Самое краткое определение онтологии — это теория бытия, учение о бытии. Начнем с самого понятия “бытие”. Семантика его неоднозначна. В ней выделяются по крайней мере три слоя.

Первый — повседневный или обыденный: бытие как все, что есть, все , что существует; быть — значит, существовать в предметно-чувственном смысле этого слова. Существование здесь отождествляется с сущим, т. е. с совокупностью окружающих нас вещей. Доказательство такого существования является опытным и часто сводится к непосредственному восприятию. В данном плане работает берклианский принцип esse est percipi — существовать значит быть воспринимаемым. Вот, скажем, письменный стол, за которым я работаю. Он существует, потому что я вижу его и могу потрогать. Ну а если я выйду из комнаты, стол что — исчезнет? Нет, он все равно будет существовать, так как:

· я смогу его воспринять, вернувшись назад (он, следовательно, существует как возможность быть воспринятым);

• может быть другое сознание, которое воспринимает его в мое отсутствие;
• он “существует в разуме какого-либо Вечного Духа” (Беркли, как известно, был убежденным защитником религии). Существует запах, потому что его обоняют; существует звук, потому что кто-то его слушает или слышит; существуют цвет и форма, потому что их видят или осязают.

В более сложных ситуациях доказательство существования сводится к представлению найденного конкретного предмета, т. е. к отождествлению его свойств и отношений с теми, которыми должен обладать объект, существование которого доказывается.

Второй смысловой слой понятия “бытие”, который уже можно назвать философским, имеет своим референтом то, что находится (скрывается) за вещами как они чувственно явлены нам. Это — существенное (сущностное) существование. Его еще можно назвать фундаментальным или глубинным существованием. В рассматриваемом плане бытие-существование отождествляется с реальностью как таковой, выясняется природа бытия и реальности.

Наконец, третий смысловой пласт “бытия” выражает Бытие с большой буквы, Единое, Абсолют, Космический Разум, а в конечном счете — Бога. На этом уровне (метауровне — по отношению ко второму смысловому уровню “бытия”) говорят о возможности и реальности самих сущностей. Так, понимаемое Бытие заключает в себе всю полноту конкретных видов бытия; оно вечно, нескончаемо во времени, самодостаточно, т. е. ни в чем не нуждается. В нем принято видеть истинное существование или подлинную реальность, тоску (ностальгию) по запредельному, триединство Истины, Блага и Любви. В данном плане бытие противопоставляется существованию и сущему. Сущность тождественна здесь существованию и наоборот. Поиски бытия, по Хайдеггеру, это поиски какой-то укорененности, это преодоление бездомности и осиротелости человеческого существования. Бытие как Абсолют не познается, а только открывается в особом “бодрствующем” режиме, в “краткие счастливые часы или минуты”. Оно — тайна, которую нельзя постигнуть или выразить в понятиях (“непостижимое” по Франку), но которую можно и нужно пережить или прожить. Бытийствующий, или осененный бытием, человек способен вырваться из плена повседневного, поверхностного и мелкого, существования, приобщиться к миру подлинных сущностей, наполнить свою жизнь истинным (духовным, вечным) смыслом.

Абсолютизация бытия идет от Августина Блаженного, от его идеи иерархичности структуры мира, трактуемой как градацию существ, как различные ступени совершенства. Чем больше в чем-то единства, истины, блага, совершенства, тем больше в нем бытия. Максимумом совершенства (добра, истины, благородства), а значит, и бытия обладает, по Аквинату, Бог. Он — причина совершенства и благородства всех существ. Чем ближе к Богу, тем больше совершенства и бытия. Разная мера совершенства и бытия - это именно разная удаленность от Совершеннейшего Существа. Судя по атрибутам и функциям, приписываемым Бытию-Абсолюту, перед нами — религиозная или теологическая доктрина, которая с трудом, если вообще, вписывается в рационально-категориальный строй философии.

Бытие как существование

Философский поиск предельно общего свойства в бесконечно разнообразных, качественно разнородных явлениях действительности неизбежно ведет нас к признаку существования. Здравый человеческий рассудок, неискушенный в теоретических тонкостях ум подсказывает тот же путь рассуждения, тот же конечный результат. В самом деле, если отвлечься от всех свойств и отношений окружающих нас предметов, то останется лишь то, что, как пишет Ф. Энгельс, они “суть, существуют”. Существование представляет собой самый общий знаменатель всех явлений, областей и фрагментов действительности, включая и само это рассуждение о них. Оно — та определенность, в которой гаснут все качественные и иные дифференциации мира.

Впрочем, в некоторых случаях, как свидетельствует опыт научного познания, предикат существования успешно служит делу различения действительных и мнимых объектов. С его помощью исследователи маркируют свои теоретические конструкции как в принципе имеющие или не имеющие эмпирические прообразы (подтверждения, свидетельства). Скажем, в выражении “вечного двигателя не существует” предикат существования несет достаточно понятную всем нагрузку — он отсеивает анти - или паранаучные высказывания от научных. Без предицирования существования трудно представить себе ретроспективную и прогностическую способности человека как познающего субъекта. Правда, здесь можно было бы сослаться на примеры и попытки создания неэкзистенциальных (без предиката существования) логик. Но вряд ли они смогут отменить справедливость сказанного выше. Во-первых, такие логики все еще создаются; во-вторых, подобно любой логике, они сильно идеализируют познавательный процесс; в-третьих, логикой логиков еще никогда не исчерпывалась реальная, практическая логика отношения человека к действительности.

В существовании обнаруживается единство мира. Понятия “существование” и “существование в единстве (единства)” применительно к миру в целом совпадают. Их различие с определенностью фиксируется только по отношению к конечным, так или иначе ограниченным системам.

Просто существование от существования в единстве — в применении к конечным системам — отличается тем, что во втором случае мы имеем дополнительно какие-то элементы организованности, структурной упорядоченности и связности. Единству, по логике вещей, должно предшествовать некоторое хаосное, несоотнесенное множество исходных элементов. Первичность существования относительно единства следует интерпретировать как отличие единства существования от существования единства и предварение второго первым.

Существование как предпосылка единства имеет место не только в генетическом, но и в структурно-функциональном измерении осваиваемых нами объектов (разумеется, отдельных, конечных). Функционирование усиливает и как бы завершает целостность объекта, или системы, окончательно переводя экзистенциальное (существование) единство, или родство, составляющих его элементов в существование его как единства этих элементов.

Указанная предпосылка действительна также и для познания его логико-методологической нормативности. Однако творческий характер познавательной деятельности позволяет выдержать и обратный ход, обратное направление: от установления единства с имеющимся знанием или от следствия из некоторого концептуально единого знания к факту эмпирического существования предсказанного таким образом объекта. Достаточно сослаться здесь на случаи теоретического схватывания целого раньше эмпирически констатируемых частей, на факты математического вычисления некоторых объектов науки и т. д. “Единство” таблицы Д.И. Менделеева, к примеру, инициировало установление реального существования ряда химических элементов. Нейтрино “появилось на свет” в результате приведения к концептуальному единству закона сохранения энергии и эффекта бета-распада.

Продуктивность предиката-свойства существования в конечных системах и применительно к некоторым познавательным ситуациям не отменяет, однако, его абстрактности и, значит. неопределенности в предельно широких масштабах — по отношению к миру в целом.

Можно, конечно, сказать, что тезис о неопределенности существования следует раскрывать не как неопределенность самого существования, а как неопределенность того содержания, атрибутом которого оно, существование, только и может быть. Существование как таковое довольно определенно, хотя и предельно общо — нет ведь чего-то сверх существования, сушествования. Но опять же необходимо заметить, что существование не прибавляет, не добавляет содержания, что если какому-то предмету придать признак существования, то его содержание от этого нисколько не увеличится. Предмет просто станет иным, изменится его не “что”, а “как”. К этому вопросу мы еще вернемся.

А пока отметим, что атрибут существования принципиально нелокализуем. Он сопряжен всегда с тем или иным содержательным наполнением и, видимо, потому неотличим для нас от него. Только в абстракции, в сознании человека существование может быть выделено и представлено в “чистом” виде. Впрочем, сказанное относится к любому свойству, свойству вообще. Просто свойство существования в этом плане еще более специфично. Его можно уподобить свету, который позволяет видеть конкретные веши, сам при этом оставаясь невидимым. Предельная общность свойства существования, т. е. его способность быть условием всех остальных свойств, делает невозможной в полном смысле саму абстракцию существования, поскольку последняя в свою очередь тоже существует.

Это обстоятельство (неотвязность существования не только от объекта, но и от мысли, даже разговора о нем) прекрасно понимал еще древнегреческий философ Парменид. Рассуждения его по-своему последовательны. Невозможно думать (говорить) иначе, как думая (говоря) о чем-то, что есть. Думать ничто - равнозначно не думать, а говорить о ничто - значит ни о чем не говорить. Ничто немыслимо и невыразимо. Следовательно, “думать” и “быть” совпадают: “одно и то же думать и быть”; “нет ничего вне бытия”. Парменидовский дискурс настолько изящен, насколько и спорен. Но показать это легче всего на примере несостоятельности онтологического доказательства бытия Бога. Логика в обоих случаях примерно одинаковая.

В развернутой и четкой форме онтологическое доказательство бытия Бога было впервые предложено Ансельмом Кентерберийским (1033 — 1109) . Сводится оно к следующему. Понятие о Божестве есть понятие о существе всесовершеннейшем, выше или больше которого и представить себе ничего нельзя. Но если в нашем уме есть понятие о существе наисовершеннейшем, то такое существо необходимо должно и существовать, потому что, если бы оно существовало только в нашем уме, то оно не было бы существом всесовершенным, ибо реальное существование может быть названо совершенным в сравнении с существованием только в нашем уме. Совершенство без существования не было бы полным, т. е. именно всесовершенным, ему бы недоставало еще одного качества или свойства — собственно существования. Иначе говоря, если принимается определение Бога как превосходящего все мыслимое и отрицается его бытие вне ума, то это значит, что в реальности есть нечто большее, чем Бог, а это невозможно. Таким образом, в самом понятии всесовершеннейшего существа уже содержится признание его реального бытия. Онтологический аргумент Ансельма неоднократно опровергался. Еще его ученик монах Гаунилон из монастыря Мармутье обратил внимание на то, что из термина “Бог” нельзя получить что-то сверх чисто вербального смысла. В противном случае можно “доказать” реальность любой химеры. Древние, например, повествуют об острове сокровищ и блаженства. Значит ли это, что такой остров в действительности существовал или существует? Но самое убедительное доказательство несостоятельности онтологического аргумента мы находим у Канта. Ошибка этого аргумента , по мнению немецкого мыслителя, заключается в том, что бытие (существование) никогда не может входить в содержание понятия наряду с другими признаками. Бытие не есть предикат, наряду с другими предикатами. Бытие есть данность (опытная данность) предмета со всеми его признаками. Понятие не лишится ни одного из своих признаков, если его лишить признака бытия. Сто “действительных” талеров имеет не больше содержания, чем сто возможных. Из понятия наиреальнейшего сушества никак не следует, что оно должно быть реальным. Другими словами, от содержания понятия, каким бы утонченным, изысканным оно ни было, нельзя заключать к реальности этого понятия. В каком-то смысле рафинированность даже удаляет от существования-бытия.

Понятие, как и его содержание, принадлежит миру мыслимого. У них именно интеллектуальный, умственный способ или модус бытия. Мыслимое существование радикально отличается от реального существования. Не разум, а вера, некое чувство (интуиция) сверхъестественного переводит мысль о бытии Бога в само бытие Бога. Рациональные рассуждения в данном случае служат лишь подпорками, не более того. Уж скорее тут прав христианский теолог Тертуллиан: “Верую (в существование Бога — П.Г.), потому что это абсурдно”, - а не, добавим, доказательно.

Вообще же, если разобраться, обожения заслуживает само существование. Оно вездесущно и “говорит” нам о том, что нечто из ничего никогда не возникает. Существование несет с собой вечность. Однажды возникнув, попав в существование нечто (а возможно, и некто) уже не может выбраться из него — оно попадает в бесконечную цепочку смены отдельных существований. Вернее, отдельных содержаний существования, но не существования как такового, которое остается неизменным (константа мира), обнимающим собой все и вся. В координатах мира, как целого, существование не сменяется несуществованием; подобный переход имеет силу только по отношению к отдельным формам (а они задаются соответствующими содержаниями) существования. Бесконечная цепочка существования являет себя также как нескончаемый круговорот вещества, энергии и информации. Почему существует нечто, а не, скажем, ничто, никто пока так и не доказал, не раскрыл, не выразил в понятиях. Это предмет какой-то фундаментальной интуиции, рациональной веры, верующего разума. Напряжение, связанное с поисками ответа на вопрос “почему что-либо или все вообще есть?” ничуть не ниже, а возможно, и выше, чем при попытке, нет — попытках доказать бытие, существование Бога. Существование по сравнению с Богом имеет одно великое преимущество — оно точно есть. А вот Бог с научной точки зрения до сих пор остается гипотезой. Спрашивается, что более таинственно или загадочно: существование, которое очевидно, хотя и непонятно как есть или Бог, который, возможно, и не есть?

В заключение постараемся позитивно ответить на вопрос, что такое существование. Для человека как живого, сознательно действующего существа бытие в смысле существования есть прямая, опосредованная или реально в будущем возможная связь окружающей действительности с его материально-практической деятельностью. Существовать — значит, находится в отношении, иметь какие-то свойства, связи. В случае абстрагирования от отношения к практической системе отсчета, а подобная идеализация вполне допустима, на первый план выходит (само-)отношение мира как субстанции или основы к своим бесчисленным проявлениям-свойствам, прежде всего таким атрибутам, как движение, пространство, время. Познавательно-рефлексивный заряд абстракции существования позволяет нам с уверенностью воспарять к миру в целом, хотя практике, на основе которой она в конечном итоге и возникает, бесконечно далеко до его подлинных размеров.