ЧЕМУ-НИБУДЬ И КАК-НИБУДЬ

Мой друг Борис Неменский, замечательный художник, как-то сказал мне, что есть два метода обучения живописцев и скульпторов. Один принят у нас сегодня: талантливые ребята, выдержав конкурс, поступают в институт, где слушают лекции разных педагогов и под руководством мастеров овладевают тонкостями профессии. Другой метод — ренессансный: художник набирает подмастерьев, и они с нуля, с веника и растирания красок, постигают тайны ремесла. Так, между прочим, обучался несравненный Страдивари. Так обучался сам Леонардо, так он ставил на ноги своих учеников. Не берусь судить, какой метод лучше.

Но было в истории России одно удивительное учебное заведение, чей уникальный опыт, к сожалению, не был изучен, понят и развит. Я имею в виду Царскосельский лицей — вероятно, самое ренессансное учебное заведение в истории страны. Его создавали с совершенно определённой и вполне прагматичной целью. В царской семье подрастали дети, им нужно было дать образование хотя бы потому, что корона на глупой голове держится плохо. Учиться в одиночестве скучно. Вот и решили в компанию самым элитным детям державы набрать сколько-то отпрысков дворянских семей. Набрали. Задача этих ребятишек в том и состояла, чтобы составлять компанию.

Дальше, однако, получился сбой: венценосцы передумали погружать наследников в сомнительное общество рядовых баричей, и уже открытый лицей лишился цели и смысла. Словом, хотели как лучше, а получилось как всегда.

Дирекция лицея оказалась в сложном положении. Военные училища готовят военных, инженерные — инженеров. А кого готовить лицею? Тут была полная неясность. Осталось, увы, единственное: учить, по формулировке Александра Сергеевича, «чему-нибудь и как-нибудь». Преподаватели, однако, были молоды, образованны и талантливы: для элитных учеников и наставников подбирали элитных. Они и принялись обучать лицеистов тому, что знали, любили и ценили сами. И никто не знает, что дало больше Пушкину, Пущину и Дельвигу — учение или вольное общение друг с другом и с молодыми педагогами. Наверное, никогда в российских гимназиях, колледжах и вузах не было столь ярких, столь талантливых выпусков: свободолюбивые, любознательные, широко мыслящие лицеисты становились и замечательными поэтами, и государственными деятелями высокого ранга.

Не знаю, как часто вспоминали в лицее эпоху Возрождения и вспоминали ли её вообще. Но земное притяжение действует не только на тех, кто изучил законы Ньютона. Шаровая молния, запущенная в самом начале шестнадцатого века, многократно обойдя планету, на наше счастье, взорвалась блистательными искрами под Петербургом, в Царском Селе.  (По Л. Жуховицкому)

40. Напишите сочинение по прочитанному тексту.

В розовом чертоге живёт Красота, прекраснее роз, прекраснее заповедного чертога, прекраснее целого мира. Пять сестриц, златокудрых невольниц, охраняют каждый шаг своей царицы. Глядят ей, не отрываясь, в очи, глядят и поют...

Красота слушает целыми днями пение невольниц, любуется, как завивают они венки из душистых роз, гуляет по мраморным плитам своего чертога и скучает.

Наскучили Красоте и амбра, и розы, и пение златокудрых подруг. Хочется ей проникнуть за заповедные стены, узнать, что делается за её чертогом, внизу, в долине. Ведь поют же златокудрые невольницы о том, что есть люди на свете, есть птицы и звери, а кто и какие они и как выглядят, не знает Красота...

В тот вечер царица была печальна и задумчива, какою никогда ещё не видели её златокудрые рабыни. И притворилась спящей Красота, чтобы обмануть своих златокудрых невольниц. А когда невольницы заснули, сбежала Красота в долину...

И она вошла в ворота роскошного города.

На городской площади стоял огромный дом, ярко освещённый тысячами огней. Все знатнейшие семьи города собрались сюда на праздник. Но так как на слишком многочисленных и шумных сборищах всегда бывает скучно и люди на них веселятся точно по обязанности, то гости скучали и здесь. И поэтому страшно обрадовались все, заметя появление Красоты. Ей не надо было называть себя, все её сразу узнали. И все любовались ею — и мужчины и женщины, и старые и молодые — все, славя Красоту. Красота торжествовала.

Но вот прошёл час, другой, третий. Всё, как известно, прискучивает на свете. Прискучила и Красота. Людям надоело созерцать её, неподвижную, однообразную, словно застывшую в своей великолепной позе, как мраморное изваяние на троне. И вот, сначала робко, потом все настойчивее и смелее зазвучали голоса, требующие спеть что-нибудь или сыграть, рассказать сказку, чудесную и волшебную, или станцевать.

Но Красота не двигалась с места. Она не умела ни петь, ни играть, ни сочинять сказки и стихи, ни писать картины, ни даже плясать. Она ничего не умела...

Ей стало горько и стыдно, потому что она была очень горда. И чем настойчивее звучали просьбы окружающих, тем бледнее и бледнее становилось её прекрасное лицо.

— Что же это за Красота, которая ни в чём проявить себя не умеет! — крикнул чей-то дерзкий голос в толпе.

— Не надо, не надо нам такой Красоты, — подхватили другие голоса.

Вся бледная как смерть, Красота сошла с трона и покинула зал. (По Л. Чарской)