Консулами в 88 г. были Сулла и Квинт Помпей Руф. Один из них дол­жен был отправиться на войну с Митридатом. По жребию эта обязанность выпала на долю Суллы. Не успел еще он выехать в Кампанию, где под Нолой стояла его армия, как народный трибун Публий Сульпиций Руф, аристократ и друзианец по своим взглядам, выдающийся оратор, внес в народное собрание четыре предложения¹: 1) новые граждане из италиков распределяются по всем трибам; то же право предоставляется вольноот­пущенникам; 2) сенаторы, долги которых превышают 2 тыс. денариев, лишаются своего звания; 3) все граждане, осужденые судебными комисси­ями на изгнание, возвращаются на родину; 4) Сулла лишается командова­ния в войне с Митридатом, и таковое передается Марию. Вопрос о коман­довании был важен с общеполитической точки зрения. От решения его зависело, будут распоряжаться в восточных провинциях оптиматы или популяры.

Хотя программа Сульпиция Руфа, по-видимому, была дальнейшим раз­витием консервативно-демагогической политики Друза Младшего, одна­ко она сплотила вокруг себя все недовольные элементы и вызвала реши­тельное сопротивление сената. Консулы, чтобы отсрочить принятие пред­ложении Сульпиция, объявили, под предлогом чрезвычайных религиозных празднеств, приостановку всей деловой жизни (iustitium). Тогда Сульпи­ций прибегнул к насилию. У него был наемный отряд из 3 тыс. вооружен­ных кинжалами людей. Кроме них, его постоянно сопровождало 600 мо­лодых людей из всаднического сословия, которых называли антисенатом. Опираясь на эти силы, Сульпиций потребовал от консулов отмены юсти­ция. Когда те отказали, начались беспорядки. Они приняли такие размеры (например, был убит сын консула Помпея Руфа), что правительству при­шлось уступить: празднества отменили, и законы Сульпиция прошли.

Сулла в это время уехал из города под защиту своих кампанских войск. Когда под Нолу явились два военных трибуна, чтобы принять армию для Мария, Сулла созвал сходку солдат и рассказал им о том, что произошло в Риме. При этом он заметил, что Марий, конечно, поведет на Восток но­вую армию, которую он наберет из своих ветеранов. Солдаты, услышав это, пришли в ярость: они вовсе не склонны были уступать другим восточ­ную кампанию, сулившую богатую добычу. Трибуны были побиты камня­ми. Солдаты потребовали, чтобы Сулла вел их на Рим.

Все командиры разбежались, кроме одного квестора. Сулла во главе 6 легионов (около 30 тыс. человек) двинулся на север. Это был первый слу­чай в римской истории, когда свои же войска шли против родного города. Это были первые плоды посеянных Марием семян, начало нового этапа гражданских войн.

Мятежные легионы вступили в город. Население встретило их камня­ми и черепицами с крыш. Марий и Сульпиций попытались организовать сопротивление в самом городе, но были разбиты. Войска Суллы заняли Рим. Сульпиций Руф бежал, был схвачен по дороге и убит. Голову его до­ставили Сулле и по его приказанию выставили на форуме. Марию с боль­шим трудом удалось спастись. После долгих приключений 70-летний ста­рик добрался до Африки, где вместе с другими беглецами нашел времен­ный приют.

Сулла не мог долго задерживаться в Риме: все сильнее разгоравшийся пожар на Востоке настоятельно требовал его отъезда туда. Но и оставить Рим в том неопределенном положении, в каком он находился, было невоз­можно. Поэтому Сулла на скорую руку провел несколько важных реформ, которые должны были ослабить демократию и вернуть всю власть сенату.

Законы Сульпиция Руфа были отменены. Сенат пополнился 300 новы­ми членами из сторонников Суллы. Всякое предложение, вносимое в на­родное собрание, должно было получать предварительное одобрение се­ната. Тем самым уничтожалась законодательная инициатива народных три­бунов. Наконец, отменялась реформа центуриатных комиций 241 г. и восстанавливалась сервианская избирательная система.

Сулле, кроме того, нужно было провести выборы консулов на 87 г. из числа своих сторонников, чтобы установленные им порядки продержались до его возвращения с Востока. Однако полностью сделать этого не уда­лось, несмотря на то, что Рим фактически находился на военном положе­нии. Одним из консулов был избран оптимат Гней Октавий, вторым же прошел Луций Корнелий Цинна, ярый демократ. Сулле оставалось только сделать «хорошую мину в плохой игре» и заявить, что он удовлетворен, видя как народ благодаря ему пользуется свободой[283].

Взяв с новых консулов клятву в том, что они будут соблюдать установ­ленные им порядки, Сулла весной 87 г. переправился на Балканский полу­остров.

Война Суллы с Митридатом

Положение Суллы, высадившегося в Эпире, было далеко не блестя­щим. Почти вся Малая Азия, Греция и значительная часть Македонии находились в руках Митридата. Его флот господствовал в Эгейском море. Под командой Суллы было максимум 30 тыс. человек. Флот отсутство­вал, войсковая касса пуста. В Италии было чрезвычайно непрочное по­ложение, и Сулла не строил на этот счет никаких иллюзий. Но выбора не было. Возможно быстрее покончить с Митридатом, а затем вернуться в Италию и заняться окончательным устройством государства — та­ков был единственно возможный план. Сулла со свойственными ему решительностью и презрением к опасности принялся за его осуществле­ние.

Митридат отверг предложенные ему мирные условия: вернуться к до­военному status quo. Сулла разбил в Беотии войска Архелая и афинского тирана Аристиона, после чего вся Эллада, кроме Афин и Пирея, была под­чинена. Сулла не успел захватить Афины, куда бежали Архелай и Аристион, и должен был прибегнуть к осаде города.

Осада затянулась на всю зиму 87/86 г., так как гарнизоны Афин и Пирея получали морским путем подкрепления и продовольствие. Для изго­товления осадных машин и приспособлений римляне вырубили истори­ческие рощи Академии и Ликея. Нуждаясь в деньгах на ведение войны, Сулла ограбил все наиболее почитаемые святилища Греции.

Все штурмы Афин и Пирея героически отбивались. Тогда Сулла пере­шел к тесной блокаде. К весне 86 г. съестные припасы в Афинах истощи­лись. 1 марта римляне предприняли решительный штурм города. Афины были захвачены и подверглись страшному опустошению. Такая же участь постигла и Пирей: он был очищен Архелаем и разрушен по приказанию Суллы, который хотел лишить Митридата важного порта в Эгейском море. Вожди восстания были казнены. Однако из уважения к прошлому Афин[284]городу была оставлена «свобода» и возвращены его владения, в том числе даже о. Делос.

После взятия Афин положение Суллы нисколько не улучшилось. Скорее, наоборот. Митридат двинул из Македонии в Грецию очень крупные силы, ко­торые появились у Фермопил. Флот у Суллы по-прежнему отсутствовал. В Риме произошел новый марианский переворот, Сулла был отстранен от дол­жности, а главнокомандующим восточной армией назначен демократический консул 86 г. Луций Валерий Флакк. Суллу спасли его смелость, граничившая с дерзостью, быстрота действий и превосходство римской армии над разно­племенными полчищами Митридата. При Херонее в марте 86 г. Сулла раз­бил Архелая, несмотря на огромное численное превосходство противника. Жалкие остатки азиатской армии вместе с Архелаем спаслись на Евбее.

В этот момент в Эпире высадился Валерий Флакк с двумя легионами. В Фессалии обе римские армии встретились и некоторое время в бездей­ствии стояли друг против друга. Флакк не решился на сражение: его вой­ско было слишком малочисленно, а солдаты ненадежны, так как многие перебегали к Сулле. В конце концов Флакк отступил на север, чтобы че­рез Македонию и Фракию перейти в Малую Азию для борьбы с Митридатом. Сулла не стал его преследовать, не желая, вероятно, гражданской войной ослаблять римские силы перед лицом общего врага.

К осени 86 г.[285] Митридат снова стянул на Эвбею большие силы, кото­рые переправились в Среднюю Грецию. При Орхомене, в Беотии, произош­ла вторая крупная битва этой войны. Римская пехота была атакована мно­гочисленной вражеской конницей и стала отступать.

Тогда, рассказывает Плутарх, Сулла соскочил с коня, схватил знамя и через толпу беглецов начал пробиваться к неприятелю, кри­ча: «Я здесь умру прекрасной смертью, римляне! А вы, когда вас спросят, где вы предали своего императора, не забудьте сказать: "Под Орхоменом"»[286].

Это создало психологический перелом: пехота сомкнула свои ряды, перешла в наступление, и римляне одержали блестящую победу.

Зиму 86/85 г. армия Суллы провела в Фессалии. Валерий Флакк тем временем занял Византий и переправился в Малую Азию. После неудач Митридата в Греции пошатнулось его положение и в Малой Азии. Зажи­точные слои населения и раньше были недовольны демагогической поли­тикой Митридата, но волей-неволей должны были сдерживать свое недо­вольство. Теперь оно проявилось наружу. Начали отпадать некоторые го­рода. Митридат прибегнул к суровым репрессиям и из «бога-спасителя» быстро превратился в того, кем он был в действительности: в жестокого восточного деспота. Это сильно облегчило римлянам их задачу.

В армии Флакка дело обстояло далеко не благополучно. Консул не пользовался никаким авторитетом, солдаты его не слушались и занима­лись грабежами. Легат Флакка Гай Флавий Фимбрия всячески потворство­вал солдатам и настраивал их против главнокомандующего. Дело кончи­лось тем, что войско взбунтовалось и убило Флакка. Командование при­нял на себя Фимбрия.

В отличие от Флакка, он был способным и энергичным человеком. Фимбрия разбил войско Митридата около Пропонтиды и заставил его очи­стить Пергам. Положение понтийского царя стало безвыходным. В осо­бенности оно ухудшилось, когда на Эгейском море появился флот Суллы, организованный его квестором Л. Лицинием Лукуллом. Приходилось про­сить у противника мира. Но с кем вести переговоры: с Суллой или Фимбрией? Митридат начал переговоры с обоими, но потом окончательно оста­новился на Сулле, считая его положение более прочным.

Конечно, при других обстоятельствах Сулла никогда не пошел бы на мир с Митридатом. Он понимал, какого страшного врага имеет в его лице Рим, и не успокоился бы до тех пор, пока не уничтожил бы понтийского царя и его царство. Но теперь ему нужно было как можно скорее развя­зать руки на Востоке, чтобы вернуться в Италию, где почва ускользала из-под его ног. Поэтому Сулла предложил довольно мягкие условия: возвра­щение Митридатом всех завоеваний, сделанных в Малой Азии с начала войны, уплата 3 тыс. (по другим данным — 2 тыс.) талантов контрибуции, выдача 80 боевых судов и другие более мелкие условия. Митридат не сра­зу согласился, но должен был уступить, когда Сулла пригрозил ему втор­жением в Малую Азию. В августе 85 г. в г. Дардане на Геллеспонте, при личном свидании Суллы с Митридатом, последний принял все римские условия. Мир был заключен.

Оставалась еще армия Фимбрии. Она стояла возле Пергама. В ней с каждым днем усиливались разложение и дезертирство. Когда Сулла подо­шел к ней вплотную, солдаты массами начали перебегать на его сторону. Фимбрия бежал в Пергам и там кончил жизнь самоубийством, бросившись на меч.

После этого Сулла принялся за восстановление порядка. Все видные сторонники Митридата, попавшие в римские руки, были казнены, его ме­роприятия (сложение долгов, освобождение рабов и проч.) отменены. На­логоплательщики должны были уплатить все накопившиеся за время пе­реворота недоимки. Кроме этого, провинция Азия была обложена колос­сальной военной контрибуцией в размере 20 тыс. талантов. Оставшиеся верными Риму общины и государства (о. Родос, Ликия, Магнезия и др.) были щедро награждены.

В 84 г. Сулла переправился из Малой Азии в Грецию, где провел зиму, готовясь к войне в Италии. Несчастная Греция вторично должна была пе­ренести римскую оккупацию. Весной 83 г. Сулла с 40-тысячной армией, нагруженной добычей, высадился в Брундизии. В Италии началась новая гражданская война.

«Самым ярким и, возможно, кульминационным моментом Первой Митридатовой войны была осада Афин Суллой (зима 87/86). Мно­гие десятилетия римляне испытывали непреходящий пиетет пе­ред культурной столицей Эллады, сохраняя видимость свободы го­рода. Сулла, очевидно, не страдал подобными «комплексами» — для него Афины были не более чем просто город, в котором власть зах­ватил сторонник Митридата тиран Аристион. Впервые в истории Афин город был взят штурмом. Подробное описание осады Афин оставил Плутарх в биографии Суллы (12—14). Вот наиболее яркие эпизоды этого трагического события: «Сразу овладев остальными городами Греции, призвавшими его через послов, Сулла подступил со всеми своими силами к Афинам, которые держали сторону царя, вынуждаемые к этому тираном Аристионом и, окружив Пирей, по­вел осаду, установив всевозможные военные машины и вступая во всякого рода стычки... Так как многие машины выходили из строя — рушились под собственной тяжестью или сгорали, подожженные за­жигательными стрелами врагов, и потому не хватало леса, Сулла принялся за священные рощи: он опустошил Академию, самый бога­тый деревьями пригород, и Ликей.

Нуждаясь в больших деньгах для ведения войны, Сулла не оставил в покое и святилища Эллады, посылая то в Эпидавр, то в Олимпию за прекраснейшими и ценнейшими из приношений. Даже дельфийским амфиктионам он написал, что сокровища бога лучше было бы пере­везти к нему, у него-де они будут целее, а если он и воспользуется ими, то возместит взятое в прежних размерах. Вслед за тем он по­слал туда своего друга, фокейца Кафиса, приказав ему принять каж­дую вещь по весу. Кафис прибыл в Дельфы, но не решался прикос­нуться к святыням и пролил много слез, оплакивая при амфиктионах свою участь. И когда кто-то сказал ему, что слышал, как зазвучала находящаяся в храме кифара, Кафис, то ли поверив этому, то ли же­лая внушить Сулле страх перед божеством, написал ему об этом. Но Сулла насмешливо ответил, что удивляется Кафису: неужели тот не понимает, что пением выражают веселье, а не гнев, и велел своему посланцу быть смелее и принять вещи, которые бог отдает с радос­тью...

Суллой овладело неодолимое, безумное желание взять Афины — по­тому ли, что он в каком-то исступлении бился с тенью былой славы города, потому ли, что он приходил в бешенство, терпя насмешки и издевательства, которыми с городских стен ежедневно осыпал его, глумясь и потешаясь... тиран Аристион. Человек этот, чья душа была сплавом из наглости и жестокости, который усвоил и совместил в себе худшие из Митридатовых пороков и страстей, подобно смерто­носной болезни обрушился на город, прошедший некогда невреди­мым сквозь бесчисленные войны, претерпевший многие тирании и усобицы, а теперь стоявший на краю гибели... С большой неохотой он послал для переговоров о мире двоих или троих из своих собу­тыльников, которые, нисколько не интересуясь спасением города, важно повели речь о Тесее, об Эвмолпе, о Персидских войнах, так что Сулла сказал им: «Идите-ка отсюда, милейшие, и все свои рос­сказни прихватите с собой: римляне ведь послали меня в Афины не учиться, а усмирять изменников».

Тогда-то, как передают, и донес кто-то Сулле о подслушанном в Ке­рамике разговоре: старики беседовали между собой и бранили тирана, который не охраняет подступы к стене у Гептахалка, в том един­ственном месте, где враги могут легко через нее перебраться. Сулла не пропустил мимо ушей это донесение, но посетив ночью удоб­ное для приступа место и осмотрев его, взялся за дело... Именно с этой стороны и был взят город, как об этом рассказывают старейшие из афинян. А сам Сулла, срыв и сравняв с землей стену между Пирейскими и Священными воротами, вступил в город в полночь — грозный, под рев бесчисленных труб и рогов, под победные клики и улюлюканье солдат, которые, получив от Суллы позволение грабить и убивать, с обнаженными мечами носились по узким улицам. Уби­тых не считали, и вплоть до сего дня лишь по огромному простран­ству, залитому тогда кровью, судят об их множестве. Ведь, не гово­ря уже о тех, кто погиб в других частях города, только резня вокруг Площади обагрила кровью весь Керамик по самые Двойные ворота, а многие говорят, что кровь вытекла за ворота и затопила пригород. Но сколь ни велико было число людей, погибших насильственной смертью, не меньше было и тех, что покончили с собой, скорбя об участи родного города, который, как они думали, ожидало разруше­ние. Это наполняло отчаянием лучших граждан — они боялись ос­таться в живых, не надеясь найти в Сулле никакого чувства меры, ни малейшего человеколюбия. Но когда в ноги Сулле повалились с моль­бой изгнанники Мидий и Каллифонт, когда с просьбой пощадить го­род обратились к нему также соратники-сенаторы, он, и сам уже пре­сытившись местью, произнес несколько слов в похвалу древним афи­нянам и сказал, что дарует немногих многим, милуя живых ради мерт­вых» (пер. В. М. Смирина).