XXIV. Иисус Навин, завоевание земли обетованной и разделение ее. Религиозное одушевление израильского народа
Поможем в ✍️ написании учебной работы
Поможем с курсовой, контрольной, дипломной, рефератом, отчетом по практике, научно-исследовательской и любой другой работой

Славный преемник Моисея происходил из колена Еф­ремова и был одним из тех двух мужественных и предан­ных Моисею людей, которым одним только дано было из всего народа, выведенного из Египта, увидеть землю обетованную. При выходе из Египта Иисусу Навину было около сорока пяти лет и, таким образом, ко времени вступления в землю обетованную на его плечах лежала уже тяжесть восьмидесятипятилетнего возраста. Но по­добно великому своему предшественнику, Иисус Навин и в этом возрасте был еще полон сил и неустрашимого му­жества и вполне отвечал высоте своего положения. Как ближайший сподвижник Моисея, он вполне был знаком со всем относящимся к управлению народа и потому не нуждался в подробных наставлениях. Для него достаточно было одного божественного слова: «будь тверд и мужест­вен», чтобы всецело посвятить себя исполнению возло­женной на него задачи — завоевания земли обетованной. Последний стан израильтян находился в Ситтиме, у горы, на которой почил Моисей, Местность кругом изум­ляла своею роскошью, чисто тропическою растительнос­тью, поддерживаемою множеством журчащих повсюду ручьев. От земли обетованной их отделял лишь Иордан, за которым во всем своем великолепии красовались горы и холмы земли, текущей молоком и медом. Но она не была совершенно открыта для них. Прежде всего, нужно было перейти самый Иордан, а затем верстах в двенадцати от него высились грозные твердыни Иерихона, который как бы держал в своих руках ключи к земле обетованной. По­этому нужно было исследовать как место перехода чрез Иордан, так и особенно состояние Иерихона. С этою це­лию Иисус Навин отправил двух соглядатаев, которые должны были тайно проникнуть в Иерихон и разведать о состоянии как его, так и окружающей страны. Пробира­ясь к Иерихону, соглядатаи, наверно, изумлялись роскоши и богатству окружающей местности, которая и теперь по­ражает щедростью даров своей природы. Пальмовые ро­щи и бальзамовые сады наполняли воздух чудесным аро­матом, и вся местность звенела от щебетания множества самых разнородных и редких птиц. В самом Иерихоне со­брано было множество богатств, как естественных, так и промышленных, и взятие его обещало богатейшую добы­чу. Но город был одним из самых сильных в стране, и граждане его были настороже. Чтобы не навлечь на себя подозрения, соглядатаи, тайно проникнув в город, остано­вились на самой его окраине и нашли приют у некой Ра-авы, которая содержала на окраине города, в самой город­ской стене, нечто вроде гостиницы, но настолько грязной и сомнительной, что и сама содержательница пользовалась в городе худой славой блудницы. Несмотря на все предо­сторожности соглядатаев, иерихонцы, очевидно находив­шиеся в страшной тревоге и бдительно следившие за все­ми подозрительными личностями, узнали об их присутст­вии и донесли царю, который тотчас же потребовал выдачи их от Раавы. Но она, пораженная рассказами о чу­десах, сопровождавших шествие израильтян к земле обе­тованной, и признавая превосходство их Бога, скрыла их в снопах льна у себя на кровле и тайно выпустила их чрез окно стены за город, направив их по совершенно другой дороге, чем по которой отправились в погоню за ними ие­рихонцы. Предчувствуя неминуемое падение города, она взяла с соглядатаев обещание пощадить ее и ее родню во время взятия города, условившись, что знаком ее дома, в отличие от других, будет служить та самая «червленая ве­ревка», на которой она спустила израильтян за стену.

Благополучно возвратившись в стан, соглядатаи извес­тили, что как жители Иерихона, так и другие народы по­ражены ужасом от побед израильтян, и Иисус Навин на следующее же утро приказал двинуться за Иордан. Это было время жатвы пшеницы (в апреле), когда Иордан обыкновенно выступает из берегов, благодаря таянию сне­гов на горах Антиливана, и потому переход чрез реку был более затруднителен, чем во всякое другое время. Но ког­да, по особому откровению, священники, несшие ковчег завета во главе народа, ступили в реку, воды в ней разде­лились, верхняя часть стала стеною, а нижняя стекла в Мертвое море, так что образовался сухопутный проход на ту сторону. Священники двинулись с ковчегом на средину русла реки и стояли там, как бы сдерживая воду, пока не перешли чрез реку все израильтяне. В ознаменование это­го чуда двенадцать избранных мужей взяли из русла две­надцать камней, из которых потом воздвигнут был памят­ник в Галгале перед Иерихоном, где израильтяне остано­вились станом по переходе Иордана, а из других двенадцати камней, взятых на суше, поставлен был памят­ник на том самом месте, где стояли священники с ковче­гом завета. В Галгале устроен был укрепленный лагерь, ко­торый сделался не только местом продолжительной стоян­ки, но и опорным пунктом для завоевания. Там

израильтяне в сороковой раз по исходе из Египта совер­шили Пасху, и так как во время странствования в пусты­не, вследствие постоянных тревог и бедствий, по необхо­димости часто оставляем был без исполнения закон об об­резании, то перед совершением Пасхи на почве земли обетованной народ должен был исполнить этот закон, и весь мужеский пол был подвергнут обрезанию. Тут же прекратилась и манна, которою доселе питался народ, и теперь он должен был питаться уже плодами самой зем­ли обетованной.

Наконец, нужно было приступить ко взятию страш­ных твердынь Иерихона4. Когда Иисус Навин осматривал укрепления вражеского города, он вдруг увидел пред со­бой человека, с обнаженным мечем в руке. «Наш ли ты, или из неприятелей наших?» спросил его храбрый вождь. «Нет, я вождь воинства Господня», отвечал незнакомец. Иисус Навин в благоговении пал ниц и получил открове­ние о том, как может быть взят Иерихон. Согласно это­му высшему указанию, Иисус Навин велел священникам выступить с ковчегом завета и нести его вокруг стен Ие­рихона, причем семь священников должны были идти пред ковчегом и трубить в трубы, а вооруженные воины молча идти впереди и позади ковчега. Шесть дней обходи­ли они так город по одному разу — к великому изумле­нию иерихонцев, которые, конечно, ожидали приступа на город. В седьмой день шествие повторилось семь раз, в конце последнего обхода вдруг раздался потрясающий воз­глас безмолвного дотоле народа, и страшные твердыни Иерихона пали от чудесного сотрясения, оставив город со­вершенно беззащитным пред израильтянами. Все жители, кроме Раавы и ее сродников, были истреблены, самый го­род разрушен, и произнесено было проклятие на всякого, кто бы попытался построить его вновь. Раав за свою веру во всемогущество истинного Бога была награждена приня­тием ее в общество избранного народа. И эта ветвь от ди­кой маслины принесла добрый плод. Выйдя замуж за Салмона, она сделалась матерью Вооза, прадеда Давида, и имя ее наряду с тремя другими женщинами занесено в родо­словную Христа5.

Падение столь крепкого города, как Иерихон, было весьма важно для израильтян, так как искусство правиль­ной осады городов находилось и вообще в младенческом состоянии, а тем более у такого пастушеского народа, ка­ким были израильтяне. Города к востоку от Иордана брались битвами на открытом поле, а некоторые укреп­ленные города в самой Палестине держались долго и по­сле поселения в ней израильтян. Ободренный таким ус­пехом, Иисус Навин отправил отряд в 3 000 человек против соседнего города Гая, который, по свидетельству соглядатаев, был слишком слаб, чтобы утруждать все вой­ско6. Но это высокомерие наказано было тем, что гаяне разбили израильский отряд и обратили его в бегство. Эта неудача навела страх и на весь народ, а Иисус Навин и старейшины, разодрав одежды, пали пред скиниею. Тог­да вождю народа было откровение, что причиной этого несчастия был один израильтянин, который из своекорыстия утаил часть из добычи иерихонской. Брошен был жребий, и он указал на Ахана, из колена Иудина, кото­рый и был побит камнями, а труп его со всем имущест­вом предан сожжению — в предостережение и другим, кто захотел бы увлечься своекорыстием и присвоить себе что-нибудь из общего достояния народа. После этого из­раильтяне опять отправились против Гая и, употребив военную хитрость, взяли город. Все жители подверглись истреблению, царь был повешен, а имущество сделалось достоянием победителей.

Взятие первых двух укрепленных городов отдавало в распоряжение израильтян обширный округ обетованной земли и служило обеспечением дальнейших успехов заво­евания. Но прежде чем продолжать завоевательную дея­тельность, народ израильский должен был торжественно принять на себя обязательство свято хранить врученный ему закон Божий. Божественною целию при отдаче изра­ильтянам земли обетованной было не просто заменить прежних жителей ее новыми, но истребить язычников и поселить на их место народ избранный и освященный так, чтобы на развалинах царства мира сего основать цар­ство Божие. Во свидетельство этого народ должен был со­вершить клятву при самой торжественной обстановке7. На каменных плитах были выбиты главные положения Синайского законодательства, и на горе Гевал принесены обильные жертвы. Затем священники с ковчегом завета заняли долину между горами Гаризимом и Гевалом, а на­род, разделенный на две половины, по шести колен, должен был расположиться на самых горах. И вот, когда свя­щенники провозглашали известное положение закона, то на благословение его с горы Гаризима и на проклятие его с горы Гевала народ отвечал громким и дружным «аминь», подтверждая этим истинность и неизбежность как благословений за исполнение закона, так и проклятий за его нарушение. — Место, где совершен этот торжест­венный акт, способно было вместе с тем влить новое му­жество в народ и одушевить его самыми возвышенными чувствами. Кругом волнообразно шли холмы, зеленевшие по склонам виноградниками и нивами, среди них изум­рудной полосой лежала долина Сихемская, та самая, где некогда Авраам воздвиг свой первый жертвенник Богу и Иаков устроил свою первую ставку в земле обетованной (Быт. 12:7; 33:19), и по обеим ее концам великанами вы­сились горы Гаризим и Гевал, дружный «аминь» с кото­рых громовыми отголосками разносился по долине, зами­рая в отдаленных холмах. И с этих гор пред изумленны­ми глазами народа развертывалась чудесная картина всей средней Палестины. На север последовательно возвыша­лись Гелвуя, Фавор, Кармил и убеленный снегами север­ный страж земли — Ермон, с зеленеющими между ними долинами и равнинами. К востоку сверкали прозрачные воды озера Гениссаретского с тянущеюся от него голубою лентою Иордана, а к западу виднелась чудная синева Сре­диземного моря с окаймляющей его песчаной полосой. Таким образом, как бы вся земля обетованная была сви­детельницей великой клятвы Израиля, и вся она, с ее горами, озерами, реками, холмами и долинами, была тор­жественно посвящена Господу.

Между тем стоустая молва о победах и самоуверен­ном поведении израильтян, распоряжавшихся в Палести­не как в своей собственной земле, пронеслась по всей стране и навела еще более ужаса на ханаанские племена. Жители некоторых городов, не надеясь выстоять против завоевателей, стали прибегать даже к хитростям8. В изра­ильский стан, все еще находившийся в Галгале, прибыли послы, которые, судя по их износившейся одежде и обу­ви, были издалека; они заявили старейшинам, что дейст­вительно прибыли из отдаленной страны, куда, однако же, донеслись слухи о великих победах Израиля, и просили о заключении мирного договора. Израильтяне согласились на договор с ними, но потом оказалось, что это были по­слы от жителей находившегося неподалеку города Гаваона и принадлежащих ему сел. Договор считался священным, и потому жители его были пощажены от избиения, но об­ращены в рабов для исполнения религиозных обязаннос­тей в скинии, в каковом положении они встречаются и в последующее время.

Другие народы между тем, видя, что каждый из них в отдельности не может выстоять против израильтян, за­ключили между собой оборонительный союз9. Именно со­единились пять царей, под предводительством. Адониседека, царя иерусалимского, и они, прежде всего, решились наказать гаваонитян за их измену общему делу. Гаваонитяне обратились за помощью к Иисусу Навину, который и двинулся против соединенных сил неприятеля. Быстрым ночным маршем настигнув неприятеля, он внезапно напал на него, разбил и обратил в бегство. Каменный град про­извел в нем еще большее опустошение, чем оружие изра­ильтян. Солнце уже склонялось к вечеру, а между тем преследование было еще не окончено. Тогда Иисус Навин, сильный верою во всемогущество Божие, повелительно воскликнул: «Стой, солнце, над Гаваоном, и луна, над до­линою Аиалонскою! И остановилось солнце, и луна стоя­ла, доколе народ мстил врагам своим. И не было такого дня ни прежде, ни после того, в который Господь так слу­шал бы гласа человеческого; ибо Господь сражался за Из­раиля»10. Это новое необычайное чудо опять показало из­раильтянам, какого сильного Помощника и Покровителя имеют они, и вместе с тем еще более устрашило хананеян, которые теперь видели, что сами боги их (солнце и лу­на) стали на сторону народа-завоевателя. Цари-союзники, бежав с поля битвы, пытались скрыться в пещере, из ко­торой, однако же, были взяты и преданы смерти. За этой победой завоевание стало совершаться легко и быстро. Го­рода падали один за другим, и вместе с ними подвергались истреблению или изгонялись владевшие ими народы. Так была покорена вся южная половина обетованной земли, за исключением нескольких сильных крепостей, как напр. Иерусалим, и Иисус Навин с богатой добычей возвратился в Галгал.

Теперь оставалось покорить еще северную половину. Видя надвигающуюся грозу, цари северных племен начали готовиться к защите. Во главе союза из семи царей высту­пил царь асорский Навин, который собрал многочислен­ное войско «подобно песку морскому» и расположился станом у озера Меромского. Особенную силу этому вой­ску придавала конница, состоявшая из множества воен­ных колесниц. Но сильный верою в правое дело, Иисус Навин внезапно напал на них, и одна битва решила судь­бу и этой части страны. Неприятели были разбиты, кон­ница захвачена была в плен и уничтожена, город Асор, как «глава всех царств сих», сожжен, жители истреблены и все богатство их сделалось добычей победителей.

Эта решительная победа отдала в руки завоевателей всю землю обетованную. Они уже не могли встречать се­бе сильного противодействия, хотя еще оставались укреп­ленные города, державшиеся благодаря крепости своих стен. Война продолжалась около семи лет; в течение ее были покорены, хотя и не вполне истреблены, семь наро­дов, и в битвах пали тридцать один царь. Наконец изра­ильтяне утомились войной и желали воспользоваться пло­дами своих побед. Воины заиорданских колен, давно ото­рванные от своих семейств, стали просить отпуска в свои владения. Вследствие этого война была приостановлена, хотя завоевание не было покончено, и многие хананеи ос­тались в пределах обетованной земли, сделавшись, впос­ледствии, источником страшных зол и всевозможных бед­ствий для израильтян.

Наконец последовал раздел земли11. Кроме двух с по­ловиной заиорданских колен, получивших себе наделы еще до перехода Иордана, вся завоеванная земля была разделена между остальными девятью с половиною коле­нами. Раздел производился по особому жребию, указы­вавшему каждому колену сообразный с его численностью . участок земли. Первый жребий выпал колену Иудину, ко­торому достался обширный округ с Хевроном в центре. Рядом с ним, еще южнее, достался удел колену Симеонову, составившему южную границу земли, и затем, начи­ная от севера, уделы распределялись следующим образом. Самая северная часть земли досталась колену Неффалимову, именно в прекрасных долинах Антиливана. Асирову колену назначен был приморский берег, длинная и узкая полоса земли, от границ Сидона до горы Кармила. Коле­но Завулоново заняло поперечную полосу земли между озером Геннисаретским и Средиземным морем. Южнее его одно за другим расположились колена Иссахарово, вторая половина Манассиина и Ефремово, занимая про­странство между Иорданом и Средиземным морем. Еф­ремово колено, таким образом, заняло самую средину обетованной земли и, благодаря этому счастливому поло­жению, а также и своей многочисленности, оно получило особенное значение в судьбе израильского народа, так как и главные центры религиозной и политической жизни на­рода находились именно в пределах этого колена. — В южной половине страны морской берег и западная часть материка выпали на долю колену Данову. Вениаминово колено расположилось по равнине Иерихонской и по до­лине Иорданской до Мертвого моря, доходя к западу до непокоренной крепости иерусалимской. И затем осталь­ная часть южной половины страны, как сказано раньше, досталась в удел коленам Иудину и Симеонову. В общем заиорданские наделы отличались богатыми пастбищами, северные и средние представляли наибольшие удобства для земледелия, а южные изобиловали виноградниками и маслинами. После раздела земли, по особому откровению дан был надел и самому вождю народа Иисусу Навину, именно город Фамнаф-Сараи в колене Ефремовом. Так как колено Левиино, по его особому служению, осталось без земельного надела, то ему выделено было в среде раз­личных колен сорок восемь городов с принадлежащими к ним угодьями; из них тринадцать городов назначено соб­ственно для священников и шесть особых городов с пре­доставлением им права убежища для невинных убийц. «Таким образом отдал Господь Израилю всю землю, ко­торую дать клялся отцам их; и они получили ее в насле­дие и поселились на ней. И дал им Господь покой со всех сторон, как клялся отцам их; и никто из всех врагов их не устоял против них; и всех врагов их предал Господь в руки их. Не осталось не исполнившимся ни одно слово из всех добрых слов, которые говорил Господь дому Израилеву; все сбылось».

Возвратились в свои уделы и заиорданские колена12, воинов которых Иисус Навин, с выражением благодарно­сти за их содействие общему делу и с увещанием держать­ся веры в единого истинного Бога, наконец нашел воз­можным отпустить. С большой добычей, выпавшей на их долю из богатств ханаанских, они отправились за Иордан и у места перехода израильтян чрез реку воздвигли боль­шой жертвенник. Но это обстоятельство крайне встрево­жило остальные колена, которые усмотрели в этом жела­ние заиорданских колен отделиться от своих братьев в ре­лигиозном отношении. Негодование было так велико, что готова была разразиться братоубийственная война. Но к счастию, благоразумие предотвратило это бедствие. Назна­ченная по этому делу особая депутация, состоявшая из священника Финееса и десяти избранных старейшин, вы­яснила сущность дела и из объяснений заиорданских ко­лен пришла к убеждению, что, созидая жертвенник, они не только не думали отделяться от религии своих отцев, а напротив, этим видимым жертвенником хотели наглядно подтвердить связь свою с остальными коленами и для бу­дущих своих поколений.

Общею связью для всех колен служила скиния с ков­чегом завета, но чтобы сделать эту народную святыню до­ступною всем коленам, Иисус Навин перенес ее в Силом, в колене Ефремовом, как занимавшем серединное поло­жение в стране. И отсюда Иисус Навин продолжал мир­но управлять народом до самой смерти. Все управление его продолжалось двадцать пять лет. Наконец «он вошел в преклонные лета»13. Чувствуя приближение смерти, он со­звал к своему смертному одру представителей и начальни­ков всех колен и обратился к ним с сильным увещанием исполнять все, заповеданное в книге закона Моисеева. Он напомнил им при этом обо всем, что Бог сделал ханаанским народам ради их, а также о Его обещании, что, ес­ли они останутся верны Ему, вся земля сделается их пол­ным владением, все язычники будут изгнаны из нее. Это же увещание он повторил и в Сихеме, священном жили­ще Авраама и Исаака, и закончил свою предсмертную бе­седу словами: «Итак бойтесь Господа и служите Ему в чи­стоте и искренности, отвергните чуждых богов, которым служили отцы ваши за рекою в Египте, а служите Госпо­ду. Если же неугодно вам служить Господу, то изберите се­бе ныне, кому служить; ...а я и дом мой будем служить Господу, ибо Он свят». «И отвечал народ, и сказал: нет, не будет того, чтобы мы оставили Господа и стали служить другим богам!» Умирающий вождь записал эти слова в книгу закона, взял большой камень и положил его под ду­бом у святилища, сказав народу: «вот, камень сей будет вам свидетелем... да будет он свидетелем против вас в по­следующие дни, чтобы вы не солгали пред Господом, Бо­гом вашим». Отпустив затем народ по своим уделам, Ии­сус Навин мирно и с сознанием исполненного долга скон­чался 110 лет от роду и был погребен в своем наследственном наделе в Фамнаф-Сараи. Вскоре за ним скончался и первосвященник Елеазар, сын Аарона. Остан­ки Иосифа, вынесенные израильтянами из Египта, были должным образом преданы земле в Сихеме, на том участ­ке, который был некогда куплен Иаковом и подарен им своему любимому сыну.

«И служил Израиль Господу во все дни Иисуса Нави­на и во все дни старейшин, которых жизнь продлилась после Иисуса, и которые видели все дела Господа, какие Он сделал Израилю». Сорокалетнее воспитание в пустыне, очевидно, имело весьма благотворное влияние на народ. Такой преданной веры в Бога мы уже почти не встречаем ни в одном из последующих периодов истории израиль­ского народа.

Времена судей.

 

XXV. Уклонения израильтян в идолопоклонство и обращения к их Богу во время постигавших их бедствий. Аевора и Барак14.

По смерти Иисуса Навина израильтяне остались без вождя. Настал период, когда вполне должно было осуще­ствиться то богоправление, которое лежало в основе Мои­сеева законодательства о государственном управлении из­раильского народа. Каждое колено должно было управ­ляться своими собственными старейшинами, с отдельным князем или начальником колена во главе, и связующим звеном для них, кроме естественного родства и общих ис­торических воспоминаний, должна была служить их об­щая вера в единого истинного Бога, как единственного Царя и Судию народа, общее живое сознание, что все ко­лена составляют одно нераздельное царство Иеговы. Видимым знаком этого религиозно-политического единства бы­ла общенародная святыня — скиния, поставленная с этою целию в средине страны — в Силоме, в колене Ефремовом. Но такое правление предполагает действительно вы­сокую степень религиозно-нравственного состояния наро­да, и потому первые годы жизни израильтян в земле обе­тованной, когда «Израиль служил Господу», т.е. был верен Его завету и послушен Его законам, были временем всеоб­щего мира и благоденствия, и каждый израильтянин мир­но обитал под своей смоковницей. Такое состояние про­должалось до тех пор, пока еще живо было то поколение, которое было свидетелем великих благодеяний Божиих и чудес, совершенных ради избранного народа.

За это время некоторые колена (Иудино и Симеоново) успели продолжить завоевание обетованной земли, но так как окончательного завоевания ее не было сделано раньше общими усилиями, то израильтяне должны были примириться с этим обстоятельством и, терпя около себя ненавистных и проклятых хананеев, должны были побеж­дать их силою своего религиозно-нравственного превос­ходства и таким образом приобщать их к общему достоя­нию царства Божия на земле. К сожалению, народ изра­ильский даже в тех случаях, когда имел возможность побеждать хананеян силою оружия, не всегда изгонял и истреблял их, а часто предпочитал оставлять их в качестве данников себе, нарушая, таким образом, из своекорыстия прямое повеление Божие. Но этим самым израильтяне подготовили себе страшные бедствия, потому что, какпредсказывал им Ангел Господень, эти оставшиеся народы сделались для них петлею и боги их стали для них сетью. Молодое поколение, выступившее на место прежнего, ви­девшего все великие благодеяния и чудеса Божии для на­рода, не знало и не хотело знать «Господа и дел Его, ко­торые Он делал Израилю. Сыны Израилевы стали делать злое пред очами Господа и стали служить Ваалам; остави­ли Господа, Бога отцев своих, который вывел их из земли Египетской, и обратились к другим богам, богам народов, окружающих их, и стали поклоняться им, и раздражали Господа; оставили Господа и стали служить Ваалам и Астартам»15, хананейским божествам, идолопоклонство ко­торых сопровождалось самым гнусным нечестием и рас­путством. За уклонением от истинной религии последова­ло и вообще ослабление нравственности в народе, водворилось господство неправды, необузданного произво­ла, неповиновение властям, за которыми, в свою очередь, следовало полное расстройство государственного и обще­ственного управления и полное ослабление политического могущества народа. Таким состоянием, конечно, пользова­лись туземные и соседние народы, нападали и безнаказан­но грабили и убивали израильтян, заставляли их платить себе дань, так что тот период, который должен был слу­жить осуществлением истинного богоправления, вследст­вие непостоянства и неверности народа израильского сде­лался для него временем страшных испытаний, новою школою религиозно-нравственного воспитания. В наказа­ние за богоотступничество и беззаконие Бог отдавал их в руки местных врагов, но из сожаления к злополучному на­роду воздвигал им особых избавителей, так называемых судей, которые при помощи Божией избавляли народ от притеснителей и чужеземного ига. Из таких судей наибо­лее известны: Гофониил, Аод, Девора с Бараком, Гедеон, Иеффай, Самсон, Илий и Самуил. Некоторые из них бы­ли призваны Богом, другие избраны самим народом, а не­которые правили народом по праву наследства. Правление судей израильских обнимало период около 350 лет.

Когда израильтяне, забыв повеление Божие, начали дружить с нечестивыми хананеями и заключать с ними брачные связи, влекшие за собою идолопоклонство, то Бог поразил их первым бедствием и предал их в руки месопо-тамского царя Хусарсафема16, который поработил их себе на восемь лет. Это бедствие заставило народ образумить­ся, и он возопил к Господу об избавлении. Тогда Господь воздвиг им избавителя, в лице первого судии Гофониила, внука Халева. Укрепляемый Духом Божиим, он сделался правителем народа, собрал войско и низверг месопотамское иго, после чего народ наслаждался миром в течение сорока лет, до смерти Гофониила.

Но продолжительное благоденствие опять обращено было народом во зло, и по смерти Гофониила «сыны Из­раилевы опять стали делать злое пред очами Господа». В наказание за это на них послан был Еглон, царь моавит-ский, который в союзе с соседними племенами разбил израильтян и поработил их себе на восемнадцать лет, пока не явился избавитель в лице второго судии Аода17,который лично, посредством хитрости, убил тучного Ег-лона и затем с войском израильским разбил моавитян, после чего обетованная земля покоилась восемьдесят лет. После Аода судьею был Самегар, известный тем, что он воловьим рожком побил 600 человек филистимлян, сде­лавших набег на израильтян, и тем избавил их от разо­рения, грозившего нарушить период восьмидесятилетне­го благоденствия.

Так как и после этого народ «делал злое пред очами Господа», то должен был понести еще более тяжкое иго18. Пользуясь слабостью израильтян, хананеи на севере Пале­стины чрезвычайно усилились. Ханаанский царь Иавин, составив из окружающих мелких племен сильный союз, перешел в наступление. Его полководец, жестокий Сисара, сделал опустошительное нашествие на северные коле­на, которые не могли выстоять против его страшной кон­ницы, состоявшей из 900 железных колесниц. Подавлен­ные силою, северные колена, чувствуя свою полную беспомощность, в течение целых двадцати лет должны бы­ли сносить самое тяжкое угнетение от торжествующего врага. Но вот, когда народ уже терял надежду на избавле­ние, и храбрейшие мужи не смели и думать о низверже­нии ига грозного врага, избавительницей угнетенных ко­лен выступила женщина. В гористой местности, между Ра­мой и Вефилем, немного к северу от Иерусалима, жила знаменитая Девора, пророчица. Слава о ее мудрости гре­мела по всей стране и весь народ израильский приходил на суд к ней. До нее донеслись и стоны угнетенных колен, и она мужественно выступила для их избавления.

Верст на полутораста к северу от ее жилища, в самом центре угнетенной страны, в городе Кедесе, колене Неффалимовом, близ озера Меромского, жил некий Варак, са­мое имя которого — «молния», как бы указывало на его мужественный дух19. Его-то мудрая Девора и порешила сделать вождем того воинства, которое должно было со­браться по ее призыву под освободительное знамя. Отпра­вив к нему посольство, Девора именем Бога, открывшего ей надежду на избавление от врага, повелела Бараку стать во главе десятитысячного отряда воинов из колен Неффалимова и Завулонова и выступить против жестокого Сиса-ры. Но даже и мужественный Варак смутился от такого поручения, и он не осмеливался взяться за дело, пока к не­му не явилась лично Девора. Поспешая на север, она лич­но явилась среди угнетенного народа, и появление ее не только ободрило Барака, но и пробудило энтузиазм в на­роде, который стал собираться под ее знамя. При вести о восстании, Сисара быстро снарядил свои смертоносные колесницы и занял равнину Ездрилонскую, это главное бо­евое поле Палестины. Извивающаяся здесь небольшая речка Кисон, почти вся высыхая летом, превращается зи­мою и после дождей в бурный поток, который, выходя из берегов, наводняет всю окружающую местность, превра­щая ее по местам в непроходимые болота. Мужественная и мудрая руководительница войска израильского, собрав­шегося под знаменем Барака на горе Фаворе, господству­ющей над Ездрилонской равниной, сразу оценила выгоду для себя этого обстоятельства и дала знак Бараку — с не­ожиданною быстротою ринуться на неприятеля.

Гордый своим могуществом и железными колесница­ми, Сисара, быть может, пренебрежительно отнесся к из­раильскому войску, во главе которого, притом, вместе с Бараком стояла женщина Девора. Но это должно было тем более придать значения молниеносному натиску Бара­ка, который сразу же смешал ряды неприятелей и обра­тил их в беспорядочное бегство. Дорогу бегущим преграж­дал разлившийся Кисон, в произведенных им топях колес­ницы вязли и делались совершенно бесполезными, так что все войско подверглось полной гибели — как от воды, так и от меча торжествовавшего Израиля. Сам Сисара с жал­кими остатками своего войска бежал на север, пытаясь скрыться в горных проходах. Молниеносный Барак насти­гал его и там, и он, не видя более спасения, хотел скрыть­ся хоть в шатре одной кенеянки, Иаили. Но последняя, будучи потомком Иофора, тестя Моисеева, и сознавая свою духовную связь с народом израильским, не пощади­ла грозного угнетателя этого народа. Приняв его в своем шатре с видом дружелюбия, она собственноручно убила его, когда он заснул от утомления.

Эта великая победа над жестоким и сильным угнета­телем переполнила сердца победителей ликованием, и «в тот день воспели Девора и Барак такими словами: Изра­иль отмщен, народ показал рвение; прославьте Господа! Слушайте цари, внимайте вельможи; я Господу, я пою, бряцаю Господу, Богу Израилеву». Затем в этой знаменитой песне Деворы подробно описывается бедственное со­стояние израильтян и славное избавление, и она заканчи­вается торжествующими словами: «Так да погибнут все враги Твои, Господи! любящие же Его да будут как солн­це, восходящее во всей силе своей!» — «И покоилась зем­ля сорок лет».

 

XXVI. Гедеон и Неффай 20

Хотя чудесное избавление, совершенное Деворой и Бараком от иноплеменного ига, водворило в земле обето­ванной мир и благоденствие на целые сорок лет, но самое состояние народа в религиозном и гражданском отноше­нии было таково, что и в будущем могли угрожать подоб­ные же бедствия. Живя среди идолопоклонников, народ израильский при виде сладострастных форм их идолослу­жения сам увлекался ими, нравственные силы его ослабе­вали, внутри усиливалось разъединение между коленами, приведшее, наконец, к тому, что каждое колено начало считать себя как бы отдельным, совершенно самостоятель­ным государством. Когда это государственное раздробле­ние совершенно ослабило народ, то этим не преминули воспользоваться окружающие кочевые племена, которых постоянно манили к себе богатства и роскошь земли обе­тованной. И вот, когда «сыны Израилевы стали опять де­лать злое пред очами Господа, Господь предал их в руки мадианитян» и сродных с ними кочевых племен. Мадиа-нитяне, амаликитяне и все «сыны востока» в бесчислен­ном множестве, с волами и верблюдами, сделали нашест­вие на Палестину, переправившись чрез Иордан и сломив всякое сопротивление, какое только могли оказать им раз­дробленные силы израильтян, они наводнили собою всю страну от Ездрилонской равнины на севере до Газы — на самом юге. И это нашествие повторялось из года в год. Лишь только производились израильтянами посевы полей, как опять появлялась эта дикая орда, которая своими ки­битками покрывала все холмы и долины, угоняла весь встречавшийся скот и потравляла своими стадами всякую растительность. Ничего не могло быть тяжелее и разори­тельнее подобных нашествий, так как после них не оста­валось ни хлеба, ни скота. Огонь и меч распространяли ужас по всей стране; отчаянное сопротивление отдельных отрядов израильтян приводило лишь к беспощадному из­биению храбрых защитников своего отечества, и, наконец, единственным спасением оставалось лишь поголовное бег­ство населения в горы, где оно и скрывалось в пещерах. Так продолжалось целых семь лет.

«И весьма обнищал Израиль», и он опять возопил к Господу. Тогда Господь опять сжалился над своим невер­ным и непостоянным народом и послал ему избавителя в лице Гедеона.

Гедеон происходил из города Офры, лежавшего в хол­мах средней Палестины, того именно ее округа, который подвергался наибольшему опустошению от дикой орды. Это был, как показывает самое его имя, «отважный воин», отличавшийся царственным величием в своей внешности. Он был младший член семьи, которая дала уже несколько храбрых воинов и защитников отечества от иноплеменни­ков, и два старших брата его уже положили свою жизнь в борьбе с этими именно хищниками в отчаянной стычке при Фаворе. Живя среди упавшего духом народа, он один не терял надежды на избавление и ждал пробуждения в народе духа раскаяния и возрождения. В это время среди народа явился пророк, который пламенною речью призвал к покаянию, упрекая израильтян в забвении ими всех бла­годеяний Божиих со времени выхода их из Египта. Это, естественно, пробудило дух народа, который еще пламен­нее стал просить об избавлении от тяжкого ига. И тогда именно Гедеон получил высшее призвание к делу избавле­ния страждущего народа.

Осенью в седьмой год нашествий мадианитян, Гедеон украдкой и торопливо молотил пшеницу, чтобы скорее ук­рыться от рыскавших повсюду врагов. Тенистый дуб давал ему защиту от палящего солнца. Занятый поспешной ра­ботой, Гедеон не заметил, как под дубом появился какой-то путник. Но это был «Ангел Господень», который сказал ему: «Господь с тобою, муж сильный!» Приветствие это странно поразило Гедеона и болезненно затронуло в нем чувство угнетенного положения, в котором находился как он сам, так и весь народ. Не злая ли это ирония со сто­роны незнакомца? — «Господин, отвечал ему Гедеон: ес­ли Господь с нами, то отчего постигло нас все это бедст­вие? и где все чудеса Его, о которых рассказывали отцынаши, говоря: из Египта вывел нас Господь. Ныне оставил нас Господь и предал в руки мадианитян», — с грустью и отчаянием заключил Гедеон. Но ангел уверил его в пред­стоящем избавлении. Из чудесного знамения (чудесного появления огня в принесенной жертве) Гедеон убедился в своем высшем призвании для избавления народа, и в его душе исчезла и та малейшая тень сомнения и отчаяния, которая начала было закрадываться и в его мужественный и верующий дух. Но чтобы иметь больше успеха в возло­женном на него деле, Гедеон должен был, прежде всего, возбудить дух истинной религии в народе, подавленный вторжением идолопоклонства. Идолопоклонство проник­ло даже в самое семейство, в котором младшим членом был Гедеон. Отец его Иоас, отчаявшись в помощи Иего­вы, предался идолопоклонству, и на одной из ближайших гор воздвиг жертвенник Ваалу, солнечному богу своих ха­наанских соседей. Рядом с жертвенником стояло дерево, посвященное Астарте. Гедеон получил божественное вну­шение разрушить это капище и тем выразить открытый протест против идолопоклонства. И он, пылая ревностью о вере в истинного Бога, немедленно исполнил это внуше­ние. Взяв десять человек рабов своих и пару тельцов, он ночью разрушил капище, срубил заповедное дерево, на месте низвергнутого жертвенника Ваалова воздвиг жерт­венник истинному Богу и принес в жертву одного из тель­цов, употребив на дрова самое дерево Астарты. Все это было сделано ночью, так как днем это возбудило бы суе­верный ужас и восстание его домашних и жителей города. Но тем большим изумлением и негодованием охваче­ны были эти последние, когда с наступлением дня они увидели, что сделано было с капищем и святыней. Народ­ная молва не замедлила приписать это мнимое «святотат­ство» Гедеону, и среди жителей города раздались яростные голоса, требовавшие смерти виновного. Но его спасла му­жественная решимость и находчивость его отца Иоаса. Последний раньше всех других убедился из подвига свое­го сына в жалком ничтожестве Ваала, и на требование толпы о выдаче Гедеона смело отвечал: «вам ли заступать­ся за Ваала, вам ли защищать его? Если он бог, то сам вступится за себя». Эта смелая и просвещенная речь дей­ствительно устыдила толпу и заставила ее убедиться в сво­ем заблуждении, и Гедеон получил название Иероваала, т.е. «противоборца Ваалу».

Слава об этом подвиге быстро разнеслась по стране, имя Гедеона было у всех на устах, и он мог теперь высту­пить в качестве избавителя от внешних врагов. «Дух Гос­подень объял Гедеона, и он вострубил трубою». Звуки этой трубы нашли быстрый отголосок в окружающих ко­ленах, и под знаменем Гедеона собралось 32 000 воинов, готовых положить свой живот за истинную веру и свое отечество. Еще раз получив уверение о своем призвании двумя чудесными знамениями (появлением росы на шер­сти при отсутствии ее на окружающей земле и отсутст­вием ее на шерсти при обилии ее кругом), Гедеон высту­пил против неприятеля. Но избавление должно было со­вершиться не собственными силами народа, а силоюБожиею, и потому Гедеону поведено было уменьшить свое войско, отпустив всех боязливых и робких. Осталось только 10 000 человек; но и этого было много для побе­ды. Посредством особого испытания при водопое на ре­ке, избрано было всего только триста человек, но очевид­но самых храбрых и испытанных воинов, которые были настолько закалены, что даже воду из реки, пренебрегая всякими удобствами, «лакали языками своими как лакает пес». С этою горстью воинов Гедеон и должен был высту­пить против неприятелей, которые огромным полчищем в 135 000 человек расположились в равнине Ездрилонской. Проникнув ночью в неприятельский лагерь и узнав о тревожном настроении врагов, до которых уже дошла молва о движении среди израильтян, Гедеон решил пора­зить их неожиданным нападением и особым стратегиче­ским приемом, нередко употреблявшимся в древности. Разделив свой отряд на три части и дав каждому воину по трубе и по светильнику в кувшине, Гедеон приказал этим частям ночью выступить в обход неприятеля. По данному сигналу все воины сразу затрубили в трубы, разбили кув­шины и громко воскликнули: «Меч Господа и Гедеона!» Пораженные неожиданно появившимся множеством све­тильников и громом труб и военного крика, неприятели пришли в страшное смятение, в суматохе убивали друг друга и бросились в беспорядочное бегство за Иордан. Но там их при переправе встретило колено Ефремово, под­вергнув их еще большему разгрому, во время которого убиты были два мадиамских царя Орива и Зива. Сам Гедеон, подкрепленный десятитысячным отрядом, пресле­довал неприятеля и за Иордан, где еще нанес ему пора­жение, захватив в плен еще двух мадиамских царей Зевея и Салмана, которые как оказавшиеся убийцами братьев Гедеона, были убиты им самим. При возвращении с по­бедного похода он должен был кротостью утишить недо­вольство ефремлян на то, что они не позваны были рань­ше для войны с мадианитянами, чрез что лишились зна­чительной части добычи, и строго наказать жителей городов Сокхофа и Пенуела, которые, не надеясь на по­ражение Гедеоном сильных мадиамских царей, из опасе­ния мщения последних отказали воинам его в хлебе, на­смешливо говоря ему: «разве рука Зевея и Салмана уже в твоей руке, чтобы нам войску твоему давать хлеб?» Ког­да действительно эти некогда страшные мадиамские цари были уже в руках Гедеона, он прибыл с ними в Сокхоф и, напомнив жителям его об изменничестве, «взял ста­рейшин города и терновник пустынный и зубчатые моло­тильные доски, и наказал ими жителей Сокхофа, и баш­ню Пенуельскую разрушил и перебил жителей города».

Слава о победе Гедеона разнеслась по всей стране, и благодарные израильтяне сказали Гедеону: «владей нами ты и сын твой, и сын сына твоего, ибо ты спас нас из ру­ки мадианитян». Но мужественный освободитель страны был доволен сознанием исполненного долга и скромно от­казался от предложенной ему наследственной власти, от­ветив израильтянам: «ни я не буду владеть вами, ни сын мой не будет владеть вами; Господь да владеет вами». Он удовольствовался только частью военной добычи (в 1700 золотых сиклей, кроме пряжек, пуговиц и пурпуровых одежд с мадиамских царей и кроме золотых цепочек с шеи верблюдов их). К сожалению, он имел неосторож­ность сделать из этой добычи эфод или священническую ризу, и суеверный народ, придав ей магическое значение, стал «блудно ходить туда за ним», совершая нечто вроде идолопоклонства. Впрочем, земля покоилась сорок лет, и сам Гедеон мирно дожил до глубокой старости, оставив от своих многих жен семьдесят сыновей, и, главнее всего, ту добрую славу, которая дала ему впоследствии великую честь быть записанным в число славнейших героев веры (Евр. 11:32).

По смерти Гедеона, жестоковыйный и неверный на­род опять «стал блудно ходить во след Ваалов», забыл сво­его Господа Бога, который избавлял его от окружающих врагов, и даже «дому Гедеонову не сделал милости за все благодеяния, какие он сделал Израилю». Наступили сму­ты, и этим думал воспользоваться побочный сын Гедеона, от его сихемской наложницы, Авимелех, и решил присво­ить себе царскую власть, от которой отказался сам Геде­он21. Войдя в соглашение с родственниками своей матери, он собрал войско, напал на Офру, где жили сыновья Геде­она, и, избив их, добился затем провозглашения себя ца­рем. Из семидесяти сыновей Гедеона спасся только один младший сын Иофам. С вершины Гаризима, высившегося над городом Сихемом, он обратился к вероломным жите­лям с обличительной притчей, в которой под видом дерев, избиравших себе царя, изобразил несправедливость наро­да и коварство Авимелеха: смоковница и виноградная ло­за отказались принять на себя царское достоинство, а ко­лючий репейник сразу принял предложение и приглашал всех покоиться под своею тенью. Это, по-видимому, обра­зумило сихемлян. Едва прошло три года, как между ними и Авимелехом начались раздоры, поведшие к междоусо­бию; разъяренный самозванец осадил город, разрушил его и засеял солью, а городскую башню, в которой укрылись жители, сжег вместе с тысячью оказавшихся в ней муж­чин и женщин. При осаде другого непокорного города, Тевеца, он был ранен отломком мельничного жернова, брошенным в него женщиной, и стыдясь умереть от руки женщины, велел своему оруженосцу пронзить его мечем. «Так воздал Бог Авимелеху за злодеяние, которое он сде­лал отцу своему, убив семьдесят братьев своих», и так бес­славно окончилась первая попытка самовольно основать царскую власть в народе израильском.

Во время управления двух следующих судей Фолы и Иаира израильтяне, по-видимому, наслаждались миром и благоденствием, но это благоденствие лишь еще более уси­лило идолопоклонство и развращение среди народа, кото­рый начал без разбора «служить Ваалам, Астартам, и бо­гам арамейским, и богам сидонским, и богам моавитским, и богам аммонитским, и богам филистимским», забыв только единого истинного Господа Бога. «И воспылал гнев Господа на Израиля, и Он предал их в руки филистимлян и в руки аммонитян. Они теснили и мучили сынов израилевых восемнадцать лет». Постигшее бедствие было тем тяжелее, что враги теснили народа одновременно с двух сторон — с востока и запада. По обыкновению, бедствие это опять заставило израильтян обратиться с мольбою о помощи к забытому ими своему Господу; но на этот раз и Господь в праведном гневе Своем отвечал им: «вы оста­вили Меня, и стали служить другим богам; за то Я не бу­ду уже спасать вас. Пойдите, взывайте к богам, которых вы избрали, пусть они спасают вас в тесное для вас вре­мя». Но милосердие Божие беспредельно. Когда израиль­тяне в покаянии обратились к Нему опять и отвергли чу­жих богов, став служить только Господу, то «не потерпе­ла душа Его страдания Израилева», и Он послал им избавителя в лице Иеффая22. Это был даже по своему про­исхождению вполне сын своего распущенного времени. Мать его была блудница из Галаада, в заиорданском полу­колене Манассиином, и он, лишенный своими сводными братьями наследства в доме своего незаконного отца, уда­лился в вольную землю Тов и там, собрав около себя пра­здных и бездомных людей, сделался начальником шайки грабителей. Но со своею вольницей Иеффай не забыла и патриотического долга, и потому он делал нападения на врагов своей страны, отбивая у них стада и караваны. От­вага и храбрость его обратили на него внимание старей­шин Галаада. особенно страдавшего от нападений аммонитян, и они пригласили его стать во главе их для борьбы с врагами. Иеффаю тяжело было принимать приглашение от старейшин города, где он потерпел страшную обиду и несправедливость. Но любовь к родине превозмогла, и он, выговорив себе условие главенства в народе в качестве су­дии, принял предложение. Став во главе быстро образо­вавшегося отряда, он двинулся против неприятеля, но сна­чала попытался уладить дело мирным путем и вступил с аммонитянами в переговоры для определения прав двух враждующих народов на заиорданские области. При этом Иеффай обнаружил тонкое знание всей предыдущей исто­рии завоевания земли израильской, и, опираясь на исто­рические данные, требовал удаления аммонитян. Когда же аммонитяне гордо отвергли всякие мирные предложения, заявив свои притязания на все заиорданские области, то Иеффай вынужден был добиваться своего права оружием. Сильный собственным мужеством и одушевлением наро­да, он выступил в поход, но пред этим, по обычаю древ­него времени, дал обет Господу, говоря: «если Ты предашь аммонитян в руки мои, то, по возвращении моем с ми­ром от аммонитян, что выйдет от ворот дома моего на встречу мне, будет Господу, и вознесу сие во всесожже­ние». Поход был успешен, неприятель разбит и усмирен. С торжеством победитель возвратился в свой город Массифу и направился к своему дому. «И вот дочь его выхо­дит на встречу ему с тимпанами и ликами», его единст­венная дочь, хотевшая более всех отпраздновать победу своего отца-победителя. «Когда он увидел ее, разодрал одежду свою и сказал: ах, дочь моя! ты сразила меня; и ты в числе нарушителей покоя моего» я отверз о тебе уста мои пред Господом и не могу отречься». Узнав страшнуютайну, доблестная дочь храброго отца однако же не пре­далась безутешному отчаянию и просила у него только двухмесячного срока, чтобы пойти на горы и оплакать дев­ство свое с подругами своими. «По прошествии двух ме­сяцев она возвратилась к отцу своему, и он совершил над нею обет свой, который дал, и она не познала мужа». Что касается способа исполнения обета, то, вследствие таинст­венной неясности библейского текста, он понимается раз­лично. Одни толкователи (по преимуществу древние) по­нимают его в буквальном смысле, что именно девица бы­ла действительно принесена в жертву всесожжения; но некоторые новейшие толкователи, основываясь на ясном запрещении человеческих жертв в Моисеевом законе (Лев. 18:21; 20:2—5; Второз. 12:31), полагают, что она ос­талась только в девстве и посвящена была на служение скинии. На такой смысл обета, по-видимому, указывает и то выражение, что дочь Иеффая оплакивала не свою мо­лодость, а свое «девство», и что она умерла «не познав му­жа», т.е. в девственном (по обету) состоянии.

Но Иеффая ожидало еще и другое испытание. Ему пришлось быть свидетелем печального события, показы­вавшего, до какой степени дошло разъединение между ко­ленами в это время. Гордые ефремляне, с надменностью относясь к заиорданским коленам и особенно к Манассиину полуколену, которое они считали частью своего коле­на, отказались признать за ним право на отдельное неза­висимое существование, а тем более право иметь из себя «судью» народа, и довели дело до междоусобицы. Но на-

родное воодушевление было еще сильно: ефремляне по­несли страшное поражение в битве и старались спастись бегством на противоположный берег Иордана; но разъя­ренные галаадитяне перехватили броды и, узнавая ефремлян по своеобразному выговору ими слова шибболет (они выговаривали сибболет ), избили из них 42 000 человек, подвергнув таким образом жестокому наказанию возмути­телей общественного мира. Это горестное событие долж­но было тяжким бременем лечь на душу такого пламен­ного патриота, каким был Иеффай. Он был судьею Изра­иля только шесть лет и скончался, будучи погребен в одном из городов галаадских. Одиноким он жил, одино­ким и умер, не оставив в потомстве даже воспоминаний о точном месте своего погребения.

XXVII. Самсон 23

Следовавшие за Иеффаем трое судей израильских мирно правили народом — Есевон семь лет, Елон десять лет и Авдон восемь лет. Все они пользовались семейным благословением, имели многочисленных сыновей, а также и владели значительными богатствами, так что напр. у су­дии Авдона «было сорок сыновей и тридцать внуков, ез­дивших на семидесяти молодых ослах», — в знак особен­ного достоинства и богатства.

Между тем, при отсутствии сильной и общепризнан­ной власти, которая бы твердой рукой управляла всем на-родом, израильтяне все более и более поддавались нечес­тию и идолопоклонству, ослабевая в то же время и поли­тически. Этим воспользовались филистимляне и поработи­ли их. Филистимляне были одним из самых воинственных народов земли Ханаанской. Они переселились с о. Крита и еще во времена Авраама твердо укрепились на богатой прибрежной равнине (Шефела), к северу и югу от Аскалона. Впоследствии они сильно расширили свои владения и достигли такого могущества, что влияние их чувствова­лось на всем протяжении страны, в которой они сохраня­ли свое господство до самого Давида. Соединившись с не­сколькими туземными племенами, еще продолжавшими жить в Газе, Хевроне и других местах, они совершенно со­крушили силы израильтян, которые, как земледельческий народ, не в состоянии были выдержать напор народа, главным ремеслом которого была война. Даже храброе ко­лено Иудино должно было положить пред ними свое ору­жие и подчиниться тяжкому и позорному игу, для обес­печения которого филистимляне к тому же совершенно обезоружили побежденных, увели у них в плен всех куз­нецов и оружейников, так что израильтяне для всякой кузнечной и слесарной работы вынуждены были обра­щаться к своим жестоким врагам. Неудивительно, что при таких обстоятельствах филистимское иго могло тяготеть целых сорок лет, не вызывая даже попытки к освобожде­нию от него. Народ пал духом и в полном унынии отча­ялся уже в надежде на какое-либо избавление. Но избави­тель уже явился в его среде и готов был выступить на защиту своего народа. Это был необычайный герой — по имени Самсон. Самсон был сын бездетной дотоле четы Маноя с женой из колена Данова, соседнего с филистим-ской землей и потому наиболее терпевшего от жестоких врагов. Самое рождение его было возвещено ангелом, ко­торый объявил жене Маноя, «что она зачнет и родит сы­на, и бритва не коснется головы его, потому что от само­го чрева младенец сей будет назорей Божий, и он начнет спасать Израиля от руки филистимлян». То же известие повторено было и самому Маною с подтверждением его особым видением ангела, поднимавшегося в пламени жертвенника. В определенное время действительно родил­ся у них сын, которому дано было имя Самсон.

Колено Даново, к которому принадлежал Самсон, всегда было сравнительно малым и не в силах было даже отвоевать отведенного ему И. Навином удела у филистим­лян, которые совершенно отрезали его от приморской равнины и стеснили в горах. Положение его было столь стесненным, что впоследствии оно вынуждено было даже выселить из себя значительную часть, предоставив ей ис­кать себе местожительство на северной границе страны. Но у них был укрепленный лагерь на горах, господствовав­ших над филистимской равниной, и там-то именно возра­стал Самсон. Будучи назореем, т.е. человеком, всецело по­священным на служение Богу и Его царству24, и представ­ляя живой урок, что сила и спасение избранного народа заключались только в его невидимом Царе, который давал Свою помощь только за исполнение Его святых законов, Самсон возрастал в виду городов и деревень своих угнета­телей. При виде угнетенного положения своего народа от жителей этих идолопоклоннических городов и страдая за честь своего отечества и своего Бога, юный назорей возму­щался духом, и в народе уже носились слухи, как «Дух Господень» по временам действовал в длинноволосом от­роке, уже начинавшем обнаруживать необычайную силу.

Достигнув возмужалости, Самсон не сразу выступил на спасение своего народа от врагов, а показал сначала ту же слабость, которою страдали все вообще израильтяне. Он был в нравственном отношении как бы зеркалом сво­его народа. Будучи, как и весь народ, посвященным Богу, он воплотил в своей жизни как добродетели, так и поро­ки своего народа, и потому на первых же порах привязал­ся к одной филистимлянке и просил своих родителей поз­волить ему жениться на ней. Увидев, как напрасно было бы их сопротивление неразумному поступку их пылкого юноши-сына, они согласились. По дороге к своей невесте Самсон впервые обнаружил свою необычайную силу. Не­подалеку от виноградников Фимнафы, местожительства его невесты, на него напал молодой лев; но Самсон, почув­ствовав в себе чудесную силу, не смутился, а растерзал льва как козленка, хотя у него не было в руках никакого ору­жия. Он никому не сказал об этом, но, проходя в другой раз той же дорогой, увидел, что в трупе убитого им льва, успевшего под палящим зноем совершенно высохнуть, за­велся рой пчел. Захватив с собою мед, Самсон в качестве жениха устроил семидневный пир для тридцати своих брачных друзей и, будучи в веселом расположении духа, предложил им отгадать загадку, под условием в случае ус­пеха уплатить им тридцать синдонов (рубашек из тонко­го полотна) и тридцать перемен одежд, выговаривая то же и себе в случае их неумения отгадать ее. Те согласи­лись, и он сказал им: «из ядущего вышло едомое, из силь­ного вышло сладкое». Три дня бесплодно бились брачные друзья над этой таинственной для них загадкой, наконец, видя, что не в силах разгадать ее, они обратились к его но­вобрачной жене и начали приставать к ней, чтобы она до­билась у Самсона разгадки, угрожая в противном случае сжечь ее и дом отца ее. «Разве вы призвали нас, чтобы обобрать нас?» грубо приступали к ней озадаченные брач­ные друзья. Слезами и мольбами новобрачная склонила Самсона отгадать ей загадку, и добившись от него реше­ния, передала его и брачным друзьям, которые с торжест­вом и отгадали ее Самсону. «Что слаще меда и что силь­нее льва!» сказали они негодующему Самсону, который сразу же понял измену своей жены и заметил им: «если бы вы не орали на моей телице, то не отгадали бы моей загадки». Однако нужно было уплатить по условию, и тут он в первый раз воспользовался случаем отомстить филис­тимлянам. Придя в филистимский город Аскалон, он убил там тридцать человек, снял с них одежды и отдал переме­ны платья их разгадавшим загадку. С гневом он оставил свою неверную жену, и она вышла за одного из его брач­ных друзей. Терзаемый ревностью, он хотел вновь сойтись с своей женой, но, получив отказ от бывшего тестя, онжестоко отомстил филистимлянам, пустив в их созревшие для жатвы пшеничные поля триста лисиц с привязанны­ми к их хвостам зажженными факелами. Это, в свою оче­редь, навлекло мщение филистимлян на его бывшего тес­тя, дом которого они сожгли вместе с бывшей женой Самсона. Чтобы наказать самого виновника своего бедст­вия, они с войском выступили против израильтян, и по­следние, совершенно потеряв всякую надежду на избавле­ние от тяжкого ига, унизились в своем раболепстве перед врагами до того, что готовы были выдать филистимлянам своего единственного героя-патриота. Связанный двумя новыми веревками, Самсон был отведен к филистимля­нам; но когда те, увидев его в таком положении, от мсти­тельного злорадства вскричали, на Самсона сошел Дух Господень, и веревки, бывшие на руках его, сделались как перегоревший лен, и упали узы его с рук его», а он, схва­тив попавшуюся ему свежую ослиную челюсть, избил ею тысячу ошеломленных филистимлян. Утолив свою жажду из чудесно образовавшегося источника, Самсон возвратил­ся домой и «был судьею Израиля во дни филистимлян двадцать лет».

С течением времени однако же свойственная всему народу порочность все более и более одолевала богатыря-судию, и чудесный победитель храбрых воинов поддался чувственной страсти к коварным женщинам. Застигнутый однажды в Газе, филистимском городе, на ночлеге у одной блудницы, Самсон был окружен врагами, решившимися убить его поутру. Но он, встав в полночь, вырвал городские ворота вместе с вереями и, взвалив их себе на могу­чие плечи, отнес их на вершину горы, в получасе пути от города. Таким образом он еще раз избежал мщения фи­листимлян; но час падения его уже был близок. Свое на-зорейство он нарушил позорным распутством, и потому, еще и нося на себе длинные волосы, уже не носил в себе Духа Божия. И гибель его скоро довершена была новой, увлекшей его в свои сети женщиной, коварной Далидой. Это была известная красавица, злоупотреблявшая своей красотой. Зная сластолюбивый нрав Самсона, филистимские князья порешили воспользоваться этой женщиной для погубления своего страшного врага и, как это неред­ко делалось в древности, подкупили ее, чтобы она своими ласками склонила его открыть ей, в чем заключалась тай­на его чудесной сверхъестественной силы. Три раза Сам­сон уклонялся от раскрытия тайны, но коварство Далиды победило наконец. Узнав, что сила Самсона заключалась в его назорейских волосах, она усыпила его на своих коле­нях, «и призвав человека, велела ему остричь семь кос го­ловы его. И начал он ослабевать и отступила от него сила его». Этого только и ждали его смертельные враги. Захва­тив своего обессиленного врага, филистимляне выкололи ему глаза, привели его в свой главный город Газу и, сковав его двумя медными цепями, заставили его молоть «в доме узников". Чрез несколько времени филистимляне в честь своего национального бога Дагона (идола с человеческим туловищем и рыбьим хвостом) устроили великолепный пир, соединив вместе с ним торжество в память победы над своим страшным врагом. Чтобы позабавиться беспо­мощным богатырем, они привели на пир также и Самсо­на, где и подвергли его всевозможным издевательствам и побоям. Между тем волосы его успели уже отрасти опять. Вновь почувствовав в себе силу, ослепленный богатырь ве­лел своему вожатому подвести себя к колоннам, на кото­рых утверждался увеселительный дом, переполненный ве­селящимися филистимлянами, Обхватив два средних стол­ба и с последнею молитвою к Богу воскликнув: «умри, душа моя, с филистимлянами», Самсон зашатал колонны, и весь дом, со всеми веселившимися в нем, рухнул на Самсона, похоронив его под своими развалинами вместе с тысячами отмщенных им за свое поношение филистим­лян. Пораженные ужасом, филистимляне не воспрепятст­вовали родственникам Самсона взять его тело, которое и было погребено на его родине, между Цором и Естаолом, в гробнице отца его Маноя.

Чтобы понять и оценить все величие Самсона, нужно принять во внимание обстоятельства его вре­мени. Поистине велик и силен верою в непрелож­ность божественного обетования о назначении из­бранного народа был человек, который один, среди всеобщего уныния и подавленности, осмелился вы­ступить против жестоких угнетателей. И это было в такую мрачную пору нравственного падения, когда даже колено Иудино совершенно пало духом и гото­во было выдать израильского героя его смертельным врагам, делая ему оскорбительный укор. «Разве ты

не знаешь, говорили ему раболепные и малодушные собратья, что филистимляне господствуют над нами? Что ты сделал нам, навлекая месть филистимлян?» Народ уже примирился с своим тяжелым положени­ем и согласен был жить в рабстве у идолопоклонни­ков, и за такой-то народ Самсон, не имея никакой поддержки от него, должен был вести отчаянную борьбу с врагами. Он и сам тяжко и часто падал нравственно, - но, несмотря на все эти падения, со­хранял самую трогательную верность Иегове, кото­рая еще более окрепла в нем под влиянием тяжких испытаний последующей жизни. Несмотря на кажу­щееся оставление его Богом отцов, когда он нахо­дился в плену у филистимлян и, ослепленный, осуж­ден был на каторжную работу, вера его не ослабева­ла и там, и ее-то он неопровержимо доказал, когда потряс столбы здания, в котором веселились идоло­поклонники, торжествовавшие победу своего бога Дагона над поборником Иеговы. И неудивительно, что память о нем свято сохранилась из века в век, и в этой памяти народ черпал новое мужество и новые жизненные силы.

Но кроме личного величия, история Самсона имела глубоко поучительный характер и для всего народа. Весь смысл ее заключается в том, что он был назорей. Своею необычайною силою он обязан был своему назорейству, как посвящению Богу; но слабость его заключалась в пре­данности чувственным и плотским похотям, предаваясь которым, он нарушал свой обет. В обоих отношениях он был не только типом своего народа, но и зеркалом, в ко­тором Израиль воочию мог видеть и себя, и свою исто­рию. Израиль также был своего рода назорей, как народ, посвященный Богу, и пока он соблюдал свой завет с Бо­гом, он был непреоборим в своей силе, но когда он нару­шал этот завет, предавался чувственности и грязному идо­лопоклонству, этому духовному прелюбодейству, то сила его ослабевала, он делался жалким рабом и повергался в бездну духовного и гражданского падения. Таким обра­зом, история Самсона есть как бы олицетворение истории самого израильского народа, и она показывала, что сила народа заключается только в сохранении им своего завета с Богом. Самсон своею жизнью преподавал всему народу поразительный и глубочайший урок, что Израиль, нару­шая свой завет, неизбежно найдет свою коварную Дали-ду, которая, лишив его назорейства, отдаст его врагам на попрание и издевательство.

 

XXVIII. Религиозно-нравственное состояние израильтян во времена судей. Истории Руфи25

Жизнь Самсона, равно как и некоторых других судей израильских, ясно показывает, до какого религиозно-нрав­ственного падения дошел народ израильский в земле обе­тованной. Вся история периода судей есть печальная исто­рия постоянных заблуждений, беззаконий и идолопоклонства с неразлучно следовавшими за ними бедствиями. Да­же в жизни самих судей пороки часто берут верх над до­бродетелями, и злые вожделения заглушают робкий голос совести и сознание долга. Среди избранного народа почти совсем забыта была истинная религия и на место ее яви­лись жалкие суеверия, распространявшиеся разными бро­дячими, беспутными левитами. Безнравственность сдела­лась настолько всеобщею, что прелюбодейное сожительст­во считалось обычным делом и как бы заменяло брак, а в некоторых городах развились даже такие гнусные пороки, которые некогда навлекли на Содомское пятиградие страшный гнев Божий. Внутреннее безначалие и всеобщее самоуправство довершают картину жизни израильского народа «в те дни, когда у него не было царя и когда каж­дый делал то, что ему казалось справедливым». В под­тверждение всего этого книга «Судей», излагающая исто­рию времени судей до смерти Самсона, в заключение при­водит несколько поразительных случаев и событий, ярко характеризующих религиозно-нравственное и обществен­но-государственное состояние народа в это время.

В колене Ефремовом жил некий Миха, который украл у своей матери тысячу сто сиклей серебра. Мать прокляла неизвестного ей вора, но сын, устрашенный проклятием, сознался в своей вине, возвратил деньги, и суеверная мать обратила эти деньги на слитие истукана и кумира, кото­рые поставлены были в доме, ставшем, вследствие этого, как бы «домом Божиим». Чтобы довершить подобие свя­тилища, Миха сделал эфод и терафимы и самовольно посвятил одного из своих сыновей в священника. Но видя незаконность своего поступка, он скоро воспользовался для этой цели одним праздно блуждавшим молодым леви­том из Вифлеема иудейского и нанял его служить себе в качестве священника за ежегодное жалование в десять сиклей серебра с готовым одеянием и пропитанием. Но вот тут случилось проходить сынам Дановым в поисках за новыми владениями для себя. Зайдя однажды в дом Михи, они украли его святыни и сманили к себе молодого ле­вита, а затем, завоевав город Лаис, переименованный ими в Дан, сделали из истукана Михина свое особое святили­ще, которому и поклонялись во все то время, когда истин­ная святыня народа, «Дом Божий», находился в Силоме. Другое происшествие еще ярче обнаруживает ужас­ное нравственное и общественное расстройство израиль­ского народа в период управления судей. Один левит, ез­дивший в Вифлеем за своей сбежавшей от него наложни­цей, возвращаясь домой, по пути зашел с ней на ночлег в город Гиву, в колене Вениаминовом. Но когда он, найдя приют в доме одного старца, пользовался его гостеприим­ным угощением, развратные жители города сделали напа­дение на этот дом и требовали к себе самого левита-стран­ника для удовлетворения своих гнусных похотей. Старец заступился за своего гостя. «Вот у меня дочь девица и у не­го наложница, говорил он развратной толпе: выведу я их, смирите их, и делайте с ними, что вам угодно; а с челове­ком сим не делайте этого безумия. Но они не хотели слу­шать его». Однако же, левит действительно вывел свою заложницу на улицу и грязная чернь «ругалась над нею всю ночь до утра», и по утру она найдена была мертвою у по­рога дома. Тогда левит разрубил труп несчастной женщи­ны на двенадцать частей и разослал их во все колена с из­вестием о случившемся злодеянии. И «всякий видевший это говорил: не бывало и не видно было подобного сему со дня исшествия сынов Израилевых из земли Египетской до сего дня». Страшное негодование распространилось по всей земле и отовсюду стали собираться воины для нака­зания гнусных злодеев. Собравшись в городе Массифе, они потребовали от колена Вениаминова выдачи преступни­ков, чтобы предать их смерти и таким образом «искоре­нить зло из Израиля». Но вениамитяне отказали в этом, и тогда неизбежной сделалась междоусобная война. Два ра­за израильтяне терпели неудачу в столкновении с войском колена Вениаминова, но потом, посредством военной хи­трости, овладели городом Гивой, преступный город разру­шили до основания, истребив и все соседние города со всем их населением и богатством. 50 100 сынов Вениами-новых пало в битве, и осталось только 600 человек, спас­шихся бегством на пустынную гору Риммон, где они и ос­тавались четыре месяца. Между тем, когда чувство мще­ния было удовлетворено и пыл негодования остыл в израильтянах, они невольно ужаснулись всего случившего­ся и, собравшись в Дом Божий, начали горько плакать: «Господи Боже Израилев! для чего случилось это во Изра­иле, что не стало теперь у Израиля одного колена!» При­несены были жертвы всесожжения в знак примирения, итогда решено было позаботиться о восстановлении погуб­ленного колена. Но в гневе своем они поклялись не отда­вать своих дочерей в замужество преступному колену. Чтобы выйти из затруднения, они воспользовались невер­ностью жителей города Иависа Галаадского, отказавшихся принять участие в общенародном деле наказание винов­ных, и в наказание за это истребили их всех кроме четы­рехсот девиц, которых и отдали в замужество оставшимся в живых вениамитянам. Остальные двести человек долж­ны были достать себе жен посредством похищения силомских девиц во время праздничных хороводов в виноград­никах, как это они и сделали с согласия старейшин изра­ильских. Тогда, успокоившись за судьбу двенадцатого колена, израильтяне разошлись по домам, каждый в удел свой. «Тогда не было царя у Израиля, заключает повество­ватель эту печальную историю; каждый делал то, что ему казалось справедливым».

Как ни мрачна была эта эпоха в истории изра­ильского народа, но в ней встречаются и светлые стороны, показывающие, что свет истинной религии и добродетели еще светил в этой ужасающей нравст­венной тьме, хотя лучи его, в посрамление самим из­раильтянам, иногда исходили от ненавистных для них хананеев. К этому именно времени, к концу пе­риода судей относится история одной женщины, по­лучившей впоследствии громадное значение для ис­тории народа и всего человечества. Это именно ис­тория Руфи.

Во время правления судей случился однажды голод в земле израильской, и одно семейство, состоявшее из четы­рех лиц — Елимелеха с его женой Ноеминью и двумя сы­новьями Махлоном и Хилеоном, переселилось для пропи­тания в землю Моавитскую. Там сыновья их поженились на моавитянках Орфе и Руфи. Лет чрез десять, однако же, Елимелех и оба его сына умерли, и осталась одна Ноеминь с своими двумя невестками. Услышав, что в земле изра­ильской настали урожайные годы, она решилась возвра­титься в родную землю и стала прощаться со своими не­вестками. Но они обе заявили решимость идти с ней. Вследствие ее увещаний, Орфа, однако же, согласилась оставить ее, но Руфь ни за что не хотела расстаться с ней и решительно заявила, что она хочет вполне разделить с ней судьбу: «где ты жить будешь, сказала она Ноемини, там и я буду жить; народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом; смерть одна разлучит меня с то­бою». Тогда они вместе пошли в израильскую землю и пришли в Вифлеем, как раз во время жатвы ячменя. Что­бы прокормить себя и свою свекровь, Руфь пошла соби­рать оставшиеся после жнецов колосья на поле жатвы, как это позволялось бедным жителям по закону Моисееву. Поле, на котором ей пришлось собирать колосья, оказа­лось принадлежащим богатому и знатному человеку Воозу, родственнику ее покойного свекра Елимелеха. Вооз, уви­дев ее на поле и узнав, кто она такая, велел своим слугам оказывать ей всякое внимание, накормил ее вместе за од­ним столом с собою и дал ей позволение собирать колосья даже между снопами, где их было конечно больше, так что она собрала и намолотила около ефы ячменя, ко­торую и принесла домой вместе с захваченными после обеда остатками пищи — для своей свекрови. Ноеминь, обрадованная всем этим и видя здесь особое намерение Божие, разъяснила Руфи, что она имеет право на замуже­ство с Воозом, так как он ближайший родственник ее му­жа и по закону должен восстановить семя ее умершему бездетным мужу. Когда она действительно заявила об этом (сообразно с тогдашним обычаем) Воозу, то он благосло­вил ее во имя Иеговы, похвалил ее добродетельную жизнь и верность тому, кого закон делал ее законным мужем, и обещал ей исполнить все по закону. И он сдержал свое слово. На другое утро он созвал старейшин города и пред ними заявил, что он, как родственник покойного мужа Ру­фи, намерен исполнить по отношению к ней закон девер-ства, если только это право будет предоставлено ему имев­шимся в городе еще более близким, чем он, родственни­ком покойного сына Елимелеха. Этот родственник действительно уступил ему свое право, выразив это пуб­личным снятием своего сапога и передачей Воозу, как тре­бовалось обычаем, и Вооз действительно стал законным мужем Руфи моавитянки. Брак был утвержден старейши­нами города которые, благословив его, пожелали ново­брачным семейного счастия и благоденствия. Брак этот был благословлен Богом. У Вооза с Руфью родился сын Овид, который был впоследствии отцом Иессея, отца ца­ря Давида. И таким образом эта благочестивая моавитянка, которая обнаружила веру, редкую во Израиле, и муж которой был потомком Раавы, верующей блудницы иери­хонской, сделалась одною из родоначальниц Христа «сына Давидова». — История Руфи составляет предмет отдель­ной книги в св. Писании Ветхого Завета, именно «книги Руфь».

История Руфи представляет светлый луч истинной до­бродетели и законности среди тьмы преобладающего раз­вращения и беззакония, и эта тьма, вследствие этого, ста­новится еще более мрачною. Религиозно-нравственное и общественное состояние народа израильского дошло уже до печального падения во время судейства Самсона; но по­сле него скоро случилось событие, которое грозило окон­чательной гибелью народу, хотя, вместе с тем, оно послу­жило и спасительным началом религиозно-нравственного и государственно-общественного возрождения.

 

XXIX Илий первосвященник и судия 26.

По смерти Самсона положение народа израильского оставалось прежним. Все его геройские подвиги не в со­стоянии были низвергнуть тяжелого ига филистимлян и только раздражили их еще более против израильтян. Но они имели великое нравственное значение, пробуждая упавший дух народа, который, наконец, стал все более приходить к убеждению, что бедствия его не прекратятся до тех пор, пока сам он не возродится духовно и не свергнет, прежде всего, тяготеющее на нем иго безверия и вну­треннего разделения. И вот, шагом к этому внутреннему возрождению было то, что по смерти Самсона должность судии предоставлена была лицу, которое, по своему поло­жению, более всяких других могло содействовать духовно­му подъему и объединению народа, именно первосвящен­нику Илию. Уже самое появление во главе народа перво­священника (о которых в течение смутного периода прежних судей история совершенно умалчивает) указыва­ет на пробуждение в народе религиозного духа, а соедине­ние в его лице и должности гражданского правителя или судии явно свидетельствует о том, что народ израильский, наконец, понял, что главная сила его в религии и именно в вере в истинного Бога, и соединением должности судии с должностью верховного служителя религии хотел пока­зать свою верность верховному Царю Израиля. Только од­на религия с ее святыней и могла объединить народ меж­ду собою в одно целостное государство, способное сбро­сить, наконец, иго идолопоклонников.

Первосвященник-судия жил, конечно, при скинии, которая со времени Иисуса Навина постоянно находилась в Силоме, местечке, лежавшем в верстах тридцати к севе­ру от Иерусалима. Лежа на возвышенной долине, закры­той со всех сторон горами, покрытыми садами и вино­градниками, Силом представлял по своему серединному положению в стране наиболее удобное место для общена­родной святыни. Но общая испорченность коснулась и этого убежища святыни. Народ массами собирался для

жертвоприношений в скинии и для совершения праздни­ков, но к этому уже примешалось немало обычаев, заим­ствованных у окружающих идолопоклонников, и религи­озные празднества часто сопровождались такими же пля­сками и таким же народным разгулом и распутством, как это было и около языческих храмов и капищ. Для того, чтобы очистить религиозную жизнь от этой нечистой при­меси, нужен был сильный характер, а им-то, к несчастию, и не обладал Илий. Самое первосвященство его не имело достаточного оправдания, так как он происходил не от старшего сына Ааронова Елеазара, а от последнего его сы­на Ифамара. Но при этом он был слаб и по самой своей природе. Правда, мы видим его уже в престарелом возра­сте, и правление его, насколько можно судить вообще, от­личалось достоинством и кротостью, водворявшими неко­торый внешний порядок в жизни народа. Но он не имел той твердости, которая требовалась от правителя столь распущенного народа, и когда к слабости его характера прибавились немощи престарелого возраста, то он оказал­ся настолько слабым, что даже не в силах был обуздать крайнего своеволия и страшного святотатства своих собст­венных взрослых сыновей Офни и Финееса, которые сво­им нахальным и зазорным поведением не только давали худой пример народу, но и отчуждали его от скинии. Так, они нахально забирали мясо, принесенное для жертвопри­ношений, и даже соблазняли женщин, собиравшихся у скинии. Престарелый первосвященник скорбел о таком поведении своих сыновей и даже делал им выговоры, «ноони не слушали голоса отца своего, ибо Господь уже ре­шил предать их смерти»27.

Но когда таким образом над домом престарелого пер­восвященника готовился суд Божий, при скинии возростал один отрок, которому Промысл Божий определил пе­редать руководительство судьбами народа. Это именно Са­муил, сын Елканы и Анны, из Армафема, в колене Ефремовом28. Он был для благочестивой Анны (представ­ляющей отрадное доказательство того, что истинная вера и пламенное благочестие еще не совсем угасли в народе) благословенным плодом, испрошенным от Бога слезной молитвой об отвращении от нее позора бездетства, и в благодарность Богу был посвящен на служение при ски­нии в качестве назорея. Своею жизнью и поведением он вполне оправдал обет своей благочестивой матери и в рев­ностном служении Богу «более и более приходил в возраст и благоволение у Господа и людей», нисколько не подда­ваясь развращающему влиянию и примеру нечестивых сы­новей Илия. И это благочестие скоро сделало его достой­ным страшного откровения Божия. Однажды ночью он услышал голос, называвший его по имени. Думая, что это зовет его первосвященник, он встал и подошел к нему в ожидании приказания. Но первосвященник удивился это­му, так как не звал его, и когда еще раз повторилось то же, он понял, что это был голос Божий, и велел Самуилу приготовиться к выслушанию божественного откровения. И действительно, в третий раз Господь, призывая отрока на высокую должность Своего пророка, сообщил Самуилу страшное откровение о суде Божием над домом Илия и вообще о предстоящем совершении такого «дела во Изра­иле, о котором кто услышит, у того зазвенит в обоих ушах». Самуил сначала боялся сообщить об этом Илию, но когда тот настаивал, он объявил ему страшную тайну, и престарелый первосвященник встретил ее с полным упованием на волю Божию, сказав только: «Он — Гос­подь; что Ему угодно, то да сотворит».

Предсказание скоро совершилось во всей своей ужас­ной точности29. Филистимляне, после нескольких лет срав­нительного покоя для израильтян, заметив среди них дви­жение к объединению, порешили сделать грозное нашест­вие, чтобы в корне подрезать силы этого народа. Но последний успел уже достаточно окрепнуть для того, что­бы вступить в открытую борьбу со своим врагом. Враж­дебные войска встретились при Афеке, в северной части колена Иудина. Произошла битва, в которой израильтяне потерпели поражение, потеряв около 4 000 человек. Не надеясь более собственными силами держаться против не­приятеля, израильтяне прибегли к помощи Божией и по­слали в Силом за ковчегом завета, с которым и прибыли в войско нечестивые сыновья первосвященника — Офни и Финеес. Появление народной святыни сразу подняло дух в израильском войске, от радостного ликования которого «земля стонала», и привело в смущение и страх филистим­лян, в стане которых раздавались унылые восклицания: «горе нам! кто избавит нас от руки этого сильного Бога? Это тот Бог, который поразил египтян всякими казнями в пустыне», как доходили до них страшные, но не вполне ясные слухи. Но уныние не отняло у них мужества, и в последовавшей битве они нанесли израильтянам такое по­ражение, что последние обратились в беспорядочное бег­ство, потеряв тридцать тысяч убитыми. Но ужаснее всего было то, что и самая святыня народа, ковчег завета был взят в плен, и оба сына первосвященника убиты при его защите. Престарелый первосвященник «сидел на седали­ще при дороге у ворот и смотрел; ибо сердце его трепета­ло за ковчег Божий». Но вот один вестник с поля битвы прибежал в город со страшным известием, и «громко восстонал весь город». Девяностовосьмилетний первосвящен­ник в тревоге спросил его: «что произошло, сын мой?» «И отвечал вестник и сказал: побежал Израиль пред филис­тимлянами, и поражение великое произошло в народе, и оба сыновья твои, Офни и Финеес, умерли, и ковчег взят». Последнего известия не вынес старец. Лишь только вест­ник упомянул о ковчеге, как «Илий упал с седалища навз­ничь у ворот; сломал себе хребет и умер; ибо он был стар и тяжел». Жена убитого Финееса от ужасной вести совер­шила преждевременные роды; когда окружающие ее жен­щины хотели утешить ее радостным известием о рожде­нии сына, она была безутешна и, умирая, вопила не о сво­ем погибшем муже, а о том, что «отошла слава от Израиля: ибо взят ковчег Божий», в горестное воспомина­ние о чем и сыну своему дала имя Ихавод, т.е. Бесславие. И действительно, это страшное бедствие грозило не толь­ко бесславием, но и полной гибелью народу. Сам Бог оставил его теперь, с ковчегом завета отходила от него не только слава, но и политическое существование, за кото­рым должно было следовать рабство и полное уничтоже­ние от торжествующих врагов.

Но милость Божия беспредельна, и даже это страш­ное бедствие было лишь новым уроком неверному народу и новым доказательством истины и всемогущества едино­го Бога Израилева. Среди воплей израильтяне скоро услы­шали удивительное известие, что филистимляне по проше­ствии семи месяцев с необычайным благоговением возвра­щали ковчег завета обратно народу израильскому. По взятии его в плен, филистимляне с торжеством повезли его в свой город Азот и в качестве победного трофея по­ставили в капище своего бога Дагона. Но на следующее утро оказалось, что «Дагон лежит лицом своим к земле пред ковчегом завета». Филистимляне опять поставили его на свое место; но когда жрецы опять на следующее утро отворили двери храма, то им представилось еще более ужасное зрелище: их бог не только свергнут был со свое­го места, но и самые члены его как бы отсечены были от чудовищного человекорыбообразного туловища и валялись по полу капища. Вместе с тем жители города были пора­жены страшною болезнью (наростами на теле), а внутри страны размножились мыши, поедавшие хлеб и усиливав­шие бедствие и отчаяние. Тогда азотяне решили перевес­ти ковчег завета в другой город Геф, а оттуда в Аскалон, но те же бедствия повторялись повсюду, где только появ­лялся ковчег завета. Объятые ужасом, филистимляне, наконец, по совету своих прорицателей решили возвратить его обратно израильтянам и, поставив его на колесницу вместе с золотыми изображениями постигавших их бедст­вий, отправили на двух первородивших коровах в землю израильскую, перегнав их одних за пределы своей земли. Колесница пришла на поле некоего Иисуса вефсамитянина и остановилась там. В это время на поле происходила жатва пшеницы и, увидев свою святыню, народ возлико­вал от радости, левиты сняли ковчег завета, и привезшие его коровы были тут же принесены в жертву всесожже­ния. Но у жителей Вефсамиса и собравшихся отовсюду масс народа любопытство было сильнее благоговения, и они, вопреки строгому запрещению закона, «заглядывали в ковчег Господа», и за это поражено было среди народа пятьдесят тысяч семьдесят человек. Затем ковчег был пе­ренесен в город Кириафиарим, где он и находился все вре­мя, пока Давид не перенес его в Иерусалим, и таким об­разом скиния, остававшаяся в Силоме, опозоренном нече­стивою жизнью сыновей первосвященника, на время лишена была своей главной святыни, как главного знака присутствия Божества.

 

XXX. Самуил — пророк и судия0. Школы пророков. Просвещение. Летосчисление.

После ужасного события — пленения ковчега завета прошло еще не менее двадцати лет, в течение которых

продолжалось господство филистимлян. Но урок этих пе­чальных лет не остался потерянным для Самуила, кото­рый, хотя после смерти Илия и не сразу призван был на должность народного судии, но уже пользовался обшир­ною известностью и большим влиянием в народе. Своим проницательным умом он открыл самый источник бедст­вий своего народа и порешил совершить религиозно-об­щественное преобразование. Он всецело посвятил себя де­лу поднятия религиозного духа в народе, и, будучи обще­признанным пророком и учителем, в своей длинной, присвоенной этому служению мантии то и дело странст­вовал по уделам колен и повсюду пробуждал ревность к вере отцов. Пламенною речью он увещевал народ отверг­нуть всех иноземных богов, всех этих Ваалов и Астарт, ко­торые увлекали непостоянный народ грязными прелестя­ми идолослужения им, навлекая, вместе с тем, всевозмож­ные бедствия. И народ под давлением пережитых тяжких испытаний не оставался глух к его проповеди. Началось религиозно-нравственное возрождение. Статуи Ваалов и Астарт были повсюду низвергнуты и поломаны, и водво­рилось поклонение одному Иегове. Чтобы закрепить это доброе настроение внешним актом, Самуил созвал народ от всех колен на торжественное собрание в Массифе, гор­ном городе в колене Вениаминовом, где и должно было совершиться публичное покаяние народа и возобновление завета с Богом. Давно уже не было у израильского народа таких торжественных собраний. Весь народ постился, ка­ясь в своих прежних грехах, и затем как бы вновь воспринял забытую им веру отцов. Самуил горячо молился за ка­ющийся народ, и собрание закончилось торжественным жертвоприношением.

Слухи об этом необычайном собрании, между тем, дошли до филистимлян, и они, предполагая, что израиль­тяне намерены восстать против своих угнетателей, двину­лись на них с сильным войском; но Господь теперь уже был со Своим избранным народом, и сильным громом на­вел на филистимлян такой ужас, что они бежали, и изра­ильтяне преследовали их, окончательно низвергнув их дол­голетнее и тяжелое иго и возвратив города, отвоеванные было у них филистимлянами. В воспоминание об этом Са­муил воздвиг памятник, назвав его «камнем помощи».

С этого времени Самуил сделался вполне народным судией, и под его управлением страна наслаждалась ми­ром и благоденствием. Он жил в своем родном городе Ра­ме, который и сделался центром государственной жизни народа, и отсюда он ежегодно обходил Вефиль, Галгал, Массифу и другие города, повсюду отправляя должность народного судии. Со времени Моисея ни один правитель не пользовался таким огромным влиянием на народ, как именно Самуил. Будучи одновременно левитом, назореем, пророком и судией, он сосредоточивал в своей личности и духовную, и гражданскую власть в народе, и как пламен­ный ревнитель веры отцов, он решил употребить это влияние на благо народа, и не только в настоящем, но и в бу­дущем. С этою целью он, сам, будучи пророком и учите­лем веры, пришел к мысли основать учреждение, которое могло бы навсегда служить источником учительности и просвещения и из которого могли бы выходить просве­щенные ревнители веры. Такое учреждение и явилось в виде пророческих школ или «сонмов пророков».

Пророки, как особые провозвестники воли Божией, являлись и раньше Самуила, но они еще не носили высо­кого звания «пророков», а назывались просто «прозорлив­цами», «человеками Божиими». Только Самуил стал назы­ваться в собственном смысле пророком (наби), а после него и все следовавшие за ним. Уже и раньше во време­на судей, когда религиозно-нравственное падение народа достигло наибольших размеров, по местам являлись люди Божии, чтобы пробуждать совесть в народе, возбуждать в нем дух и укорять за нечестие. Но ко времени Самуила таких ревнителей появилось уже много, и из них-то Са­муил и основал правильные «сонмы пророков», составив­шие нечто вроде религиозных братств или школ. Хотя в св. Писании очень мало сообщается о внешней и внутрен­ней жизни этих братств, но все-таки можно составить не­которое представление о них. Принадлежавшие к ним на­зывались «сынами» или «учениками», и глава их называл­ся «отцем». Большинство их были молодые люди — признак того, что молодое поколение, как наиболее чут­кое к добрым нравственным влияниям, скорее всего, ото­звалось на призыв Самуила. Они жили общинами, пользо­вались общинным содержанием, ели вместе, носили осо­бую отличавшую их мантию с кожаным поясом, ходили целыми сонмами или толпами и были так многочисленны, по крайней мере в позднейшее время, что есть упомина­ния случаев, когда пророки собирались по сто и больше человек (3 Цар. 18:4; 22:6). Главные школы находились в родном городе Самуила — Раме, затем в Вефиле и Галгале; но меньшие школы находились и в других городах. От­дельные общины находились под надзором и попечением старших и наиболее известных пророков, которым «сы­ны» или «ученики» оказывали должное послушание и ува­жение, причем, некоторые из членов общины даже при­служивали им, когда старшим пророкам-учителям прихо­дилось бывать на стороне. Старшие пророки или учители, в свою очередь, заботились о благосостоянии своих «сы­нов», и известны случаи, как напр. пророк Елисей однаж­ды во время голода кормил не менее ста учеников и по смерти одного из них дал возможность его вдове заплатить оставленные им долги (4 Цар. 4). Источниками содержа­ния братств служили, по крайней мере, в некоторых слу­чаях, обычные труды по земледелию и скотоводству, а так­же и вообще ремесленные занятия, к каким кто был при­учен и способен; но, вместе с тем, они принимали и те приношения, которые давались им посторонними, искав­шими у них назидания, утешения и просвещения. Прием в братство, по-видимому, был свободный: принимался вся­кий, кто по своей жизни более или менее был способен для того дела, которое составляло задачу этих братств. — Главною целию их основания было содействовать начав­шемуся движению к восстановлению истинной веры и возрождению религиозно-нравственной жизни народа.

Сообразно с этою целию, главным предметом изучения в пророческих школах был Закон Божий, и не только в его букве, но и духе. Вместе с тем в них изучалась религиоз­ная обрядность и священная музыка. Последняя была од­ною из отличительных особенностей сонмов, пророчество которых сопровождалось «псалтирью и тимпаном, свире­лью и гуслями», что особенно способно было привлекать народ. Общинная жизнь под благотворным религиозно-нравственным влиянием старших пророков способна бы­ла закалять характеры «сынов» пророческих, и из них вы­ходили те доблестные мужи, которые бесстрашно говори­ли горькую правду сильным мира сего. Одушевленные самоотверженною ревностью об истинном благе народа, они были бесстрашными поборниками истинной религии и выступали решительными защитниками ее при всякой угрожавшей ей опасности. Деятельность их развивалась и крепла по мере хода исторической жизни народа, и с те­чением времени они сделались грозными мстителями за всякое попрание религии, истины и справедливости. Сво­ею неустанною проповедью они с этого времени не пере­ставали будить совесть народа и его правителей и тем под­держивали в нем дух истинной религии и доброй нравст­венности.

Мудрое правление Самуила продолжалось до его пре­клонных лет, когда он, чувствуя на себе тяжелое бремя лет, на помощь себе по управлению народом призвал сво­их сыновей Иоиля и Авию, которые и сделались помощ­никами судии-отца по разбору обычных судебных дел31.Но какою скорбию был поражен великий старец-судия, когда до него скоро дошли слухи, что его сыновья «укло­нились в корысть, брали подарки и судили превратно». Ввиду строгого характера Самуила очевидно, что такое по­ведение сыновей не было результатом его отеческой сла­бости к детям, как это было у первосвященника Илия. Напротив, это была жертва его самоотверженной общест­венной деятельности, всецело поглощавшей его силы и внимание и лишавшей его возможности должным обра­зом заняться воспитанием своих детей. И это обстоятель­ство послужило прямым поводом к важному перевороту в истории израильского народа. Время судей было временем безначалия и сопряженных с ним бедствий, так как вслед­ствие отсутствия твердой власти народ потерял политиче­скую силу и постоянно терпел поражения от соседних на­родов, имевших во главе себя сильную царскую власть. Ви­дя теперь, что даже сыновья такого благочестивого и мудрого правителя и судии как Самуил неспособны к уп­равлению народом, израильтяне собрались на совещание, и старейшины порешили просить Самуила, чтобы он по­ставил над ними царя, который бы «судил их, как и у про­чих народов». Это желание народа не было противозакон­ным, а предусмотрено было в законодательстве. Мудрый законодатель народа Моисей, предвидя своим пророчес­ким взглядом будущую судьбу исторической жизни своего народа, заранее дал закон, определявший круг царской власти. «Когда ты приидешь в землю, говорил он, которую Господь Бог твой даст тебе, и овладеешь ею и поселишься на ней, и скажешь: поставлю я над собою царя, подобно прочим народам, которые вокруг меня; то поставь над со­бою царя, которого изберет Господь Бог твой» (Второз. 22:14 и 15). Но престарелый судья неблагосклонно отнес­ся к этой просьбе, и не только ради своих недостойных сыновей, но, главным образом, потому, что желание наро­да было выражено без предварительного испрошения во­ли Божией. По внушению Божию Самуил изложил пред народом опасности крайнего деспотизма, гнета и своево­лия царей. Но народ, утомленный безначалием, готов был вынести все эти опасности, только бы иметь твердую власть, и отвечал Самуилу: «нет, пусть царь будет над на­ми: и мы будем как прочие народы: будет судить нас царь наш, и ходить пред нами, и вести войны наши». Тогда Господь повелел Самуилу удовлетворить желание народа и поставить над ним царя.

Желание иметь царя вызвано было в народе израиль­ском окончательным сознанием своей неспособности к са­моуправлению по тем возвышенным началам богоправления, которые изложены были в законодательстве Моисее­вом. За время судей пришла в расстройство вся жизнь народа, как религиозно-нравственная, так и государствен­но-общественная и семейная. Богослужение, хотя продол­жало совершаться главным образом при скинии, но жерт­вы приносились и в других местах, что легко вело к раз­витию суеверия и прямо к уклонению в идолопоклонство. При отсутствии твердой власти для наблюдения за испол­нением законов, нравственность, к великому прискорбию отдельных благочестивых людей, все более падала. Господ­ствовавшие повсюду своеволие и хищничество все более ослабляли силы народа, чем пользовались хананеи, безна­казанно расхищавшие царство Иеговы. Такое состояние было тем более тяжелым, что за это время просвещение израильтян значительно подвинулось вперед. В лице про­роков явились достойные учители, которые, поучая народ закону Божию, пробуждали в его сознании его высшее на­значение, и показывая, как далеко не соответствовала ему действительность, возжигали в нем патриотизм и застав­ляли искать исхода из бедственного положения, каковой исход и представлялся ему единственно в учреждении твердой царской власти.

Памятником письменности этого времени служат две книги: «Иисуса Навина» и книга «Судей Израилевых». В двадцати четырех главах первой описана история завоева­ния и разделения земли обетованной. Она написана са­мим Иисусом Навином (кроме 29—36 стихов последней главы) и составила исторический документ, в котором точно обозначены границы уделов каждого колена и на который, поэтому, можно было ссылаться при тяжбах по землевладению. «Книга Судей» состоит из двадцать одной главы и в ней исчисляются события, последовавшие после смерти И. Навина, и обнимает весь период управления су­дей до рождения Самуила, который и был ее автором. В И. Нав. 10:13 ст. упоминается еще особая «книга правед­ного», которая, по всей вероятности, представляла сбор­ник религиозно-нравственных и патриотических песней израильского народа; но она не сохранилась до нас. Образ­цом этих песней может служить знаменитая победная песнь Деворы (Суд. 5:2—31).

В отношении летосчисления пятый период крайне смутен, особенно по причине безначалия времени судей. Но есть основание думать, что он продолжался не менее 350 лет. Основанием для такой цифры служит указание, что храм Соломонов начал строиться в 480 году от исхода израильтян из Египта (3 Цар. 6:1). Если из этой цифры ис­ключить 40 лет странствования по пустыне, 80 лет правле­ния царей Саула (совместно с Самуилом) и Давида и 3 го­да царствования Соломона до основания храма, то остаток и будет служить приблизительным определением времени от смерти Моисея до помазания первого царя.

Дата: 2019-04-22, просмотров: 328.