Эта ватага состоит из тех, кто при жизни сделал слишком мало добра, чтобы заслужить небесное блаженство, но и не так много зла, чтобы попасть в ад. Ее составляют пьяницы, дебоширы, певцы непристойных песен, искусные обманщики и те, кто ради выгоды лжесвидетельствовал. В наказание они должны скакать над землей до конца света. Во главе Охоты едет Гурорисса, или Рейса-Рова, со своим длинным хвостом, по которому ее легко отличить от других. За ней следует множество мужчин и женщин. Если смотреть спереди, и всадники, и кони кажутся высокими и красивыми, но сзади ничего не видно, кроме длинного хвоста Гуро. Лошади у них черны как уголь, а глаза горят в темноте огнем. Погоняют лошадей раскаленными докрасна кнутами и железными поводьями, которые, вместе с воплями всадников, производят ужасный шум, слышный издалека. По воде они скачут как посуху, и копыта коней едва касаются поверхности воды. Если они сбросят седло на крышу дома, там кто-нибудь скоро умрет; а предчувствуя пьяную драку и смертоубийство, они устраиваются на карнизе над дверью. Пока все спокойно, они ведут себя тихо, но ржут от смеха и звенят своими железными кнутами, когда начнется драка и кого-нибудь зашибут до смерти. Выезжают они чаще всего на Рождество, когда повсюду много пьют. Услышав приближение Дикой Охоты, нужно убраться с их дороги или лечь вниз лицом и притвориться спящим, потому что бывали случаи, когда застигнутого врасплох человека охотники увлекали за собой и потом либо возвращали на то же место, либо бросали ополоумевшего беднягу вдали от жилья. Человек, который примет эти меры предосторожности, может не опасаться ничего, кроме того, что сверху его оплюют. Когда ездоки промчатся, он, в свою очередь, должен плюнуть им вслед, иначе можно заболеть.

Дикая Охота Одина. Иллюстрация XIX в. к «Старшей Эдде». На рисунке можно различить непременных спутников верховного аса — воронов и волков, а также оленя (Эйктюрмир?) и вепря.

Это примечательное предание, само название которого указывает на языческие истоки, известно, по крайней мере по названию, в большей части провинции Христиансанд, но наиболее подробно рассказывается в Верхнем Теллемарке. Там говорят об Аскере, или Асанерферде, которую нельзя видеть, а только слышать. Они пожирают «фладбред» (тонкие лепешки), масло и т. п., приготовленные к Рождеству, если те не перекрестили прежде, чем убрать в кладовую.

В одном районе Норвегии человек, услышавший приближение всадников, должен броситься ничком, иначе его душа последует за ними, а тело останется лежать на земле. К тому времени, как душа возвратится, тело уже ослабеет и останется таким навсегда. Кое-где этих всадников называют «аскерейя», в других местах — «хоскельрейя». Иногда они со страшным шумом проносятся по воздуху, иногда их можно встретить ночью на дорогах, верхом на черных конях с горящими глазами. В ночь перед Рождеством и в три рождественские ночи они буйствуют больше всего, и крестьянин, забывший положить засов перед своими конями или начертить крест над дверью в конюшню, может быть уверен, что найдет животных утром взмыленными и заезженными, потому что хоскельрейя каталась на них, а бродячие мертвецы — это не тот народ, который жалеет коней.

Наиболее распространено поверье, что во главе Дикой Охоты стоит бог Один.

Морские мужи и морские девы

Моряки и рыбаки в тихую погоду видят иногда, как из спокойных глубин моря поднимаются морские мужи и девы. У морских мужей темная кожа и черные волосы. Выше пояса они подобны человеку, а ниже — рыбе. Морские девы прекрасны выше пояса, а ниже у них, как и у их мужей, рыбьи хвосты. Дети их зовутся «мармелер», рыбаки иногда ловят их и забирают домой, чтобы узнать от них будущее, потому что и дети, и мужи, и девы морского народа могут предвидеть грядущее. Теперь редко услышишь речь или песню морской девы. Моряки, увидев их, не радуются, потому что они предвещают шторм.

Причинять им вред опасно. Некий моряк подманил однажды морскую деву так близко, что та положила руку на корму его лодки, и моряк отрубил ее. За эту жестокость он был захвачен штормом и едва не погиб. Святой Олав, по легенде, во время одного из своих викингских походов повстречался с морской девой, которая сладкой песней пыталась убаюкать моряков, чтобы увлечь их потом на дно. Если, ныряя в воде, они поворачивают к кораблю, это дурной знак, а если от корабля — то добрый.

Вера в морских мужей и дев столь же стара, сколь повсеместна. По словам Жерве Тильбюрийского, в английских водах также водятся морские девы. Упоминаются они и в исландских сагах. В Ирландии их называют merrow и рассказывают о них то же, что в других странах.

Морской змей

В пресных водах и в море у побережья Норвегии, говорят, водятся огромные змеи, различающиеся как величиной, так и видом. По общепринятому поверью, они прежде жили на суше, в лесах и среди каменистых холмов, откуда, когда стали слишком большими, переселились в озера и заливы, а достигнув гигантского роста — в океан. Они редко показываются на глаза, и их появление считается предвестьем важных событий. В большинстве сколько-нибудь крупных озер и рек их видели в старину раз или два, когда они поднимались из глубины. В пресных водоемах их на памяти ныне живущих уже не видели, но в мертвый штиль они порой показываются во фьордах или «фиртах». После Черной смерти^[73], по преданию, два больших змея прошли от Форске мимо города к «логу» (баням), где одного, говорят, можно найти и сейчас, а другой примерно через двести лет попытался добраться до устья реки и погиб на порогах. Его вынесло к Дронтхейму, где он стал разлагаться и испускал такую вонь, что никто не мог подойти близко к тому месту.

В Лундеванде, на Листере, есть огромная змея, которая показывается только перед смертью короля или большими переворотами. Некоторые уверяют, что видели ее. Также и в Болларватне жил прежде морской змей с телом толщиной с годовалого теленка и с хвостом шести локтей в длину. Он уничтожал рыбу, а жил под маленьким островком под названием Сванвиско. Но из всех змей, населявших северные воды, ни одна не прославилась так, как змеи Миоса. В старых записях мы читаем рассказ об ужасной змее, которая появилась со стороны островов и двинулась к «землям короля», но тут же исчезла. Подобным образом появлялись день за днем и змеи Миоса. Они причудливо извивались и вздымали воду на значительную высоту. Наконец уже упоминавшаяся гигантская змея появилась второй раз и стремительно поползла вверх, на утес. Глаза у нее были как днища бочек, а с шеи свисала длинная грива. Застряв на скале, она стала биться об нее головой, и тогда один из слуг епископа, смелый парень, взял стальной лук и стал пускать стрелу за стрелой змее в глаз, так что вода кругом окрасилась ее зеленой кровью. Эта змея, являвшая в себе множество цветов, была ужасна на вид. Она издохла от полученных ран и стала так вонять, что окрестные жители по приказу епископа собрались и сожгли ее. Скелет еще много лет лежал на берегу, и взрослый парень едва ли мог поднять хоть один позвонок.

Морской змей нападает на корабль. Из книги Олауса Магнуса «Морская карта» (XVI в.).

Также рассказывают о морской змее, обвившейся вокруг большого колокола из Хаммера, который во время Семилетней войны утонул в Акерсвиге и еще виден на дне, когда вода прозрачна. Все попытки вытащить его были тщетны, хотя однажды удалось поднять его до поверхности воды.

С этой миосской змеей шутки плохи, как видно из отчета 1656 года, помещенного в «Естественной истории Норвегии» Понтопидиана. Такая водяная змея сухим путем добралась от Миоса в Спириллен и, возможно, была той самой, что показывалась в озере в преддверии тяжелых и грозных времен. «Она выглядела как огромная мачта и опрокидывала все на своем пути, будь то дом или дерево. Ее громкое шипение и ужасный рев повергали в трепет всю округу».

Не приходится отрицать, что подобные морские змеи появляются в тихую погоду у побережья Норвегии, поскольку даже в наши дни их видели достойные доверия лица, к свидетельству которых можно добавить рассказ Гибберта; последний пишет: «Существование морского змея, чудовища пятидесяти пяти футов длиной, доказывается животным, выброшенным на берег на Оркнейских островах, его позвонок можно увидеть в Эдинбургском музее».

Среди исследователей старины наиболее плотно занимался морскими змеями Эрик Понтопидиан, который в своей «Естественной истории Норвегии» приводит два описания морских змеев. По его свидетельству, основанному на рассказах моряков Берегена и Нордланда, видевших чудовище своими глазами, живут эти змеи в глубинах океана, и только в тихую погоду в июне и в июле поднимаются к поверхности и снова уходят вглубь, едва ветер начнет рябить зеркало вод. Вот показания командора де Ферриса, данные в 1746 году перед судом. «Морской змей, которого он видел в окрестностях Мольда, имел голову, напоминающую лошадиную, и держал ее, подняв примерно на локоть от воды. Цвет сероватый, с черным рылом, очень большими черными глазами и длинной белой гривой, свисавшей с шеи в море. Были также видны семь или восемь витков его тела, очень толстого. По приблизительной оценке между витками было около фатома». По свидетельству епископа Тухсена из Херо и некоторых священников из той же местности, «эти морские змеи были толщиной в двойной хогсхед (бочка вместимостью до 530 литров), с большими ноздрями и голубыми глазами, которые издали напоминали пару блестящих оловянных тарелок. На шее была грива, издали похожая на морские водоросли».

Драконы

Предания о драконах, летающих ночами по воздуху и извергающих огонь, очень распространены, и по всей стране показывают норы в земле и в горах, откуда они выпускали огненные струи, когда надвигалась война или другое бедствие. Когда драконы возвращались в свои логова — где стерегли груды сокровищ, собранные, по некоторым рассказам, на дне моря, — слышно было, как за ними захлопываются тяжелые железные двери. Они свирепы и изрыгают испепеляющее пламя, так что вступать с ними в бой опасно.

Под церковью в Агерсе, которая стоит на четырех золотых колоннах, стережет огромные богатства дракон. Его видели вскоре после последней войны, когда он вылетал из норы неподалеку от церкви. В прежние времена огненных драконов с длинными хвостами видели вылетающими из Драконьей пещеры на Сторе в Аадале, из Драконьего холма на Развоге и во множестве других мест. То же случается и в наши дни.

Драконов можно победить, как доказывает старинная легенда, повествующая о священнике по имени Андерс Мадсен, который, говорят, жил в 1631 году и застрелил дракона, стерегшего груду серебра в так называемой Драконьей горе близ Тведеванда.

Важная роль, которую играли драконы и огненные драки в старинных песнях, легендах и романах, где убийство дракона было первым доказательством доблести героя, возможно, породила многочисленные предания, связанные с этими чудовищами. Случайных электрических разрядов, шаровых молний и тому подобного оказалось достаточно, чтобы поддерживать веру в них.

Наибольшую известность в эпосе и фольклоре получил дракон Фафнир, сраженный прославленным героем Сигурдом. В «Саге о Вельсунгах» сказано:

А когда змей тот пополз к воде, то задрожала вся округа, точно сотряслась земля, и брызгал он ядом из ноздрей по всему пути, но не устрашился Сигурд и не испугался этого шума. А когда змей проползал над ямой той, вонзил Сигурд меч под левую ключицу, так что клинок вошел по рукоять. Тут выскакивает Сигурд из ямы той и тянет к себе меч, и руки у него — все в крови по самые плечи. И когда огромный тот змей почуял смертельную рану, стал он бить головой и хвостом, дробя все, что под удар попадало. И когда принял Фафнир смертельную рану, стал он спрашивать:

— Кто ты таков, и кто твой отец и какого ты роду, что дерзнул занести на меня оружье?

Сигурд отвечает:

— Род мой неведом, и имя мне — Статный Зверь, и нет у меня ни отца, ни матери, и один совершил я путь.

Фафнир отвечает:

— Если нет у тебя ни отца ни матери, то от какого же чуда рожден ты? И если ты скрываешь от меня имя свое в смертный мой час, то знай, что ты — лжец.

Тот отвечает:

— Называюсь я Сигурд, а отец мой — Сигмунд.

О святом Олаве

Святой Олав, норвежский народный герой, до сих пор живет в памяти народа, хотя лишь несколько смутных преданий сохранились о его не менее доблестных предшественниках и последователях. Обратимся же к истории этого человека, чтобы лучше понять причину его великой славы.

Олав родился в 995 году; его отец, Харальд Гренске, принадлежал к роду Харальда Харфагра (Харальда Прекрасноволосого), а мать, Аста, была дочерью Гудбранда из Упланда. На третьем году жизни его окрестили, и конунг Олав сын Трюггви стал его крестным отцом. В молодости он ходил в грабительские походы, в которых набрался опыта и знания военного дела. При поддержке могущественных родичей и друзей, а также благодаря собственной мудрости и военному искусству, он завладел королевством отца и правил им пятнадцать лет, твердо и к большой его славе. Усилия Олава были направлены главным образом на полное установление в Норвегии христианского вероисповедания, которое после смерти Олава Трюггвасона сильно пошатнулось; однако насильственные методы, которыми он действовал, а также его честолюбие и суровость вызвали к нему такую ненависть, что он счел за лучшее бежать от своих недовольных подданных, которых к тому же возмущал и поддерживал датско-английский король Кнут Великий, в Гардарику к князю Ярославу. Олав, который перед лицом несчастий начал разыгрывать святого, как раз собирался отправиться в Иерусалим, когда ему приснился Олав Трюггвасон и повелел возвратиться в Норвегию. Олав повиновался видению и с войском вернулся на родину, где в упорной битве при Стикластеде, в Вердале, потерпел поражение и погиб от рук мятежных подданных 29 июля 1030 года.

Вскоре после смерти Олава в народе заговорили о его святости и чудесах, свершавшихся над его телом. Народ верил в это тем охотнее, чем сильнее было недовольство его преемниками. Тело Олава, похороненное в песчаной дюне под Стилкластедом, было извлечено и оказалось нетронутым тлением, а волосы и ногти за эти годы отросли. Гримкелл, придворный епископ Олава, объявил его святым, и тогда все общество утвердилось в мысли о его святости.

Тело конунга было положено его сыном, Магнусом Добрым, в драгоценную гробницу и помещено у высокого алтаря в церкви святого Клементия в Нидаросе (Дронтхейм), где, как позднее и в величественной Христовой церкви (ныне соборе), по слухам, совершались многочисленные чудеса. «Сага об Олаве Святом» из «Круга земного» говорит следующее: «Из песчаного холма, где был сначала похоронен Олав конунг, забил чудесный родник. Водой из этого источника многие излечились от своих недугов. Этот источник огородили, и воду из него бережно охраняют с тех пор. Сначала там построили часовню, а на том месте, где лежало тело конунга, поставили алтарь. Теперь на этом месте стоит Церковь Христа. На том месте, где была могила конунга, Эйстейн архиепископ велел поставить главный алтарь, когда он построил огромный собор, который и теперь стоит. На этом же месте был главный алтарь и в старой Церкви Христа. Говорят, что на месте той хижины, где тело конунга оставили на ночь, теперь стоит Церковь Олава. А то место, куда мощи конунга перенесли с корабля, называется Склоном Олава, теперь это место — прямо в середине города».

День святого Олава, 29 июля, был высочайшим повелением объявлен главным всенародным праздником, а церкви в его честь возводились не только в Норвегии, но и в Дании, Швеции, России, Англии и даже в Константинополе. Толпы паломников стекались к гробнице святого Олава, и легендам о калеках, исцеленных там, и о других чудесах скоро был потерян счет.

Серебряная гробница святого Олава, выложенная золотом и драгоценными камнями, один из которых обошелся архиепископу Валькендорфа в двадцать ластов масла^[74], по торжественным случаям, например, в ежегодный праздник святого или при выборах короля, выносилась шествием из шестидесяти человек и служила солидным источником доходов для духовенства и собора. Последний архиепископ, Олав Энгельбретсон, перенес ее с собой в крепость Стайнвиксхольм, где она, после его бегства, была захвачена шведским командующим Христофером Хвитфельдом, который отослал золоченую серебряную гробницу, весившую 3200 унций, вместе с другой серебряной гробницей, в которой хранились рубашки святого, в датское казначейство.

Когда в 1564 году шведы захватили Дронтхейм, они не нашли никаких сокровищ св. Олава, кроме его шлема, шпор и деревянного ящика, в котором хранилось его тело^[75]. Шлем и шпоры они увезли с собой в Швецию, где они все еще хранятся в церкви святого Николаса в Стокгольме, ящик же оставили в церкви, предварительно вытащив из него серебряные гвозди, оставленные датчанами. После изгнания шведов тело святого Олава и ящик были с величайшей торжественностью перенесены обратно в собор, где, по свидетельству современников, тело было найдено нетленным в каменной гробнице в 1567 году, и «кровь его до сего дня видна, и ее не отмыть ни водой, ни человеческими руками». На следующий год тело святого Олава было по указу короля покрыто землей.

Святой Олав больше не числится среди святых, и даже место, где он покоится, ныне забыто, но имя его еще живет, как доказывают многочисленные предания, которые свежи в памяти норвежцев. По всей стране находим следы деяний и многочисленных чудес святого Олава. Источники возникали там, где он испытывал жажду, и приобретали целебные свойства, если он пил из них; скалы расступались по его слову и заливы (зунды) возникали по его мановению; возводились церкви, а тролли встречали в нем врага, столь же грозного, как некогда в могучем Торе, от которого святой Олав унаследовал даже рыжую бороду. Во множестве мест показывают камни, в которые по воле святого Олава обратились тролли.

За пределами Норвегии святой Олав также долго жил в народных преданиях. В Дании и Швеции рассказывают о множестве мест, где святой Олав обращал троллей в камни. Так, однажды, когда он проезжал мимо церкви Далби в Вармеланде, какая-то троллиха обратилась к нему со словами:

Олав, конунг остробородый,

Ты больно близко ко мне подошел!

На что он ответил:

Молчи, отродье троллей!

И ты, и весь твой скарб —

Вы в камень обратитесь

И впредь не будете губить добрых людей.

На Шетландских островах, как сообщает Гибберт, еще в восемнадцатом веке утверждали, что там имелся древний свод законов «святого Олла», об удивительных деяниях которого рассказывается в песнях, называемых «Виссаки». Предания Фарер приписывают святому Олаву отсутствие на острове лесов. Когда святой Олав спросил жителей острова, есть ли у них на родине леса, те, опасаясь, что он хочет обложить их новыми налогами, ответили отрицательно. «Да будет так», — сказал король, и в тот же миг все леса на Фарерах ушли в землю.

Происхождение большинства из этих удивительных преданий следует искать, вероятно, все в том же непонимании природы и в желании найти объяснение всему, что представлялось необычным; отсюда такое множество поверий о сверхъестественных существах. То, что язычество приписывало богам Вальхаллы и могучему Тору, искусные проповедники католицизма несомненно перенесли на могущественного гонителя веры в асов, чей топор заменил собой Мьелльнир Тора, а прославленный в преданиях скакун — упряжку козлов бога грома. Собственная слава Олава, рассказы благочестивых пилигримов и монашеские легенды постепенно превратили святого Олава в героя, которого невежественное и суеверное население считало способным на самые невероятные деяния.