Не всякое действие государства на международной арене является политическим. Государства вступают в юридические, экономические, гуманитарные, культурные взаимоотношения.
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

2. Различные государства в различные исторические периоды неодинаковым образом вовлечены в международную политику. К примеру, Испания, являвшаяся в XVI-XVII вв. одним из основных претендентов на мировое господство и влияние, в настоящее время играет второстепенную роль в международных отношениях. Таким образом, отношение государств к участию в международной политике является динамической категорией, которая зависит от внутриполитической ситуации в стране, от культурных трансформаций, позволяющих государству занять более выгодные позиции на международной арене.

Как же Моргентау определяет понятие «власть»? «Под властью я понимаю различные формы контроля субъекта власти над действиями и идеями объектов власти». Далее он продолжает: «Политическая власть - это взаимные отношения контроля и подчинения между теми, кто обладает общественным авторитетом, и остальной частью общества». Однако политическая власть отлична от силы в смысле прямого применения физического принуждения (physical violence). Угроза применения силы в форме действия органов внутренних сил, заключения под стражу, применения смертной казни либо начала войны - все это неотъемлемые черты внутренней политики любого государства (politics). Моргентау делает здесь существенное замечание: он проводит различие между политической и военной властью. Когда угроза насилия превращается в актуальность, это означает постепенный переход от политической власти к власти военной. В международных отношениях вооруженные силы и угроза их использования являются важнейшим материальным ресурсом, определяющим силу нации.

Рассматривая разграничение между политической и военной властью, Моргентау пишет: «Основная цель военных приготовлений - предостеречь другие нации от использования вооруженных сил. Политическая цель войны не простой захват территорий либо разгром вражеской армии, а влияние на сознание противника, подчинение умов и сердец побежденных воле победителя».

Моргентау заключает, что стремление убедить весь мир в том, что государство обладает достаточным могуществом, престижем, авторитетом, является основной задачей мудрой, взвешенной политики престижа.

Итак, Моргентау в качестве базовых принципов политического реализма исходит:

1) из понимания вероятностного характера политической деятельности в сфере международных отношений;

2) выделения национальных интересов как основы внешней политики любого государства (понятие национальных интересов трактуется в терминах силы, могущества);

3) стремления избежать психологизма: объектом исследования теории международных отношений являются не намерения и мотивы государственных деятелей, а их реальные действия;

4) динамического понимания национальных интересов как зависимых от исторического периода, политического и культурного контекста;

5) принципа политического благоразумия и этики ответственности как основы моральной внешней политики;

6) определения международных отношений как борьбы за власть и влияние на международной арене.

Сторонники концепции политического реализма считают, что главной движущей силой в сфере международных отношений выступают национальные интересы, а сама эта сфера характеризуется «плюрализмом суверенитетов». Регулятором международной политики выступает сила и баланс сил Спиридонов А.И. Мировая экономика. М.: ПРИОР, 2005. С. 222-232..

Международная политика Г. Маргентау

Политический реализм утверждает, что политика, как и общество в целом, управляется объективными законами, имеющими свои корни в человеческой природе. Чтобы усовершенствовать общество, нужно в первую очередь понять законы, по которым оно живет. Эти законы действуют, оставаясь глухими к нашим предпочтениям, человек может бросить им вызов, лишь рискуя провалом.

Главная веха, которая выделяет политический реализм во всем ландшафте мировой политики, - это концепция интереса, определяемого в терминах силы. Эта концепция дает возможность понять связь между мотивами, лежащими в основе международной политики, и исследуемыми фактами. Она выделяет политику как самостоятельную сферу действий, отдельную от экономики, этики, эстетики и религии. Без такой концепции теория политики, как внешней, так и внутренней, была бы абсолютно невозможной, ибо мы не смогли бы проводить различие между политическими и неполитическими фактами, внести хотя бы толику системного порядка в сферу политики.

Концепция интереса, определяемого в терминах силы, вынуждает наблюдателя придерживаться определенного порядка в осмыслении реальности, вносит рациональность в политическую науку, делая возможным теоретическое осмысление политики. Она выявляет во внешней политике удивительную целостность; таким образом, американская, британская или российская политика, последовательная сама по себе, предстает как рациональная, понятная цепь событий, независимо от различных мотивов, предпочтений, интеллектуальных и моральных качеств сменяющих друг друга государственных деятелей. Реалистическая теория международной политики упреждает, таким образом, две типичные ошибки: сосредоточенность на побудительных мотивах и идеологических предпочтениях…

Эти же соображения можно отнести и к понятию «сила». Ее содержание, характер использования обусловлены политическим и культурным контекстом. Сила может выражать все, что связано с установлением и поддержанием контроля одного человека над другим. Она, таким образом, покрывает собой все социальные отношения, служащие этой цели, - от физического насилия до самых тонких психологических связей, позволяющих одному разуму властвовать над другим. Сила включает в себя господство одного человека над другим - и тогда, когда она упорядочивается моральными соображениями и конституционными рамками (как в западных демократиях), и тогда, когда она представляет собой бесконтрольное и варварское насилие, подчиняясь лишь законам собственной мощи и находя единственное оправдание в собственном разрастании.

Концепция интереса, определяемого в силовых понятиях, предупреждает как эксцессы во имя морали, так и политическое безрассудство. Ибо, если мы взглянем на любую страну, включая нашу собственную, как на политический организм, преследующий свои интересы, определяемые в терминах силы, то мы найдем оправдание любым из них. И оно будет иметь двойной смысл: мы можем судить другие страны так же, как свою, и, подойдя к ним таким образом, мы уже будем способны проводить политику, уважающую интересы других наций, защищая и продвигая в то же время свои интересы. Умеренность в политике не может не отражать умеренность моральных суждений. Международная политика, как и любая политика, - это борьба за влияние. Каковы бы ни были конечные цели международной политики, оно всегда - самая непосредственная цель. Государственные деятели, народы могут в конечном счете добиваться свободы, безопасности, процветания или самого влияния. Они могут определять свои цели в форме религиозного, философского, экономического или социального идеала. Они могут надеяться, что этот идеал материализуется через свою внутреннюю энергию, путем божественного провидения или естественным ходом человеческого развития. Они могут добиваться реализации своих целей неполитическими средствами, такими, как техническое сотрудничество с другими нациями или международными организациями. Но в любом случае, когда они стремятся достичь своих целей средствами международной политики, они делают это, добиваясь силы. Крестоносцы хотели освободить святые места от господства неверных; Вудро Вильсон - сделать мир безопасным для демократии; нацисты - открыть Восточную Европу для немецкой колонизации, установить господство над Европой и завоевать мир. Поскольку все они для достижения своих целей избрали силу, они и могли считаться игроками на арене мировой политики.

Политическая власть - это психологические отношения между теми, кто ее осуществляет, и теми, над кем она осуществляется. Это дает первым возможность контролировать действия последних с помощью того влияния, которое они оказывают на их умы. Это влияние проистекает из трех источников: ожидание выгоды, боязнь проигрыша, уважение или любовь к людям и институтам. Оно может осуществляться приказами, угрозами, убеждением, харизмой человека или института либо сочетанием любых этих факторов.

Борьба за влияние универсальна во времени и пространстве, и это неопровержимый факт, вытекающий из опыта. Невозможно опровергнуть, что в историческое время независимо от социальных, экономических и политических условий государства сталкивались друг с другом в соперничестве за господство. Хотя антропологи и утверждают, что некоторые первобытные народы могли быть свободны от стремления к власти, никто пока не продемонстрировал, каким образом можно воссоздать в мировом масштабе такое состояние умов, которое бы устранило с международной арены борьбу за господство. Было бы бесполезным и даже саморазрушительным пытаться избавить один или несколько народов земного шара от стремления влиять и в то же время оставить это желание неприкосновенным у других. Если жажду господствовать нельзя устранить повсюду в мире, те, кого и можно было бы излечить от нее, просто пали бы жертвой других.

Любая политика, будь то внутренняя или внешняя, выявляет три базовые модели, т.е. все политические феномены могут быть сведены к одному из трех основных типов. Она стремится либо к сохранению мощи, либо к усилению мощи, либо к демонстрации мощи. Этим трем образцам политики соответствуют три типа международного поведения. Страна, чья внешняя политика направлена на сохранение мощи, а не на ее перераспределение в свою пользу, придерживается линии статус-кво. Страна, которая стремится путем изменения сложившегося соотношения сил обладать дополнительной мощью в сравнении с уже имеющейся, проводит политику империализма. Нация, чья внешняя политика заключается в демонстрации имеющейся мощи как с целью ее сохранения, так и с целью наращивания, проводит политику поддержания престижа. Впрочем, формулировки эти носят временный характер и нуждаются в дальнейшем уточнении Международные отношения / Под ред. В.В.Лазарева. М.: 2003. С. 290..

Дипломатия - элемент мощи нации. Важность дипломатии для сохранения всеобщего мира лишь частный аспект этой общей функции. Ведь дипломатия, если она завершается войной, не может достичь главной своей цели - обеспечить национальные интересы мирными средствами. Так было всегда, и особенно это актуально на фоне разрушительного потенциала всеобщей войны. Уже упоминались четыре задачи, с которыми должна успешно справляться внешняя политика, чтобы обеспечить национальные интересы и сохранить мир. Нам предстоит переформулировать эти задачи в свете особых проблем, которые поставила перед дипломатией современная мировая политика Международные отношения: Учебник / Под ред. К.А. Бекяшева М.: изд. «Проспект» 2004. С. 266..

 Четыре основных правила Г. Маргентау

Дипломатия должна быть свободна от духа крестовых походов. Это первое правило дипломатии, пренебрежение которым чревато риском войны. Как писал Уильям Грэм Самнер, «если хочешь войны - изобрети доктрину. Это - самый страшный тиран, который когда-либо порабощал человека, ведь он овладевает его разумом и заставляет его предавать самого себя. Цивилизованные люди самые жестокие свои битвы вели за доктрины. Освобождение гроба Господня, «баланс сил», «торговля идет за флагом», «кто владеет сушей, владеет и морем», революция, вера - за все это люди отдавали жизни. Стоит лишь пустить в оборот ловкий политический лозунг, и, однажды проснувшись, вы обнаружите, что он властвует над вами, определяет вашу судьбу, против которой вы бессильны. Что может быть противнее трезвому государственному уму и здравому смыслу, чем одержимость абстрактной идеей, не имеющей определенного отношения к тому, что действительно поставлено на карту».

Религиозные войны показали, что попытки навязать собственную религию как единственно верную тщетны, не говоря уже о цене. Потребовалось столетие почти беспрецедентного кровопролития, опустошения и варварства, чтобы убедить противников, что две религии могут взаимно терпеть друг друга. Место двух великих христианских верований заняли в наше время две политические религии. Потребуется ли им заново усваивать уроки Тридцатилетней войны, или они вовремя откажутся от универсалистских притязаний, которые неизбежно оборачиваются нескончаемой войной? От ответа на этот вопрос зависит дело мира. Ибо только если ответ будет утвердительным, может сформироваться моральный консенсус, основанный на разделяемых убеждениях и общих ценностях, - консенсус, которого мы имеем шанс достичь в рамках дипломатии мира. Только тогда дипломатия сможет взять на себя конкретные политические проблемы, требующие мирного решения. Внешнеполитические цели должны формулироваться через призму национального интереса и быть поддержаны адекватной мощью. Это второе правило дипломатии, направленной на поддержание мира. Национальный интерес миролюбивой страны может формулироваться только через призму национальной безопасности, а она должна предполагать целостность национальной территории и неприкосновенность ее институтов. Национальная безопасность в таком случае - это тот необходимый минимум, который дипломатия должна защищать адекватными возможностями и бескомпромиссно. Но дипломатия должна всегда прислушиваться к радикальным изменениям, которые претерпела национальная безопасность в ядерную эпоху. До ее наступления страна могла использовать свою дипломатию, чтобы строить свою безопасность за счет других стран. Сегодня, если исключить радикальное смещение ядерного баланса сил в пользу одной страны, дипломатия, чтобы гарантировать одну страну от ядерного уничтожения, должна обезопасить все страны. Когда национальный интерес определяется в столь ограниченных и абстрактных терминах, дипломатия должна соблюдать свое третье правило. Дипломатия должна видеть политическую ситуацию с точки зрения других стран. «Ничто так не губительно для нации, как крайний эгоизм и полное нежелание принимать во внимание естественные страхи и надежды других».

Каковы национальные интересы других стран, если смотреть на них через призму национальной безопасности, и как их совместить с твоими собственными? Определение национальных интересов в терминах национальной безопасности более достижимо, интересы двух противостоящих стран более совместимы в рамках биполярной системы, нежели в любом ином балансе сил. Если страна определила свои национальные интересы как интересы национальной безопасности, она уже способна жертвовать своими отдаленными форпостами, расположенными вблизи или внутри сферы национальной безопасности другой страны, и отойти в пределы собственной сферы, являющейся самодостаточной. Эти отдаленные форпосты ничего не дают для ее национальной безопасности. Они являются лишь помехой и не могут быть сохранены в случае войны. Безопасность обоих блоков будет тем больше, чем обширнее дистанция, разделяющая их сферы национальной безопасности. Каждая из сторон может провести линию на достаточном удалении от противоположной стороны, давая понять, что нарушение этой линии или даже приближение к ней будет означать войну. Как же тогда быть с промежуточными пространствами, находящимися между двумя демаркационными линиями? Здесь применимо четвертое правило дипломатии. Страны должны быть готовы к компромиссу по всем вопросам, которые не являются для них жизненно важными. «Любое правление, человеческая выгода, радость, любая добродетель и разумное действие основаны на компромиссе и торге. Мы уравновешиваем неудобства: что-то отдаем и что-то берем; уступаем какие-то права, которыми хотят пользоваться другие. Мы должны жертвовать какими-то естественными свободами, чтобы пользоваться благами от общей принадлежности к великой империи. Но во всех честных сделках плата за то, что удается выторговать, должна быть пропорциональной. Никто не будет торговать тем, что дорого его сердцу».

Здесь дипломатия сталкивается с самой трудной задачей. Для умов, не замутненных мессианским духом какой-либо политической религии и способных объективно смотреть на национальные интересы обеих сторон, разграничение этих жизненных интересов не должно представлять трудности. Другое дело - компромиссы по второстепенным вопросам. Здесь задача не в том, чтобы разграничить и определить те интересы, которые по самой своей природе могут быть разграничены и определены, а сбалансировать те, которые соприкасаются по многим пунктам и могут переплетаться так, что разграничению не поддаются. Задача огромна - позволить другой стороне пользоваться определенным влиянием в промежуточных зонах и в то же время не допустить их включения в свою орбиту. Не менее трудно сделать так, чтобы, сохраняя на возможно более низком уровне влияние другой стороны в регионах, примыкающих к твоей зоне безопасности, не включать эти регионы в собственную орбиту. Для решения этих задач нет готовых к применению формул. Только путем непрерывного процесса адаптации, подкрепленной твердостью и сдержанностью, можно достичь эффективного компромисса по второстепенным проблемам. Нужно, однако, сразу указать, какие подходы могут облегчить, а какие затруднить достижение компромисса. В первую очередь следует отметить, в какой степени успех компромисса, т.е. соблюдение четвертого правила, зависит от соблюдения первых трех правил, которые в свою очередь взаимозависимы между собой. В той мере, в какой следование второму правилу зависит от реализации первого, в той же мере третье правило ждет своей реализации в зависимости от соблюдения второго. Страна может разумно подойти к своим национальным интересам, только отказавшись от мессианства политических доктрин. Страна способна объективно взглянуть на национальные интересы других лишь тогда, когда она уверена в том, что соблюдает собственные интересы. Компромисс по любому вопросу, каким бы малозначимым он ни был, невозможен, если стороны не уверены в защищенности собственных национальных интересов. Таким образом, страны не могут надеяться на выполнение четвертого правила, если они не соблюдают три других Захаров Т.И. Международные отношения. М.: Юнити, 2004. С. 166.

Итак, в своей знаменитой работе «Политические отношения между нациями» (либо «Политика международных отношений») Ганс Моргентау формулирует основные принципы политического реализма. Первоначально автор обосновывает мысль о том, что в основе международной политики (international politics) лежат законы политического поведения, корни которых следует искать в природе человека.

Теории политических систем: Д. Истон, Г. Алмонд.

 

Дальнейшее развитие теории политических систем пошло по линии преодоления некоторых недостатков модели Д. Истона. Теория Д. Истона рассматривает политическую систему как механизм формирования и функционирования власти в обществе по поводу распределения ресурсов и ценностей.

Системный подход позволил более четко определить место политики в жизни общества и выявить механизм социальных изменений в нем. Политика- относительно самостоятельная сфера, основное значение которой- распределение ресурсов и побуждение к принятию этого распределения ценностей между индивидами, группами.

В целой серии работ, написанных в 1950-60-е гг. («Политическая система» (1953), «Модель для политического исследования» (1960), «Системный анализ политической жизни» (1965)), Д. Истон пытается выстроить целостную теорию, основывающуюся на изучении «прямых» и «обратных» связей между собственно политической системой и ее внешней средой, в известном смысле заимствуя кибернетические принципы «черного ящика» и «обратной связи», и используя тем самым в ходе концептуализации системный подход и элементы общей теории систем. Для построения теоретической модели Истон привлекает четыре базовые категории: 1) «политическая система»; 2) «среда»; 3) «реакция» системы на воздействие среды; 4) «обратная связь», или воздействие системы на среду (схема 1).

Схема 1. Модель политической системы Д. Истона

В соответствии с этой моделью механизм функционирования политической системы включает четыре фазы. Во-первых, это «вход (input)», воздействие внешней среды (социальной и внесоциальной, природной) на политическую систему в форме требований и поддержки. Например, это может быть требование населения снизить подоходный налог при одновременной легитимной поддержке деятельности правительства в целом. Во-вторых, «конверсия» (или преобразование) социальных требований в подготовку альтернативных решений, являющихся определенным реагированием правительства. В-третьих, это «выход (output)», принятие решений и их реализация в форме практических акций. И наконец, в-четвертых, результаты деятельности правительства влияют на внешнюю среду через «петлю обратной связи» (feedback loop). Политическая система является «открытой системой», получающей постоянные импульсы от окружающей среды. Ее основной целью являются выживание и сохранение устойчивости системы посредством адаптации и приспособления к среде. В основе этого механизма лежит принцип «гомеостатического равновесия», согласно которому политическая система для поддержания внутренней стабильности должна постоянно реагировать на нарушение её баланса со внешней средой.

Несмотря на сильную критику системного подхода в конце 1960-начале 1970-х гг. Д. Истон в своей новой работе «Анализ политической структуры» (1990) продолжает концептуальную разработку своей модели путем изучения внутренней структуры «черного ящика», то есть политической системы, опираясь на критический анализ неомарксистского структурализма Н. Пуланзаса. «Политическая структура подобна невидимой силе, царящей в глубине политической системы» Вообще различные политические структуры, по его мнению, образуются из таких элементов, как государственные органы, партии и групповые объединения, элитные группы и массовидные силы, а также из играемых всеми ими политических ролей. Сама же «политическая структура» выступает как атрибутивная характеристика политики, которая обуславливает ограничения в поведении индивидов и групп, так же как одновременно может и способствовать достижению их целей. Истон выделяет различные типы политических структур, составляющих «начинку» политической системы: высокоорганизованных и низкоорганизованных, формальных и неформальных, режимных и дифференцированных институтов.

Недостатками модели политической системы по Истону являются:

· чрезмерная зависимость от "требовании-поддержки" населения и недооценка ее самостоятельности;

· некоторый консерватизм, ориентирующий на сохранение стабильности, неизменности системы;

· недостаточный учет психологических, личностных аспектов политических взаимодействий.

Схема 3. Модель политической системы Г. Алмонда

Взаимодействие социальной среды с институциональной системой, таким образом, составляет динамику политического процесса. На том же уровне у Алмонда происходит по сути и «конверсия» интересов индивидов и групп в соответствующие решения и действия государственных органов.

Во втором блоке, «уровне системы» (system functions), происходит адаптация общества к политической системе, от которой зависят перспективы ее стабильного воспроизводства или наоборот радикального изменения. Во-первых, это функция социализации индивидов к стандартам и ценностям политической системы, связанная с социальными институтами церкви, семьи и школы. Во-вторых, это функция рекрутирования сторонников или противников системы, активных и пассивных граждан, включая тех, кто затем профессионально будет заниматься политической деятельностью. И наконец, в-третьих, это функция политической коммуникации, которая обеспечивается благодаря информационной, пропагандистской и манипулятивной работе СМИ и других организаций. В переходный период прежняя политическая система ослабевает прежде всего из-за дисфункционального характера старых институтов, не обеспечивающих адекватную социализацию, рекрутирование и эффективную пропаганду.

И в завершающем третьем блоке, «уровне управления» (policy functions), решаются уже последние в данном цикле задачи, связанные с управлением коллективными ресурсами общества: 1) их «добыванием» (или освоением), как это происходит со сбором налогов в стране; 2) их структурным регулированием (переброской из одних социальных сфер и отраслей экономики в другие), и наконец, 3) их распределением (раздачей социальных пособий и пенсий, организацией экономических мероприятий и т. д.). Далее, через обратную связь «цикл» замыкается, как и в модели Д. Истона, поскольку результаты деятельности «блока управления», регулирования общественных ресурсов должны каким-то образом изменить социальную среду, что в итоге усилит или ослабит устойчивость управляющей, то есть политической, системы. При всем размахе и законченности теоретической модели Г. Алмонда она также была подвергнута критике за этноцентризм и статичность, поскольку по сути дела неплохо демонстрировала лишь стабильную работу американской политической системы в послевоенные годы, походя на некий «круговорот воды в природе», циклический механизм.

Интересно, что данная концепция политического «круговорота», циклического функционирования политической системы была особенно распространена в США и Европе именно в 1950-60-е годы, и как это на первый взгляд не парадоксально, не менее популярна в 1970 - первой половине 80-х годов в СССР. В чем же причина странной популярности древней как мир идеи политического развития по кругу, «круговорота» как циклического функционирования? В 50-е годы в США и Европе послевоенное социально-экономическое развитие и функционирование западных режимов характеризовалось определенной степенью устойчивости и стабильности. Некоторая либерализация тоталитарных, автократических режимов в СССР и Восточной Европе в 60-70-е годы также давала известное основание и даже оптимизм рассматривать функционирование социалистической политической системы и советской модели как нечто вроде «вечного движения». Но уже в конце 1960-х и особенно в первой половине 70-х годов даже сами «отцы-основатели» общесистемной и функциональной теорий политической системы начинают ревизию некоторых ее оснований под влиянием развернувшихся в третьем мире бурных процессов политического развития. Например, Г. Алмонд предлагает соединить функциональную политическую теорию с динамическим подходом «развития» (developmental approach), перенося тем самым акценты с выживания и воспроизводства политической системы на ее трансформацию и изменение.

 

Концепции политических режимов и их классификации: Х. Арендт, Р. Арон.

 

Концепция тоталитаризма, разрабатывавшаяся западными теоретиками М.Истменом, Х.Арендт, Р.Ароном и др. в 30-50-е гг. была подхвачена учеными, имевшими определяющее влияние на формирование реальной политики США (прежде всего такими, как советник президента США по национальной безопасности З.Бжезинский и профессор Гарварда, один из авторов конституции ФРГ К.Фридрих) и активно использованы в качестве
основополагающей идеологической стратегии в «холодной войне» против СССР: отождествление побежденного европейского фашизма с советским коммунизмом, при полном игнорировании фундаментальных различий между этими режимами, преследовало вполне очевидные политические цели.
С конца 80-х гг. концепция тоталитаризма становится чрезвычайно популярной в отечественной исторической и социально-философской науках. Понятие «тоталитаризм» начинает использоваться как ключевой, всеобъясняющий концепт при описании советского периода российской истории, а в некоторых исследованиях и русской культуры в целом: идеологический симулякр стал той точкой идентификации, в которой советское и постсоветское общество уясняло себе свою целостность. При этом либеральное происхождение термина «тоталитаризм» воспринималось как некий трансцендентный гарант значения и научной объективности - только Другой владеет подлинной неидеологизированной правдой о нас самих.
Критический анализ определения сущности такой важной категории, как тоталитаризм, в трудах зарубежных и российских философов, социологов и политологов показывает, что понимание ее неоднозначно. Некоторые авторы относят его к определенному типу государства, диктатуры, политической власти , другие - к общественно-политическому строю, третьи - к социальной системе, охватывающей все сферы общественной жизни, либо к определенной идеологии . Очень часто тоталитаризм определяют как политический режим, осуществляющий всеобъемлющий контроль за населением и опирающийся на систематическое применение насилия или его угрозу. Такое определение отражает важнейшие черты тоталитаризма.
Однако оно явно недостаточно, ибо понятие «политический режим» слишком узко по своему объему для того, чтобы охватить все многообразие проявлений тоталитаризма. Представляется, тоталитаризм это определенный общественно-политический строй, который характеризуется насильственным политическим, экономическим и идеологическим господством бюрократического партийно-государственного аппарата во главе с вождем над обществом и личностью, подчинением всей общественной системы господствующей идеологии и культуре. Сущность тоталитарного режима в том, что при нем нет места для личности. В этом определении, на наш взгляд, дана сущностная характеристика тоталитарного режима. Она охватывает весь его общественно-политический строй и его главное звено - авторитарно-бюрократическое государство, которое характеризуется деспотическими чертами и осуществляет полный (тотальный) контроль над всеми сферами жизни общества. Таким образом, тоталитаризм, как и любой другой политический строй, необходимо рассматривать как социальную систему и политический режим. В широком смысле слова, как социальная система, охватывающая все сферы общественной жизни, тоталитаризм - это определенный общественно-политический и социально - экономический строй, идеология, модель «нового человека». В узком смысле слова, как политический режим, - это один из компонентов политической системы, способ ее функционирования, совокупность элементов идеологического, институционного и социального порядка, способствующих формированию политической власти. Сравнительный анализ этих двух понятий свидетельствует о том, что они являются однопорядковыми, но не тождественными. В то же время политический режим выступает ядром социальной системы, отражающим все многообразие проявлений тоталитаризма.
Тоталитаризм - одно из спорных в науке понятий. В центре внимания политической науки по-прежнему является вопрос о сопоставимости его исторических типов. В нашей и зарубежной социально-политической литературе по данному вопросу имеются различные мнения.
Заслуживает внимания точка зрения по этому вопросу Бутенко А. П. Он считает что, тоталитаризм правого и левого толка вовсе не две разные формы тоталитарных порядков, совпадающие по своему содержанию, но и различающиеся лишь своими формами, т.е. тем, как внешне выражается, какой вид и какие формы обретает тут и там одно и то же содержание: скажем, массовые репрессии при гитлеризме и сталинизме, или мессианская идеология, централизованно управляемая мобилизационная экономика правого и левого тоталитаризма и т.д. Здесь налицо гораздо более глубокие различия: а именно различия типов, а не только форм (как это имеет место, скажем, между одно-типными формами тоталитаризма - итальянского фашизма и гитлеровского нацизма).

Характерная особенность развития современных политических теорий в 40-50-е гг. XX в. - исследование феномена тоталитаризма Р. Арон, X. Арендт, К.Поппер.

Выявление сущностных начал тоталитаризма в работах X. Арендт. Про­блема распада сферы публичной политической жизни в условиях современно­сти, совпадающего с эрозией свободы и политического мышления. Политическая концепция "открытого общества" К. Поппера понятие "историцизма". Отрицание историцизма и трех его трактовок у Платона, Гегеля и Маркса. Антипод тоталитаризма – "Открытое обще­ство", его характеристики. Основные работы Р. Арона "Опиум для интеллигенции" (1955), "Разочарование в прогрессе" (1967), "Демократия и то­талитаризм" (1965). Р. Арон о задачах теории: сохранение сознания плюрализма взглядов, которым подчиняются политические деятели. Любая человеческая деятельность содержит политику, любая человеческая общность - человеческий аспект. Анализ политической власти и политических режимов.

В советской историографии проблема изучения тоталитаризма практически не поднималась. Сами термины «тоталитаризм» и «тоталитарный» до «перестройки» подвергались критике и практически не использовались. Применять их начали только после «перестройки» в первую очередь для характеристики фашистских и профашистских режимов. Однако даже такое употребление этих терминов было весьма эпизодическим, предпочтение отдавалось другим формулировкам – «агрессивный», «террористический», «авторитарный», «диктаторский». Так в «Философском энциклопедическом словаре» (1983), «тоталитаризм» представлен как одна из форм авторитарных буржуазных государств, характеризующихся полным государственным контролем над всей жизнью общества . С этой интерпретацией можно согласиться, ведь до сих пор как справедливо отмечает со ссылкой на Ф. Фюре видный российский исследователь тоталитаризма В. И. Михайленко «понятие тоталитаризма с трудом поддается определению». При этом учёный считает, что «попытки объяснить высокий уровень консенсуса в тоталитарных государствах насилием режима вряд ли представляются убедительными» . И совсем не убедительная, на наш взгляд, характеристика этого явления содержится в «Советском энциклопедическом словаре» (1986), где говорится о том, что «понятие тоталитаризм употреблялось буржуазно-либеральными идеологами для критической оценки фашистской диктатуры», а также «используется антикоммунистической пропагандой с целью создать фальшивую критику социалистической демократии» .

Переоценка методологических и мировоззренческих принципов исторической науки после развала СССР и ослабления марксистской методологии общественно- политического развития позволила критически объективно подойти к наследию советской эпохи и использовать инструментарий других теорий.

Тоталитаризм становится популярной и изучаемой проблемой. Период критики и осуждения зарубежных концепций тоталитаризма сменился периодом пристального интереса к ним. За короткое время российскими учёными было написано более сотни книг, статей и диссертаций. Современная российская историография добилась значительных результатов в области исследования тоталитаризма. Наиболее освоенными оказались англо-американские, немецкие и итальянские концепции и подходы в изучении тоталитаризма. К настоящему времени в России написаны специальные работы о становлении и эволюции концепции тоталитаризма в целом, и в американской историографии в частности . Специальных трудов по избранной теме в отечественной философии нет.

Концепция тоталитаризма, разрабатывавшаяся западными теоретиками М.Истменом, Х.Арендт, Р.Ароном и др. в 30-50-е гг. была подхвачена учеными, имевшими определяющее влияние на формирование реальной политики США (прежде всего такими, как советник президента США по национальной безопасности З.Бжезинский и профессор Гарварда, один из авторов конституции ФРГ К.Фридрих) и активно использованы в качестве
основополагающей идеологической стратегии в «холодной войне» против СССР: отождествление побежденного европейского фашизма с советским коммунизмом, при полном игнорировании фундаментальных различий между этими режимами, преследовало вполне очевидные политические цели.

С конца 80-х гг. концепция тоталитаризма становится чрезвычайно популярной в отечественной исторической и социально-философской науках. Понятие «тоталитаризм» начинает использоваться как ключевой, всеобъясняющий концепт при описании советского периода российской истории, а в некоторых исследованиях и русской культуры в целом: идеологический симулякр стал той точкой идентификации, в которой советское и постсоветское общество уясняло себе свою целостность. При этом либеральное происхождение термина «тоталитаризм» воспринималось как некий трансцендентный гарант значения и научной объективности - только Другой владеет подлинной неидеологизированной правдой о нас самих.

Критический анализ определения сущности такой важной категории, как тоталитаризм, в трудах зарубежных и российских философов, социологов и политологов показывает, что понимание ее неоднозначно. Некоторые авторы относят его к определенному типу государства, диктатуры, политической власти , другие - к общественно-политическому строю, третьи - к социальной системе, охватывающей все сферы общественной жизни, либо к определенной идеологии . Очень часто тоталитаризм определяют как политический режим, осуществляющий всеобъемлющий контроль за населением и опирающийся на систематическое применение насилия или его угрозу. Такое определение отражает важнейшие черты тоталитаризма.

Однако оно явно недостаточно, ибо понятие «политический режим» слишком узко по своему объему для того, чтобы охватить все многообразие проявлений тоталитаризма. Представляется, тоталитаризм это определенный общественно-политический строй, который характеризуется насильственным политическим, экономическим и идеологическим господством бюрократического партийно-государственного аппарата во главе с вождем над обществом и личностью, подчинением всей общественной системы господствующей идеологии и культуре. Сущность тоталитарного режима в том, что при нем нет места для личности. В этом определении, на наш взгляд, дана сущностная характеристика тоталитарного режима. Она охватывает весь его общественно-политический строй и его главное звено - авторитарно-бюрократическое государство, которое характеризуется деспотическими чертами и осуществляет полный (тотальный) контроль над всеми сферами жизни общества. Таким образом, тоталитаризм, как и любой другой политический строй, необходимо рассматривать как социальную систему и политический режим. В широком смысле слова, как социальная система, охватывающая все сферы общественной жизни, тоталитаризм – это определенный общественно-политический и социально - экономический строй, идеология, модель «нового человека». В узком смысле слова, как политический режим, – это один из компонентов политической системы, способ ее функционирования, совокупность элементов идеологического, институционного и социального порядка, способствующих формированию политической власти. Сравнительный анализ этих двух понятий свидетельствует о том, что они являются однопорядковыми, но не тождественными. В то же время политический режим выступает ядром социальной системы, отражающим все многообразие проявлений тоталитаризма.

Тоталитаризм - одно из спорных в науке понятий. В центре внимания политической науки по-прежнему является вопрос о сопоставимости его исторических типов. В нашей и зарубежной социально-политической литературе по данному вопросу имеются различные мнения.

Заслуживает внимания точка зрения по этому вопросу Бутенко А. П. Он считает что, тоталитаризм правого и левого толка вовсе не две разные формы тоталитарных порядков, совпадающие по своему содержанию, но и различающиеся лишь своими формами, т.е. тем, как внешне выражается, какой вид и какие формы обретает тут и там одно и то же содержание: скажем, массовые репрессии при гитлеризме и сталинизме, или мессианская идеология, централизованно управляемая мобилизационная экономика правого и левого тоталитаризма и т.д. Здесь налицо гораздо более глубокие различия: а именно различия типов, а не только форм (как это имеет место, скажем, между однотипными формами тоталитаризма - итальянского фашизма и гитлеровского нацизма).

В частности, Ханна Арендт утверждала, что нацизм и сталинизм - новая современная форма государства. Тоталитаризм стремится к тотальному господству внутри страны и вне ее. В качестве характерных черт тоталитаризма выделяла единую идеологию и террор.

Причинами возникновения тоталитаризма она называла империализм, породивший расистские движения и претензию на мировую экспансию, превращение европейского общества в общество людей, настолько одиноких и дезориентированных, что их можно было легко мобилизовать с помощью идеологии.

 

Список литературы


1. Амелина А.Н. Философское осмысление трагедии тоталитаризма. – М.: ПРИОР, 2003
2. Барт Р. Избранное. Т.1 – М.: ПРИОР, 2005
3. Бутенко А.П. Полное собрание сочинений. – М.: Смарт, 2005
4. Михайленко В. И. Тоталитаризм: феномен нашего времени // Тоталитаризм: Спор историков. - Екатеринбург, 2003.
5. Оруэлл Дж. 1984. – М.: Литера, 2005
6. Сердюк Е. В. Феномен тоталитаризма в оценках зарубежной и отечественной историографии (1920-90-е гг.). Учебное пособие. Кемерово, 2001
7. Тимофеева К.А. Философия. – М.: МР3 Пресс, 2000
8. Щербинин А.Н. Анализ советского педагогического опыта. – М.: Смарт, 2005

 
















Дата: 2019-12-10, просмотров: 176.