Важность категории деятельности не требует доказательства... Внесение в психологическую науку категории деятельности (Tatigkeit) в ее последовательно марксистском понимании имеет поистине ключевое значение для решения таких капитальных проблем, как проблема сознания человека, его генезиса, его исторического и онтогенетического развития, проблема его внут­реннего строения. Оно, наконец, единственно открывает воз­можность создать единую научную систему психологических зна­ний. <.. .>

Первый вопрос, на котором я остановлюсь,— это вопрос о значении категории деятельности для понимания детерминации психики, сознания человека.

В психологии известны два подхода к этой большой пробле­ме. Один из них постулирует прямую зависимость явлений со­знания от тех или иных воздействий на рецепирующие системы человека. Подход этот с классической, так сказать, ясностью нашел свое выражение в психофизике и физиологии органов чувств прошлого столетия. Главная задача, на которую были .направлены усилия исследователей, состояла в том, чтобы уста­новить количественные зависимости ощущений как элементов сознания от физических параметров раздражителей, воздейству­ющих на органы чувств. Таким образом, исходной для этих иссле­дований служила следующая принципиальная схема: «раздражи-тель-^субъективное переживание».

Как известно, психофизические исследования внесли очень «ажиый вклад в учение об ощущениях, но известно также, что исследования эти закрепляли субъективно-эмпирическое пони­мание ощущений и логически неизбежно приводили к выводам В духе физиологического идеализма.

Нужно заметить, что тот же самый подход и соответственно ;та же самая принципиальная схема сохранились и в дальнейших исследованиях восприятия, в частности в гештальтпсихологии. §1акоиец, в бихевиоризме, т. е. применительно к исследованию ■введения, он выразился в знаменитой схеме «стимул — реак-ряяа, которая до сих пор остается исходной для позитивистских

93

психологических концепций, более всего распространенных сей­час в зарубежной психологии.

Ограниченность подхода, о котором идет речь, состоит в том, что для него существуют, с одной стороны, вещи, объекты, а с другой —■ пассивный, подвергающийся воздействиям субъект. Иначе говоря, подход этот отвлекается от того содержательного процесса, в котором осуществляются реальные связи субъекта с предметным миром,—-от его деятельности. <...>

Существуют многие попытки преодолеть теоретические труд­ности, создаваемые в психологии тем «постулатом непосредствен­ности», как называет его Д. Н. Узнадзе, который лежит в основе рассматриваемого подхода. Так, подчеркивается, например, что эффекты внешних воздействий определяются не непосредственно самими воздействиями, а зависят от их преломления субъектом. С Л. Рубинштейн в свое время выразил эту мысль в формуле о том, что внешние причины действуют через внутренние условия. Можно, однако, интерпретировать эту формулу по-разному в за­висимости от того, что подразумевается под внутренними усло­виями. Если подразумевается изменение внутренних состояний субъекта, то этим в сущности не вносится ничего нового. Ведь лю­бой объект способен изменять свои состояния и соответственно по-разному обнаруживать себя во взаимодействии с другими объектами. На размягченном грунте будут отпечатываться следы, на слежавшемся — нет, голодное животное будет реагировать на пищу, конечно, иначе, чем сытое; а у человека, научившегося чи­тать, полученное им письмо вызовет, конечно, другое поведение, чем у человека неграмотного. Другое дело, если под внутренни­ми условиями понимаются особенности активных со стороны субъекта процессов. Но тогда главный вопрос заключается в том, что же представляют собой эти процессы, опосредствующие воз­действия предметного мира, отражающегося в голове человека.

Принципиальный ответ на этот вопрос состоит в том, что это процессы, осуществляющие реальную жизнь человека в окружа­ющем мире, его общественное бытие во всем богатстве и много­образии его форм, т. е. его деятельность. <...>

Но что же мы разумеем, когда мы говорим о деятельности?

Если иметь в виду деятельность человека, то можно сказать, что деятельность есть как бы молярная единица его индивиду­ального бытия, осуществляющая то или иное жизненное его от­ношение, подчеркнем: не элемент бытия, а именно единица, т. е. целостная неаддитивная система, обладающая многоуровневой организацией. Всякая предметная деятельность отвечает потреб­ности, но всегда опредмеченной в мотиве; ее главными образую­щими являются цели и соответственно отвечающие им действия, средства и способы их выполнения и, наконец, те психофизиоло­гические функции, реализующие деятельность, которые часто со­ставляют ее естественные предпосылки и накладывают на ее протекание известные ограничения, часто перестраиваются в ней и даже ею порождаются.

94

Может ли, однако, так понимаемая деятельность быть пред­метом изучения психологии?

Ее различные стороны могут служить предметом изучения разных наук. Сейчас для нас важно лишь одно: что деятельность ие может быть изъята из научного психологического изучения и что перед психологией она выступает как процесс, в котором порождается психическое отражение мира в голове человека, т. е. происходит переход отражаемого в психическое отражение, а с другой стороны, как процесс, который в свою очередь сам управляется психическим отражением.

Рассмотрим самый простой процесс — процесс восприятия упругости предмета. Этот процесс внешнедвигательный, с помо­щью которого я вступаю в практический контакт, в практическую связь с внешним предметом и который может быть даже непо­средственно направлен на осуществление практического деист* вия, например на его деформацию. Возникающий при этом образ — это, конечно, психический образ, и соответственно он яв* ляется бесспорным предметом психологического изучения. Но бе­да заключается в том, что, для того чтобы понять природу обра» за, я должен изучить процесс, его порождающий, а это в данном случае есть процесс внешний и практический. Хочу я этого или не хочу, соответствует или ие соответствует это моим теоре­тическим взглядам, я все же вынужден включить в предмет моего психологического исследования практическое действие. <., >

Для того чтобы возможно более упростить изложенное, мы взяли для анализа самый грубый случай— порождение слепка-ощущения элементарного свойства вещественного предмета в условиях практического контакта с ним. Нетрудно, однако, по­нять, что в принципе так же обстоит дело в любой человеческой деятельности, даже в такой, как, например, деятельность воз* действия человека на других людей.

Итак, введение в психологию категории предметной деятель­ности ведет не к подмене предмета психологического исследова­ния, а к его демистификации. Психология неизменно включала в предмет своего исследования внутренние деятельности, деятель­ности сознания. Вместе с тем она долгое время игнорировала вопрос о происхождении этих деятельностей, т. е. об их дейст­вительной природе. Перед психологией вопрос этот был постав­лен, как известно, Сеченовым, который придавал ему принципи­альное значение. Сейчас в современной психологии положение о том, что внутренние мыслительные процессы происходят из Внешних, стало едва ли не общепризнанным. Идею интернорпза-ции внешних процессов — правда, в грубо механистическом ее по­нимании—мы находим в начале века у бихевиористов; конкрет­ные исследования этого процесса в онтогенезе и в ходе функцио­нального развития были предприняты у нас Л. С. Выготским, а в зарубежной психологии — Пиаже и рядом других авторов. При всем несходстве общетеоретических позиций, с которых велись эти исследования, в одном пункте они сходятся: первоначально

95

внутренние психические процессы имеют форму внешних процес­сов с внешними предметами; превращаясь во внутренние, эти внешние процессы не просто меняют⁴ свою форму, но подвергают­ся и известной трансформации, обобщаются, становятся более сокращенными и т. д. Все это, конечно, так, но нужн© принять во внимание два положения, которые представляются капитально важными.

Первое заключается в том, что внутренняя деятельность есть подлинная деятельность, которая сохраняет общую структуру че­ловеческой деятельности, в какой бы форме она ни протекала. Утверждение общности строения внешней, практической и вну­тренней, умственной деятельности имеет то значение, что оно позволяет понять постоянно происходящий между ними обмен звеньями; так, например, те или иные умственные действия мо­гут входить в структуру непосредственно практической, матери­альной деятельности, и, наоборот, внешнедвигательные операции могут обслуживать выполнение умственного действия в структуре, скажем, чисто познавательной деятельности...

Второе положение состоит в том, что и внутренняя деятель­ность, деятельность сознания, как и любая вообще предметная человеческая деятельность, тоже не может быть выключена из общественного процесса. Достаточно сказать, что только в обще­стве человек находит и предмет потребности, которой эта его деятельность отвечает, и цели, которые он преследует, и средства, необходимые для достижения этих целей. <.. .>

До сих пор речь шла о деятельности в общем, о собиратель­ном значении этого понятия. Реально же мы всегда имеем дело с отдельными деятельностями, каждая из которых отвечает опре­деленной потребности субъекта, стремится к предмету этой по­требности, угасает в результате ее удовлетворения и воспроиз­водится вновь, может быть, уже в других условиях и по отношению к изменившемуся предмету. <...>

Основными «образующими» отдельных человеческих деятель-ностей являются осуществляющие их действия. Действием мы называем процесс, подчиненный представлению о том результа­те, который должен быть достигнут, т. е. процесс, подчиненный сознательной цели. Подобно тому, как понятие мотива соотноси­тельно с понятием деятельности, понятие цели соотносительно с понятием действия. <...>

Как уже говорилось, деятельность ие является аддитивным процессом. Соответственно действия — это не особые «отдель­ности», которые включаются в состав деятельности. Человече­ская деятельность существует как действие или цепь действий. Например, трудовая деятельность существует в трудовых дейст­виях, учебная деятельность—в учебных действиях, деятельность общения — в действиях (актах) общения и т. д. Если из деятель­ности мысленно вычесть действия, ее осуществляющие, то от де­ятельности вообще ничего не остается. Это же можно выразить и иначе: когда перед нами развертывается конкретный процесс —

96

рнешний или внутренний, то со стороны мотива он выступает в качестве деятельности человека, а как подчиненный цели — в ка­честве действия или системы, цепи действий.

Вместе с тем деятельность и действие представляют собой подлинные и притом не совпадающие между собой реальности. Одно и то же действие может осуществлять разные деятельности, может переходить из одной деятельности в другую; оно, таким образом, обнаруживает свою относительную самостоятельность. Обратимся снова к грубой иллюстрации: допустим, что у меня возникла цель — прибыть в пункт Л, и я это делаю; понятно, это данное действие может иметь совершенно разные мотивы, т. е, реализовывать совершенно разные деятельности. Очевидно, конеч­но, и обратное, а именно, что один и тот же мотив может порож­дать разные цели и соответственно разные действия*.

В связи с выделением понятия действия как важнейшей «об­разующей» человеческой деятельности нужно принять во внима­ние, что сколько-нибудь развернутая деятельность предполагает достижение ряда конкретных целей, из числа которых некото­рые связаны между собой жесткой последовательностью. Иначе говоря, деятельность обычно осуществляется некоторой совокуп­ностью действий, подчиняющихся частным целям, которые мо­гут выделяться из общей цели; при этом специальный случай со­стоит в том, что роль общей цели выполняет осознанный мотив, превращающийся благодаря его осознанию в мотив-цель. <...>

Всякая цель — даже такая, как «достичь пункта А»,— объек­тивно существует в некоторой предметной ситуации. Конечно, для сознания субъекта цель может выступить в абстракции от »той ситуации. Но его действие не может абстрагироваться от нее — даже только в воображении. Поэтому, помимо своего ин-тенционального аспекта (что должно быть достигнуто), дейст­вие имеет и свой операционный аспект (как, каким способом это может быть достигнуто), который определяется не самой по себе целью, а предметными условиями ее достижения. Иными слова­ми, осуществляющее действие отвечает задаче; задача — это и есть цель, данная в определенных условиях. Поэтому действие имеет особую сторону, особую его «образующую», а именно спо­собы, какими оно осуществляется. Способы осуществления дей­ствия мы называем операциями.

Термины «действие» и «операция» часто не различаются. Однако в контексте анализа деятельности нх четкое различение совершенно необходимо. Действия, как уже было сказано, соот­носительны целям, операции — условиям. Допустим, что цель остается той же самой, условия же, в которых она дана, изме­няются; тогда меняется только и именно операционный состав Действия или (и это крайний случай) действие может оказаться 1&овсе невозможным, и задача остается неразрешенной. Наконец,

Главное, что заставляет особо выделять операции, заключается ¹ том, что операции, как правило, вырабатываются, обобщаются [ фиксируются общественно-нсторическн, так что каждый отдел ь-

Заказ 5162

97

ный индивид обучается операциям, усваивает и применяет

ИХ. <..->

Действия и операции имеют разное происхождение, разную динамику и разную судьбу. Генезис действия лежит в обмене деятельностями, «интрапсихологизация» которого и порождает действие. Всякая же операция есть результат преобразования действия, происходящего в результате его включения в другое действие и наступающей его «технизации». Самой простой ил­люстрацией этого процесса может служить формирование опе­раций, выполнения которых требует управление автомобилем. Первоначально каждая операция, например переключение пере­дач, формируется как действие, подчиненное именно этой цели и имеющее свою сознательную «ориентировочную основу» (П. Я. Гальперин). В дальнейшем это действие включается в другое действие, имеющее сложный операционный состав, на­пример в изменение режима движения автомобиля. Теперь пе­реключение передач становится одним из способов его выполне­ния— операцией, его реализующей^ и оно уже не может осуще­ствляться в качестве целенаправленного сознательного процесса. Его цель уже реально не выделяется и не может выделяться водителем; для него переключение передач психологически как бы вовсе перестает существовать. Он делает другое; трогает авто­мобиль с места, берет крутые подъемы, ведет автомобиль нака­том, останавливает его в заданном месте и т. п. В самом деле, эти операции могут вообще не касаться водителя и выполняться вместо него автоматом. Судьба операций рано или поздно стано­вится функцией машины. <...>

Итак, в общем потоке деятельности, который образует чело­веческую жизнь в ее высших, опосредствованных психическим отражением проявлениях, анализ выделяет, во-первых, отдельные деятельности — по критерию различия побуждающих их мотивов. Далее выделяются действия — процессы, подчиняющиеся созна­тельным целям. Наконец, это операции, которые непосредственно зависят от условий достижения конкретной цели.

Эти «единицы» человеческой деятельности и образуют ее макроструктуру. Особенности анализа, который приводит к их выделению, состоят не в расчленении живой деятельности на элементы, а в раскрытии характеризующих ее отношений. Такой системный анализ одновременно исключает возможность ка­кого бы то ни было удвоения изучаемой реальности: речь идет ие о разных процессах, а скорее о разных плоскостях абстракции. Этим и объясняется, что по первому взгляду невозможно судить о том, имеем ли мы дело в каждом данном случае, на­пример, с действием или с операцией. К тому же деятельность представляет собой в высшей степени динамическую систему, которая характеризуется постоянно происходящими трансформа­циями. Деятельность может утратить мотив, вызвавший ее к жизни, и тогда оиа превратится в действие, реализующее, может быть, совсем другое отношение к миру — другую деятельность;

98

наоборот, действие может приобрести самостоятельную побуди­тельную силу и стать особой деятельностью; наконец, действие Может трансформироваться в способ достижения цели, в опера-кию, способную реализовать различные действия.

Динамизм, подвижность структурных единиц деятельности выражается, с другой стороны, в том, что каждая из них может становиться более дробной или, наоборот, включать в себя еди­ницы прежде относительно самостоятельные. Так, в ходе дости­жения выделившейся общей цели может происходить выделе­ние промежуточных целей, в результате чего целостное дробится на ряд отдельных последовательных действий; это особенно характерно для случаев, когда действие протекает в условиях, затрудняющих его выполнение с помощью уже сформировав­шихся операций. Противоположный процесс состоит в укрупне­нии структурных единиц деятельности. Это случай, когда объек­тивно достигаемые промежуточные результаты перестают вы­деляться субъектом, сознаваться им в форме целей. <...>

Существуют отдельные деятельности, все компоненты кото­рых являются существенно внутренними; такой может быть, на­пример, познавательная деятельность. Более частный случай состоит в том, что внутренняя деятельность, отвечающая позна­вательному мотиву, реализуется существенно внешними по своей форме процессами; это могут быть либо внешние действия, либо внешнедвигательные операции, но никогда не отдельные их части. То же относится и к внешней деятельности: некоторые из осуществляющих внешнюю деятельность действий и операций могут иметь форму внутренних, умственных процессов, но опять-таки именно и только как действия или операции в их недели­мости. <.. .>

Деятельность субъекта опосредствуется и регулируется психи­ческим отражением реальности. То, что в предметном мире выступает для субъекта как мотивы, цели и условия его дея­тельности, должно быть им так или иначе воспринято, пред­ставлено, понято, удержано и воспроизведено его памятью; это же относится к процессам его деятельности и к самому субъек­ту — к его состояниям, свойствам, особенностям. Таким обра­зом, анализ деятельности приводит нас к традиционным темам психологии. Однако теперь логика исследования оборачивается так: проблема психических проявлений человека превращается в проблему их происхождения, их порождения жизнью. <...>

Трудовая деятельность запечатлевается в своем продукте. Происходит, говоря словами Маркса, переход деятельности в форму покоящегося свойства; при этом регулирующий деятель­ность психический образ (представление) воплощается в пред­мете — ее продукте. Теперь, во внешней, экстериоризованной форме своего бытия, этот исходный образ сам становится пред­метом восприятия: он осознается.

| Процесс осознания может, однако, реализоваться лишь в IP» случае, если предмет выступит перед субъектом именно как

99

запечатлевший в себе образ, т. е. своей идеальной стороной. Выде­ление, абстрагирование этой стороны первоначально происходит в процессе языкового общения, в актах словесного означения; словесно означенное и становится осознанным, а сам язык ста­новится субстратом сознания.

Выразим это иначе. Люди в своей общественной по природе деятельности производят и свое сознание. Оно кристаллизуется в ее продуктах, в мире человеческих предметов, присваиваемых индивидами, хотя никакой физический или химический анализ их вещественного состава не может, разумеется, в них обнаружить его так же, как он не может его обнаружить и в чело­веческом мозге. За субъективными явлениями сознания лежит действительность человеческой жизни, предметность человеческой деятельности.

Конечно, указанные условия и отношения, порождающие человеческое сознание, характеризуют лишь условия его перво­начального становления. Впоследствии в связи с выделением и развитием духовного производства, обогащением и технизацией языка сознание людей освобождается от своей прямой связи с их производственной деятельностью. Круг сознаваемого все более расширяется, так что сознание становится у человека всеобщей, универсальной формой психического отражения.

Основы теории речевой деятельности. М, 1974, с. 5—20.

Д . Н . Узнадзе

ОБЩЕЕ УЧЕНИЕ ОБ УСТАНОВКЕ

Иллюзия объема. Возьмем два разных по весу, но совершенно одинаковых в других отношениях предмета, скажем два шара, которые отчетливо отличались бы друг от друга по весу, но по объему и другим свойствам были бы совершенно одинаковы. Если предложить эти шары испытуемому с заданием сравнить их между собой по объему, то, как правило, последует ответ: более тяжелый шар меньше по объему, чем более легкий. Причем иллюзия эта обычно выступает тем чаще, чем значительнее раз­ница по весу между шарами. Нужно полагать, что иллюзия здесь обусловлена тем, что с увеличением веса предмета обычно уве­личивается и его объем, и вариация его по весу, естественно, вну­шает субъекту и соответствующую вариацию его в объеме.

...Через определенное число повторных воздействий (обычно через 10—15 воздействий) субъект получает в руки пару равных по объему шаров с заданием сравнить их между собой, И вот оказывается, что испытуемый не замечает, как правило, равенст­ва этих объектов; наоборот, ему кажется, что один из них явно больше другого, причем в преобладающем большинстве случаев в направлении контраста, т. е. большим кажется ему шар в той руке, в которую в предварительных опытах он получал меньший по объему шар. При этом нужно заметить, что явление это высту­пает в данном случае значительно сильнее и чаще, чем при пред­ложении неодинаковых по весу объектов. Бывает и так, что объ­ект кажется большим в другой руке, т. е. в той, в которую испы­туемый получал больший по объему шар.

В этих случаях мы говорим об ассимилятивном феномене. Так возникает иллюзия объема.

Но объем воспринимается не только гаптически, как в этом случае; он оценивается и с помощью зрения. Спрашивается, как обстоит дело в этом случае.

Мы давали испытуемым на этот раз тахистоскопически пару кругов, из которых один был явно больше другого, и испытуемые, сравнив их между собой, должны были указать, какой из них больше. После достаточного числа (10—15) таких однородных экспозиций мы переходили к критическим опытам — экспониро-

101

вали тахистоскопически два равновеликих круга, и испытуемый, сравнив их между собой, должен был указать, какой из них больше.

Результаты этих опытов оказались следующие; испытуемые воспринимали их иллюзорно; причем иллюзии, как правило, воз­никали почти всегда по контрасту...

Иллюзия силы давления. Но наряду с иллюзией объема мы обнаружили и целый ряд других аналогичных с ней феноменов, и прежде всего иллюзию давления.

Испытуемый получает при посредстве барестезиометра одно за другим два раздражения—сначала сильное, потом сравни­тельно слабое. Это повторяется 10—15 раз. Опыты рассчитаны на то, чтобы упрочить в испытуемом впечатление данной после­довательности раздражений. Затем следует так называемый кри­тический опыт, который заключается в том, что испытуемый по­лучает для сравнения вместо разных два одинаково интенсивных раздражения давления.

Результаты этих опытов показывают, что испытуемому эти впечатления, как правило, кажутся не одинаковыми, а разными, а именно: давление в первый раз ему кажется более слабым, чем во второй раз. <...>

Нужно заметить, что в этих опытах, как и в предыдущих, мы имеем дело с иллюзиями как противоположного, так и симмет­ричного характера: чаще всего встречаются иллюзии, которые сводятся к тому, что испытуемый оценивает предметы критиче­ского опыта, т. е. равные экспериментальные раздражители как неодинаковые, а именно: раздражение с той стороны, с которой в предварительных опытах он получал более сильное впечатле­ние давления, он расценивает как более слабое (иллюзия конт­раста). Но бывает в определенных условиях и так, что вместо контраста появляется феномен ассимиляции, т. е. давление ка­жется более сильным как раз в том направлении, в котором и в предварительных опытах действовало более интенсивное раздра­жение.

...Следовательно, не подлежит сомнению, что явления, анало­гичные с иллюзиями объема, имели место и в сфере восприятия давления, существенно отличающегося по структуре рецептора от восприятия объема.

Иллюзия слуха. Наши дальнейшие опыты касаются слуховых впечатлений. Они протекают в следующем порядке: испытуемый получает в предварительных опытах при помощи так называемо­го «падающего аппарата» (Fallapparat) слуховые впечатления попарно: причем первый член пары значительно сильнее, чем второй член той же пары. После 10—15 повторений этих опытов следуют критические опыты, в которых испытуемые получают пары равных слуховых раздражений с заданием сравнить их между собой. <...>

Цифры, полученные в этих опытах, не оставляют сомнения,

102

что случаи феноменов, аналогичных с феноменом иллюзии объе­ма, имеют место и в области слуховых восприятий. <...>

Иллюзия освещения... Испытуемый получает два круга для сравнения их между собой по степени их освещенности, причем один из них значительно светлее, чем другой. В предваритель­ных опытах (10—15 экспозиций) круги эти экспонируются испы­туемым в определенном порядке: сначала темный круг, а за­тем— светлый. В критических же опытах показываются два оди­наково светлых круга, которые испытуемый сравнивает между собой по их освещенности. Результаты опытов... не оставляют сом­нения, что в критических опытах, под влиянием предварительных, круги не кажутся нам одинаково освещенными: более чем в 73 процентах всех случаев они представляются нашим испытуе­мым значительно разными. Итак, феномен наш выступает и в этих условиях.

Иллюзия количества. Следует отметить, что при соответству­ющих условиях аналогичные явления имеют место и при сравне­нии между собой количественных отношений. Испытуемый по­лучает в предварительных опытах два круга, из которых в одном мы имеем значительно большее число точек, чем в другом. Число экспозиций колеблется и здесь в пределах 10—15. В критических опытах испытуемый получает опять два круга, но на этот раз число точек в них одинаковое. Испытуемый, однако, как правило, этого не замечает, а в большинстве случаев ему кажется, что точек в одном из этих кругов заметно больше, чем в другом, а именно больше в том круге, в котором в предварительных опытах он видел меньшее число этих точек.

Таким образом, феномен той же иллюзии имеет место и в этих условиях.

Иллюзия веса. Фехнер в 1860 г., а затем Г, Мюллер и Шуман в 1889 г. обратили внимание еще на один аналогичный нашим феномен, ставший затем известным под названием иллюзии веса. Он заключается в следующем: если давать испытуемому за­дачу повторно, несколько раз подряд, поднять пару предметов заметно неодинакового веса, причем более тяжелый правой, а менее тяжелый левой рукой, то в результате выполнения этой задачи у него вырабатывается состояние, при котором и предме­ты одинакового веса начинают ему казаться неодинаково тя­желыми, причем груз в той руке, в которую предварительно он по­лучал более легкий предмет, ему начинает казаться чаще более тяжелым, чем в другой руке.

Мы видим, что по существу то же явление, которое было ука­зано нами в ряде предшествующих опытов, имеет место и в обла­сти восприятия веса.