Константин рекомендовал место как климатически благоприятное и обещал приятное пребывание. Созвал собор он, не то чтобы «папа». Он также открыл его 20 мая и председательствовал. Участники - данные колеблются между 220 и 318 (в соответствии с 318 рабами Авраама) - были на содержании императора и прибыли императорской почтой (как, впрочем, уже на синод в Арле) с многократно большим персоналом, с Запада, правда, только пять прелатов. Сильвестр, римский верховный пастырь, отсутствовал. Он позволил представлять себя двум пресвитерам, Виктору и Викентию, и не занял (на только поэтому) «никакого ведущего положения» (Войтович). Но император явился перед епископами «как ангел Господень с неба, излучая свет в своем блистательном одеянии, как бы лучащемся блеском в огненном потоке пурпура, и украшенный светлым мерцанием золота и драгоценных благородных камней» (Евсевий). Самих духовных отцов охраняли телохранители и приспешники, «обнажившие острые мечи». По высочайшему предписанию им было «предложено ежедневное пропитание в изобилии». Во время праздничного банкета, сообщает Евсевий, некоторые возлежали «на той же самой подушке у стола, что и император, в то время как другие покоились на подушках по обе стороны. Легко можно было бы принять это за картину о царстве Христа или мнить, будто все это лишь сон, а не действительность». О догматических аспектах (акты не велись вообще) большая часть слуг Бога имела поверхностное представление или вообще не имела его. И сам Хозяин не имел собственного интереса в этом. Уже за год до того, в октябре 324 г, в длинном послании он сообщил через епископа Осию представителям враждующих сторон, Арию и Александру, «что здесь речь идет, однако, лишь о безделице», о «задиристости бесполезного ничегонеделания». «Ни в коем случае ваше дело не стоит таких причитаний».

Никакой особо славной роли не сыграл в Никее епископ Евсевий, «отец церковной истории». Явившись как обвиненный, он в конце концов подчинился противной партии Александра и Афанасия.

Правда, Евсевий своей дипломатией, красноречием, своей сервильностью заслужил благосклонность императора, которому он отныне давал богословские и церковно-политические советы.

Возможно даже, что Константин не руководил заседаниями - сильно оспариваемая проблема, - однако определял их и решал он, при этом придерживался большинства. Правда, даже ему навязал решающую формулировку, то есть, - какую предложил, такую и провел, формулировку, которой они не представляли, более того, - еще в 268 г осужденную восточной церковью на Антиохийском соборе как «еретическую»! Это было несколько расплывчатое (означающее равный, идентичный, а также подобный - от греческого homos) понятия «homousios», омоусии, единосущности «Отца» и «Сына», - «знак враждебности к науке, которая мыслила в русле Оригена» (Гентц). Даже намека об этом нет в Библии. Оно противоречило даже - доказуемо введенному самим императором - кредо веры большинства восточного епископата, однако имело корни в гностической теологии. Монархиане, другие (антитроичные) «еретики» его тоже уже использовали. Сопровождавшему епископа Александра в качестве диакона молодому Афанасию, который, конечно, «еще не использовал его в своих ранних посланиях как кредо своей теологии» (Шнеемельхер), «потребовалось 25 лет, прежде чем он с ним сдружился» (Крафт). Хотя он и утверждает, что на соборе был «открыто против арианства», но пишет об этом лишь четверть века спустя. Определение веры детально не прояснялось и не получило обоснования Император, для которого речь шла - едва ли неосознанно - о единстве, видел в споре священников только упрямство, запретил всякие богословские дискуссии и потребовал лишь признания самой формулы. «Святые отцы» (Афанасий), чье присутствие императору якобы даровало счастье, «превосходившее все другие», которых он на протяжении четверти века лелеял во дворце, ухаживал за ними, осыпал почестями, - повиновались - И еще сегодня миллионы христиан веруют в fides Nicaena, в Никейский символ веры, (который правильнее было бы, иронизирует Иоганн Галлер, назвать константиновским), - плод мирянина, никогда еще не крещенного «Веруем в Бога, всемогущего Отца и в Господа, Иисуса Христа истинного Бога от истинного Бога порожденного, не сотворенного, единосущного (homousios) Отцу и в Святого Духа».

На Западе никейская вера даже десятилетия спустя была признана ограниченным числом верующих и в самых правоверных кругах не бесспорна. Даже учитель церкви Иларий поначалу противопоставлял ей веру крещения, пусть он потом и вернулся к никейскому вероисповеданию. Хотя, конечно, св. епископ Зенон Веронский, ревностный противник язычников и ариан, и подшучивал над кредо, использовавшим формулы, что это - «tractatus» и закон. Еще в канун V века проповеди Гваденция из Брешии или Максима из Турина не упоминают «Никею ни в одном месте» (иезуит Зибен). Еще Лютер признается в 1521 г, что он «ненавидит слово «homousion», однако в 1539 г. в своем трактате «О соборах и церкви»  принимает его. Прав Гете, согласно которому «учение о божестве Христа, декретированное консилиумом Никеи для деспотизма очень полезно, даже было потребностью».

Поведение Константина было чем угодно, только не исключением. Теперь император решал проблемы церкви - совсем не папы. В течение всего IV-го столетия римские епископы на соборах не играли никакой подобающей роли, они не были решающей инстанцией. Более того, со времен Константина существует «императорская синодальная власть». Трезво пишет церковный историк Сократ в середине V столетия «С тех пор как императоры стали христианами, дела церкви зависели от них, и самые большие соборы проводились и проводятся по их замыслам». Мирон Войтович в 1981 г комментирует коротко «Это была констатация, не содержавшая никакого преувеличения». И«Включение светской власти в синодальное бытие было признано церковной стороной в общем принципиально справедливым».

Символ веры ариан, которые тогда противопоставляли homousios'y homoiusios (сущностно подобен), был в Никее вырван у их оратора и разорван, прежде чем был дочитан до конца. Он же «был тотчас всеми отвергнут и объявлен неистинным и сфальсифицированным. Возник очень большой шум» (Феодорит) Вообще на святом собрании, говоря словами принимавшего участие в нем Евсевия, господствовала «повсеместно ожесточенная словесная брань», - как еще часто на соборах. Жалобное и полемическое послание епископов император не распечатывая предал огню Все, кто добровольно «присоединился к лучшим воззрениям», получили «его высшую похвалу. О неповиновавшихся, напротив, он высказался с отвращением». Арий был снова осужден и (после отпадения всех его сторонников до двух - епископов Секунда из Птолемеи и Феона из Мариарики) сослан с ними в Галлию, было приказано также сжечь их книги, владение ими угрожало смертной казнью, А так как несколько месяцев спустя после этого Евсевий из Никомедии, самый значительный партийный соратник Ария, и Феогн из Никеи отозвали свои подписи и приняли у себя ариан, то и их коснулся «божественный гнев», - конфискация и ссылка в Галлию. Но два года спустя сосланные смогли вернуться в свои епископства Ария, «человека с железным сердцем» (Константин), к тому же реабилитировал следующий синод в Никее, осенью 327 г, двусмысленные объяснения «еретика» удовлетворили Константина. Но священник напрасно ждал своего восстановления в прежней должности Новый патриарх Александрии воспротивился требованию императора его первый серьезный поступок.