Гарри Трумэн вошёл в историю за просьбу предоставить ему однорукого экономиста, у которого не было бы возможности дать совет, добавив при этом «но с другой стороны…»[37]. Рональд Рейган, спичрайтеры у которого всегда были что надо, как-то сказал: надо придумать специальную версию викторины «Счастливый случай» для экономистов — «с одной сотней вопросов и тремя тысячами ответов».

Всё верно, экономисты не всегда соглашаются друг с другом. Но мало кто из них не испытывает энтузиазма по поводу свободной торговли. Экономисты практически единодушны в том, что свободная торговля в мировом масштабе была бы огромным шагом вперёд и что было бы идиотизмом не снижать торговые барьеры, даже если другие страны отказываются это делать.

Экономисты уверены, что выгоды свободной торговли громадны. К примеру, когда в 1850-е годы США заставили Японию после десятилетий изоляции открыть порты для торговли, страна начала экспортировать шёлк и чай на страждущий мировой рынок в обмен на хлопок и шерсть, дешёвые в других странах, но дорогие в Японии. В результате национальный доход увеличился на две трети.

Уже в наши дни в результате снятия начиная с 1994 года торговых ограничений по всему миру после так называемого Уругвайского раунда торговых переговоров, мировой доход увеличился примерно на $100 млрд. Снижение пошлин на сельскохозяйственные и промышленные товары и услуги на треть могло бы дать выгоду в $600 млрд, или 2% мирового дохода. Ликвидация всех торговых барьеров могла бы увеличить мировой доход на 6%. И это явно заниженная оценка, поскольку она учитывает только непосредственные выгоды от поступления более дешёвых товаров с мирового рынка на защищённые национальные рынки — что есть прямое приложение теории Рикардо о сравнительном преимуществе.

Вполне вероятны и другие выгоды. Вопреки расхожему мнению, что торговля идёт на пользу транснациональным компаниям, она лишает крупные корпорации власти дефицита, ставя их в условия международной конкуренции. Она стимулирует применение новых методов работы и более эффективных технологий. Некоторые даже полагают, что свободная торговля, помимо прочего, способствует поддержанию мира, поскольку у торгующих наций есть веские причины не вступать в войну друг с другом.

***

Если у свободной торговли и в самом деле столько преимуществ, то почему в мире по-прежнему столько торговых барьеров? Почему политики не хотят быстро заполучить голоса избирателей, снизив импортные пошлины? Почему пришлось заставлять японцев вводить политику, почти удвоившую доход страны? К сожалению, в большинстве стран, богатых и бедных, непропорционально большое влияние имеют так называемые группы специальных интересов, у которых есть причины противодействовать свободной торговле.

Пошлины влекут небольшие скрытые издержки в форме более высоких цен для большинства населения, а также для иностранцев, у которых нет права голоса. Но пошлины дают значительные выгоды узкому кругу лиц, зачастую в тех отраслях, где сильны профсоюзы и крупный бизнес. Если бы избиратели были хорошо осведомлены и досконально разбирались в экономике, то в условиях демократии протекционистов прокатили бы на выборах. Но если люди не слишком сведущи в том, какие издержки причиняют им пошлины, тогда, учитывая незначительные шансы для каждого отдельного избирателя повлиять на каждую конкретную пошлину, мысль о пошлинах может не посетить их вовсе, особенно если кампания за торговые ограничения подаётся как кампания против потогонных фабрик. Кроме того, реформаторские усилия натыкаются на инертность и нервозность этих плохо информированных избирателей. А вот заинтересованные группы отлично понимают, чего лишатся в случае отказа от протекционизма, и им выгодно выделять значительные средства и прилагать лоббистские усилия для защиты своих узких интересов.

В стабильной демократии влияние специальных групп интересов, по идее, должно быть меньше, чем в демократии неустойчивой или в недемократической стране вроде Камеруна. Если одна из причин существования торговых барьеров и правда деятельность специальных групп, то можно предположить, что в странах с устоявшейся демократией внешнеторговые тарифы будут ниже.

Цифры говорят именно об этом. В 1999 году в США внешнеторговые тарифы в среднем составляли 2,8%, в Евросоюзе — 2,7%, а в Корее, этом растущем тигре — 10,7%. В гигантских экономиках Китая и Индии —15,7% и 29,5%, соответственно. И мы видели, что громадный средний тариф в 61,4% не слишком помогает бороться с бедностью и коррупцией в несчастном маленьком Камеруне. Так что даже если мы как следует надавим на своих политиков, чтобы те сделали доброе дело и снизили торговые тарифы, не меньшая ответственность лежит на правительствах бедных стран.

Так почему же они сохраняют тарифы, которые вредят их гражданам? Возможно, потому, что международная изоляция полезна для поддержания политической стабильности. Фидель Кастро находился у власти дольше всех в мире[38] в результате санкций со стороны США: они произвели эффект, обратный желаемому. За десятилетия действия санкций режим Саддама Хусейна, похоже, стал только прочнее: он был свергнут в результате внешнего вмешательства, а не внутренних перемен. Мьянма и Северная Корея — международные изгои с обескураживающе стабильными правительствами.

Теперь понятно, почему японцев нужно было принуждать к либерализации экономики, которая обеспечила громадный прирост доходов страны. Политика изоляции проводилась не на благо людей, а в интересах правителей — клана Токугава. Историк Джанет Хантер подводит итог:

«Механизмы политического управления поддерживались жёсткой системой регулирования, минимизирующей всякие социальные, политические и экономические изменения в жизни населения… Потенциально опасное иностранное влияние было сведено к минимуму после того, как в 1640 году были порваны практически все связи с окружающим миром.

Хотя эти тщательные меры позволяли клану Токугава сохранять власть на протяжении двух с половиной столетий, они не могли предотвратить все социальные, экономические и политические изменения. Восстановление связей с США и империалистическими державами Европы быстро привело к кризису. Начиная с 1853 года в ходе кризиса, вызванного требованиями США об установлении торговых отношений, влияние Токугава стало быстро слабеть».

Заинтересованные группы с переменным успехом пытаются воздействовать на торговую политику и в США. Торговые ограничения должны быть одобрены Конгрессом, и конгрессмены защищают интересы тех, кого они представляют, требуя протекции для фермеров Айовы, сталелитейщиков Пенсильвании, сахарозаводчиков Флориды и автопроизводителей Мичигана. Обмениваясь голосами, они помогают друг другу принимать один тариф за другим, а когда президент возвращается с переговоров с подписанным соглашением о снижении торговых барьеров, конгрессмены вполне могут отказаться его ратифицировать.

Президенты обычно с большим энтузиазмом выступают за свободную торговлю, потому что им нужны голоса избирателей всей страны, так что они относительно меньше благоволят протекционистам на местах. Неудивительно, что пошлины в США снизились с 45% до 10% за два десятилетия после 1934 года, когда президент Рузвельт убедил Конгресс предоставить ему и будущим президентам право без одобрения парламентариев снижать импортные пошлины в ответ на встречное снижение экспортных пошлин на американские товары. С тех пор как ответственность за торговую политику перешла к президенту, пошлины всё снижаются и снижаются.

Конечно, и президенты не полностью защищены от лоббистских групп: голоса избирателей Флориды на недавних президентских выборах были так важны, что защита тамошних производителей сахара в ущерб всей нации гарантирована. Идеальных политических систем не бывает, но для демократий характерно более благосклонное отношение к торговле, ведь снижение торговых барьеров идет во благо обычным людям.

Как помочь бедным?

Теперь вы уже знаете, что я большой любитель и кофе, и пива. Мой любимый кофе поставляется из Тимора. Любимое пиво — из Бельгии. Моя жизнь намного счастливее благодаря сборщикам кофейных зерен в Тиморе и бельгийским пивоварам. Надеюсь, мне удалось убедить вас в том, что и их жизни счастливее благодаря мне. Фундаментальная характеристика того рода социальных взаимодействий, которые обычно изучают экономисты, заключается в том, что выигрывают все.

К несчастью, некоторым достается больше, чем другим. Мои дела идут неплохо, бельгийцы тоже в порядке, а вот тиморцам не позавидуешь. Не будь торговли, их положение было бы ещё хуже, но это не значит, что можно расслабиться и забыть о них.

***

Те, кто выращивает кофе, бедны, потому что они не обладают властью дефицита. На свете полно мест, где может расти кофе. Выращивание кофе для массового рынка требует упорного труда, но для этого не нужно обладать какими-то особыми навыками. Ни один отдельно взятый фермер не в силах повлиять на рыночную цену. Даже когда страны пробуют действовать в унисон, власть дефицита невелика: когда крупнейшие производители попробовали организовать картель, Ассоциацию стран — производителей кофе, контролирующий две трети мирового производства, затея провалилась. Всякий раз, когда картелю удавалось поднять цену, новые фермеры в очередной стране быстро обнаруживали, что выращивание кофе — дело выгодное. Отличный пример — Вьетнам. Несколько лет назад кофе в стране вообще не рос, а нынче страна занимает второе место в мире по объёму его производства. Картель, предназначенный для эксплуатации власти дефицита, будет работать, только если новым производителям непросто выйти на рынок.

Не будем забывать, что одной из причин, почему выращивать кофе могут бедные фермеры, является то, что кофе не растёт во Франции или Флориде, так что богатым фермерам нет никакого интереса агитировать за высокие тарифы. Необработанный кофе относительно свободен от торговых ограничений; поэтому ещё одно следствие ограничений на ввоз говядины, риса и зерна заключается в том, что фермеры из бедных стран вынуждены уходить в другие ниши — например, кофе, — где места хватает не для всех.

Раз начать бизнес по выращиванию кофе так легко, рискну дать прогноз: фермеры, выращивающие кофе, не станут богатыми до тех пор, пока не разбогатеет большинство людей. Если бы кофейные фермеры разбогатели, а все другие фермеры и рабочие на потогонных фабриках — нет, то эти другие переключились бы на выращивание кофе. Высокие цены на кофе невозможно будет удержать, пока рабочие на потогонных фабриках не превратятся в хорошо оплачиваемых «синих воротничков», которых не прельщает перспектива стать кофейными фермерами, пусть даже преуспевающими.

Нужно понять, что узконаправленные инициативы типа «справедливого» кофе и «чистой от пота» одежды никогда не приведут к существенному улучшению жизней миллионов людей. Некоторые, подобно кампании против покупки Нью-Йорком униформы в бедных странах, причиняют прямой вред. Другие, подобно множеству брэндов «справедливого» кофе, повышают доходы некоторого количества фермеров и не наносят особого вреда. Но они не решают главной проблемы: кофе выращивается слишком много. При малейшем намёке на то, что выращивание кофе становится выгодным занятием, отрасль немедленно заполоняют отчаявшиеся люди, у которых нет лучшей альтернативы. Правда такова, что только комплексное развитие бедных стран может поднять уровень жизни самых бедных людей, поднять цены на кофе, повысить оплату и улучшить условия труда на обувных фабриках.

***

Возможно ли такое системное развитие? Несомненно. Миллиарды людей в развивающемся мире живут намного богаче своих родителей. Продолжительность жизни и образовательный уровень растут даже в странах, которые не становятся богаче. Всё это лишь отчасти благодаря свободной торговле, есть и другие факторы. Чтобы развивающаяся экономика устойчиво росла, нужно провести множество различных реформ. Есть в мире страна, которой удалось сделать это на благо большего числа людей, быстрее и с худших стартовых позиций, чем любой другой стране в истории. Именно там мы и завершим наше путешествие.

Глава 10

Как стал богатым Китай

— О, БОЖЕ! — ВОСКЛИЦАЮ Я.

Мы с женой стоим посреди Народного парка в центре Шанхая. Народный парк — это Центральный парк[39] XXI века. Увидев его, я испытал столь же головокружительный прилив эмоций, что и в первый мой визит на Манхэттен. Выйдя на открытое место, в полной мере ощущаешь зрительное воздействие шанхайских небоскрёбов. Один, увенчанный великолепной короной из четырёх зеркальных зубцов, сходящихся в правильной точке, — это Крайслер-билдинг[40] наших дней. Здание развёрнуто вокруг своей оси на сорок пять градусов, так что верхние сорок этажей вытянулись по диагонали к нижним сорока. Другой небоскрёб — счастливый обладатель гигантского стеклянного атриума, подвешенного над городом на высоте шестидесяти этажей. Не все они отвечают безупречному вкусу: куполообразный пентхаус одного из них выглядит так, будто его умыкнули со съёмок одного из фильмов 1950-х про летающие тарелки. Всего там, наверное, было около тридцати небоскрёбов, среди них полдюжины — настоящие великаны. И все как один новёхонькие.

— О, Боже, — вырывается у Фрэн.

— Когда ты последний раз была в Шанхае?

— Лет десять назад.

— Сколько из них стояли тогда?

Фрэн задумывается на мгновение:

— Видишь вон то?

— Тот квадратный бизнес-центр в сорок этажей?

— Нет. То, что прямо под ним. — Она показывает на двенадцатиэтажное здание из красного кирпича, со всех сторон сдавленное более современными сооружениями.

— Да, вижу.

— Десять лет назад оно было самое высокое.

— Это ж надо, — говорю я.

От величия замысла захватывает дух. Всего за десять лет строители Шанхая возвели достойную копию Манхэттена. Не знаю, что думают при виде всего этого жители Нью-Йорка, но мы, лондонцы, почувствовали себя так, будто приехали из деревни.

А ведь всё могло быть иначе. На протяжении большей части XX века Китай был беднее Камеруна. Когда в 1949 году образовалась Китайская Народная Республика, эта крупнейшая в мире страна была разорена гражданской войной и оказалась под властью коммунистической диктатуры. В конце 1950-х миллионы людей умерли от голода, вызванного несостоятельной государственной политикой. В 1960-е Культурная революция уничтожила университетскую систему, миллионы образованных людей были насильно отправлены на работу в сельскую местность. Как Китаю после всего этого удалось добиться самого выдающегося экономического успеха всех времён и народов?