Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
Новые христианские идеи начали играть роль в философии, в том числе и в политической философии. К тому же со времени превращения христианства в доминирующую религию произошли конкретные политические изменения, оказавшие существенное воздействие на политическую жизнь и политическое мышление Средних веков. Появились два "переплетенных" института - мирской и церковный. Эти институты развивались и, начиная с четвертого века до конца Средневековья, отношения между ними изменялись. Не останавливаясь на исторических фазах этого развития, рассмотрим некоторые теоретические моменты, связанные со сравнением этих соперничавших институтов.
leieciBeiiHoe Церковный
i!pano -У институт
Государе! во/ (ако и
(всеобщее)
Римское Мирской
право институт
Человек-в-
сообществе
Душа
(добро)
Чндивит
(отдельное!
\| Тело
(зло)
Мы уже отмечали, что при переходе от античной к эллинистическо-римской эпохе произошло раздвоение между индивидом, отдельным, и государством/законом, всеобщим. Далее внутри все общего произошло разделение естественного права и существующих законов Римской империи.
Последнее разделение может быть понято как выражение попытки обосновать существующие (действующие) законы. При рассмотрении взглядов софистов отмечалось, что такое обоснование (доказательство) требует введения более базисных предпосылок.
N, Естественное право N, Римское право
Для обоснования существующих законов N,, которые претендуют на общезначимость, мы можем обратиться к абсолютному (естественному) праву N,, трактуемому как более базисное по сравнению с этими законами. При этом последние находят свое оправдание в абсолютном праве и становятся его выражением.
Подобным образом естественное право могло обосновать существующие римские законы. Но это обоснование являлось обоюдоострым, потому что естественное право, конечно, могло также использоваться и для критики действующих законов. Всегда могли появиться люди, претендующие на то, что именно они являются правильными истолкователями естественного права и что они сообщают о противоречии действующих законов естественному праву. Другими словами, стало важным выяснить, кто является официально уполномоченным интерпретатором Естественного права1.
1 Словосочетание "Естественное право" пишется с заглавной буквы, чтобы подчеркнуть, что здесь оно обозначает нормативное, а не научное понятие
180
181
До тех пор, пока правители Римской империи обладали всей полнотой власти, включая и интерпретацию естественного права, все находилось под их контролем, Однако ситуация резко изменилась, когда эти правители разрешили Христианской церкви выступать в роли интерпретатора права. Вместо того, чтобы утверждать себя в качестве божественного и, следовательно, обладающего правом интерпретировать закон, император мог передать это право другому институту - папе и церкви. До тех пор, пока церковь была солидарна с правящей властью, с государственной точки зрения, ситуация оставалась удовлетворительной. Но в силу того, что церковь как относительно независимый институт была назначена государственно уполномоченным интерпретатором основных этических и религиозных вопросов, ситуация стала чреватой потенциальным конфликтом церковного и мирского институтов.
Точка зрения на церковь как зависимый, поддерживаемый государством институт, будет правильной только с некоторыми уточнениями. В силу положения церкви как официального государственного интерпретатора этических и религиозных вопросов, люди получили определенные основания для критики светских правителей. Это оказалось исключительно важным для развития в Европе идеи свободы. Верно, что церковь часто проповедовала послушание светским правителям. Дело обстояло, как и было написано: "Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога; существующие же власти от Бога установлены. Посему противящийся власти противится Божию установлению. А противящиеся сами навлекут на себя осуждение" (Рим. 13: 1-2). Этот призыв к послушанию существующим властям может быть рассмотрен как ответ на стратегическую (теологическую) дилемму ранних христиан. Должны ли они устраниться от проблем общества и все надежды возлагать на грядущую жизнь? Если так, то христианство приобрело бы анархические черты, а христиане вступили бы в конфликт со светской властью. Или они должны поддерживать порядок, при котором церковь автономна в духовных вопросах, но является покорной в вопросах мирской жизни? Стратегия, вытекающая из положительного ответа на этот вопрос, была в дальнейшем реализована в учении Геласия (Gelasius) о двух "властях" (авторитетах), ставшего в Средние века основой сосуществования государства и церкви.
Однако этот церковный призыв к послушанию светской власти был двусмысленным, поскольку церковь могла отказаться от него, если находила, что светские правители не отвечают этиче-
182
ским и религиозным требованиям. В качестве относительно независимого института церковь иногда обладала политической властью для подобных действий. Теоретически сотрудничество церкви и государства должно было быть взаимным. Но так как они все же были относительно самостоятельными институтами, объединявшими одних и тех же членов, то часто в ситуациях, когда нужно было отдать должное и папе и императору, лояльность народа как бы раздваивалась. Практически было невозможно провести строгое разграничение светской и церковной властей. Обладавшие только духовной властью должны были иметь достаточный экономический базис для того, чтобы быть способными проповедовать, то есть иметь определенную долю мирской власти. Те же, кто правил, должны были обладать определенным духовным авторитетом.
Августин (354 - 430 г.)
ЖИЗНЬ. Августин (Augustine) родился в г. Тагасте в Северной Африке в 354 г. Его мать была христианкой, а отец - язычником. В юности Августин беззаботно жил в
Карфагене.
Вначале Августин познакомился с одним из популярных религиозных течений своего времени - манихейством. Оно учило о дуализме мирового добра и зла и утверждало, что человеческие создания обладают двумя душами, одна из которых добрая и светлая, а другая - злая и темная. Действия каждого человека являются результатом конфликта этих двух душ. Августин принял это учение - оно объясняло присутствие зла в этом мире. Но он недолго оставался сторонником манихейства. Оно не давало сил для нравственной жизни, к которой стремился Августин. Он также был разочарован в нем и интеллектуально. Отойдя от манихейства он примкнул к скептицизму.
Но и скептицизм не удовлетворил Августина. Он обратился к неоплатонизму (Плотин). Августин нашел в неоплатонизме приемлемый ответ на вопрос о зле. Нео-платонистское понимание духовного как реального также встретило одобрение Августина. Он обрел интеллектуальный покой, изучая Платона (и Плотина).
Но его личный опыт пришел в конфликт с неоплатонистской верой в разум, согласно которой правильное понимание ведет к правильным действиям. Так, Августин осознавал, что не способен вести жизнь, которая, как он знает, является правильной. В то же время Августин понимал, что, хотя теоретически христиане слабее, чем он, морально они выше его. Поэтому Августин высоко ценил христианство за его высшее учение о спасении, хотя теоретически оно его не удовлетворяло. На этом этапе жизни в качестве учителя риторики он совершил путешествие в Милан. Там Августин был привлечен проповедями епископа Амброзия (Ambrose, 339-397) и в возрасте около тридцати лет принял христианство.
Августин вернулся в Северную Африку и стал епископом. Вся дальнейшая его жизнь была посвящена Церкви. Августин умер в 430 г., то есть во времена вторжения вандалов в Западную римскую империю.
Труды. Августин написал много книг на латинском языке. Упомянем только четыре из наиболее известных.
183
Глава 6. Средние века
Против академиков (Contra Academicos), где он, опровергая скептицизм, критикует свое прошлое увлечение скептицизмом.
О свободной воле (De libero arbitrio), где обсуждается проблема зла и свобода воли.
Исповедь (Confessiones), где Августин раскрывает перипетии своей духовной борьбы. В этой книге показан переход от ранней греческой к христианской поздней Античности. Августин предстает в ней не рациональным греческим гражданином, а отдельным индивидом, личностью, вовлеченной во внутреннюю битву души и тела, когда эмоции преобладают над рассудком.
В произведении О граде Божием (De civitate Dei) Августин разрабатывает собственное видение истории и учение о "Двух градах" ("Царствах") - Граде Земном и Граде Божием.
Жизнь Августина пришлась на период после признания христианства доминирующей религией и раздела Римской империи, на период, непосредственно предшествовавший вторжению германских племен, которое разрушило Западную римскую империю. Время упадка этой мировой империи сопровождалось возникновением различных церковных организаций. Именно они в конечном счете выполнили задачу сохранения культурного наследия в греко- и латиноязычном мире. Кроме того, в условиях ослабления императорской власти Церковь взяла на себя часть политической ответственности (вместе с Византией и государствами, образовавшимися в результате переселения народов). Таким образом христианские теологи стали также политическими идеологами.
Августин оказался одним из первых великих теологов, которые связали Античность и христианское время. Он синтезировал христианство и неоплатонизм.
Поэтому у Августина мы находим уже упоминавшиеся новые христианские представления: "человек в центре", линейное развитие истории, персонифицированный Бог, создавший из ничего вселенную. Но у Августина эти представления выражены на языке античной философии.
С одной стороны, все центрировано вокруг человека, поскольку Бог создал все для человека и поскольку спасения ищет человек, созданный по образу Бога и являющийся венцом творения. С другой стороны, опровергнувший скептиков Августин утверждает, что наиболее достоверным знанием мы обладаем о внутреннем мире человека. Интроспекция дает более определенное познание, чем чувственный опыт. Внутренний мир человека обладает эпистемологическим приоритетом. Довод в пользу этого утверждения состоит в том, что субъект и объект "совпадают" благодаря инт-
184
роспекции, тогда как чувственный опыт всегда неопределен из- sa различия субъекта и объекта'.
Для Августина внутренний мир является скорее полем битвы различных чувств и побуждений воли, чем областью холодной деятельности рассудка. Внутреннее является сферой иррациональных импульсов, греха, вины и страстного желания к спасению. Но в отличие от стоиков Августин не верит, что мы сами в состоянии управлять своей внутренней жизнью. Мы нуждаемся в милости и "сверхчеловеческой" помощи. Августин действительно полагает, что мы обладаем свободой воли, но одновременно подчеркивает, что мы полностью являемся частью предопределенного Богом плана спасения.
Августин в основном разделяет неоплатонистское понимание взаимоотношения души и тела. Иначе говоря, душа представляет божественное в человеке. Тело является источником греховного. Человек должен, по возможности, стать свободными от тела и сконцентрироваться на духе, на своем внутреннем мире, чтобы приблизиться к духовному источнику существования вселенной - Богу. Но как христианин Августин к сказанному добавляет и идею первородного греха. Душа непосредственно подвержена влиянию греха.
Августин считает, что внутри каждого человека развертывается борьба Бога и Дьявола. Он обнаруживает ее и на историческом уровне в виде противостояния Божьего града (civitas Dei) и Града земного (civitas terrena). Подобно тому, как каждая индивидуальная жизнь является полем битвы спасения и греха, так и история - полем сражения благого и греховного "царства".
Учение Августина о Божьем Граде и Земном Граде довольно слабо развито, чтобы быть политической теорией, поскольку он рассуждает преимущественно как теолог, а не как политик. Он проявляет сравнительно мало интереца к тому, как могли бы быть актуализированы политические идеи. Учитывая это, мы тем не менее можем сказать, что августиновские представления о борьбе между этими двумя "царствами" были, по-видимому, навеяны современной ему политической ситуацией. Христианство считалось причиной падения Римской империи, и Августин должен был защитить его от подобных обвинений. Еще одна интерпретация состоит в том, что, вероятно, Августин думал, хотя и никогда не выражал явно, что Церковь в определенном смысле представляет собой Божье "царство", тогда как Империя - "царство" земное.
1 Далее при рассмотрении учения Декарта мы приведем аргументы, которые утверждают двусмысленность чувственного восприятия; см. Гл. 10.
185
История философии Глава 6. Средние пеки
Однако Августин не рассматривал земное царство как случайное и не необходимое. Он считал, что из-за испорченной грехопадением природы человека сильное земное царство необходимо для обуздания зла. Поэтому земное царство является необходимым злом, пока продолжается исторический конфликт добра и зла, то есть в промежуток времени между грехопадением и Судным Днем. (Здесь мы придерживаемся крайней интерпретации точки зрения Августина на Земное Царство).
Такая точка зрения на земное царство отличается от аристотелевского (и томистского) понимания взаимосвязи человека и общества, согласно которому человек рассматривается как общественное по природе существо. Она отличается и от платоновского понимания государства как учителя нравственности, воспитывающего людей для совершенной жизни. Платон стремился к идеалу, тогда как у Августина было достаточно проблем, связанных с обузданием зла.
С моральной точки зрения, для Фомы Аквинского функция политики состоит в создании условий для моральной жизни, конечной целью которой является спасение. У Августина различие между политикой и моралью (религией), между государем (политиком) и священником является менее четким. Политика также выполняет непосредственно моральную функцию. Она является авторитарным средством контроля над моральным злом. Упрощенно говоря, такова точка зрения Августина на государство и политику после грехопадения. До того как грех пришел на землю, люди были равными, и Августин предполагает, что тогда они были по своей природе общественными созданиями. Но грех сделал необходимым организованную государственную систему, использующую для наказания и защиты принуждение и имеющую четкое распределение прав между правителями и подданными. Даже при отсутствии греха в обществе должен был царить определенный порядок и тем самым определенная форма правления, но без использования принуждения. В земном государстве, где существует зло, правители назначены Богом для поддержания порядка и, следовательно, не получают свою власть от народа. Правители такого государства являются богоизбранными, и народ обязан подчиняться им, поскольку он обязан подчиняться воле Бога.
Однако каким образом злое (мирское) царство может исправить зло в людях? Здесь ему помогает хорошее (церковное) царство1.
1 Здесь мы интерпретируем церковное царство как идентичное с благим (Божьим) царством.
186
Церковь как организация необходима для спасения души путем ее морального, религиозного воспитания, а также с помощью надзора зa мирским царством и его действиями по искоренению зла.
Все эти представления стали решающими для последующего времени. Церковь как организация необходима для спасения. Существующая империя - это христианское государство в том смысле. что все ее члены являются одновременно подданными и императора, и папы.
Августин - вера и разум
Ранее отмечалась важность эпистемологических вопросов для софистов и Сократа, для Платона и Аристотеля. В позднюю Античность эпистемология была особенно важна для скептиков.
С появлением христианства произошло расширение спектра эпистемологических вопросов. В дополнение к вопросам о том, что мы можем знать, возникли вопросы о том, во что мы можем верить в религиозном смысле, то есть вопросы о взаимосвязи религиозной веры и мирской мудрости, христианского откровения и греческого мышления. Они послужили исходным пунктом для христианской теологии.
Среди христианских теологов были и такие, для которых христианская вера и греческое мышление были принципиально несовместимы, и они считали недопустимыми попытки обосновать или понять христианскую веру с помощью философии и разума. Тертуллиан (Tertullian, ок. 160-222) именно так неодобрительно относился к философии. Выражением его отношения к этой проблеме стала знаменитая фраза credo quia absurdum (верую, потому что абсурдно). Для него вера независима от разума. Если разум утверждает бессмысленность веры, то вера относится к этому совершенно безразлично. Эта точка зрения представляет крайнюю позицию в понимании отношения религиозной (христианской) веры и мирской премудрости.
Менее жесткая позиция допускала определенную общую для веры и разума сферу. Ее придерживались некоторые ранние христианские теологи. Согласно им, в эпистемологическом смысле вера обладает преимуществом. Если возникает конфликт между верой и разумом, то права вера. Эта позиция была присуща большинству христианских теологов - от Августина до Фомы Аквинского. Но в ее рамках существовало несколько подходов. Согласно
187
одному из них, вера обладает превосходством в том смысле, что именно благодаря ей становится возможным мышление: credo ut intelligam (верую, чтобы понять). Это означает, что без откровения и веры люди были бы слепы по отношению к важнейшим аспектам жизни. Августин придерживался этого подхода.
Другой подход состоял в том, что вера действительно обладает приоритетом, но только в отношении основных христианских истин'. В основном же как вера (на основе откровения), так и разум (на основе опыта) являются независимыми и обладают одинаковым статусом. Отчасти они занимаются своими специфическими проблемами, отчасти - общими для обоих. В совместной для них области между верой и разумом существует гармония. Например, к этой области относится вопрос о существовании Бога, тогда как вопрос о его сущности относится к области веры, основанной на откровении. Такой гармонический синтез веры и разума пронизывает теологию (философию) Фомы Аквинского.
Далее мы рассмотрим подход Августина, а затем Фомы Аквинского. Но поскольку Августин большую часть своей аргументации направлял на опровержение современного ему скептицизма, вначале остановимся на его основных моментах.
Скептицизм
Античные скептики (например, Пиррон, Pyrrho, ок. 360- 270 до Р.Х., Карнеад, Carneades ок. 213-128 до Р.Х., Секст Эмпирик, Sextos Empiricus, ок. 200 после Р.Х.) в основном интересовались эпистемологическими вопросами. В целом они сомневались в возможности дать на них определенные ответы. Скептики принадлежали к эпистемологической традиции, восходящей к софистам, тогда как эпикурейцы и стоики развивали традицию моральной философии, восходящую к Сократу.
1 Например, таких, как природа Христа, Его рождение, Его смерть и воскресение.
188
Однако в эпистемологическом смысле скептицизм является достаточно двусмысленным понятием. Поэтому полезно проводить различие между двумя видами скептицизма. Первый утверждает (прямо или косвенно), что мы не можем знать ничего [ср. нашу интерпретацию Горгия]. Второй ничего не утверждает о неспособности адекватного познания, но проводит исследование, не за-
нимая определенной позиции по отношению к оценке ею г> чультатои (греч. skeptikos - "исследователь")'.
Обрисуем в общих чертах несколько современных интернрг, > иий важнейших аргументов античных скептиков
I) Чувства не дают нам определенного знания.
Чувственные впечатления, получаемые нами от внешних объ ектов, зависят не только от них, но также и от отношений меж.iv ними и нами (например, расстояние), от состояния органов чувств и от нашего состояния в целом (бодрствование, сон, спокойствие, возбуждение, и т.п.)2.
Практически мы сталкиваемся с этими проблемами, когда чуь-ства "обманывают нас", например, при переходе от одного эмоционального состояния к другому, при изменении расстояния от объекта, угла его рассмотрения или когда между нами и объектом находятся различные среды (вода, туман, пар и т.п.). Все это влияет на наше чувственное восприятие. Более того, между индивидами имеются многочисленные различия - то, что сладко или холодно для одного, возможно, не будет таковым для другого.
Скептики подчеркивают, что мы никогда не сможем освобо литься от этих трудностей. Они возникают, в принципе, для любого из наших восприятий внешних предметов. Не существует нейтрального доступа к объектам, при котором мы не сталкивались бы с подобными трудностями и познавали бы объекты такими, каковы они в действительности.
Иначе говоря, не существует инстанции, которая бы гарантировала, что чувственное восприятие является истинным, что оно действительно соответствует воспринимаемому объекту.
По мнению скептиков, согласие большинства людей в том что они имеют одни и те же чувственные восприятия многих вещей, не решает эти эпистемологические вопросы. У нас нет гарантии того, что все не ошибаются. Более того, часто трудно решить, подразумевают ли люди одно и то же, когда они говорят, что воспринимают один и тот же объект.
1 А.Несс [A. Nxess. Scepticism. - Oslo, 1969. P. 2-7] называет первых скептиков ¦академиками", а вторых - собственно "скептиками". Основываясь на Сексте )мпирике, этот автор причисляет Пиррона ко второму виду скептиков.
: Соответствующие аргументы можно найти у Демокрита (и Протагора). Чувственное восприятие человеком внешних объектов происходит благодаря переходу атомов-посредников от объекта к органам чувств. А так как все наше познание внешних вещей зависит только от чувственных восприятий, возникающих в органах чувств, то мы не можем быть уверенными в получении правильных со общений о внешних объектах. В общем, чувственные впечатления в органе чувств кшмеят как от восприятия объекта, так и от состояния органа чувств.
189
История философии Глава 6. Средние века
Рекомендация непредвзятого отношения к объектам звучит хорошо. Однако она не продвигает нас вперед, поскольку не затрагивает основных трудностей (хотя на практике подобное отношение может быть полезным). Согласно скептикам, главная эпистемологическая трудность заключается в том, что чувственное восприятие всегда является результатом нескольких различно действующих факторов, а не только одного исходящего от объекта чистого и "невозмущенного" импульса.
Другими словами, люди не в состоянии познать истинную природу объектов. У нас нет метода получения знания, который сделал бы возможным разрешение этой дилеммы. Таким образом, различие между истинными и ложными восприятиями является проблематичным. Чувства не ведут нас к истинному и определенному знанию1.
Следует отметить, что рассматриваемый аргумент, по-видимому, не подразумевает, что в своей повседневной жизни мы должны игнорировать то, что сообщают нам чувства. На практике для того, чтобы жить и выжить, мы должны учитывать наши чувственные восприятия. По мнению скептиков, должно быть отвергнуто лишь убеждение, что наши чувства ведут нас к определенному знанию о том, каким действительно является мир. То, что соль кажется соленой (для большинства людей) и что огонь обжигает (почти каждого) дает нам лишь субъективную определенность, но не дает права утверждать что-либо о том, каков объект в действительности.
2) Индукция не является надежным выводом.
Индукция является выводом из утверждения о наличии некоторого свойства у конечного числа отдельных случаев определенного вида утверждения о наличии этого свойства во всех случаях этого же вида. "Все до сих пор наблюдаемые мулы общим числом 45 987 голов были серо-коричневыми, следовательно, все мулы являются серо-коричневыми". Но индукция не является заслуживающим доверия выводом, так как нет гарантии того, что однажды не родится мул другого цвета. Следовательно, индукция от^ крывает возможность получения утверждений более сильных, чем мы на то имеем право. Поэтому она ненадежна2.
3) Дедукция не дает нового знания.
Дедукция является выводом некоторого положения с по мощью определенных правил из множества данных утвержле ний (предпосылок). Это положение будет истинным, если истинны предпосылки и общезначимы правила вывода. Если нам известно, что все люди способны говорить и что Сократ является человеком, то мы можем заключить, что Сократ способен говорить.
Но такой вывод не дает нового знания. Полученное положение не сообщает ничего нового по сравнению с тем, что уже имелось в предпосылках. Следовательно, дедукция является тавтологичной1.
Можно сказать и по-другому. Чтобы быть уверенным в утверждении о том, что все люди способны говорить, мы должны установить, что все люди, включая Сократа, действительно способны разговаривать. Поэтому наша уверенность в истинности этого общего утверждения ("все люди способны говорить") основана на том, что Сократ уже включен во множество людей. Следовательно в выведенном утверждении ("Сократ способен говорить") нет ничего нового. (В дополнение мы сталкиваемся здесь с уже упомянутой проблемой перехода от утверждения о конечном числе случаев к утверждению о всех случаях данного вида, см. пункт 2. Мы не можем, конечно, проверить каждого человека на предмет владения им речью. Практически невозможно наблюдать не только каждого живущего в наше время, но и тех, кто жил до нас и будет жить после нашей смерти).
4) Дедукция не доказывает свои собственные предпосылки.
Все дедуктивные выводы предполагают обоснованность собственных предпосылок (и дедуктивных правил вывода). В них доказуемыми всегда являются выводные утверждения, но не предпосылки. Конечно, эти предпосылки могут быть получены в качестве дедуктивных утверждений в других актах дедукции. Но и эти акты будут содержать предпосылки, которые в них не доказаны.
Это значит, что мы имеем здесь трилемму. Либо мы до бесконечности продолжаем процесс обоснования предпосылок ("регресс в бесконечность- ad infinitum"), либо мы движемся по логическому кругу ("порочному кругу"), либо мы прерываем этот процесс в логически произвольном месте ("децизио-
1 См. рассуждения Декарта о чувственном опыте и определенном знании в Гл. 10.
2 См. критику Юмом индукции в связи с понятием причинности в Гл. 15.
См. в Гл. 7 критику научного дедуктивного идеала.
190
191
История философии
низм"1). Для дедуктивных заключений нет других альтернатив Следовательно, в конечном счете ни один исходный принцип (предпосылка, предположение) не¦ может быть доказан дедуктивно2.
5) Противоположные мнения имеют одинаково веские основания. Более того, античные скептики, например Протагор, думали, что человеческие мнения о достаточно сложных предметах (например, о политических и социальных ситуациях) таковы, что различные и прямо противоположные точки зрения являются, в принципе, в равной степени обоснованными. Аргументы за и против одинаково весомы. Одно мнение столь же хорошо обосновано, как и другое. Мнения скорее всего выражают различающиеся привычки и обычаи (традиции), чем истинное знание.
В заключение скажем, что критика скептиков была направлена против чувственного опыта, индукции и дедукции. Она имела следствием то, что люди не могут обладать определенным знанием внешних вещей и не могут иметь определенного знания универсальных принципов (всеобщих утверждений или предпосылок).
Среди античных скептиков существовали различные мнения по поводу того, насколько далеко ведут эти и подобные возражения против возможности иметь определенное знание. Пиррон,
1 Слово децизионизм происходит от лат. decisio - решать. Термин децизионизм (нем. "Dezisionismus" или "Entscheidungsdenken") использовался немецким философом права Карлом Шмиттом (Carl Schmitt, 1888-1985) для характеристики мышления, которое в качестве конечного юридического основания рассматривает не универсальную норму, а определенное решение. Ср. с максимой Гоббса "autoritas, поп veritasfacit legem" (авторитет, а не истина, творит закон). Дискуссия о децизионизме связана со спорами вокруг правового позитивизма, концепции естественного права и процедурной концепции оснований юридических норм (Хабер-мас). Децизионизм является предметом обсуждения и в философии науки (эпистемологии). Например, Поппер говорит о "решении" в пользу рациональности (как критического метода в смысле его доктрины "критического рационализма"). [См. Открытое общество и его враги. - Соч. В двух томах. - М., 1992. Т. 2. - С. 455-456]. Позиция Поппера была подвергнута критике К.-О. Апелем (Karl-Otto Apel, 1922), который считает, что само понятие выбора за или против рациональности всегда предполагает рациональность. При этом Апель исходит из его трансцендентальной прагматики. В ходе этого спора попперианец Ханс Атъ-берт (Hans Albert, 1921) защищает приоритет "окончательного решения" в пользу рациональности [см. Transzendentale Tnumereien. - Hamburg, 1975. S. 149], а Дитрих Болер (Dietrich Bonier) защищает критику Апелем эпистемологического де-цизионизма, утверждая, что этот децизионизм самореференциально противоречив [См. Rekonstruktive Pragmatik. - Frankfurt am Main, 1985. S. 297].
2 Разве это не замечательное утверждение? Ср. с рефлексивной (самоприменимой) аргументацией [Гл. 18 и 30].
192
Глава 6. Средние века
обычно рассматриваемый в качестве основателя античного скеп тицизма, считал эти возражения настолько серьезными, что за единственно оправданную точку зрения признавал отказ от любой точки зрения. Другие скептики, подобно Карнеаду, больше подчеркивали значение этих возражений для прояснения различных степеней постижения.
В той мере, в какой скептики утверждали невозможность знания, это утверждение опровергало само себя. Его применение к самому себе является противоречивым. Радикальный скептицизм является парадоксальным и, следовательно, неубедительным. Поэтому при интерпретации скептицизма важно выяснить, что же на самом деле утверждали скептики. Насколько полным и абсолютным было их сомнение и в каком смысле оно имело форму утверждения, которое само претендует на то, чтобы быть истинным?
По-видимому, мы можем выразить принятую точку зрения на скептицизм следующим образом. Исходя из практических соображений, скептики жили в соответствии со своими чувственными впечатлениями и с современными им мнениями. Но они делали это, не занимая определенной позиции в отношении того, что является возможной истиной в этих восприятиях и мнениях. Они рассматривали свои аргументы почти как студент, который изучает предмет, не задаваясь вопросом об истинности написанного в учебнике. В этом смысле скептицизм утверждает, что мы поступаем правильно, воздерживаясь от оценки истинностных значений различных утверждений. Скептически настроенный человек не принимает и не отрицает любую точку зрения в качестве истинной или ложной. Он довольствуется наблюдаемым без какой-либо его оценки.
Когда другие философы делают утверждение о предмете рассуждений, то скептики не отрицают это утверждение, заменяя его другим. Скептики довольствуются демонстрацией проблематичности того, что мы в этом утверждении выражаем истинное и определенное знание об обсуждаемом предмете. Они пытаются показать проблематичность утверждения чего бы то ни было об этом предмете без того, чтобы высказать в отношении этого предмета другое утверждение.
193
Остается вопрос, откуда сами скептики черпают свое знание о том, что правильным является воздержание от принятия определенной точки зрения. Является ли само это знание истинным и определенным?
История философии Глава 6. Средние века
Не размышляя над тем, как именно скептики могут наилучшим образом ответить на эти вопросы, можно считать, что в целом они, вероятнее всего, думали, что скептицизм важен для отношения к жизни. Учитывая, что мысли о нашем образе жизни, основывающиеся, например, на религиозных убеждениях, могут вести к беспокойству и тревоге, скептики учили, что мы не можем знать ничего определенного об этих убеждениях и, следовательно, не имеем оснований волноваться по их поводу. Скептическое отношение к жизни должно было обеспечить людям спокойствие духа. Так же как стоики видели дорогу к счастью и душевному спокойствию в освобождении от внешних потребностей, а эпикурейцы - в просчитанном удовольствии, так и скептики усматривали ее в отказе от веры, от занятия определенной позиции в отношении метафизических и религиозных вопросов. Поскольку мы принципиально ничего не знаем и, следовательно, все равнозначимо (adiafora), то ничто не должно мешать нашему спокойствию духа.
Тогда как Пиррон занимал более радикальную скептическую позицию ("мы вообще не можем знать, каковы вещи в действительности"), Карнеад развивал скептицизм как учение о степенях знания, или учение о том, что вероятно, своего рода "вероятностную точку зрения" с определенным эмпирицистским уклоном.
Действительно, Карнеад считал, что мы не обладаем никаким критерием для определения истинностных значений утверждений. Но он также полагал, что мы можем рассчитывать на то, что содержание, утверждаемое предложением, является более или менее вероятным. Например, когда мы сталкиваемся с явлением и имеем относительно него много разных, но взаимно согласованных чувственных восприятий, поддерживающих нашу картину этого явления, то мы имеем лучшие основания доверять ей, чем когда они противоречат друг другу. Чем больше мы имеем гармонично соответствующих друг другу чувственных восприятий, тем более вероятной является общая картина явления. Далее, гармония между восприятиями разных индивидов делает эту картину еще более вероятной по сравнению с ситуацией, когда индивиды обладают конфликтующими восприятиями.
С возрастанием числа гармонирующих друг с другом восприятий как у одного, так и у разных наблюдателей общий образ будет казаться более вероятным, даже если мы и не можем строго требовать, чтобы он дал истинную картину явления. Практически этого достаточно. Аналогичным образом судья оценивает, как со-
194
ответствуют друг другу различные свидетельские показания, что дает ему достаточные основания для вынесения вердикта. Даже если истина о явлении и не установлена, то можно оценить, в какой степени знание о нем является более или менее обоснованным.
От умеренного скептицизма, придающего особое значение вероятному, не так далеко до идеи систематического сбора новой информации и выявления ее согласованности с имеющимся знанием. Отсюда всего несколько шагов до эмпирического исследования. Но, по-видимому, Карнеад не пошел дальше рекомендаций по проверке той информации, которой уже обладает отдельный человек. Скорее всего, у Карнеада не возникало желания или требования систематического сбора новой информации. Тем не менее, основываясь на количестве и совместности утверждений, он подчеркивает важность постоянной проверки их вероятности. Даже если истинная сущность вещей и не обнаруживается на этом пути, он ведет к лучшему знанию, которое достаточно с практической точки зрения.
В начале этого параграфа отмечалось, что античный скептицизм восходит к софистам. Затем сформулированными скептицизмом проблемами в начале Средневековья занимается теолог и философ Августин, а в начале Нового времени будут заниматься рационалист Декарт и эмпирицисты1 Локк и Юм.
Дата: 2018-12-21, просмотров: 268.