Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав.
© 2018 - 2024
У ИФ два начала: историческое начало ИФ и действительное начало ИФ. Например, для человека: первое – это момент его биологического рождения, второе – начало его самосознания. Действительное начало ИФ – начало ее как способа мышления своего предмета.
Надо сказать, что до Платона мы имеем лишь источники, а не первоисточники. Т.е. оставшиеся в трудах других авторов цитаты и пересказы. Но мы не должны жаловаться на свидетельства: Платон, Аристотель, Секст Эмпирик, Диоген Лаэртский.
Кропотливая работа была проведена немецким филологом Германом Дильсом – он свел все имевшиеся фрагменты в работе “Фрагменты досократиков”. Русские историки философии должны быть благодарны А.О. Маковельскому, сделавшего русский перевод этой работы в 1914 году. Новое издание “Фрагменты раннегреческих философов” I часть вышло в 1989 г.
Работа по реконструкции учений трудна: от Фалеса вообще один фрагмент, это не студенческая работа. Некоторую реконструкцию предлагаю и я, естественно можно спорить.
МИЛЕТСКАЯ ШКОЛА.
ФАЛЕС.
Первым возвысился до некоторого подобия философской мысли. Первым понял необходимость понять единую сущность всего существующего. Дошел стих из поэмы. Да, Фалес писал, как Гомер, а не “прозой презренной”.
О многом говорить не значит мнить разумно.
Единое отыскивать достойно мудреца.
Одно старайся выбрать; тем самым крепко свяжешь
Мужей болтливых речи, лишенные конца.
(перевод с греческого А.Н.Муравьева – В.К.)
Мысль потрясающая: одно есть одно и, если попадешь, то оспорить нельзя. О многом можно спорить: этот об одном, другой о другом – каждый хочет может что-то свое сказать.
Фалес исключил из области интереса ВСЕ, а оставил ОДНО – первое определение предмета философии. Он сориентировал последующих философов на поиски этого одного. Надо найти одно, тогда будет возможность знать все.
Фалес первым дал определение этому одному – вода. Фалес искал нечто первое из всего – первоначало. Первоначало начала не имеет, т.к., если то, что принимали за первоначало - само имеет начало, следовательно, оно не первое и тогда действительное первоначало есть то другое, но все равно – одно, не имеющее начало.
Но одно еще только потом будет названо первоначалом (архе). У Фалеса только обращение к первоначалу. <Он обращается к первоначалу в виде природы>. Это сейчас природа – это то, что за окном, а раньше природа понималась как прародительница, родительница всего. Под природой тогда понималось то, из чего все возникает и во что все исчезает; то одно, что единственно довлеет себе и всегда остается одним и тем же.
Итак, Фалес: “Природа – вода”. Прав? Нет. Но насчет того, что все из одного – прав. Прав, что есть первоначало.
Почему определять первоначало как воду это заблуждение? Во-первых, вода это стихия, нечто определенное, т.к. вода – это не воздух, не огонь, т.е. нечто уже ограниченное, уже нечто. А может ли из этого определенного появиться все? Нет.
И, во-вторых, заблуждение было неизбежно, т.к. самое первое философское определение сделано максимально не адекватным для философии способом – Фалес выбирал, но еще не мыслил, т.е. находил что-то готовым, и из этого выбирал. Нужды мыслить не готовый предмет еще не было.
Конечно, надо понимать, что вода Фалеса – это не обычная вода, а вода как стихия.
АНАКСИМАНДР
Он, не смотря на то, что Фалес был при жизни объявлен мудрецом, высказался против. И это должно быть возможно: внешне – должна быть политическая свобода, свободные граждане имели право говорить то, что считали правильным и внутренне – сам человек должен не подчиняться слепо авторитету – относиться скептически.
Анаксимандр первый заговорил о первоначале как таковом (архе). И постиг, собственно, лишь одно: начало не может быть определенным, уже ограниченным. Начало поэтому есть апейрон, что с греческого значит – беспредельное, бесконечное.
Это вторая точка зрения на первоначало! Она и отрицает предыдущую точку зрения, и развивает ее.
И Фалес, и Анаксимандр оба правы. И не условно: “Ну, ладно Фалес – ты прав”, - а безусловно. Анаксимандр, также, как и Фалес говорит, что первоначало есть, но в отличие от Фалеса дает ему другое определение.
Анаксимандр: “Первоначало – бесконечно”. Прекрасно! Но здесь нас поджидает Анаксимен.
АНАКСИМЕН
Анаксимен: “Первоначало – бесконечный воздух”.
В чем Величие Анаксимена: “Да, перврначало есть”, - соглашался он с Фалесом. “Да, оно бесконечно”, - соглашался он с Анаксимандром. <Но оно ни то, ни другое по отдельности: Фалес: первоначало - определенное, Анаксимандр – неопределенное, а Анаксимен: первоначало – определенное и неопределенное – единство определенного и неопределенного.
Вопрос к Анаксимандру: “Первоначало неопределенное, но все, что из него – определенное. Откуда определенность?” Из совершенно неопределенного ничего определенного не может появиться; как тогда оно может быть первоначалом? Нет, это лишь возможное первоначало. Оно должно быть неопределенным, что бы из него возникло ВСЕ, но и определенным, чтобы ВСЕ появившееся было определенным.
Что может сподвигнуть апейрон, т.е. абсолютно неопределенное, неограниченное, как-либо ограничиться? Ничего, а если есть что-то, то тогда это не апейрон и был. Следовательно, чтобы из неограниченного появилось что-то ограниченное (и не как результат внешнего воздействия) – это неограниченное в себе самом должно быть ограниченным, определенным. Таким образом, природа это неограниченное ограниченное, по Анаксимену.
Понятно, что здесь не важно, что это воздух. Неопределенное определенное первоначало Анаксимен лишь выразил через бесконечный воздух. Это образ, милетцы пытались представить себе первоначало. Даже апейрон – образ, только отрицательный. Милетцы первые стали нащупывать предмет философии. Способ – воображение. Это первое рождение философии, когда появиться мысль, тогда будет второе рождение. Философия это мышление об истине.
Лекция 3
Пифагор и пифагорейцы
Первым назвал себя философом: “Я не мудрец (софос), - ибо мудр, по Пифагору, только бог, - а тот, кто только любит мудрость (софию)”. Это тот, кто хочет и стремится быть мудрым, как бог. Кто хочет престать быть просто человеком: обычный человек – это тот, кто – много сплю, много ем и мало думаю. Человеческое ли это?
Пифагор первым назвал мир космосом (с греческого – порядок). Как собственно пифагорово до нас дошло лишь одно положение: “Все вещи подражают числу”. Сам он ничего не писал, не излагал письменно свое учение. Занятия в его школе носили как открытый, так и закрытый характер – были экзотерические и эзотерические. Поэтому сведения о его учении есть лишь в пересказе пифагорейцев - его учеников и последователей. А саму философию пифагорейцев мы имеем в изложении самих пифагорейцев и Аристотеля.
Основные положения философии пифагорейцев:
“Началом всего являются вечные числа”. Пифагорейцами впервые осуществлен отход от представлений, полагающих в качестве первоначала, - стихии. Число – первое мысленное, не чувственное определение, хотя и не вполне мысленное.
Числа по своей природе – ограничивающие и безграничные. Без них ничего бы не было и не было бы порядка, гармонии (т.е. согласованности различного). Число есть сущность всех вещей и гармония чисел есть причина мирового порядка. Следовательно, кто хочет познать все вещи, должен понять природу числа и гармонию чисел.
Что есть число по своей природе? Оно сложное и сложнее анаксименовского начала – бесконечного воздуха.
Определения природы числа, развиваемые пифагорейцами:
монада – единство, одно (вспомним, на познание чего сориентировал всех философов Фалес) или неопределенное единство. Именно потому, что каждое число в себе есть монада – каждое число есть единство, одно. “Два” ведь не расползающиеся “один” и “один”, а “два”, также “три” и т.д.
диада – различие или двойственность. Очень важно, что эти определения не следуют друг за другом случайно, а осознаются пифагорейцами, как необходимо следующие из предыдущих определений. Диада – это не одна монада плюс еще одна монада, ибо откуда еще одна монада приблудилась? Диада есть различие монады от себя самой, это различившееся единство или различенное единство или определение неопределенного. Кто дает это определение? Сама монада определяет себя как диаду. Для того чтобы было два не нужно две монады. Нужно лишь, чтобы монада в себе различилась, стала более определенной.
В школе “два это 1+1” – разве это два? Нет, это один и один, т.е. двЕ, а не двА. Первоклассников учат считать и запоминать. “Сколько будет 1+1?” “Два”, - отвечает первоклассник. “А 1х1?” “Один”. Потрясающе!!!
Что такое настоящая семейная пара? Когда двоЕ есть на самом деле двА, т.е. в себе одно. Это, когда ущипнешь одного, а больно другому. А, если одного щипают, а другому “ну и что”, то они не образовывали пару. Они совместны, рядом, но не одно, а отдельны. И, если они расходятся “как в море корабли”, то разлучение ничего не изменит в них, как, впрочем, прежде ничего не изменило в них их соединение. Точно также общество, народ, человечество есть единство или отдельность составляющих их людей.
Откуда множество? Из единства: нет единства – нет множества. Как здорово: множество из единого! Пифагорейцы снимают всю Милетскую школу. “Все из одного”, - но почему так, милетцы не знают. Все появляется, как из “рога изобилия”. А пифагорейцы уже догадываются: монада только кажется абсолютно неопределенным. Неопределенность есть ее определенность, следовательно, монада – неопределенное определенное, из которого возникает определенное неопределенное – диада.
Диада – это определенная монада или монада положившая себе предел своей беспредельности.
Ни монада, ни диада еще не образуют природы Числа. Число – это только единство (монада)? Нет. Число – это только множество (диада)? Тоже нет. Число – это единство монады и диады – триада.
Что такое Число? Это единство определенного и неопределенного. Это природа количества – оно может быть любым и каждый раз оно определенно.
Милетская школа – качественное первоначало (вода, апейрон, воздух). Пифагорейцы – количественный принцип: он содержит в себе определенность, но как момент – определенность в единстве с неопределенностью.
Будет ли правдой сказать, что число это только “1”? Нет: и “2”, и “3” – также числа. Любое число едино, но если бы любое число не было бы разделено в себе – можно ли было бы его разделить? Нет. В школе учат, что числа делятся, а почему?
Пифагорейцы - создатели математики как науки, а не просто счета: арбуз и арбуз еще вавилоняне могли сложить. Пифагорейцы имели не практическую цель, а выделили число и отношение чисел как самостоятельный предмет. Они занимались познанием необходимых свойств числа как такового.
Могла ли возникнуть наука математика без философии? Нет, математика не возникла сама: считали, считали арбузы, бросили и стали считать числа. С чего бы это? И, как считать без арбузов?!! Палочками? Пифагорейцы впервые уяснили, что такое само число как таковое, а не число арбузов! И тем самым заложили основу математики как науки.
Триада – первое совершенное число, но не самое; истинное единство; истинная, завершенная монада; <единство единства и различия>; развитое единство.
Тетрада – развитая триада; второе совершенное число, в нем раскрывается природа настоящего различия; полностью раскрыта природа диады; различие единства и различия.
По пифагорейцам, природа подражает тетраде. Тетрада для природы – закон: 4-е стороны света, 4-е измерения, 4-е конечности у животных и т.д.
Декада – совершеннейшее число. Она есть развитая тетрада. Декада содержит в себе все предшествующие моменты определения природы числа (не случайно 1+2+3+4=10). Декада все в себе содержит и все из себя производит – отсюда пифагорейский гимн декаде.
Все не просто существует, но в гармонии: в единстве различного, все различно в единстве. Пифагорейцы не только говорят, что все из числа, но и показывают как:
точка (1) –> прямая (2) –> плоскость (3) –> объем, тело (4). Прямая – это различившаяся от самой себя точка. <Также плоскость, объем.>
Небесные тела в количестве 10-ти. Пифагорейцы шли не от видимого к мысли, а от мысли к реальности тел. Тела уже находятся в движении и в гармонии – гармония небесных сфер.
Душа – триада: а) чувственная – растения; б) рассуждающая – животные (кот, например, вполне рассудителен: мясо легче и спокойней стащить, когда человек уйдет, а пока не ушел нужно подождать; и в этом смысле кот лучше тех людей, кто не может себя сдержать, и хватает, что ему нужно сразу); в) разумная – человек.
Духовные отношения так же подчиняются природе числа: мысль – монада; познание – диада, ибо направлено на одно; мнение пифагорейцы считали числом плоскости (триадой); ощущение – числом тела (тетрада).
Это учение, таким образом, охватывает все, исходя из единого принципа – одного, монады. Но природа вещей у пифагорейцев еще в форме числа, а не в сфере чистой мысли (хотя число уже нечто мыслимое, вне чувственных вещей). Следовательно, это еще не действительное начало философии. Она еще только начинает начинаться – это историческое начало. Почему? Эти начала существуют “до” и “независимо” от мышления. Но вот парадокс: пифагорейцы мыслили то (число), что полагалось ими существующим “до” и “вне” мышления. Вопрос: как же они могли его (число) мыслить? Первоначало не может быть “до” и “вне” мышления, конечно речь не о человеческом субъективном мышлении, но об этом дальше.
| Лекция 4 Элейская (элеатская) школа Ксенофан Колофонский В поэме Ксенофана “О природе” сформулировано основное положение его учения: “Одно и все”. Его надо понимать не в том смысле, что есть одно и есть все, а в том, что одно и есть все, что существует и больше ничего нет. Одно есть все, что есть; всего нет, а есть только одно. | |
| “Одно есть бог величайший из богов и людей, им не подобный ни видом, ни мыслью”, - утверждал Ксенофан. | |
Бог не похож на богов! Выродок какой-то! В Колофоне его (Ксенофана) не потерпели, и ясно почему: сказать грекам, что не много богов подобных людям (как статуи Зевса, Афины и т.п.), а есть один бог. Это страшные слова по тем временам.
Но эти слова Ксенофана - не простое утверждение. В своей поэме, по свидетельству Аристотеля, Ксенофан постарался показать, из чего они следуют и, что из них следует.
Итак:
Если бог величайший, то один. Если богов два, то либо они не величайшие хотя бы по отношению друг к другу, либо они - одно.
Если есть одно, то неизменно. Почему? Если не неизменно, то откуда-то возникло, а откуда ему возникнуть? Если из такого же, как оно, то возникновения нет, а если из иного, то это тоже не может быть, т.к. иное величайшему – само не величайшее и, следовательно, не может произвести величайшее (как худшее не может произвести лучшее).
Если одно единственно и неизменно, то оно всюду одинаковое, равно самому себе и не есть здесь так, а там иначе.
Раз есть одно единое, то ничего иного нет. Нет ничего иного! Потрясающая мысль: раз есть одно, то ничего иного вообще нет!
Из предыдущего следует: всюду он видит, всюду слышит, всюду мыслит и без труда, помышленьем ума все обнимает. Что обнимает? Если нет иного, то себя самого! Во как.
Рассуждая дальше, Ксенофан пытается определить каково же это единое.
Единое – не бесконечно и не конечно”. Бесконечно то, чего нет, т.к. оно не имеет ни начала, ни середины, ни конца, а то, что есть, имеет это и, следовательно, оно не бесконечно. А конечно то, что ограничено иным. А есть иное? Нет, иного нет, стало быть, единое не конечно. Очень интересное определение.
Оно ни движется, ни покоится. Если движется, то куда? В иное? А иного нет, следовательно, некуда двигаться: все место занято им. Стало быть, одно не движется. Но одно и не покоится, т.к. покоится то, чего нет, ибо ни к нему иное, ни оно к иному не может прийти.
Потрясающе разбивается нефилософский способ представления. Для представления: если движется, то как? Как таракан перемещается, т.е., если движется, то не покоится. А, если стоит, значит, не движется – третьего не дано? Да, - но только для представления!
Мы по привычке представляем, если нас просят: “Представьте себе, что нет ни лесов, ни людей”. И мы, чтобы представить отсутствие чего-либо, сначала должны увидеть это конечное.
Таракан либо движется, либо покоится – это понятно. А не движется И не покоится? Не конечное И не бесконечное? Так какое же?! А вот такое: не конечное и не бесконечное, не движется и не покоится. “Так как же его представить?” – восклицает человек. “Да никак, - ответил бы Ксенофан, - его надо мыслить!” Если мышление как представление не замолчит – философское мышление не начнется. Здесь надо разучиться мыслить представлениями и научиться мыслить в собственном, точном смысле слова.
Что можно сказать о Ксенофане? “Хитрый, гад! Непонятный”, – это истерика, а он остается. Все ступени философии необходимы. И, чувствуя это, Ксенофан в конце поэмы выражает сожаление, что никто не сможет его понять: “Никто не постиг то, что ясно, и никто не постигнет то, что я о богах говорю и о сущем всецелом”.
Истинное одно. Пример из Евангелия: юноша, который хотел идти за Христом, но оставить себе богатство. Если действительно есть одно, то не идти за ним нельзя, а если это одно - не одно, а одно из многих, то это - не истинное одно. А для человека не истинная вера – верить в одно из многих.
Ксенофан вплотную подошел к философскому мышлению, но лишь подошел, т.к. он еще оставался в лоне мифологического отношения к миру - у него еще осталось мифическое представление: одно - это бог. Это представление не было им выведено логически, а просто взято из традиции. Отсюда – и то, что бог не только мыслит, но и видит, слышит.
Парменид
“Великий и надменный Парменид”, как называли его греки.
Основатель первой действительно философской школы. Ксенофан, живя в Элее, спел свою поэму Пармениду.
Будьте внимательны, если не понять Парменида – философия в Вас не начнется! Есть много “философов”, которые пишут целые тома своих мнений. Спорят, кто мнит лучше: “Ты не так мнишь о философии – я мню лучше!” Мнение это или знание можно проверить, спросив: А ты Парменида знаешь?” Если нет, то это - самозванцы от философии.
История сохраняет то, что должно остаться. Сомневаюсь, что кто-то в современности сможет создать нетленную, хотя бы, строку. Парменид жил 25-ть веков назад, и жить ему вечно.
Поэма Парменида так же называется “О природе”.
Начало: юноша хочет знать не больше - не меньше, как истину. Знакомиться с девушками, которые отвозят его, на резвых конях к Дикэ – богине Правды. Первые слова богини на вопрос юноши: “Что есть истина?”, таковы: “Если ты хочешь знать истину – ты должен отринуть ВСЕ легковесные мнения смертных”.
Мнения легковесны – плавают на поверхности вместе с другим добром, которое плавает. Каждый из вас, обратив взор к своей душе, обнаружит богатство. Чего? – мнений, которые вы создали от младенчества до сего момента. Из чего возникают мнения? По Пармениду, источниками мнений являются:
“глаза, ничего не видящие”;
“гулом наполненные уши” – каждый может подойти и сунуть в них свое мнение;
язык – это вообще кошмар: сколько бессмысленных слов нам бесплатно раздают по радио, ТВ, в метро и т.д.
Богиня говорит дальше юноше: “Пусть не принудит тебя многоопытная сила привычки думать глазами, ушами, языком”.
О чем мы думаем: о том, что видим, слышим, говорим. Можно подумать, что здесь пропагандируется страшная вещь: лучше быть слепым, глухим и немым – и будешь мыслить лучше. Нет, конечно! Хотя в Советском Союзе 1960-70-х гг. был опыт воспитания слепоглухонемых от рождения (Мещеряков, Ильенков, Сироткин и др. см. Ильенков Э.В. “Философия и культура”, М., 1991 сс. 30-43).
Конечно, это не необходимо, чтобы начать мыслить и, ради бога, не калечьте себя. Просто выкиньте ВСЕ мнения на том основании, что они дают лишь “картину мира” – внешний вид мира – мира, отдельного от мыслящего. Мнения сообщают нам то, каким мир видится, кажется, а не ЕСТЬ.
В слове “видимость” ощущается обманчивость. Когда я вижу человека, знаю я каков он в действительности? Не так, что внешность бывает обманчива, – она есть обманчива. Именно поэтому ”встречают по одежке, а провожают по уму”.
Чему следует наш ум, когда опирается на видимость? На то, чем что-то кажется. Именно потому, что все мнения имеют свой источник в видимости, - их надо отбросить – отбросить ВСЕ. С помощью мнений можно узнать только то, что КАЖЕТСЯ. А то, что ЕСТЬ узнать нельзя.
Что такое человек по мнению? Двуногое без перьев, живущее на суше – общипанный петух какой-то. Можно ли узнать таким внешним образом, что он (человек) есть на самом деле? Нет. “Дельфин – рыба?” “Нет”. “А может рыба, ведь он выглядит как рыба?” “Да, выглядит как рыба, но не есть”.
Человек смотрит и видит, что Солнце вертится вокруг Земли. Смотрит и миллионы лет может видеть, что так оно по-видимости и есть. А, если не так, то он – еретик. Но так ли это на самом деле? Так, если только смотреть, но не мыслить. Он, наивный, видимость принимает за бытие!
Что есть? Дома, улицы – есть? Е-е-есть – говорим мы. Груб наш язык – говорим есть, а всего через тысячу лет глядь - нету! “Где же?” “Были, “ – говорим. А были ли? “Бы-ы-ыли. Но сплыли. Уже нет – кончились”. Так дураков и обманывают: деньги дали – да, видел, да есть, а купить на них ничего нельзя. Так есть деньги-то? Может ли то, что ЕСТЬ – не быть? Нет.
Далее богиня говорит юноше: “Отринь мнения, т.е. то, что запомнил чужое и повторяешь по-привычке и логосом, разумом сам испытай, - т.е. обдумай то, что я сейчас тебе скажу. Если хочешь знать, что есть истина, ты должен понять, что бытие есть, а небытия нет вовсе”. Поэтому быть означает именно быть, а не так, что побыть, а потом престать, исчезнуть в небытие (это не возможно, т.к. небытия нет вовсе).
Какие слова подходят к предметам, которые есть только сейчас? Как назвать то, что ПОКА есть? “Возникающее” и “исчезающее”. Бытие может не быть? Нет, - истинное содержание этого слова, состоит в том, что то, что ЕСТЬ – есть вечно. Все то, что кажется существующим – по истине есть? Нет. Оно лишь КАЖЕТСЯ таковым – это мнимое бытие.
Материалист, разводя руками, скажет: “Нет, это все есть! Осознаем мы это или не осознаем”. Вопрос: “А откуда ты знаешь, что это есть, когда ты этого не осознаешь? От другого, более великого материалиста? А он откуда?” “Вселенная миллионы лет была, когда нас не было”, – отвечает материалист. “Но каково основание для этого утверждения?” Материалист объяснит: “Мы свой опыт теперешнего восприятия переносим в прошлое”. “Это одно воображение, но отнюдь не мысль, ибо об истинности самого этого опыта вопрос не ставиться, т.е. не ставиться вопрос, а дает ли нам восприятие знание о бытии”.
Итак, Парменид противопоставляет мнение и истинное мышление. Мнение – это не ложная картина мира (единственно ложное утверждение, что небытие есть), а иллюзорная; это то, каким мир видится, мнится. Что есть многое? Возникающее, т.е. то, чего ЕЩЕ нет, и исчезающее, т.е. то, что УЖЕ не есть. То, о чем говорит нам мнение “есть” – но не есть по истине. А поэтому, чтобы не блуждать в этом иллюзорном мире, надо оставить обманчивый путь мнения, “путь Ночи” и логически, с помощью мышления, узнать – что ЕСТЬ.
Парменид: состояние видящих и слышащих, но не мыслящих хуже, чем тех, кто не видит, не слышит, но мыслит. Не мыслящие люди без внешних впечатлений не могут прожить и недели – они сходят с ума. Нет пищи для их души. А мыслящий человек – из камеры его будут извлекать, а он скажет: “Подождите, я еще не все подумал”. Пример: один из декабристов провел в одиночной камере 20 лет – его там забыли. Но он не свихнулся – переводил Библию на разные языки - углублялся в мысль.
Самотест: отсутствие необходимости во внешней информации – первый день, когда стали самостоятельны. Поймете, что все многообразие мысли говорит об одном – о бытии (небытия нет и подумать о нем нельзя). Парменид не говорит: бытие есть, а просто ЕСТЬ, для того, чтобы не подумать, что бытия может не быть.
Путь мышления – это истинный путь. Основание этому - то, что мышление уже в первом своем действии обнаруживает истинный предмет, т.к. первая мысль может быть ТОЛЬКО о бытии, а бытие – истина, хотя только в первом определении. Мыслить можно лишь то, что ЕСТЬ в точном смысле этого слова, а таково именно бытие, т.е. сущее как таковое.
Поскольку ЕСТЬ есть, а небытия нет, то бытие, т.е. сущее как таковое:
“не возникает и не исчезает нисколько”;
“цело, единого рода”;
“не движется и бесконечно”;
“не было в прошлом, не будет, а ЕСТЬ - вполне в настоящем, не прерываясь, одно”.
Бытие – это не временное бытие, а вечно настоящее. Что значит, что бытие не имеет отношение к различию времен? Бытие в вечности – бесконечное настоящее, т.е. такое настоящее, которое не становится прошлым.
5. “Ему ли отыщешь источник? Как и откуда расти? Из ничего? Но чего нет – того нет”.
Так бытие впервые предстает в мысли. Далее Парменид пишет: “Могучая необходимость держит его в своих оковах. Оно отовсюду глыбе подобно, на славу скругленного шара”. Хорошо, что подобно, а не само бытие есть этот шар. Парменид здесь от мысли о бытии переходит к образам. Это не должно смущать – мы должны у него поучиться. Поскольку все различия, доставляемые органами чувств, мнимы – бытие есть единый и единственный предмет познания. Именно настоящий философский предмет.
Бытие – первое определение истины.
Бытие – такой предмет познания, который не существует до познания. Бытие не существует до мысли, т.к. оно и есть сама первая мысль. Бытие тождественно мысли – главное у Парменида: Бытие и мысль – неразделимое одно. Мыслимо может быть только бытие, и только бытие может быть первым помыслено. Есть ли различие между мыслью о бытии и бытием бытия? Нет. “Одно есть мышление и то, ради чего оно есть, ” – говорит Парменид.
Мыслимое бытие (бытие тождественное мысли) – действительное начало философии как способа мышления свободного от превратности мнений. Без бытия нет мысли и без мысли нет бытия – это очень важное для философии положение.
Есть ли бытие то, что есть до того, как его мыслят? Мнение говорит: философия есть знание о мире в целом <, существующего до философии>. “Мир в целом” - а-а-а, понятно, - дитя довольно. Это для нежного возраста приходится говорить так. “Мир в целом” коварное представление потому, как <а философия>, а философ где? Вне мира? Выродок какой-то. Снаружи осматривает мир и хочет охватить его мыслью? От других людей философ отличается не размерами, не надменным видом – он мыслит. Он мыслит что? То, к чему иного доступа нет, т.е. прежде всего – бытие (а вовсе не “мир в целом”).
Бытие – первое осмысленное слово, а не “мама”, “папа” или “гав-гав”. Говорить не мысля, учат с колыбели. Первое СЛОВО сказывается лишь после того, как замолкнут все мнимые слова. И тот, кто не дошел до этого, тот еще не дошел до философии, он лишь на пути к ней. Других ворот, кроме Парменида, в философию – не существует. Это мыслимое бытие знаменует истинное начало философии. Начало мышления предполагает конец мнения.
В этом пункте мы окажемся еще не раз. Начало философии, в некотором смысле, есть ряд постоянных начал. Фалес, Пифагор, Парменид – три первых философа, но в каком разном смысле!
Парменид осознал, что мнимое не есть истинное. Для того, кто начинает мыслить – не миновать противоречия с собой. Этот пункт, содержащийся в учении Парменида, развил его друг и ученик - Зенон Элейский.
Зенон Элейский
Он пустил парменидовское открытие в оборот среди людей. Люди, почувствовав величие этого, шли к нему. Главная задача для Зенона – защита принципа Парменида: есть только бытие – единое, вечное, неподвижное. Зенона называли двуязыким, поскольку он мог говорить и на языке мнения, и на истинном языке. Он был популяризатором, но не сводящим философию к мнению. Философия в его речах к простым людям оставалась философией.
Как же он отстаивал мысль Парменида? Он вставал на точку зрения обыденного сознания или мнения, состоящую в том, что нет единого, а есть многое – возникающее и исчезающее. И показывал, что при ее последовательном проведении возникает множество апорий – безвыходных ситуаций, указывающих, что надо оставить точку зрения мнения.
Противоречие мнения: то, что кажется бытием, признается за само бытие. А что кажется бытием прежде всего? Многое. Оно есть – какая радость. Зенон показывал, что эта точка зрения сама себе противоречит и потому сама себя опровергает. Мнения потому лишь существуют, что люди не продумывают их до конца.
Первая апория.
Допустим, что бытие не одно и не неделимо, что есть только многое, бесконечно многое, - прекрасно. Но, есть ли многое, если нет одного? Ведь каждое из многих – одно. Но мы перед этим утверждали, что: одного нет, а есть только многое. Сами себя высекли. Многого без одного нет – первая победа над мнением.
Вторая апория.
Многого, состоящего из определенных величин, не может быть потому, что каждое из многих, если имеет величину, должно быть или бесконечно большим (делимым до бесконечности, если многое – в нем), или бесконечно малым (если многое – вне него). А если каждое из многих не имеет величины, то оно должно быть ничем, что именно ничто, прибавляясь к другому, его не увеличивает, а, отнимаясь – не уменьшает.
Третья апория.
Если сущее множественно, то одно и тоже оказывается по числу и конечным (ибо сущих столько, сколько есть – не больше и не меньше), и бесконечным (ибо между любыми двумя сущими обязательно есть другое). Следовательно, о многом ничего определенного сказать нельзя. Поэтому лучше мыслить одно.
Апории Зенона о движении.
Первая апория.
Кажется, что есть движение. Почему есть? “Мы его видим”, - говорят. Парменид: “Бытие не движется”. “Как же, - возражают, - вон тараканы – бегают, следовательно, движение есть”. Но вдумайтесь! В том месте, где они есть – они не движутся, а где их нет - тоже не движутся. Так движется ли многое? Нет, получается, что движущееся – не движется. С чем и поздравляем.
Вторая апория.
Мнение, что существует многое без одного, тем самым утверждает бесконечную делимость пространства и времени. Но в этом случае быстроногий Ахилес не догонит черепаху (не Зенон так утверждал, как ему приписывают, а так получается по мнению, не состоятельность которого он показывал). Ибо за то время, пока он прибежит в точку, где она только что была, черепаха успеет хоть немного проползти вперед. Следовательно, если он ее все-таки догоняет, то правда ли, что пространство и время делимо до бесконечности? Правда ли, что нет неделимого, т.е. одного как такового?
По поводу зеноновых апорий о движении А.С.Пушкин написал стихотворение “Движение” (1825):
Движенья нет, сказал мудрец брадатый.
Другой смолчал и стал пред ним ходить.
Сильнее бы не мог он возразить;
Хвалили все ответ замысловатый.
Но, господа, забавный случай сей
Другой пример на память мне приводит:
Ведь каждый день пред нами солнце ходит,
Однако ж прав упрямый Галилей.
Все мы видим движение, но значит ли это, что движение есть для мысли? Нет. И толпа всегда будет радоваться его опровержению хождением, как будто философ дурак и не знает, что можно ходить, двигаться. “Что тут думать-то: тут и так все ясно! Чему он меня учит?” Философия учит только одному – мышлению.
Мысль впервые появляется, когда человек задумывается: “А что, собственно, ЕСТЬ то, что я вижу?” К этому и побуждают апории Зенона Элейского.
| Лекция 5 Гераклит Эфесский Из его произведения “О природе” мы имеем около 120 фрагментов. Уже у древних бытовало мнение, что он темно излагал мысли, за что и получил прозвище Темный. На самом деле его мысль глубока. Вода в глубине кажется темной, а на самом деле она прозрачная. Его мысль кажется темной тем, кто не дорос до глубины его мысли. | |
| С Гераклитом интересней всего повозиться, т.к. много фрагментов. Попытайтесь хаотические фрагменты сложить в целую картину. Реконструкция – интересная работа. Я постараюсь воспроизвести свою версию. Начинает Гераклит, как и элеаты с критики обыденного сознания, мнения, но есть и отличие в критике. “Плохие свидетели для людей глаза и уши, если у них варварские души”. Т.е. чувства не вообще ложны, как полагали элеаты, а у того, кто не понимает, что именно он видит и слышит. Почему чувства без понимания не заслуживают доверия? Потому что все чувственное “течет”. “Все течет”, – говорит Гераклит - все есть и не есть, возникает и исчезает. Нельзя дважды застигнуть природу в одном и том же состоянии. "Природа любит скрываться": в один момент она одна, в другой иная. Так какая же она? Чувствами этого не уловить; они могут сказать, только то, что природа разная. Не ты ошибся, пользуясь чувствами (как считали элеаты), а это природа сама такая. Единственная твоя ошибка: если ты думаешь, что изменчивую природу можно схватить. Вроде мгновение назад говорил о ней правду, но она изменилась, и сказанное уже есть ложь. А поэтому тот, кто хочет ее (природу) все-таки знать, то, помимо чувств, он должен мыслить. Просто смотрение – это не знание того, что видится. Просто слушание – не знание того, что слышится. Видим мы различные виды, но что есть то, что мы видим? Мы должны мыслить, а не считать видимое и слышимое за само то, что является в этих изменчивых формах. Иначе можно было бы налеплять мнения, но поскольку природа изменяется, она все смоет. Если мы лишь видим и слышим, то у нас одни слова о природе, если мыслим, то – другие слова. Что значит мыслить? Мышлением называют все, что угодно. По Гераклиту, это значит приобщаться к великому логосу, правителю космоса. “Истинно судит лишь логос, но не всякий, а только божественный”. "Логос" – великое слово: божественный закон, управляющий всем существующим. Это слово играет важнейшую роль в истории человечества: евангелие от Иоанна начинается: “В начале было Слово”. Слово – это один из возможных переводов греческого “логос”. Гераклит придумал это слово “логос” в том смысле, в котором сам употреблял. Мы живем в христианской культуре и обязаны понимать гераклитовский смысл, вошедший в нее. Логос – истинный судья всему. И только опираясь на него, можно истинно судить, причем опираясь даже сильней, чем на государственные законы, придуманные людьми. <Но придуманные людьми законы, в какой мере они опираются на логос – есть не только, придуманные людьми законы.> И истинные государственные законы, и законы природы, - все они опираются на один закон. Такой закон, благодаря которому они сами есть законы. Если нет всеобщего закона, нет и особенных законов. И тогда государство получается без закона – шайка бандитов. Без единого закона – нет многих законов. Не опираясь на единый, всеобщий закон, нельзя истинно мыслить, т.е. нельзя истинно мыслить, если опираться на особенные законы, а не на всеобщий. Если нет всеобщего логического закона (логоса), то нельзя разумно мыслить. Мнения могут быть формально правильны, но если мысль не опирается на всеобщий закон, то это будут лишь легковесные мнения. Гераклит: Единое – это логос, божественный закон. Все в природе разумно, а мыслящий есть тогда лишь истинно мыслящий, когда подготовил свою душу к тому, чтобы втянуть в себя логос, дать жизнь своей мысли. Как воздух нужен телу, чтобы жить, так логос нужен мысли. Чтобы втянуть логос, надо подготовить душу. От природы мы видим, слышим, дышим, а вот мыслить вынуждены учиться. Дышать не надо учиться: от акушера получил по попе и закричал, задышал. Кто хочет мыслить, тот своей образованной душой должен втянуть логос. Душа должна проснуться. "У бодрствующих - единый космос, во сне же каждый живет в своем собственном", - мире фантазий и грез. Некоторые и не хотят просыпаться – так там хорошо. Во сне мы отгораживаемся от мира и от себя самих. Вот так живут большинство людей – во сне. Живут своим умом, а не логосом, и видят в этом достоинство. Хвалятся друг перед другом: “У меня во какой ум – мой!” “А у меня еще лучше!” Особенно в юности хочется отличиться не только прической, но и мыслью: “Никто так не говорил!” – такую чушь, но ты уж отличился. Это не худо, если не мешает проснуться, если не настаивать, что всеобщности нет, а есть только особенное многое. Это не действительный ум, а умишко, и не мысли, а мнения, и не жизнь, а сон наяву. Гераклит: надо проснуться - надо оставить собственное мнение, но не ради чужого (чтобы не стать догматиком-последователем), а ради всеобщей мысли <всеобщее не есть одинаковое, чего так боятся плюралисты>. В юности это может вызвать негодование: “Что же мы все будем одинаково мыслить?” Но это было бы замечательно, если бы все мыслили разумно. Не было, например, мысли стянуть кошелек: “Смотри, как хорошо – не было денег, а стало!” "Хорошо" и "плохо" – это не просто мораль. Это “за” и “против” человечности. Кто-то думает: “Я – человек и мне деньги нужны, а ему зачем? Ему не надо. Он старенький – ему все равно помирать скоро. Да и не человек это – тварь дрожащая”. Раскольников – старушку убил? Нет, себя убил. Себя как человека. Всеобщее в себе. Вот, что, значит, не мыслить, а руководствоваться мнением. Если человек ставит себе закон, не познав всеобщего закона, его закон есть произвол. Человек должен осознать это. Настоящий человек, человек не по виду (двуногое без перьев), а тогда, когда он сделает себя человеком в действительности, научится мыслить, если не будет думать, что есть то, чего нет. Люди с логосом враждуют и, следовательно, не узнают того, с чем встречаются ежедневно, а встречаются они с одним – с логосом, но не узнают его, как будто его нет. Кто будет считаться с тем, что видно, например, со стеной – все будут. А с тем, что не видно – не считаются, как будто его нет. Гераклит: “Его не знают, даже услышав о нем”. Обычный человек: “Что логос? А где он? Да брось, чего пристал. Вот стена знаю, а ло-о-огос – ерунда какая-то!” Понятно, почему сокрушался Гераклит. Рассказывал о логосе, а они: “Да брось ты! – и спят дальше, - и ты засыпай, будь таким же, как мы”. Эфессцы выгнали друга Гераклита - Гермодора со словами: “Пусть не будет средь нас никто наилучшим и, если такой появится, пусть живет в другом месте”. Гераклит на это: “Вы эфессцы безнадежны, т.к. кто же вас пробудет, если не наилучший”. Гераклит молчал, а говорил только с детьми. Почему? Отвечал: "Чтобы не мешать вам болтать". И называл обычные человеческие мысли детскими игрушками. Итак, свои мнения надо развить до мышления. Гераклит: “Многознанье уму не научает”. Надо знать одно – логос. Для этого необходимо проснуться и жить не просто с открытыми глазами, но и с мыслями. То, что мы видим и слышим, есть действие единого закона - то, как он действует в том или ином случае. Если не знаем всеобщего закона, то мы не знаем, что происходит. И космос прекрасный кажется “кучей сора, насыпанной, как попало”. Кому покажется, что мир гадок, что жить в нем нельзя – что надо делать? Не руки на себя накладывать под настроение, а помыслить – в тот же момент мир из “кучи” станет космосом (с греческого – порядок). "Сотри случайные черты, и ты увидишь - мир прекрасен" (А.Блок) Если мы не видим красоту, то это не потому, что ОНА пропала, а потому, что это МЫ утеряли способность ее мыслить. “Фу, мерзко – надо уехать в другую страну!” От себя не убежать. И в этом смысле философия лучше для души, чем фрейдовское изучение снов, психоанализ. Но мыслить не просто. Нужно узнать единый логос. До Гераклита - Парменид: есть только бытие, а небытия нет. Гераклит не согласен, задает вопрос: “А почему все течет? Кажется таким, каким не есть? Почему сама иллюзия ЕСТЬ? Ведь ей нет никакой необходимости быть, если небытия нет”. И отвечает: все есть и не есть, возникает и исчезает потому, что бытие есть не более чем небытие. “Бытие и ничто – одно”, - вот гераклитовская формулировка логоса. Ничто есть, и поэтому бытие и небытие - одно и тоже. Ничто это не отсутствие бытия лишь, так кажется мнению. Парменид преодолел обычный взгляд на бытие, но не обычное представление о ничто. Гераклит: “А почему мнение, иллюзия бытия есть?” О чем мнение? О том, что возникает и исчезает. Возникновение – это движение от небытия к бытию, а исчезновение – от бытия к небытию. Все течет, но почему? Потому, что бытие и небытие одно и тоже, одно есть не более другого. Из одного все, из всего - одно. Единство бытия и небытия. Откуда полемика Гераклита с Парменидом? Принципы разные. Логос Гераклита исключает бытие Парменида? Нет, включает. Бытие есть? Есть! Но есть и небытие – они одно. Необходимо уяснить принцип. Все едино: прежде всего, бытие и небытие, а также все остальные противоположности (рождение и гибель, день - ночь и т.п.). Логос есть закон становления единого. Платон в “Пире” цитирует Гераклита: “Единое, отличаясь от самого себя, соединяется с собою. Это есть возвращающаяся гармония”. Что это значит? Единое, расходясь с собой, т.е. распадаясь на многое, не пропадает, а в нем приходит к себе как единому, т.е. становится по-настоящему единым, единым многого Исходное единство – еще не распавшееся на множество единство. А единство как результат есть единство, вобравшее в себя себя, распавшееся на многое. Таким образом, есть единство и единство. Единства различаются развитостью. Единство есть и то же самое, и не то же самое. Пример: кричащие младенцы – мы? Мы и не мы. Мы, т.к. мы оттуда, а не мы, поскольку мы уже выросли, перестали быть младенцами. Человек, завершивший жизненный путь есть все то, чем он был, и еще что-то сверх того - как раз единство всего многообразия. Развитие логоса – круг, идущий от себя к себе. Разумеется, круг - это представление, а не мысль, но по форме оно верно. Настоящее единое - лишь то, что вернулось к себе, пройдя через свою противоположность. Теперь после принципа, - детали философии Гераклита. Вследствие этого движения, прекрасный космос “не куча сору, насыпанного, как попало”. Может ли многое рассыпаться, как попало, если оно из единого? Нет. Если мы не знаем логоса, всеобщего закона, то то, что с нами происходит – случайно. Шел, шел и вдруг получил в ухо. Смысл: повернуться и тоже в ухо. И так до полного уничтожения, если мы действуем реактивно – без мысли. Вышел, подрался – умер. А сколько хорошего еще мог бы совершить. А, если между стимулом и реакцией возникнет мысль, например: а, если второе ухо подставить? “Друг, извини – может быть, дашь в другое ухо?” “Да ну тебя, – утомился я уже”. И, может быть, он переродиться – ведь никогда такого с ним не было. Что может сделать мысль? Не умножать бессмысленное количество зла, а переродить зло в добро. Если мы действуем с логосом, может ли быть поражение? Нет. “Дай!” “На, возьми”. За вещи стоять насмерть не рекомендуется – это не трусость, а разумное поведение. Есть более достойное для человека, на что он может потратить жизнь, чем борьба за собственность. Прекрасный космос не есть куча сора. Он не создан никем из людей и богов, а есть в своей основе логический процесс превращения противоположностей друг в друга. Какой процесс? Смыкания начала с концом, круг пути вверх и вниз. "Путь вверх и вниз - один и тот же", - говорит Гераклит. Только в ОДНОМ эти противоположности совпадают. "Путь вверх" есть путь вражды, борьбы, разделяющей единое на противоположное. “Следует знать, что борьба всеобща, что все возникает через борьбу и по необходимости”. Эту фразу очень любил Ленин, но не любил другое, связанное с первым положение Гераклита, считая его слюнтяйством: “Путь вниз есть путь любви, соединяющий различное в одно”. Противоборствующее сходится, и из этого возникает прекраснейшая гармония, целое. Путь борьбы и любви – две фазы одного пути. “Вечность – это дитя, которое играет в кости", - то соберет, то разбросает их. Вечность – это не тот процесс, который не кончается, а то, что имеет конец и начало совпадающими. Действительная вечность – это не бесконечная длительность, действительно бесконечно лишь то, что имеет начало и конец совпадающими. Отсюда - блаженство: в нем мгновение – это целая вечность, а не: "Скорей, скорей давай, а то время кончится". Космический закон всего сущего Гераклит иллюстрировал метаморфозами, вечно живого, огня, который разгорается по пути вниз и затухает по пути вверх. "Космос есть вечно живой огонь, мерами возгорающийся и мерами потухающий". Огонь часто принимают за принцип философии Гераклита, что не верно. Без логоса мы не поймем, почему огонь разгорается и потухает. Он подчинен логосу. Если смотреть внешне на логос – мы видим рождение стихий друг в друга, их взаимопереход, под руководством логоса: "Из смерти огня рождается воздух, из смерти воздуха - вода, из смерти воды - земля, из смерти земли - огонь" и т.д. Процесс взаимопревращения стихий, по Гераклиту, бесконечен, но имеет важный результат – возникновение души. У него не просто смена стихий, а она ради одного, чтобы появилась душа. И она появится, если последние остатки сна испарятся огнем знания логоса. И вот такая душа бесконечна, вечна, как сам логос. Та душа тождественна вечному логосу, которая вместила в себя логос. Лишь такая душа есть микрокосм, а душа, не вместившая логос, есть лишь частичка космоса. Лучше душе иметь не мнения, даже много, а иметь одно – логос. Лишь такая душа безгранична, а другая подобна тесной коморке: “Заходи – у меня хорошо: душно, пыльно”. Вся дальнейшая философия есть разработка намеченного Гераклитом отношения единого и многого. | |
| Лекция 6 Эмпедокл Эмпедокл выступил против Гераклита, оспаривая принцип возникновение небытия из бытия и бытия из ничто. Он утверждал, что рождения и гибели нет, есть лишь смешение и разделение стихий, соединяющихся в силу дружбы подобного с подобным и разделяющихся в силу вражды неподобного с неподобным. Это смешение и разделение люди принимают за возникновение и исчезновение. Сами стихии (то, что смешивается и разделяется) вечны, исчезает и появляется только смешанное. Вечны так же две мирообразующие силы: любовь и ненависть, побуждающие стихии к соединению и разделению друг с другом. Таким образом, согласно Эмпедоклу, все сущее есть вечный круг анализа и синтеза стихий: то одно слагается, чтобы быть одним из многого, то снова распадается, чтобы быть многим из одного. Эту полноту бытия, где ничего не возникает и не исчезает, Эмпедокл называет божественной сферой, вполне бесконечным и радующимся неподвижному круговращению шаром. Поскольку он кружится – все живет. | |
| Т.к. все стихии (огонь, воздух, вода, земля) присутствуют в каждой существующей вещи, хотя и в разном соотношении, то и наша душа есть синтез стихий. Благодаря этому она все воспринимает. Как? Подобное - подобным: | |
Дата: 2018-11-18, просмотров: 201.