(Из постановления СНК от 10 декабря 1919 г.)

«1. Нервные и психически больные дети воспитываются в соответствующих учреждениях Народного комиссариата здравоохранения (школы-санатории, школы-лечебницы и т.п.).

2. Умственно отсталые дети воспитываются во вспомогательных школах Народного комиссариата просвещения.

3. Телесно дефективные дети (глухонемые, слепые, калеки) воспитываются в специальных учреждениях Народного комиссариата просвещения.

Председатель СНК                                           В. Ульянов (Ленин)

Управляющий делами СНК                               Вл. Бонч-Бруевич» [94, С.564].

Первые декреты об образовании обошли своим вниманием учащихся с недостатками физического и умственного развития, что вполне понятно. Получившие политическую власть люди, в массе своей в оценке детей-инвалидов, безусловно, руководствовались ценностями второго, а то и первого периода. Любой частный случай, противоречащий сказанному, если таковой известен читателю, редчайшее исключение из правил. Партийный и государственный аппарат, по преимуществу состоял из представителей «почвы» «народа», филантропические и христианско-благотворительные ценности эти люди не только не признавали, но официально подвергли остракизму. Буржуазная идея призрения детей-инвалидов не представлялась им классово близкой. Да и подавляющее большинство населения рабоче-крестьянского государства в анализируемом аспекте полностью разделяло позицию официальной власти. Самодержавные филантропы на протяжении полутора столетий стимулировали деятельную благотворительность, поощряли инициативы в сфере призрения, городское население страны начинает узнавать о детях-инвалидах, проявлять о них заботу. Власть Советов прерывает эту линию развития гражданского общества. Если до 1917 года государство и общество взаимно индуцируя друг друга улучшали свое отношение к детям физическими и умственными недостатками, то после Октября пути государства и его граждан разошлись. Отдельные партийно-правительственные решения предусматривали помощь детям-инвалидам, но частную инициативу в этой сфере власть полностью исключила, лишив родителей, подвижников, общество в целом права вмешиваться. Культурные нормы сострадания, деятельного участия и т.п., которые население страны, только-только усвоило разрушаются. Общество на время покинуло сцену, к которой приковано наше внимание, судьба детей-инвалидов всецело зависела от политики ВКП(б).

Государство вспомнило о глухих, слепых и умственно отсталых детях в конце 1919 года, постановление СНК явилось прогнозируемым действием правительства приступившего к введению всеобуча. Партийный документ явился позитивным политическим шагом, в нем признавалась целесообразность «воспитания и охраны здоровья дефективных детей», правда, бюрократический язык авторов закона позволяет понять их истинные мотивы. Совнарком беспокоило не совершенствование специального обучения, не улучшение положения наиболее незащищенной части детского населения, а рассогласованность действий двух наркоматов. Позже на конкретных примерах мы поясним причину рождения документа, а пока ограничимся предположением – и Наркомпрос и Наркомздрав не желали брать на себя ответственность за «телесно и умственно дефективных детей», декреты множились, но не исполнялись. Вот тогда Председатель СНК и подготовил закон, юридически закрепивший ведомственную ответственность. Двумя столетиями раньше также крепости империи ради Петр I повелел монастырям воспитывать незаконнорожденных младенцев, полиции наказывать подающих милостыню, а Сенату свидетельствовать дураков. Постановление СНК отразило и узаконило представления власти о стратегических направлениях помощи дефективным детям. Тех, кого можно исправить обучением, следовало учить в школах, подведомственных Наркомпросу. Тех, кто по состоянию здоровья нуждались в лечении и не мог посещать обычные учебные заведения предписывалось направлять в школы-санатории и школы-лечебницы Наркомздрава. Судьба этих детей определялась их потенциальной полезностью государству, частично дееспособных в целях излечения следовало воспитывать в школах-санаториях, недееспособных в силу тяжести дефекта ждали школы-лечебницы. Правда, Наркомпрос отвечал за образование и не мог обеспечить лечение, Наркомздрав, напротив, предоставляя медицинскую помощь, не имел возможности организовать обучение.

Само по себе решение оригинальностью не отличается, и на Западе люди приходившие к власти подчас мечтали воплотить нечто подобное на практике. Идея раннего разведения жизненных маршрутов «ненормальных» детей на основе прогноза об их потенциале развития вполне адекватна для третьего периода эволюции отношения государства и общества к людям с умственными и физическими недостатками. В силу прагматических соображений любым властям казалось бессмысленным вкладывать бюджетные средства в воспитание детей, которые из-за тяжести дефекта не станут работоспособными гражданами и не окупят затраты на их обучение. Примат принципа полезности в сознании государственного человека третьего периода естественен и не требует объяснения. Однако, наличие конституции, законодательно защищенного набора гражданских прав не позволяло верховной власти западноевропейских государств реализовать принцип полезности в отношении детей-инвалидов на практике по максимуму. По этому вопросу правительство внутри страны имело немало влиятельных оппонентов, кроме того, нежелание государства тратить казенные деньги на достойную жизнь недееспособных подданных компенсировалось заботой о них частных лиц, общественных движений, Церкви.

В РСФСР возражать правительству оказалось бесполезно и опасно, при отсутствии сильных оппонентов административная идея дозированной заботы об инвалидах в зависимости от их потенциальной «полезности» государству получила практическое воплощение. Современные дефектологи, если и задумываются о столь давнем прошлом, то полагают, что в царской России помощь глухим, слепым и умственно отсталым сводилась к их призрению, и что кардинальные прогрессивные перемены в деле обучения аномальных детей последовали буквально за подписанием известных декретов 1917 – 1919 годов. Конечно, это не так. С 1917 по 1922 год на всей территории страны шла «вооруженная борьба между социальными группами во главе с большевиками, пришедшими к власти в октябре 1917, и их противниками» [56, С.288]. На просторах погибшей империи думать приходилось не столько об учебе, сколько о сохранении жизни детей, оставшихся без куска хлеба, без одежды и крыши над головой.

На Украине создается «Лига спасения детей» (1918), в работе ее Полтавского отделения активно участвует В.Г. Короленко. Лига оказывала немалую помощь российским детям, в Петроград, Москву, другие крупные города с Украины вагонами отправляют продукты питания, встречные составы везут в Крым и Новороссию истощенных, обессиливших от голода детей. Для эвакуированных на территории Украины создаются специальные детские колонии. К 1919 году голод достиг в РСФСР масштаб катастрофы, при всей нелюбви к негосударственным организациям СНК по примеру Украины создает «Совет защиты детей».

Постановление СНК «Об учреждении Совета защиты детей»

(от 4 января 1919 г.)

«1. Принимая во внимание тяжелые условия жизни в стране и лежащую на революционной власти обязанность оберечь в опасное переходное время подрастающее поколение, Совет Народных Комиссаров настоящим декретом утверждает особый Совет защиты детей. <…>

4. Считая дело снабжения детей пищей, одеждой, помещением, топливом, медицинской помощью, а равно эвакуацию детей в хлебородные губернии, одной из важных государственных задач, Совет Народных Комиссаров поручает Совету защиты детей:

а) согласовать деятельность входящих в него Комитетов по эвакуации детей в хлебородные губернии, а равно объединять их планы общественного детского питания и снабжения, в целях включения таковым путем непосредственного сношения с подлежащими Народными Комиссариатами в общегосударственный план;

б) следить за точным выполнением той части установленного таким образом плана, которая касается питания и снабжения детей…<…>

5. Совету защиты детей предоставляется право издавать обязательные постановления, касающиеся охраны здоровья детей, успешной организации их питания и снабжения и вменяется в обязанность следить за неуклонным выполнением их.

Председатель СНК                                           В.Ульянов (Ленин)

Народный комиссар по просвещению                          А. Луначарский

Управляющий Делами СНК                               В. Бонч-Бруевич» [30, сс.27-28].

Пройдет совсем немного времени и правительственная организация «Совет защиты детей» попытается взять украинскую «Лига спасения детей» под политический и финансовый контроль, а затем и вовсе поглотит её.

8.14.1. Необходимое дополнение. В.Г. Короленко о деятельности Союза защиты и Лиги спасения детей на Украине.

Комиссары действовали так, словно их инструктировал лично Петр I. Революционные чиновники требовали от добровольных членов Лиги исполнения государственных функций, но при этом не только не выделили казенных средств, но пытались приватизировать принадлежащую Лиге собственность. В те дни В.Г. Короленко помечает в дневнике: «Для русского нет теперь неприкосновенности своего очага, особенно если он «буржуй». Нет ничего безобразнее этой оргии реквизиции. При этом у нас в этом, как и ни в чем, нет меры. «Учреждения» то и дело реквизируют, и то и дело меняют квартиры. Загадят одну – берут другую. «Уплотнение» тоже сомнительно: часто выдворяют целые большие семьи и вселяют небольшую семью советских служащих» [45, С.184].

В июне 1919 года Красная Армия начинает отступление с Украины и тотчас советские бюрократы вспоминают о филантропах из Лиги. «К лиге спасения детей, - пишет В.Г. Короленко, - из «Социального обеспечения» обратились с предложением принять на себя, в случае отступления большевиков, заботы о детях (колониях и интернатах). Лига почти прекратила самостоятельную деятельность: я, Софья[182] и Вексель[183] принимаем некоторое участие в совете защиты детей, который ведет дело в широком масштабе. Из столиц то и дело приходят большие детские эшелоны, которые размещаются по уездам. Во всем этом много недостатков: крестьяне не очень охотно принимают этих кацапско-советских детей, и небольшая партия уже вернулась из одного уезда. Дети были голодны, среди них оказались тифозные. <…> Нам не осталось ничего, - как выразить согласие. Они обеспечивают запасы на неделю и оставляют деньги в распоряжение Лиги. Ответственность тяжелая, но делать нечего. Дело вообще велось неважно, персонал, присылаемый с колониями, неважный и относится к делу формально. Мы в Лиге предполагали это дело в более узких размерах, но обставлено оно было бы лучше, потому что велось бы не так казенно» [45, С.196]. «Эвакуация, по-видимому, решена и идет быстро. Совет защиты детей обратился к нам, представителям Лиги, с предложением взять на себя продолжение его дела. В настоящее время уже 6600 детей размещены по разным колониям в уездах. Ответственность большая, но мы не можем отказаться стать посредниками между колониями и новой властью» [45, С.202]. «Для того, чтобы русские (да и местные дети) не остались опять без хлеба, - решено, что представительство перед деникинцами за все детские колонии возьмет на себя Лига. <…> Положение колоний было бы действительно критическим (русских детей в Полтавщине теперь 6600 человек), колонии рассеяны по разным уездам. Лига взяла на себя также заботы о местных детских учреждениях и приютах» [45, С.204].

В июне 1920 года советская власть на Полтавщине вновь укрепляется, и услуги подвижников из Лиги ей более не требуются. Последующие события В.Г. Короленко назовет «возмутительным предприятием». «Моя Соня и ее подруги, сестры Кривинские и Роза Ал. Рабинович,- напишет он, - все силы отдают детям. Начиная с Лиги защиты детей и потом, войдя от Лиги в Совет защиты детей, Софья, а с нею и ее подруги устроили целый ряд превосходно поставленных детских учреждений. Роза еще ранее заведовала «Каплей Молока», где грудные дети получают гигиенически приготовленное молоко и другие продукты. Соня и Маня Кривинская устроили детскую больницу на 300 детей, интернат и другие учреждения в бывшем здании института (откуда институтки ушли с деникинцами). Совет защиты детей поддерживал и помогал устраивать эти учреждения, и они вышли образцовые. <…> Одна из сестер Кривинских заведует домом материнства и младенчества, другая приютом. Тут есть и мастерские, вообще целая серия прекрасных учреждений, где силы Лиги защиты детей работали вместе с Совзащитой детей. Теперь все эти учреждения хотят выселить и на место детских учреждений вселить <…> концентрационный лагерь…» [45, сс.300-301].

Дневники В.Г.Короленко документально свидетельствуют о том, что деятельную благотворительность часть просвещенного населения страны продолжала, несмотря на все ужасы гражданской войны. Находились люди, которые в условиях перманентного террора, организуемого каждой из стремительно сменяющих друг друга военных властей, заботились о детях. Вместе с тем, дневники известного писателя-правозащитника полны примеров вопиющего презрения советской власти к правам человека, безжалостности к детям. Но, быть может это необъективное мнение противника нового политического режима, тенденциозно фиксировавшего события окружающей жизни? Дадим слово представителю другой стороны - заведующему ОНО города Клин Московской губернии товарищу Офицерову:

«Письмо из уездного отдела народного образования в уездный исполком (24.04.1920).

По постановлению Уездного Исполкома в конце прошлого года в ведение Отдела Народного Образования перешли все строения в имении, бывшем Пантелеева, при станции Подсолнечная под дом для дефективных детей. <…>

С упразднением в некоторых уездах, в том числе и в Клинском, комиссий о несовершеннолетних, обвиняемых в общественно-опасных деяниях за отсутствием в уездах врачей-психиатров, дом дефективных детей в уезде будет превращен в так называемый «Приемник», который предполагается организовать в г. Клину, а дом Пантелеева обращен в детский приют для отсталых, в который переведены дети из приюта Ленина и других, и в данное время в нем числится 16 человек.

Вообще надо сказать, что за время организации дома для дефективных детей сменилось три заведующих Уездным отделом Образования и другого персонала Отдела, что не могло не отразиться самым отрицательным образом на продуктивности работы по организации дома, и в силу этого обстоятельства работа по организации более быстрым темпом пойти не могла.

Заведующий Отделом Народного Образования               Офицеров» [30, С.31-32].

Уездным «домом дефективных детей», заведующий ОНО, вероятно, называет бывший благотворительный приют для убогих детей. Новую власть они волновали не столь сильно как обвиняемые в общественно-опасных деяниях несовершеннолетние, а потому заведение срочно перепрофилировали. Специальные заведения для «морально дефективных» открылись в каждом уезде, участь же нескольких умственно отсталых Клинский ОНО не мог решить в течение двух с половиной лет. Поначалу их раскидали по разным детским домам, объединив с малолетними правонарушителями. Бесчеловечность и бессмысленность совместного содержания преступников, умственно отсталых и душевно больных цивилизованный мир признал в эпоху Пинеля. Казалось, за последующие сто с лишним лет специалисты усвоили эту простую истину, беда в том, что врачей-психиатров в уездах не было, как мы помним, специалистам советская власть предпочитала социалистов! Без квалифицированной экспертизы умственно отсталый подросток легко мог признаваться злонамеренным преступником. Наконец, 16 умственно отсталых собрали в реквизированном имении. Сравним активность Клинского ОНО и двух частных лиц - Сони Короленко и Мани Кривинской, которые «устроили детскую больницу на 300 детей, интернат и другие учреждения». В Московской губернии частная инициатива находилась под запретом, а совслужащие филантропией не грешили. Как видно из письма, начальники и работники УОНО менялись с калейдоскопической скоростью. Скорее всего, они даже не успевали ознакомиться с проблемами и составом подведомственного учреждения для дефективных детей. Может быть, судьба дома при станции Подсолнечной частный случай? Какова официальная оценка положения дел?

Доклад Комиссии ВЦИК по улучшению жизни детей в Президиум ВЦИК (04.1921)

«Забота о жизни и здоровье детей как обязательстве государства впервые была признана Советской Властью. Лишь Октябрьская Революция, раскрепостившая рабочего от гнета капитала, создала возможность осуществления этой задачи, поставив ее на строго определенный правильный путь, вырвав ее из рук частной благотворительности, филантропии. <…>

С другой стороны ожесточенная гражданская война и хозяйственная разруха требовали все время от Советской Власти почти все ее внимание, максимум лучших сил и средств направлеть на эти фронты, <…> забота о детях отходила на 3-й и далее планы. И улучшение их положения, создание для них тех условий, какие хотел бы создать рабочий, не могли успешно развиваться, не могли достигнуть даже необходимого минимума.

Наркомпрос, орган, непосредственно ведающий делом обеспечения и воспитания подрастающего поколения, указанной суровой необходимостью был также бессилен. Лучшие силы из него большею частью были изъяты, часть же их он сам не сумел сохранить и они просто ушли из него. Необходимых средств не хватало, их собрать Наркомпрос не мог и не сумел. Кроме того, Наркомпрос не сумел из имевшихся в его распоряжении сил и средств создать более или менее стройный гибкий аппарат, который если бы и не справился с работой в полном объеме, все же мог бы подготовить необходимый материал для выполнения её при более лучших общих наших условиях. Этими объективными условиями, слабостью аппарат Наркомпроса и неумением его к практической постановке дела и объясняется то печальное положение, в котором оказались дети.

Советская Власть не могла не видеть этого и среди огня гражданской войны, среди разрухи хозяйства нищеты и голода никогда не забывала своего обязательства по отношению к детям и по мере сил и возможности стремилась придти к ним на помощь.

Так декретом от 10/ II 1919 г. был создан особый чрезвычайный орган – Совет Защиты детей, которому были даны широкие полномочия, и поручено изыскать необходимые силы и средства для улучшения жизни детей. Но, к сожалению, Совет Защиты детей за два года своего существования растерял данные ему права и полномочия, из органа междуведомственного, направляющего и толкающего работу ведомств в указанной области превратился в просто придаток Наркомпроса, толкающийся сам в различных ведомствах. Совет Защиты детей существенных результатов не достиг.

Изложенное выше, а именно критическое положение детского населения в Республике, слабость Наркомпроса и бессилие его справиться с этой задачей, неуменье к постановке Совета Защиты детей и отсутствие гарантий, что они в конце концов смогут, наладив свою работу и свои аппараты, либо сделать для детей, привело к созданию при ВЦИК особой полномочной Комиссии по улучшению жизни детей» [30, сс.36-37].

Авторы доклада признают, что у «Советской Власти, <…> забота о детях отходила на 3-й и далее планы», что «улучшение их положения <…> не могло достигнуть даже необходимого минимума», что «Наркомпрос, <…> непосредственно ведающий делом обеспечения и воспитания подрастающего поколения, <…> был также бессилен». Тем не менее, комиссия ВЦИК убеждена в правильности отстранения филантропов от социальной опеки детей и полной приватизации этой функции государством. Фанатизм и самоуверенность победителей поражает. Главным виновником неудач правительственная комиссия признает Наркомат просвещения, сообщая как бы, между прочим: «необходимых средств не хватало, их собрать Наркомпрос не мог и не сумел». Вновь и вновь, словно в петровские или екатерининские времена верховная власть, не беря на себя решение организационных и финансовых вопросов, без устали ищет виновников неуспеха. Людей и организации, искренне желавших помогать детям, государство от дела отстранило, средств не выделило, кто же мог решить проблему? По замыслу ВКП(б) – кадры, «более или менее стройный гибкий аппарат, который если бы и не справился с работой в полном объеме, все же мог бы подготовить необходимый материал для выполнения её». На удивление простой способ решения: партия ставит задачу, аппарат готовит «необходимый материал для её выполнения», «материал» строит социализм, а если «материал» дефективный - его можно «перековать».

Доклад комиссии ВЦИК признает «печальное положение, в котором оказались дети», но тотчас делает важную поправку: «Советская Власть не могла не видеть этого и <…> никогда не забывала своего обязательства по отношению к детям». В заслугу себе советские чиновники ставят создание Совета Защиты детей. Оказывается Совету, как и Наркомпросу, «были даны широкие полномочия, и поручено изыскать необходимые силы и средства для улучшения жизни детей». Что подразумевалось под использованием полномочий и изысканием средств нам поведали дневники В.Г. Короленко.

Каков итог работы Совета? «К сожалению, Совет Защиты детей за два года своего существования растерял данные ему права и полномочия, из органа междуведомственного, направляющего и толкающего работу ведомств в указанной области превратился в просто придаток Наркомпроса, толкающийся сам в различных ведомствах. Совет Защиты детей существенных результатов не достиг». И это не частное мнение злопыхателя, это официальная оценка двухлетней работы Совета и Наркомроса РСФСР по улучшению жизни детей. Продолжим знакомство с текстом доклада:

« Б. Непосредственная работа по улучшению жизни детей.

Питание детей положительно не налажено. <…> Дети ведут полуголодное существование, местами питаются только хлебом и капустой или мерзлым картофелем[184]. Помещений не хватает. Лучшие здания в городах, часто бывших школьных помещений и помещений детучреждений заняты различными бесчисленными организациями, канцеляриями, военными ведомствами и воинскими частями, а порой и просто частными квартирантами. С детучреждениями никто не считался, детей выталкивали из помещений на улицу. Отыскивать новые помещения для детских домов огромный труд, ибо нужно пройти целый ряд заграждений. <…> Помещения детучреждений не оборудованы, малы, грязны, уборные в некоторых из них не работают или их нет совсем, голодные раздетые дети вынуждены бегать на улице или просто пользоваться одной комнатой. В кухнях грязь, помещения холодные. За отсутствием дров дома не отапливались совсем – часто температура доходила до 3-х градусов. Ночью мерзла в помещениях вода. <…>

Процент заболеваемости громадный, отсутствие помещений влечет за собой невозможность отделить больных от здоровых, от морально дефективных детей, уход за детьми ниже критики, наблюдались случаи, где обслуживающий персонал жил только за счет детей, и не только сам, но и их родственники: продукты расхищались и т.д. Холодные, голодные, раздетые, разутые дети бежали из детских домов. <…>

Вот в самых коротких чертах общая характеристика положения детей. Правда, среди этой картины встречаются и светлые оазисы, но их так мало, что общее впечатление больше чем неудовлетворительное. Оно таково, что дальше молчать о нем - преступление. <…> Еще раз подчеркивается, что речь идет не о каких либо «улучшениях», представлении особых благ, а о спасении» [30, сс.38-39].

Невозможно предположить, что бы воспитанники дореволюционных специальных училищ для глухонемых, слепых или умственно отсталых детей содержались в подобных условиях. Так не могло быть даже в самых убогих частных заведениях, ни в одном российском приюте ХIХ века не могли «голодные раздетые дети бегать на улицу или просто пользоваться одной комнатой». Читая панегирики: «Октябрьская революция дала возможность осуществить все те гуманные стремления в отношении аномальных детей, за которые безуспешно боролись передовые представители общества на протяжении многих десятилетий в России. В условиях Советского государства аномальные дети перестали быть обездоленными и получили право на воспитание, обучение, лечение. Не будет преувеличением сказать, что уже в первые месяцы существования Советской власти было сделано для детей, в том числе и для аномальных, больше, чем за все годы существования царской России» [36, С.284] испытываешь чувство стыда и горечи. Подобное утверждение вызывает недоумение, тем более что принадлежит оно весьма известному автору и опубликовано в 1995 году. А вот позиция председателя Главполитпросвета, члена коллегии Наркомпроса Н.К. Крупской[185], сформулированная ею в частном письме, не удивляет.

Ответ Н.К.Крупской зарубежному адресату (12.1925)

«<…> В связи с переводом содержания детдомов на местный бюджет выявилась у некоторых товарищей тенденция идти по пути сокращения детдомов и оказания помощи беспризорникам в другой форме. Плохи или хороши наши детские дома? Есть хорошие, есть и плохие, как везде. Хуже они старых приютов? Во много раз лучше. Теперешний беспризорный не терпит грубого обращения, тем более, побоев и наказаний. Он требует чуткого педагогического подхода к себе. В этом гвоздь вопроса. То, что с нашей точки зрения плохой детский дом, то с точки зрения многих буржуазных государств считается не плохим, а хорошим детдомом. Наши детдома стоят под общественным контролем, одно это уже гарантирует их от ряда педагогических ошибок. <…>

Наши детдома очень бедны, плохо оборудованы мастерскими. По этой линии идет бой. Наркомпрос стремился получить как можно больше материальных средств, привлечь к помощи хозяйственные органы и пр. Наркомпрос борется с тенденцией, имеющейся у Наркомфина и местных финансистов, сокращать число воспитанников детдомов. <…>

Мы, коммунисты СССР, и в борьбе с беспризорностью – как во всех областях нашего строительства – идем своей дорогой и можем только сказать, что шавки, лающие из подворотен, полают да отстанут» [30, С.61].

Теоретик и организатор советской педагогики и системы народного образования Надежда Константиновна Крупская искренне верила в то, что советские детские дома образца 1925 года «во много раз лучше» дореволюционных приютов. Не согласимся с огульным утверждением видного советского государственного и партийного деятеля. До революции существовало немало детских приютов и благотворительных школ, организованных из рук вон плохо, но убежденность о том, что советские «детдома гарантированы от ряда педагогических ошибок», потому что «стоят под общественным контролем» - убежденность догматика[186]. Позитивные перемены произойдут, но случатся через десятилетия, в момент же отправки письма подавляющее большинство детдомов вряд ли превосходило качеством жизни приюты петровской эпохи.

Трудно поверить в неосведомленность соратницы В.И. Ленина, гордящейся «своей дороге, которой идут коммунисты СССР в борьбе с беспризорностью», о судьбах тысяч детей «врагов народа». Об их участи можно судить по скупым, но достаточно информативным документам из архивов ВЧКА – ГПУ - ОГПУ.

Дети ГУЛАГа.

Любая гражданская война разрушает нравственную атмосферу общества, способствует пробуждению в человеке наиболее низменных инстинктов. Нравы стремительно грубеют, агрессия становится нормой, моральные преграды рушатся. Еще вчера законопослушный гражданин, перестает относиться к посягательству на чужую жизнь как к преступлению. Массы людей оказываются втянутыми в кровавую мясорубку, убийство совершается легко, добро и зло не различимы, тогда как неприязнь к «чужим» становится все острее, а круг «чужих» ширится безгранично. Человек способен уподобиться зверю. Гражданская война 1917-1922 годов не исключение, ни одна из воюющих сторон не соблюдала никаких правил, и красные, и белые, и разномастные банды, «захватчики» и «освободители», соотечественники и интервенты равно применяли по отношению к мирному населению акции устрашения, массовые репрессии и казни. Захват населенных пунктов сопровождался грабежами и погромами. Вооруженные люди не щадили ни старых ни малых, любой человек мог оказаться заложником.

Мы не пишем историю гражданской войны, нас интересует, как формировалось отношение нового (советского) государства к наименее защищенной части населения. Анализируя события начала 20-х годов XX столетия, мы не можем умолчать о том, что Красная Армия брала в заложники беременных женщин, маленьких детей, младенцев. При подавлении восстания крестьян Тамбовской губернии (июнь, 1921 года) было организовано 7 концентрационно-полевых лагерей для временного содержания как осужденных за бандитизм, так и заложников из числа местного населения. «В качестве заложников, - докладывает заведующий Тамбовским губернским управлением принудительных работ, - берутся ближайшие родственники лиц, участвующих в бандитских шайках, причем берутся они целиком, семьями, без различия пола и возраста. В лагеря поступает большое количество детей, начиная с самого раннего возраста, даже грудные. Содержание маленьких детей ставит в самое затруднительное положение администрацию лагерей, и по этому вопросу от вас необходимо получить разъяснения в самом срочном порядке. Прошу иметь в виду, что лагери устроены по временному типу (палатки на голой земле), что может повлечь за собой массовое заболевание детей» [30, С.18].