИНОВА

(«Читала мне бабушка...»)

 

Игорь Васильевич Лотарев — таково настоящее имя Игоря Северянина — родился 4(16) мая 1887 г. в Петербурге в семье военного инженера штабс-капитана Василия Петровича Лотарева. Его мать — Наталия Сергеевна — из дворянского рода Шеншиных. От первого брака с Г. И. Домонтовичем у нее была дочь Зоя (умерла в 1907 г.), которую Северянин нежно любил. Детские годы поэт провел в Петербурге, а в 1896 г., когда родители расстались, переехал вместе с отцом в Череповецкий уезд Новгородской губернии, где жили сестра и брат отца.

Учился Северянин в Череповецком реальном училище, но не закончил его. В 1903 г. отец уехал на Квантуй и взял с собой сына. Но поездка на Дальний Восток для Северянина оказалась недолгой, вскоре (в декабре 1903 г.) он вернулся в Петербург и поселился с матерью в Гатчине. Свои детские и отроческие годы Северянин описал в автобиографической поэме в стихах "Роса оранжевого часа" (1925).

Начало своей литературной деятельности поэт относил к 1905 г.: 1 февраля в журнале "Досуг и дело" было опубликовано его стихотворение "Гибель Рюрика", подписанное "Игорь Лотарев". Позднее именно эту дату он отмечал как начало литературного пути, хотя писать и печатать стихи в виде отдельных брошюрок начал значительно раньше.

Первые опубликованные стихи подписаны настоящей фамилией, а с 1905 г. появляется псевдоним "Игорь-Северянин", именно так, через дефис, подписывал поэт свои произведения, подчеркивая этим связь с любимым им севером России.

Своеобразный язык Игоря Северянина, манера письма складывались постепенно. В ранних произведениях слышны надсоновские и апухтинские мотивы, стихи 1904—1905 гг., включенные в первые брошюры, еще лишены индивидуальности, носят явно подражательный характер; стихи 1907—1908 гг. написаны под влиянием поэзии К. М. Фофанова, одного из поэтических кумиров Северянина, и только в брошюре "Интуитивные краски" (1909) появляются первые неологизмы.

Брошюры выходили небольшими тиражами — по 100 экземпляров, все за счет автора, и, в основном, рассылались по редакциям "для отзывов", которых, к сожалению Северянина, не было: стихи не воспринимались всерьез и лишь вызывали улыбки. С 1904 по 1912 год поэтом было выпущено 35 брошюр.

Первым его заметил К. М. Фофанов, с которым Игорь Северянин познакомился 20 ноября 1907 года. Эту встречу Северянин описал в автобиографическом романе "Падучая стремнина" (1922).

К. М. Фофанов не только оценил творчество молодого поэта, но и помог ему познакомиться с редакторами и издателями. Один из современников вспоминал: "Однажды Фофанов пришел в редакцию в сопровождении молодого, стройного, симпатичного человека, безбородого и безусого, держащегося со светской выправкой, скромно и спокойно...

— Познакомьтесь: Игорь Северянин. Поэт. Очень талантливый, очень талантливый, — заговорил своей нервной заикающейся скороговоркой Фофанов. ...Огромный и прекрасный талант, Фофанов был щедр на признание дарований в начинающих... Игорь Северянин платил ему явным обожанием". И действительно, Северянин нежно любил Фофанова, посвятил ему много стихотворений, отмечал годовщину их первой встречи и написал очень трогательное стихотворение на смерть поэта "Над гробом Фофанова" (сб. "Громокипящий кубок").

Северянин неоднократно повторял, что его учителя и любимые поэты — Мирра Лохвицкая и К. М. Фофанов. В одном из писем он писал: "Боготворю Мирру Лохвицкую, считая ее величайшей мировой поэтессой. Затем: я очень люблю Фофанова и Бодлера".

Но, несмотря на признание Фофановым поэтического дарования Северянина, редакторы не спешили печатать его стихи. Молчала и пресса.

На недостаток внимания начинающий поэт мог пожаловаться только до 1910 г. В тот год писатель И. Ф. Наживин отвез одну из брошюр Северянина — "Интуитивные краски" в Ясную Поляну и прочитал Л. Н. Толстому. Лев Николаевич сперва посмеялся, а затем как будто бы сказал: "Чем занимаются!.. Чем занимаются... Это литература! Вокруг виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство, а у них "упругость пробки". Это стало известно московской прессе. С. Яблоновский написал фельетон, "всероссийская пресса подняла вой и дикое улюлюканье" и сразу сделала Игоря Северянина известным на

всю страну: его стали ругать все кому не лень. Таков пролог "двусмысленной славы" певца сирени и весны. И, надо сказать, сам поэт явно способствовал этому. Не говоря уже о необычных словообразованиях, "салонно-будуарной", как ее часто называла критика, тематике стихов, внимание привлекали и заголовки, и оформление брошюр. Например: "Электрические стихи. Апофеозная тетрадь третьего тома". Внизу: "Столица на Неве. 1912. Предвесенье" — так обозначались место и год издания. На обложках печатались анонсы: "Начинающих поэтесс и поэтов, так часто обращающихся ко мне за советами, я с удовольствием принимаю по воскресеньям от —— до ——"; "Устроители концертов и читатели принимаются мною по пятницам от —— до ——"; "Интервьюеры могут слышать меня по субботам от —— до ——" и так далее.

Ш. Бодлер говорил, что удивление есть первый и существенный момент в восприятии художественных произведений. Стихи Игоря Северянина могли поразить, возмутить, рассердить, но на них обращали внимание: Северянина узнали, запомнили, им заинтересовались. К тому же далеко не все стихотворения в брошюрах — "новаторские". А. Измайлов считал, что в брошюрах были сердечные, нежные песни, — чудачества заслоняли их, и их не замечали. В "Интуитивных красках", например, — 15 стихотворений, но цитировали именно "Хабанеру II", которую раскритиковал Л. Н. Толстой.

В конце 1911 г. Северянин создал свою литературную "Интуитивную школу", "Вселенский Эго-футуризм", возвестив о ней изданием брошюры "Пролог Эго-футуризма". Была организована "Академия Эго-поэзии", выпустившая манифест Вселенского Эго-футуризма "Скрижали Эго-поэзии". По существу, это довольно наивная философия индивидуализма и эгоцентризма. Впоследствии поэт гордился, что его эгофутуризм зародился на несколько месяцев раньше, чем кубо-футуризм москвичей (Д. Д. Бурлюка, В. В. Маяковского, А. Е. Крученых и др.). У Северянина появились последователи, ученики, он стал признанным главой эгофутуристов, "мэтром", как он сам себя считал, но быстро охладел к своему детищу и уже в октябре 1912 г. в брошюре "Эпилог Эго-футуризма" заявил, что считает миссию эгофутуризма выполненной:

Я выполнил свою задачу,

Литературу покорив.

Тогда же он написал: "Я желаю быть одиноким, считаю себя только поэтом, и поэтому я солнечно рад". И действительно, больше он не примыкал ни к какой поэтической группировке. Но в сознании читателей он на долгие годы остался эгофутуристом со своими эгофутуристическими "эксцессами".

1911 год был удачным для поэта. Во втором номере журнала "Русская мысль" появилась статья В. Я. Брюсова с положительной оценкой стихов брошюры "Электрические стихи". Этот отзыв наверняка должна была заметить писательская среда. В том же году В. Я. Брюсов, лично не знакомый с Северяниным, прислал ему приветливое письмо и свои книги в подарок. Он же посоветовал Северянину подготовить к печати "большой" сборник стихотворений и устроил первое публичное выступление поэта в Москве в "Обществе свободной эстетики". "Заметил" Северянина и А. А. Блок. В конце того же 1911 года, также не будучи лично знакомым с начинающим поэтом, А. А. Блок прислал ему в подарок только что вышедший из печати сборник стихотворений "Ночные часы" с дарственной надписью: "Поэту — с открытой душой".

Третьим поэтом, после К. М. Фофанова и В. Я. Брюсова, сыгравшим большую роль в становлении Игоря Северянина как поэта, его признании и росте популярности, был Ф. Сологуб. В 1912 году в своем литературном салоне он представил петербургскому литературному миру Северянина и взял его с собой в гастрольную поездку. В 1913 году Сологуб написал трогательное, нежное предисловие к "Громокипящему кубку", первому сборнику стихотворений молодого поэта, что несомненно сыграло положительную роль в успехе книги. "Люблю стихи Игоря Северянина. Пусть мне говорят, что в них то или другое неверно с правилами пиитики, раздражает и дразнит, — что мне до этого! Стихи могут быть лучше или хуже, но самое значительное то, что они мне понравились", — писал Ф. Сологуб, веря в успех книги. А успех был ошеломляющий! "Громокипящий кубок" вышел в свет в 1913 году и за первые два года был издан семь раз, а за шесть лет выдержал 10 изданий. Высокую оценку получил этот сборник и у А. А. Блока и у В. Я. Брюсова, который назвал его "книгой истинной поэзии". В декабре 1913 года состоялся первый "поэзовечер" Северянина в зале Тенишевского училища. Позднее, в 1939 году поэт подсчитал, что всего за пять лет, с 1913 по 1918 год, он выступил около 130 раз, из них в Петербурге — 55, в Москве — 26, в Харькове — 10, в Тифлисе — 4 и во многих других городах.

Во второй половине 1913 года произошло некоторое сближение Северянина с кубо-футуристами, — 29 ноября он с В. В. Маяковским и А. Е. Крученых выступал в зале "Соляного городка", а в конце 1913 — начале 1914 года совершил с В. В. Маяковским и Д. Д. Бурлюком турне по югу России — Симферополь, Севастополь, Керчь.

В Керчи Северянин прервал свою гастрольную поездку и вернулся в Петербург. Причиной своего внезапного возвращения он называл эпатирующий эксцентризм кубофутуристов, которые обещали Северянину выступать в "обычных" одеждах, но не сдержали слова. Возможно, это было и так, а возможно, все было иначе: оба — и Северянин, и Маяковский — были молоды, оба увлечены одной девушкой... Так или иначе, с кубофутуристами произошел разрыв, они продолжили турне, а Северянин организовал свои новые гастроли совместно с критиком Виктором Ховиным и С. С. Шамардиной, которая читала стихи поэта, выступая под экзотическим псевдонимом Экслармонда Орлеанская.

Слава Северянина росла. Он был одним из первых поэтов, кто стал читать свои стихи перед большой аудиторией. Еще в 1910 году он писал:

 

Позовите меня,

Я прочту вам себя,

Я прочту вам себя,

Как никто не прочтет.

 

Чтением своих стихов он буквально завораживал публику. И те, кто еще два года назад осмеивали и освистывали поэта, теперь с восторгом принимали. На концерты было невозможно попасть, число поклонников росло с каждым днем. Зрителей увлекали и необычные слова озерзамки, грёзерки, и манера исполнения стихов. Надев маску "эстета-гения", всегда в черном строгом сюртуке, всегда с цветком в петлице невозмутимый и, якобы равнодушный к славе, нараспев читал, почти пел он свои стихи:

 

Элегантная коляска, в электрическом биеньи

Эластично шелестела по шоссейному песку.

 ("Июльский полдень")

 

Закончив чтение, удалялся: ни поклона, ни взгляда, ни улыбки публике. А публика неистовствовала, загипнотизированная его "пением".

К. И. Чуковский в своих знаменитых статьях о футуризме (1914) после критической оценки творчества Северянина не мог не отметить: "Все, что увидит или почувствует [Северянин. — Е. Ф.], у него претворяется в музыку, и даже эти коляски, кабриолеты, кареты, — ведь каждая в его стихе звучит по-своему, имеет свой собственный ритм, свой собственный стихотворный напев..."

На стихи Северянина писали музыку С. В. Рахманинов и М. Якобсон, О. Строк и А. Н. Вертинский. Всего было написано более 30 романсов. В 1930-е годы С. С. Прокофьев высказывал мнение, что у Северянина имелись "начатки" композиторского дарования, а в его стихах "присутствует контрапункт". Особенно восхищался он стихотворением "Квадрат квадратов".

В 1914 г. был издан второй сборник стихотворений Северянина "Златолира" (выдержал 7 изданий), в 1915 г. — "Ананасы в шампанском" (5 изданий), затем "Поэзоантракт" и "Тост безответный" (соответственно — 2 и 1 издания). Сборники были встречены критикой довольно прохладно: автора обвиняли в повторах, отсутствии вкуса, слащавости. Частично это объяснялось тем, что Северянин включил во второй и третий сборники свои юношеские стихи, написанные еще в 1903—1910 гг. Особенно обидела Северянина рецензия В. Я. Брюсова на "Златолиру", в которой он отмечал в стихах Северянина налет пошлости, отсутствие вкуса. Интересно, что стихам Игоря Северянина уделялось критикой такое внимание, что в 1916 г. был издан целый сборник статей о творчестве поэта, чего удостаивался далеко не каждый.

Но несмотря на обилие критических статей, число поклонников Северянина не уменьшалось. И как апофеоз его славы — выборы "короля поэтов". Еще в 1908 г. Северянин писал:

 

Я коронуюсь утром мая

Под юным солнечным лучом,

Весна, пришедшая из рая,

Чело украсит мне венцом.

("Сонет ")

 

А в 1918 г. его предсказания сбылись. 27 февраля на празднике поэтов в Политехническом музее Игорь Северянин "путем прямого и тайного" голосования был избран "королем поэтов". Второе место занял В. В. Маяковский, третье — К. Д. Бальмонт.

После выборов вышел сборник "Поэзоконцерт" (1918), обложка которого была украшена фотографией Северянина, его автографом и новым титулом.

Отныне плащ мой фиолетов,

Берета бархат в серебре:

Я выбран королем поэтов

На зависть нудной мошкаре.

("Рескрипт короля")

Надо сказать, что к своему титулу Северянин относился довольно серьезно и не раз использовал его во время выступлений в первые годы жизни в Эстонии.

И еще раз перед долгим замалчиванием имя Игоря Северянина появится в сборнике "Стихи 1918" (М.; Одесса, 1919) рядом с А. А. Ахматовой, А. А. Блоком, И. А. Буниным.

В марте 1918 г. Игорь Северянин навсегда покинул Россию, поселившись в Тойле, небольшом рыбацком поселке на берегу Финского залива. Северянину поселок был известен давно. Впервые он посетил его в 1912 г. В 1913 и 1914 гг. в Тойле снимал дачу Ф. Сологуб, и Северянин часто навещал его, а в 1914 г. он и сам впервые провел там два месяца, снимая дачу; там же он жил и летом 1915 г.

28 января 1918 г. Северянин перевез в Тойлу больную мать и гражданскую жену М. В. Домбровскую (именно эту дату он впоследствии будет называть началом жизни в Эстонии). Скорее всего поэт собирался просто "отсидеться" в тихом рыбацком поселке Эстляндской губернии, переждать продовольственные и другие "трудности". В "Заметках о Маяковском" он писал, что собирался к осени 1918 г. вернуться в Петроград.

Переехав с семьей в Тойлу, Северянин еще не один раз возвращается в Петроград и Москву и лишь в марте 1918 г. окончательно перебирается на берег Финского залива. Но в этом же месяце Эстония была оккупирована немцами, а в 1920 г. провозглашена Эстонская республика.

Игорь Северянин становится эмигрантом. Хотя сам он не считал себя таковым и в 1930 г. в беседе с полпредом Ф. Ф. Раскольниковым сказал: "... я не эмигрант и не беженец. Я просто дачник. С 1918 г.". Он и чувствовал себя дачником в маленькой, уютной, "еловой" Тойле с ее 76 озерами, красивыми лесами, тишиной и покоем; много рыбачил (Северянин был заядлым рыбаком), бродил по окрестностям.

Поэт довольно быстро включился в литературную жизнь Эстонии. Первое его выступление состоялось 22 марта 1919 года в Таллине, за ним последовали другие. В первые годы жизни в Эстонии Северянин активно публикуется в русскоязычных газетах: "Последние известия" (Таллин), "Сегодня" (Рига), "За свободу!" (Варшава) и др. В 1919 — 1923 годах одна за другой выходят 9 его книг: " Эстляндские поэзы" (1919), "Вервэна. Поэзы. 1918—1919" (1920), "Менестрель. Новейшие поэзы" (1921), "Миррэлия. Новые поэзы" (1922) и др. В 1919 году Северянин занялся переводами эстонских поэтов — переведенный им сборник стихотворений X. Виснапу "Атогез" был издан в 1921 —1922 годах в Москве. Всего им издано 6 сборников переводов эстонских поэтов.

В 1921 году он впервые выезжает за пределы Эстонии и выступает в Латвии и Литве. Год был насыщен и личными событиями: умерла мать Наталия Сергеевна Шеншина, в том же году он принял эстонское гражданство, а в декабре женился на молодой эстонской поэтессе Фелиссе Михайловне Круут, которая в течение 14 лет была верной спутницей поэта и помощницей в переводе эстонской поэзии (Северянин, прожив 23 года в Эстонии, так и не выучил эстонского языка). Неоднократно они вместе выступали на концертах. Сценическое имя жены Игоря Северянина — Ариадна Изумрудная. В 1922 году у них родился сын Вакх.

В первой половине двадцатых годов поэт много гастролировал: 1922 г. — Берлин, 1923 г. — Финляндия, 1924 г. — Германия, Латвия, Польша, 1925 г. — Германия, Латвия, Чехия и др. В 1922 году в Берлине произошла знаменательная встреча Игоря Северянина с В. В. Маяковским, которой они оба были рады. Северянин присутствовал на всех выступлениях В. В. Маяковского, и дважды они выступали вместе: в болгарском студенческом землячестве и в советском посольстве в день пятой годовщины советской власти. В посольстве Северянин читал "Весенний день", "Восторгаюсь тобой, молодежь" и был принят очень тепло. В. Маяковский и А. Б. Кусиков помогли Северянину продать его книги в издательстве "Накануне". В. В. Маяковский уговаривал вернуться на родину. Поэт и сам думал о возвращении, позднее он вспоминал: "В Берлине я, уговариваемый друзьями, хотел, не заезжая в Эстонию, вернуться в СССР. Но Ф. М. ни за что не соглашалась, хотя вся ее семья была крайне левых взглядов". Кроме того, в Тойле его ждал маленький сын, возможно, было страшно нарушать налаженную жизнь... А налаженная жизнь вскоре начала рушиться. Северянин терял своего читателя. Эмигранты его не очень-то жаловали: поэт неоднократно подчеркивал, что он "вне политики", вел себя независимо, не желал примыкать ни к каким политическим группировкам, выступать против Советской России. В его стихотворениях порой проскальзывали насмешки над русскими эмигрантами в Эстонии:

 

В этой маленькой русской колонии,

Здесь спасающей от беззакония

Свои бренные дух и тела,

Интересы такие мизерные,

Чувства подленькие, лицемерные,

Ищут все лишь еды и тепла.

("Поэза для беженцев", 1919)

 

Очевидно, что такое отношение не могло способствовать его популярности в русскоязычной эмигрантской среде маленькой Тойлы. Такое не прощалось.

Жили они с Фелиссой Михайловной очень уединенно, почти ни с кем не общаясь, много времени проводя на рыбалке. "... Всю весну, лето, осень неизменно ужу рыбу! Это такое ни с чем не сравнимое наслаждение! Природа, тишина, благость, стихи, форель!" — писал он в одном из писем. Время "ананасов в шампанском" прошло. Стихи становятся проще, лиричнее, пропадают столь характерные для раннего Северянина смелые неологизмы, новаторские словообразования, значительно реже звучат иронические нотки, много стихотворений посвящено природе любимой Тойлы. Изменилась и манера исполнения стихов: он перестал их петь, стал читать строже, значительно проще. В 1922—1925 годах Северянин пишет три книги в довольно редком жанре — автобиографические романы в стихах: "Падучая стремнина" (1922), "Роса оранжевого часа" (1925), "Колокола собора чувств" (1925). В них нет замысловатых неологизмов, экстравагантных сюжетов. Все чаще в его творчестве звучит тоска по Родине, мечта о возвращении домой. Еще в сентябре 1920 года в стихотворении "С утесов Эстии" он писал:

 

Я говорю себе: исходит срок,

Когда скажу я Эстии: "Прости, —

Весенний луч высушивает лужу,

 Пора домой. Сестра моя, расти".

 

В 1922—1923 гг. он получил два письма от А. М. Коллонтай, советского посла, своей троюродной сестры, которая, прочитав его автобиографический роман "Падучая стремнина", писала: "Мы с Вами, Игорь, очень разные сейчас. Подход к истории — у нас — иной, противоположный, в мировоззрении нет созвучия у нас! Но в восприятии жизни — есть много общего... Я люблю Ваше творчество, но мне бы ужасно хотелось показать Вам еще одну грань жизни — свет и тени неизмеримых высот, того бега в будущее, куда Революция — эта великая мятежница — завлекла человечество".  Смотри приложение №1

Северянин ответил стихотворением, которое заканчивалось такими словами:

Спасибо, дорогая Шура, Я рад глубокому письму. Изысканна его структура, А я ль изысков не пойму? Все, все, что тонко и глубоко Моею впитано душой — Я вижу жизнь не однобоко Вы правы: я Вам не чужой!

("Кузине Шуре", 1923)

В том же 1923 г. он писал о своей возможной поездке в Россию осенью, но поездка не состоялась. В середине 1920-х гг. Северянин создал целый цикл стихов о России, о Москве, которые вошли впоследствии в сборник "Классические розы" (1931).

 

И будет вскоре весенний день,

И мы поедем домой в Россию.

Ты шляпу шелковую надень:

Ты в ней особенно красива.

("И будет вскоре...", 1923)

 

И действительно он верил, что когда-либо он вернется "домой", но опасался, что ему не дадут визы, не будет возможности выступать и печататься в СССР, считал, что Советской России не нужны "лирики", а политикой он заниматься не желал.

С 1923 г. жизнь Северянина в Тойле начала меняться, все труднее стало находить литературный заработок, все чаще газеты не хотели печатать его стихи, а издатели публиковать уже готовые сборники. Так, в 1923 г. Северянину не удалось организовать ни одного поэтического вечера ни в Юрьеве, ни в Ревеле, "вернулся обескураженный людской черствостью и отчужденностью". Вечер же, состоявшийся в Везенберге в октябре 1923 г., дал 1500 марок убытку. А это означало безденежье, а порой и просто нищету. Именно с этого года начала материально поддерживать Северянина его верный друг и поклонница его таланта Августа Дмитриевна Баранова (1891—1975), жившая в те годы в Швеции. Поэт познакомился с ней еще в Москве, очевидно, в 1916 г., в этот же год он посвятил ей стихотворение "Поэза странностей жизни" ("Миррэлия", 1922).

Периоды безденежья перемежались с периодами взлетов, успеха, славы. Очень удачно прошли гастроли в 1924 г., в 1925 г. возобновилась его работа во многих издательствах, редакциях газет и журналов, выходят в свет два автобиографических романа "Роса оранжевого часа" (1925) и "Колокола собора чувств" (1925). Но в декабре 1925 г. в письме снова звучат грустные слова: "... В столе много рукописей для издания, в горле — голоса для эстрады, в груди — вдохновения для творчества. И все тщетно, ибо ничего никому в это гнусное реалистическое время не нужно".

С 1925 по 1931 год не вышло ни одного сборника стихотворений Игоря Северянина. Редки были публичные выступления.

За услуги по переводу и пропаганде эстонской поэзии иногда ему выделяли субсидии из государственного фонда. Но денег явно не хватало, жилось трудно, иногда приходилось питаться только хлебом и картошкой. В 1926 г. Северянину оказывал помощь С. В. Рахманинов.

В 1930—1931 гг. состоялись гастроли Северянина в Югославии, Болгарии, Чехословакии с многочисленными выступлениями, шумным успехом. Два концерта дал Северянин и в Париже. На втором из них, состоявшемся 27 февраля 1931 г., присутствовала М. И. Цветаева. Находясь под большим впечатлением от вечера, М. И. Цветаева даже написала Северянину письмо: "Вы выросли, Вы стали простым, Вы стали поэтом больших линий и больших вещей, Вы открыли то, что отродясь Вам было приоткрыто — природу, Вы, наконец, разнарядили ее..." Но Северянин этого письма не получил: в Париже он не задержался, и письмо не было отправлено. Смотри приложение №2

Хотя гастроли, по выражению Северянина, прошли "блестяще", дохода они принесли немного. Поэту по-прежнему не удавалось найти издателей для своих книг, редакции газет неохотно брали его стихотворения. Русская колония, считал он, "мстила" ему за былую независимость и насмешки, и теперь уже с грустью отмечал, что "русская колония в Эстонии отличается какой-то совершенно особой неотзывчивостью и бессердечием". Правда, и в эти годы Игорь Северянин не стремился к сближению с ней.

В 1932 г. поэт за свой счет издал сборник стихов "Адриатика", написанных под впечатлением от поездки на Балканы. И сам же распространял его, рассылая знакомым для продажи.

В марте 1933 г. Северянин предпринял полуторагодичную поездку по Югославии, Бессарабии, Румынии, Болгарии, где выступал с лекциями и концертами. Лишь в июле 1934 г. вернулся в Тойлу. Это были последние гастроли поэта. А в 1935 г. выходит последняя книга Северянина "Рояль Леандра". Его основной литературной работой становятся переводы эстонских поэтов (М. Ундер. Предцветье. Таллин, 1937; А. Раннит. В оконном переплете. Таллин, 1938; Г. Виснапу. Полевая фиалка. Таллин, 1939; А. Раннит. Стокгольм, 1940).

Особенно ухудшается материальное положение Северянина к 1936 г. В 1935 году он расстался с Ф. Круут и переехал с Верой Борисовной Коренди в Таллин. Здесь они жили только на зарплату В. Б. Коренди. Всплеск интереса к его творчеству вызвало 50-летие поэта в 1937 г. Удалось организовать несколько вечеров, правительство Эстонии назначило ему пожизненную пенсию в 8 долларов. Вынужденная жизнь в городе (В. Б. Коренди работала учительницей) для антиурбаниста Северянина была очень тяжела: он рвался за город, к столь им любимым рекам. В последние годы жизни поэт неоднократно менял место жительства: в 1937 г. они переехали в деревушку Саркуль, затем Усть-Нарва — изящный городок, который очень нравился поэту. Но средств к существованию не было, и опять смена места жительства — сырой, ненавистный Северянину Пайде, где В. Б. Коренди смогла получить место учительницы. Но заработка не хватало, и, чтобы иметь дополнительные средства к существованию, ей приходилось распространять книги Северянина: она ходила по домам, предлагая старые сборники стихотворений поэта. Порой и самому Северянину приходилось ходить по гостиницам, предлагая заезжим знаменитостям свои книги с автографами. Об этом вспоминал М. А. Чехов. Северянин часто болел, климат Пайде не подходил для его здоровья, но денег не было даже на лекарства.

В начале 1940 г., накануне 35-летнего юбилея творческой деятельности, в статье "Игорь Северянин беседует с Игорем Лотаревым о своем 35-летнем юбилее", поэт с горечью писал: "Вы теперь что-нибудь пишете?" — спрашиваю я, стараясь переменить тему. "Почти ничего: я слишком ценю поэзию и свое имя, чтобы позволить новым стихам залеживаться в письменном столе [...] Издателей на настоящие стихи теперь нет. Нет на них и читателя. Я пишу стихи, не записывая их, и почти всегда забываю".

Но все же Северянин не был забыт. В марте, в Таллине, в помещении клуба Черноголовых был торжественно отмечен его литературный юбилей. Артисты читали стихи юбиляра и пели романсы на его слова, и почти два часа поэт читал стихи из сборника "Классические розы".

1940 г. был годом надежд для Северянина: Эстония была присоединена к СССР, поэт приветствовал это событие, воскресли надежды вернуться к литературной работе. Началась переписка с Москвой и Ленинградом. Северянин посылал туда свои стихи, некоторые из них были напечатаны в журналах "Красная новь" и "Огонек". Он подготовил и послал своему давнему другу Г. А. Шенгели сборник последних стихов. В ответ Г. А. Шенгели писал: "Я не мог не порадоваться, читая Ваши стихи. Прежняя певучесть, сила, прежняя "снайперская" меткость эпитета. Какой Вы прекрасный поэт, Игорь Васильевич. И я больше чем уверен, что Вы еще направите "колесницу Феба зажечь стопламенный закат"! Вспомните Тютчева, который лучшие стихи написал под старость, а Вам до старости далеко: 53 года всего..." К сожалению, этот сборник стихотворений не был напечатан (возможно, помешала начавшаяся война). Несмотря на болезнь ( у Северянина было больное сердце), он был полон творческих планов, думал о скором возвращении на родину.

Но вернуться он не успел: Эстонию оккупировала гитлеровская Германия, а эвакуироваться Северянин не сумел.

Умер поэт 20 декабря 1941 г., похоронен на Александро-Невском кладбище в Таллине.


Мир знал его другим — в блестящей оболочке:

в глазах его ленца текла, как летний мед.

В кудрях сверкал пробор,

как молния средь ночи!

Одежда на плечах — укор журналу мод.

 

А нынче он, как сад, запущенный, заглохший.

В глазах его не страх — присутствие судьбы.

Он жив!

Хоть обречен, как загнанная лошадь.

Ему уже не встать, тем паче — на дыбы.

 

Нет, он не постарел за этот промежуток,

за свиток лет, что не встречались мы, —

он просто приустал

без прежних горьких шуток

и света возжелал! И вынырнул из тьмы.

 

Он медленно идет по лужам вдоль панели.

Небритое лицо купается в дожде.

И книга, как зверек, торчит из недр шинели, —

неизданный трактат о Вечной Красоте.




III. Псевдоним или амплуа?

 

Одной из довольно важных особенностей поэзии Северянина является его словотворчество. До сей поры, эта часть творчества поэта служила предметом рекламоподобных пародий, или была некой Гайд-паркской платформой, откуда критики Северянина растолковывали публике о том, что в сей платформе нет ничего такого… особенно дурного. По этой причине я пришла к убеждению о необходимости включить социально философскую критику.

Случаен ли выбор псевдонима? Думается, что нет. Этим поэт подчеркнул свою особенную любовь к Северу, сыновнюю и гражданскую принадлежность к нему. Поначалу он даже писал псевдоним через дефис, словно приложение: Игорь – Северянин. Переосмысление слова «северянин», обозначающее лишь человека, живущего на севере, перевод этого слова в имена собственные олицетворяет и творческое амплуа Северянина – поэта – новатора, поэта – борца за расширение смысловых возможностей родного языка, за смелое развитие поэтических традиций, за своеобразную манеру выражения мыслевыражения.

Его власть над языком была безгранична. В процессе языкового экспериментирования он изыскивал удивительные и неожиданные по выразительности словесные образы. Так под пером поэта родились слова–метафоры: лесофея (лесная фея), злотополдень (золотой от яркого солнца полдень). Перечисление можно продолжать и продолжать.

Подобные новообразования в русском языке именуются окказиональными или индивидуально-авторскими. Они отсутствуют среди основных лексических средств языка, их нет, естественно, ни в одном словаре, но они живет в произведениях художников слова, являясь своего рода «выразительными карточками».

На «визитной карточке» Игоря Северянина мы видим многочисленные глаголы:

Отпенился фруктовый сад. И рьян

Луч солнечный, встревожив ароматы…

                                          («Русская»)

 

Интересно пользовался Северянин в своем стихотворчестве авторскими существительными:

    Наступает весна. Вновь обычность ее необычна,

    Неожиданно жданность и ясность слегка неясна…

                                          («Наступает весна»)

Широко поэт использует сложные окказионализмы: лесосон, ядосмех, юнокудрость.

Сложение прилагательных – излюбленный северянинский способ придавать словам новые характеристики, оттенки, нюансы, которые придают тексту особую пластическую красочность:

    Страшитесь и дев апатичных

    С улыбкой безлучно-стальной!

                       («Предостерегающая поэза»)

Любил поэт сочинять и наречия:

 

Я, гений Игорь Северянин,

Своей победой упоен:

Я повсеградно оэкранен!

Я повсесердечно утвержден!

 

Личностные, авторские словоизобретения Северянина отнюдь не какая-нибудь лингвистическая игра. Они несут в его «поэзах» большую идейную и художественно- эстетическую нагрузку. Любимец публики, в том числесытой, буржуазной поэт понимал ей цену и не скрывал своего ироничного отношения к мещанским представлениям о «красивой жизни».

Человек жизнерадостного мироощущения, созерцатель светлых и чистых сторон бытия, Игорь Северянин тонко чувствует природу, размышляет о месте себя в ней. Поэтому в его языковых новообразованиях есть и еле уловимый смысл, а есть и весьма ощутимый, отражающий существенно жизненные реалии:

 

Уже деревья скелетеют

И румянеют, и желтеют…

    («Осенняя поэза»)

 

Поэзия Игоря Северянина – это взволнованное постижение мира и его пронзительно образное отображение в раздвигаемых им рамках национальной традиции. Оказавшись по воле случая вне Родины, поэт мучительно и страстно мечтает о том, когда эта тяжкая разлука окончится. И тут он оставляет уже свои талантливые эксперименты и пишет по-пушкински классической, но тотчас узнаваемой северянинской строкой, даже если это будто бы вариации, например, на тему Мятлева «Как хороши, как свежи были розы». Голос поэта и трагичен, и просветленно патетичен, когда он говорит о горячо любимой многострадальной Родине:

 

    В те времена, когда роились грезы

    В сердцах людей, прозрачны и ясны,

    Как хороши, как свежи были розы

 

Моей любви и славы и весны!

 

Прошли лета, и всюду льются слезы…

Нет ни страны, ни тех, кто жил в стране

Как хороши, как свежи ныне розы

Воспоминаний о минувшем дне!

Но дни идут – уже стихают грозы.

Вернуться в дом Россия ищет троп…

Как хороши, как свежи будут розы,

Моей страной мне брошенный в гроб!

 

Последние две строки выгравированы на могильном памятнике поэта на старом православном Александрово-Невском кладбище в Таллинне. Его просьбу о возращении на Родину не успели удовлетворить. Шли самые тяжелые месяцы военного 1941 г. Говорили, что посланная за ним в Эстонию машина была перехвачена кем-то другим. 20 декабря 1941 г. И. В. Северянина не стало.



Дата: 2019-05-28, просмотров: 202.