В философии науки взгляд редуктивного материализма на сознание связан с более широким взглядом на мир, который пытается дать его грандиозную унифицированную картину. Идея заключается в том, что все науки (или все научные теории), описывающие разные аспекты материального мира, – физика, химия, биохимия, биология, нейронауки, – в один прекрасный день окажутся редуктивно связанными друг с другом. Иными словами, нейронаука будет сведена к биологии клетки и молекулярной биологии, которые будут сведены к биохимии и химии, которая в свою очередь сведется к физике, а физика в конечном итоге сведется к микрофизике, описывающей базовые физические законы и «строительный материал» физической Вселенной: элементарные частицы, фундаментальные физические силы, квантовую теорию и т. д. Эта крайняя форма редукционизма может быть названа микрофизикализмом. Его сторонники (часто это физики) полагают, что «реально» существует только фундаментальный, нижний уровень физической Вселенной. Все остальное – всего лишь удобная иллюзия, от которой мы, люди, страдаем, потому что не можем непосредственно воспринимать фундаментальный микроуровень, а с помощью наших несовершенных органов чувств воспринимаем лишь его грубый макрообраз. Большинство современных научных теорий – это лишь «приближения» к одной истинной микрофизической реальности, но в конечном итоге наука сможет, хотя бы принципиально, избавиться от этих приближений и сведет все к описанию событий на элементарных физических уровнях, представляющих собой единственную подлинную реальность.
Однако мы можем поспорить со сторонниками микрофизикализма, указав на то, что редукциям до предельного уровня, судя по всему, нет места даже в самих физических науках, не говоря уже о биологии, нейронауке или физиологии. Специальные науки – так или иначе – осваивают новые законы или новые сущности и причинно‑следственные взаимодействия, которые просто нельзя описать языком микрофизики. Химия до сих пор существует как самостоятельная наука, она не превратилась в квантовую физику. До сих пор существует и биология клетки, она не превратилась в химию. Абсолютная редукция не представляется возможной.
Более того, мы, подобно Декарту, можем обратиться к реальности наших собственных субъективных переживаний, отрицать которую невозможно. Субъективная сенсорно‑перцептивная и когнитивно‑эмоциональная реальность, переживаемая нами в нашем сознании, даже отдаленно не похожа на то, что описывает микрофизика. Следовательно, мы можем сделать вывод о том, что в физическом мире, за пределами микрофизики, должна существовать по крайней мере одна физическая реальность, а именно субъективная психологическая реальность. Реальность сознания нельзя отвергнуть как иллюзию, потому что мы не можем с такой легкостью обманываться относительно существования нашего собственного сознания. Эта фундаментальная правда уже была установлена Декартом. Само по себе сознание, как мы его переживаем, не может быть и результатом некоего грубого восприятия истинной микрофизической реальности. Мы не «воспринимаем» сознание через наши органы чувств так, как мы воспринимаем палки и камни, а находимся в непосредственном контакте с реальностью сознания как таковой. Однако сознание, в том виде, в каком оно непосредственно открывается нам, нельзя ни описать, ни объяснить микрофизическими терминами. Во всяком случае, сейчас мы понятия не имеем о том, как это может быть сделано. Оно совершенно не похоже ни на квантовые волны, ни на кварки, ни на танцующие одиннадцатимерные струны, хотя физики и убеждены в том, что нижний уровень физического мира образован именно такими экзотическими микросущностями. Сторонники микрофизикализма как минимум должны объяснить нам, как они «извлекают» эмпирические качества и паттерны нашего сознания из физических теорий микроуровня. Только при этом условии микрофизикализм сможет завоевать доверие, которого ему сейчас недостает.
Если сознание представляет собой естественную часть физического мира, тогда микрофизикализм не может быть полной или окончательной правдой о физическом мире. Еще более тревожным представляется то, что сам микрофизикализм покоится на чрезвычайно шаткой основе. Физические теории, описывающие конечные микроуровни реальности, мягко говоря, поражают своей причудливостью. Они описывают реальность, не имеющую ничего общего с нашим повседневным опытом, – реальность квантовых эффектов, в которой время, пространство, причинность и даже само понятие об объективном существовании, похоже, исчезают. Почему мы должны верить в «реальное» существование только этого предельного уровня Вселенной, если на самом деле его существование представляется гораздо менее «реальным», чем существование нашего привычного макромира? Складывается впечатление, что сами реальность и существование требуют более надежных временной и пространственной шкал, которые не могут быть найдены на микрофизических уровнях. Может быть, вопреки микрофизикализму, крупномасштабный макромир на самом деле «более» реален, чем бесконечно малый микромир, существование и поведение которого пока понять невозможно.
В заключение можно отметить, что микрофизикализм оказывается беспомощным, когда мы пытаемся понять, что такое сознающий разум и как он связан с мозгом. Реальность мозга и сознания столь далека от микромира реальности, что сейчас даже не стоит пытаться связать их на этом уровне, но даже если они и будут каким‑то образом связаны, трудно представить себе, как между ними может быть установлена какая‑то реально объяснимая связь.
Похоже, что элиминативный материализм, редуктивный материализм и микрофизикализм считают само собой разумеющимся, что сознание, субъективная психологическая реальность, менее «реально», чем лежащая в его основе физическая реальность. Судя по всему, все три теории, и наиболее очевидно это в микрофизикализме, исходят из того, что мир в конечном итоге – физическая система, состоящая из простых, элементарных физических сущностей и базовых законов природы, управляющих их поведением, а все остальное – иллюзия человека‑зрителя. В конце концов наука должна освободиться от подобных заблуждений.
Однако, по зрелом размышлении, может оказаться, что это базовое допущение ошибочно. Возможно, все наоборот, и мир по своей сути – сложная, состоящая из множества слоев система, в которой сама реальность представлена следующими друг за другом уровнями сложности, и каждый последующий уровень, конечно же, базируется на более низких уровнях, но образует собственную реальность, относительно независимую от низших уровней. Эта идея является отправной точкой эмерджентного материализма – следующей теории, с которой нам предстоит познакомиться.
Эмерджентный материализм[2]
Понятие «эмерджентность» можно определить следующим образом: когда сущности определенного типа организуются сложными способами, вовлекаясь в более совершенные причинные взаимодействия и образуя сложные структурные и функциональные целостности, в них возникают явления или свойства совершенно нового типа, не похожие на те, что были у любой части этой системы. Явления или свойства нового типа называются эмерджентными; они возникают из явлений низшего уровня, которые не обладают ими отдельно от целостной системы.
Однако не любое свойство или явление, продемонстрированное крупномасштабной системой, можно считать эмерджентным. Истинное эмерджентное свойство или явление предполагает новизну: это должно быть нечто абсолютно новое, совершенно не похожее на что‑либо из существующего на низших уровнях. Оно именно должно возникнуть. Следовательно, если вы возьмете килограмм песка и добавите его к такой же куче песка, вы получите большую по объему и более тяжелую кучу песка, но эта новая куча вряд ли удивит нас чем‑нибудь или даст начало возникновению нового явления. Говоря о «новизне» возникшего, мы имеем в виду его непредсказуемость, неожиданность, а возможно, даже и необъяснимость. Новое свойство называется «непредсказуемым», если, исходя из того, что нам известно о низших слоях, мы не смогли предсказать или вычислить те свойства, которые были продемонстрированы системой более высокого уровня. Напротив, для нас стало большой неожиданностью наблюдать такие новые свойства, следа которых не было в исходных частях. Новые свойства «необъяснимы», если они не только удивили, но и озадачили нас и мы не можем объяснить, почему они вдруг возникли из системы. Следовательно, можно сказать, что эмерджентность более или менее загадочна для нас.
Определенная таким образом эмерджентность отчасти зависит от наших прежних знаний. Если вы не очень сведущи в биологии, вам покажется чудом, что из крошечного внешне мертвого зернышка под воздействием воды и солнечного света постепенно возникает совершенно непохожий на него огромный, сложный, живой организм.
Рис. 1.5. Эмерджентный материализм
Когда активность мозга достигает высокой степени сложности, возникает более высокий уровень физической реальности – сознание. Этот более высокий уровень нельзя низвести до традиционной нейрофизиологии, потому что он имеет свойства более высокого уровня (квалиа[3]), не присутствующие ни в одной нейрофизиологической системе более низкого уровня. Тем не менее даже более высокие уровни сознания – это чисто физическое явление и часть материального мира. Нет ясности в том, можно ли появление более высокого уровня сознания объяснить на основании изучения мозга. Согласно слабой форме эмерджентного материализма, объяснение возможно. Однако согласно сильной форме эмерджентного материализма, мы никогда не поймем, как более высокий уровень реальности становится достоянием мозга.
Легко понять, почему эмерджентный материализм может весьма неплохо описывать связь между сознанием и мозгом. Мозг представляет собой чрезвычайно сложную биологическую систему состоящую из физических, химических и нейрофизиологических сущностей низшего уровня, находящихся в разнообразных причинных взаимодействиях. Действительно, судя по тому, что нам известно, человеческий мозг, возможно, – самая сложная физическая система во всей Вселенной. В нашем черепе заключены миллиарды нейронов и синапсов, системы нейромедиаторов и системы активации нейронной сети, которые вместе образуют единое целое. Следовательно, если какая‑нибудь система имеет хоть какие‑то эмерджентые свойства, возможно, именно человеческий мозг вследствие своей невероятной сложности – кандидат номер один на это место за «предоставление убежища истинной эмерджентности». Таким образом, эмерджентный материализм утверждает, что хотя нейроны и системы нейронной активации как таковые начисто лишены сознания, когда миллиарды нейронов объединяются в единое целое, что и происходит в мозге, из крупномасштабной нейронной активности возникает совершенно новое, непредсказуемое явление, такое как субъективное сознание (рис. 1.5).
В современной философии сознания наиболее заметным защитником эмерджентного материализма является Джон Сирл (John Searle, 1992,1997): «Все наши осознанные переживания объясняются поведением нейронов и сами представляют собой эмерджентные свойства системы нейронов» (1997, р. 22).
Пока все идет нормально. Однако проблемы эмерджентного материализма начинаются тогда, когда мы рассматриваем связь между возникновением и объяснением. Можно ли иметь научное объяснение возникновения, которое описывает именно то, что происходит, когда появляются эмерджентные свойства? Складывается впечатление, что у сторонников эмерджентного материализма нет единого мнения по этому вопросу. Следовательно, мы должны различать две разные формы эмерджентного материализма: слабую и сильную. Не вдаваясь в подробности, скажем, что с точки зрения слабого эмерджентного материализма считается возможным объяснение эмерджентности, а с точки зрения сильного такую возможность отрицают.
Дата: 2018-12-21, просмотров: 267.
