Заявляя, что религия родилась, когда гоминиды столкнулись с галлюциногенными алкалоидами, Уоссон явно не разделял взглядов Мирчи Элиаде. Элиаде считал “наркотический” шаманизм своего рода упадочничеством. Он полагает, что если те или иные индивиды не в состоянии достичь экстаза без снадобий, то их культура, вероятно, пребывает в состоянии упадка. Употребление слова “наркотический” – термина, обычно предназначаемого для обозначения усыпляющих средств, – в описании этой формы шаманизма отдает некоторой ботанической и фармакологической наивностью. Точка зрения Уоссона, которую я разделяю, как раз противоположная: присутствие галлюциногена показывает, что шаманизм подлинен и жив; поздняя упадочническая фаза шаманизма характеризуется отработанными ритуалами, разного рода испытаниями и опорой на патологические личности. Там, где эти феномены являются главными, шаманизм явно на пути к тому, чтобы стать просто “религией”. /Для дальнейшего представления контрдоказательств положению Элиаде см. также: R. Gordon Wasson, Soma: Divine Mushroom of Immortality (New York: Harcourt Brace Jovanovich. 1971). pp. 326-334/

Во всей своей полноте шаманизм не просто религия, а некое динамичное вступление в связь со всем живым на планете. Если, как говорилось ранее, галлюциногены действуют в естественной среде как несущие весть молекулы, экзоферомоны, то такие отношения между приматами и галлюциногенными растениями означают передачу информации от одного вида к другому. Одомашнивание гоминидами крупного рогатого скота обернулось пользой для грибов, так как расширилась занимаемая ими ниша. Там, где растительные галлюциногены не встречаются, обновление культуры происходит очень медленно (если происходит вообще), но мы видим, что в присутствии галлюциногенов культура регулярно знакомилась со все более новой информацией, с новым сенсорным вводом и поведением и таким образом продвигалась ко все более и более высоким состояниям саморефлексии. Шаманы были авангардом этого творческого прогресса.

Как же свойство растений быть катализатором сознания могло конкретно сыграть какую-то роль в возникновении культуры и религии? Каковым было   влияние этого обычая, этого содействия пользующихся языком, мышлением, но находящихся в неординарных переживаниях гоминидов на естественный порядок? Я полагаю, что природные химические соединения действовали как феминизирующие агенты, которые смягчали и цивилизовывали эгоцентрические ценности охотника-одиночки свойственной женщинам заботой о воспитании детей и об общем выживании. Долгое и частое нахождение под действием психоделического опыта, прорыв “Совершенно Иного” на земной план, вызываемый галлюциноген-ным ритуальным экстазом, влияли на растворение той части психики, которую мы, современные люди, называем “эго”. Где бы и когда бы функция “эго” ни начинала формироваться, она была для данной психики сродни известковому образованию или какой-то блокировке энергии. Потребление психоделических растений в контексте шаманской инициации растворяло, как растворяет и сегодня, как бы узлом завязанную структуру “эго” в недифференцированное чувство, именуемое в восточной философии термином “дао”. Это растворение индивидуальной идентичности в дао является основной целью восточного мышления. Оно традиционно признавалось ключом к психологическому здоровью и гармонии как для группы, так и для индивида. Чтобы правильно оценить наше затруднительное положение, нам необходимо понять, что значила для нашей человеческой природы эта утрата дао, утрата коллективной связи с Землей.

МОНОТЕИЗМ

Мы, люди Запада, – наследники совершенно иного понимания мира. Утрата связи с дао означала, что психологическое развитие западной цивилизации стало заметно отличаться от восточной. Запад был устойчиво сосредоточен на “эго” и на боге “эго” – идеале монотеизма. Монотеизм является, по существу, проявлением стереотипа патологической личности, спроецированного на идеал Бога: стереотипа параноидального, собственнического, одержимого властью мужского “эго”. Это не тот бог, какого вы пригласили бы на пикник в саду. Интересно и то, что этот западный идеал – единственная формулировка божества, которое нигде в теологическом мифе не соприкасается с женщиной. В Древнем Вавилоне ан был в паре со своей супругой Инаной; греческая религия приписывала Зевсу жену, множество других супруг и дочерей. Эти небесные пары типичны. Только у бога западной цивилизации нет ни матери, ни сестры, ни женщины-супруги, ни дочери.

Индуизм и буддизм сохранили традиции технических методов экстаза, включающих, как это выражено в “Йога сутре”  Патанжали  , “светоносные травы”, и ритуалы этих великих религий дают широкий простор для выражения и оценки женского начала. Печально, но западная цивилизация страдала длительным, упорным разрывом социосимбиотической связи с женским началом и тайнами жизни органической, которые можно познать через шаманское использование галлюциногенных растений.

Современная религия на Западе – это какой-то набор социальных шаблонов или набор забот, сосредоточенных на особой моральной структуре и представлении о долге. Современная религия редко представляет собой какой-то опыт отстранения “эго”. С 60-х годов распространение культов транса и танцев типа “диско” и “рэгги” являет собой неизбежное и здоровое противодействие той повсеместно умирающей форме религиозного выражения, которое принято в западной культуре и в культуре высокого технического уровня. Связь между рок-н-роллом и психоделиками – связь шаманская; транс, танец и опьянение возмещают формулу

Архаичного и для проведения религиозных праздников, и для обеспечения возможности хорошо провести время.

Всемирный триумф западных ценностей означает, что мы, как вид, забрели в состояние затяжного невроза из-за отсутствия связи с бессознательным. Обретение доступа к бессознательному путем использования растительных галлюциногенов подтверждает нашу первоначальную связь с живой природой планеты. Наше отчуждение от природы и бессознательного закрепилось примерно две тысячи лет назад во времена перехода от эпохи Великого Бога Пана к эпохе Рыб, который завершился пресечением языческих мистерий и возникновением христианства. Происшедший в результате этого психологический сдвиг вверг европейскую цивилизацию в два тысячелетия религиозной мании и гонений, войн, материализма, и рационализма.

Чудовищные силы научной индустриализации и мировой политики, зародившиеся в новые времена, были плодом нарушения симбиотических отношений с растениями, связывавших нас с природой с самых начальных туманных времен. Люди стали запуганными, обремененными чувством вины и одинокими. Родился человек экзистенциальный.

Ужас бытия был той плацентой, которая сопровождала рождение христианства, окончательного культа владычества ничем не ограниченного мужского “эго”. Отказ от растворяющих “эго” ритуалов с потреблением галлюциногенных растений позволил тому, что начиналось как стиль индивидуальной неприспособленности, стать руководящим имиджем всего социального организма. Изнутри контекста беспрепятственного роста ценностей владычества и истории, пересказанной с точки зрения владык, нам необходимо вновь обратить свое внимание на путь Архаичного, на путь растений, вызывающих видения, на путь Богини.

ПАТОЛОГИЧЕСКИЙ МОНОТЕИЗМ

Тенденция к единой целостности в психике, тенденция в какой-то степени инстинктивная, может тем не менее стать патологической, если ей следовать в контексте того, что растворение границ и открытие заново основы бытия невозможно. Монотеизм стал носителем модели владыки, Аполлоновской модели “я”, солярной и завершенной в своем мужском выражении. В результате этой патологической модели, достоинство и сила эмоции и мира естественного были девальвированы и заменены нарциссической зачарованностью абстрактным и метафизическим. Эта позиция оказалась обоюдоострой. Она отдала науке объяснительную власть и правоспособность на нравственное банкротство.

Культура владычества проявила замечательную способность претерпевать изменения в соответствии с изменениями уровней техники и коллективного самосознания. Монотеизм во всех своих проявлениях был и остается единственной наиболее устойчивой силой, сопротивляющейся пониманию первенства мира естественного. Монотеизм усиленно отрицает необходимость вернуться к такому стилю культуры, который периодически позволяет взглянуть на “эго” и его ценности с перспективы, достигаемой благодаря соприкосновению с растворяющим границы погружением в тайну Архаичного – тайну вызванного с помощью растения, а следовательно, ассоциируемого с материнским началом психоделического экстаза и той целостности, которую Джойс назвал “матрицей мамы – самой таинственной”.

СЕКСУАЛЬНОСТЬ В АРХАИЧНОМ

Это не означает, что жизнь кочевого скотовода лишена забот. Несомненно, ревность и собственничество оставались у потребляющих грибы архаичных людей хотя бы как след иерархической организации в общественных формах протогоминидов. Наблюдение современных приматов – их игр во влияние и их крайне усиленной иерархической структуры – наводит на мысль, что общества протогоминидов, существовавшие до потребления грибов, вполне могли быть по стилю обществами владычества. Таким образом, мы, возможно, прожили не более чем недолгий период отказа от стиля владычества, недолгую склонность к истинно динамической и сознательной гармонии с природой, разойдясь с прошлым всех нас как приматов, и слишком скоро были раздавлены колесницей исторического процесса. С отказом от “африканского Рая”, достигаемого через потребление гриба, мы лишь все больше и больше становились скотами в обращении друг с другом.

Открытый и несобственнический подход к сексуальности является фундаментальным для обществ стиля партнерства. Но тенденция эта приводилась в синергию и закреплялась оргиастическим поведением, которое, несомненно, было частью религии африканской Богини-гриба. Групповая сексуальная активность в малом племени охотников-собирателей и групповые переживания с галлюциногенами растворяли границы и различия между людьми и обеспечивали открытую и неструктурированную сексуальность, естественно являвшуюся одной из сторон жизни кочевого племени. (Это вовсе не значит, что современные грибные ритуалы – это оргии, невзирая на то что, возможно, какая-то жадная до сенсаций часть публики предпочитает так думать.)

ИБОГАИН СРЕДИ ФАНГОВ

Культы бвити в Западной Африке, обсуждавшиеся в третьей главе, дают поучительный пример: потребление одного галлюциногенного растения, содержащего индол, обеспечивает не только визионерский экстаз, но также и то, что потребляющие его называют “открытой сердечностью”. Это качество – заботливое отношение к другим – объясняет, по мнению многих, внутреннюю сплоченность общества фангов и способность бвитистов фангов противостоять внедрению коммерсантов и миссионеров в целостность их культуры:

Ни бвитисты, ни фанги не считают, что могут искоренить ритуальный грех, или зло в мире. Эта несостоятельность означает, что люди должны торжествовать. Хорошее и дурное всегда рядом. Фанги, например, нередко говорили миссионерам: “У нас два сердца – хорошее и плохое” Пер вые миссионеры, узнав об этом противоречии, проповедовали евангелие с обещанием “единосердечности” в христианстве. Но фанги там этого не находили. Для многих христианское “единосердечие” было заужением их “я”. Несмотря на то, что бвити превозносят “единосердечие”, это как раз то самое единосердечие, которое сплавлено из потока многих качеств, перетекающих из одного состояния в другое. Это доброта, обретаемая в присутствии недоброты, высокое, обретаемое в присутствии низкого. Это – то или иное возникающее качество, возбуждаемое в присутствии своей противоположности. / James W. Fernandez. Bwiti: An Ethnography of the Religious Imaginations in Africa (Princeton: Princeton University Press, 1982), p. 311/

Парадоксально, но ибогаин – индольный галлюциноген, ответственный за фармакологическое действие растения бвити (Tabernanthe iboga),   широко признается и как средство воздействия на прочность брачных уз (вопреки таким установкам фангов, как легкий развод), и как афродизиак. Быть может, это одно из немногих растений среди десятков других, объявляемых афродизиаками, которое действительно представляет собой то, что рекламируется. / Christian Ratsch and Claudia Muller-Ebeling. Isoldens Uebestrank Aphrodisiaka in Geschichte und Gegenwart (Munich: Kindler Veriag. 1986)/ Большинство прочих кандидатов на такое наименование фактически являются всего лишь стимуляторами, которые могут вызывать общее возбуждение и длительную эрекцию.

Ибогаин как бы действительно меняет, углубляет и усиливает те психологические механизмы, которые кроются за сексуальным импульсом: человек испытывает одновременно ощущение отрешенности и вовлеченности, открывающей возможность участия. Тем не менее в ситуациях, где сексуальная активность не является санкционированной и уместной, ибогаин не вызывает ни сексуального возбуждения, ни даже самой возможности такового. В этих ситуациях он действует во многом подобно тому, как действует аяхуаска   у ее традиционных потребителей, то есть как растворяющий все границы визионерский галлюциноген. Здесь мы видим еще один пример исследования, ожидающего только изменения общественного мнения, для своего осуществления. Если воздействие ибогаина при половых расстройствах будет соответствовать тому, что говорят в народе, то дальнейшие исследования могут быть особенно многообещающими.

Сильнодействующие растения, меняющие наше отношение к сексуальности, наше видение себя и мира, являются особой сферой компетенции людей, которых мы привыкли считать примитивными. Это всего лишь еще одно доказательство того, до какой степени неосознанно усвоенная позиция владычества обкрадывает нас, лишая участия в более просторном и богатом мире эроса и духа.

По легко угадываемым причинам, общества владычества, пришедшие на смену обществам партнерства, пылко подавляли не столько групповую сексуальную активность, сколько религию гриба-галлюциногена. Групповая сексуальная активность без растворения “эго” владыки помогала наиболее одержимым “эго” мужчинам добиться власти и подняться в иерархии общества, поскольку господство над другими в конечном счете включает в себя и господство сексуальное. Это объясняет сохранение оргий и групповой сексуальной активности во многих мистериальных религиях, в празднествах Диониса и римских сатурналиях и повсеместно в язычестве значительное время спустя после того, как сердце языческого мира перестало биться. Однако озабоченность владык установлением четкой мужской линии отцовства перевесила в конце концов все прочие соображения. И тогда владычество “эго” достигло окончательного преимущества. В ходе безжалостного искоренения христианством всего неортодоксального оргии были признаны гибельными действиями, выходящими за всякие рамки (то есть растворяющими их), каковыми они и являются, и соответственно были запрещены.