В принципе, каждый член Церкви может быть призван к служению в ней, а, в частности, к служению в клире. В силу этого, новозаветное священство отличается от ветхозаветного.

В Ветхом Завете священство было дос­тупно лишь лицам одного колена, «которое закрывало от народа святыню»[301] от всего народа Израиля. В Новом Завете лица всех сословий могут войти в клир, так как каждый член Церкви занимает особое положение царственного священства. «Если все члены Церкви цари и священники Бо­гу и Отцу своему, то в ней нет ни колена, ни рода, члены которого исключительно бы поставлялись в клир».[302] Тем самым служения в Церкви не могут быть передаваемы в каком бы то ни было личном порядке, а, следовательно, и в порядке наследственности, так как на служение поставляются Церковью те, кто достойны по своим личным качествам.

Тем не менее, тенденция к установлению принципа наследственности очень рано стала проявляться. Тенденция взирать на род ставленника часто затмевала процедуру испытания и избрания их детей. Да и сами епископы были не против передавать свои кафедры родственни­кам или иным близким лицам (Апост. 76; Ант. 23; Анк. 12). Но ведь «священный сан есть дар благодати Божьей, а не наследственное звание».[303] Самым первым побуждением для принятия священного сана является уже давно проторенная дорога родственником несущего церковное послушание. Поэтому дети зачастую выбирают для себя уже давно знакомый путь родителей, к которому привыкли с ранних лет. Такой порядок вещей можно увидеть в других сферах или сословиях, когда дети идут по стопам родителей. В итоге мы получаем львиную долю потенциальных священнослужителей из людей, несущих Церковные послушания. Такая традиция «с ранних времен видна как на Западе, так и на Востоке».[304] Данная традиция, безобидная на первый взгляд, несет за собой разрушающие последствия. Одним из таких последствий стал «левитизм»[305] – замкнутое духовное сословие подобное иудейскому, которого, в принципе, не должно существовать. так как все места в Церкви должны принадлежать желающим, испытанным и достойным ее.

Другая крайность в замкнутости духовного сословия заключается в «насильственном закрепощении детей лиц, служащих в Церкви, просто потому, что нет для него другой дороги в жизни».[306] Такие кандидаты зачастую «тяготились тем званием, которое принимали на себя, и без особой охоты, усердия исполняли свои пастырские обязанности, и в жизни своей дозволяли вещи, унижающие сан священника».[307]

Но несмотря на такие негативные последствия «леветивизма», можно привести и положительный момент данного явления, которое будет заключаться в том, что дети духовенства с юных лет получают нужную подготовку в семье. в которой поддерживается «располагающий дух, поддерживаются добрые и строгие нравы, дающие детям церковное воспитание»[308] и делают их способными к будущему пастырскому служению.

В России духовное звание никогда не было по закону, в строгом смыс­ле, наследственным, но оно сделалось таковым на практике в силу различных обстоятельств. «По естественному порядку вещей, духовные лица стре­мились иметь в своих детях преемников и, вместе с материальным наследс­твом, передавать им свою должность, а дети духовенства получали к этому склонность и, по возможности, подготовку».[309] Поэтому, уже в самом начале кандидаты на духовные должности представляли собой, по большей части, детей духовенства. Этому стало потом содействовать и церковное правительство, особенно в те времена, когда в России был крайний недостаток в шко­лах и в грамотных людях, заботясь о том, чтобы на священнические места не были возводимы сельские невежды, оно указывало священникам, чтобы они учили своих детей грамоте и церковному благочинию, «яко да будут дос­тойны к восприятию священства и наследницы по них церкви и церковному месту».[310] Да и само государство было не заинтересованно, со своей стороны, освобождать кого-либо от службы ему.