Каково было положение душевно-больных в этом новом периоде отживающего средневековья, в эпоху развития и укрепления городов? По этому предмету сохранились документальные данные, касающиеся Испании, Франции и в особенности Германии. Городские власти (магистраты) уже интересовались «психиатрическим делом». Юридические акты того времени содержат несколько пунктов с перечислением мер, применяемых в различных случаях, в зависимости от характера и проявления болезни, от материальной обстановки больного и его родственников, если он местный житель, и от возможности отправки его на родину, если он чужой. Вот эти меры:

1. Ближайшим родственникам категорически вменяется в обязанность принять все меры к ограждению безопасности и покоя остальных граждан, т.е. иначе говоря, предписывается держать больного взаперти. Древне-испанский кодекс говорит о том, что «помешанный, маньяк и слабоумный не ответственны за поступки, содеянные ими во время болезни; ответственность падает народных, если они не сторожили больного и этим не воспрепятствовали тому ущербу, который он нанес другим». В Британии дается указание на то, что при отсутствии родных «приходское духовенство отвечает за больного». В Германии заботу об одиноких больных должны были брать на себя цехи; в целом ряде случаев расходы по содержанию больного брали на себя города2. Надо думать, что большинство больных содержалось дема; если вспомнить архитектуру средневековых построек, с их обилием каменных закоулков, чуланов, погребов, то станет понятным, как сравнительно нетрудно было устроить «удовлетворяющий всем требованиям» изолятор.

2. Если родственники не хотели держать больного дома и имели на это средства, то они помещали его к чужим людям; сохранились сведения о некоторых таких случаях «патронажа», естественно возникавшего то здесь, то там. Иногда при несостоятельности родных за это платил город. Так в 1425 г. некая горожанка регулярно получала в магистрате причитающуюся ей сумму за содержание совершенно посторонней ей душевнобольной женщины. В 1427 г. приехавший во Франкфурт поверенный в делах маркграфа бранденбургского внезапно лишился рассудка, и тогда его принципал договорился с городом о помещении больного в отдельную квартиру и о приискании сторожей.

3. Больных пришельцев и чужестранцев, если родина их была известна, препровождали домой и сдавали там на руки родственникам или, при отсутствии таковых, в коммуны (communes), при чем последним предлагалось уплатить издержки; так, в некоторых провансальских актах говорится, что, по повелению короля Франции и по постановлению парламента в Эксе, коммуны обязаны кормить своих бедняков и держать под замком помешанных. Если больной не мог ничего сообщить о себе, его увозили куда-нибудь подальше, «за границу» и там отпускали на все четыре стороны. Во Франкфурте-на-Майне большая судоходная река сильно помогала этому способу эвакуации, которым, видимо, довольно широко пользовались. В 1399 г. посадили в лодку больного, который перед этим голым бегал по городу, и пустили его вниз по течению с провожатым, чтобы тот его высадил на берег где-нибудь подальше От Франкфурта. В 1406 г. нескольким рыбакам было поручено ночью водворить буйно — помешанного в Майнц. Когда больные возвращались обратно, эту процедуру повторяли, нередко по несколько раз; в 1427 г. подмастерье — кузнец, дважды доставляемый до слияния Майна с Рейном, но всякий раз возвращавшийся назад, был наконец третий раз отвезен до самого Крейцнаха, а так как он был гол, пришлось его экипировать на казенный счет. Как правило, таких больных, упрямо возвращавшихся обратно, жестоко наказывали кнутом.

4. Четвертая мера — тюремное заключение — применялась, когда родственники не могли сладить с возбужденным больным и сами просили об этом, или же когда на этом настаивали городские власти, если больной казался им опасным, и домашнее содержание недостаточно гарантировало общественный покой и порядок. О случае первого рода говорит нам один документ XV века — прошение подмастерья ткацкого цеха о принятии его слабоумного брата в городскую тюрьму, так как содержание его в специально нанятой комнате в частном доме вогнало его, просителя, в непомерные расходы. Один из случаев второго рода (принудительное помещение) произошел в 1415 г. с богатым мясником Клезе Нойт, которого, несмотря на материальную возможность держать дома, водворили в один из наиболее прочных казематов городской тюрьмы, приставив трех сторожей, чтобы «Клезе Нойт, мясник, не вырвался из тюрьмы». Кроме тюрем, беспокойные больные помещались в подвалы городских дум, или ратушей.

Были еще особые камеры, находившиеся внутри массивных городских стен, так называемые «Tollenkisten» (ящики для буйно-помешанных). Здесь больные содержались большею частью на городские средства. Сквозь решетки миниатюрных окон в кирпичной стене они протягивали руки за милостыней и гостинцами, приносимыми по праздникам сердобольными бюргерами Нюренберга, Брауншвейга, Франкфурта, Гамбурга; праздные зеваки и мальчишки дразнили их. В 1376 г. в Гамбурге, в одной из башен городских стен была устроена несколько большего размера камера, которая называлась на языке официальной средневековой латыни cista stolidorum или custodiafatuorum, что означает ящик для безумных или карцер для дураков. 5. Наконец, значительная часть безобидных и спокойных больных была предоставлена своей собственной участи (что было для них далеко не худшей из всех возможностей в те времена): пестрая масса имбециллов, эпилептиков, схизофреников, органиков была рассеяна по деревням, большим дорога», ярмаркам, как об этом свидетельствует один литературный памятник начала XVII века — монолог Эдгара) притворяющегося сумасшедшим, в «Короле Лире»:

Я знаю, в этой крае есть немало

Безумцев диких и крикливых

Бродят они по селам, мельницам и фермам

По бедным деревням, в нагие руки

Себе втыкая гвозди и колючки

И в этом странном виде умоляя

О подаянии.

Если так было в Англии в год выхода «Короля Лира» (1608), то нет основания думать, что раньше было иначе или что на континенте были другие обычаи.

Пример психиатрической экспертизы в первой трети XVI века.

История психиатрии
Каннабих Ю.

Душевно-больные перечисленных категорий, т.е. содержавшиеся дома, у чужих людей, в тюрьмах, в башнях и комнатушках какой-нибудь городской стены, разумеется, почти никогда не видали врача. Бывали, однако, особые обстоятельства, когда средневековый «медикус» был обязан обследовать больного и дать официальное заключение о «состоянии его ума». Нижеследующий пример воспроизводит с целым рядом бытовых подробностей интересный факт врачебной экспертизы над душевно-больным преступником в городе Нюренберге в 1531 г. За три года до этого учитель арифметики Конрад Глазер сбросил с лестницы свою мать и ученика, юношу Крессена, результатом чего была смерть первой и тяжелые повреждения у второго. Арестованный и заключенный в тюрьму, Глазер уже через несколько дней был переведен в частный дом одного штадт-кнехта, где велено было держать его на цепи под присмотром, ибо не было сомнения, что этому человеку необходимо «прояснить свои мысли». По прошествии месяца жена и опекун больного возбудили ходатайство о взятии его домой, так как, во-первых, дома ему будет спокойнее и, во-вторых, трудно платить штадткнехту. Власти обсуждали вопрос, следует ли обязать жену и опекуна добровольно сесть в тюрьму, если Глазер скроется, и решили, что можно ограничиться большим залогом, после чего вскоре больной был водворен домой. Окна комнаты снабдили решетками, соорудили прочный замок, ключ от которого по условию должны были каждый раз сдавать в ратушу. Однако, родственники потерпевшего Крессена возбудили протест против такого снисходительного отношения к убийце. Между обеими сторонами начинается тяжба. Городские советники, не соглашаясь с чрезмерными претензиями родных и друзей Крессена, разъяснили, что жестоко было бы оставлять Глазера в пожизненном заключении, что, вообще, мероприятия, применяемые к нему, вовсе не следует считать наказанием и что надо, наоборот, не скупиться на милосердие, чтобы этим путем утешить больного и поскорее вернуть ему здравый смысл; если же он поправится, его надлежит попросту освободить!. Дальнейшая судьба больного Глазера сложилась так: в апреле 1530 г. он сам ходатайствует о снятии с него цепей, и в ответ на это город назначает медицинскую экспертизу. 10 мая 1531 г. два врача — Зеобальд Пуш и Иоганнес Шиц — отправляются в дом Глазера, осматривают его, убеждаются в том, что здоровье его поправляется и, невидимому, чтобы предупредить рецидив, прописывают больному энергичное лечение клизмами и тут же пускают ему кровь; после этого эксперты представили бургомистру Фольккамеру отчет, в котором выразили надежду, что в дальнейшем Глазер будет здоров. На основании этого заключения 12 сентября 1531 г., с него, Гла-зера, не только сняли цепи, но даже разрешили посещать проповеди и прогуливаться у ворот; в июле 1533 г. ему уже позволили давать уроки, однако, через некоторое время, видимо, обнаружились какие-то шероховатости, так как в августе 1538 г. вышел приказ, ограничивающий свободу передвижения Глазера: ему запрещалось посещение рынка и других людных мест и было разрешено ходить только в церковь.

Этот документ имеет большое историческое значение: внимание, уделенное городом душевно-больному и его семье, просвещенный взгляд нюренбергских юристов, врачебно-психиатрическая экспертиза в середине XVI века— все это представляет крайне интересную страницу в истории культуры и истории нашей науки.

Глава четвертая. ПЕРВЫЕ ЗАВЕДЕНИЯ ДЛЯ ДУШЕВНОБОЛЬНЫХ. Указание Вирхова на Эльбинг. Первое специальное...

История психиатрии
Каннабих Ю.

Исторические сведения о первых заведениях для душевнобольных не отличаются достоверностью. Говоря об арабах, мы приводили данные Леклерка по поводу больниц общего типа в Дамаске, Багдаде, Каире, Феце. Сохранились отрывочные, противоречивые известия, что в некоторых из этих городов были специальные и к тому же весьма благоустроенные приюты для душевно-больных. Эти рассказы, вероятно, легко объяснимы бывшей одно время в ходу у некоторых историков идеализацией арабского Востока, по сравнению с средневековьем в Европе. Оставляя в стороне все эти смутные известия, обратимся к тем фактам, о которых существуют документальные данные.

Одна итальянская статистическая сводка об актах человеколюбия сохранила известие, что в XII веке в городе Фельтре было какое-то психиатрическое заведение (не тюрьма, очевидно, так как иначе о нем не упоминалось бы, как о благотворительном деле). В конце XIII века в Каире открыта была больница Мористан, первоначально предназначенная для душевно-больных и лишь впоследствии обращенная в госпиталь общего типа. В 1305 г. в Швеции, в Упсале, одно из монашеских братств основало дом «Святого духа» для больных и усталых странников, куда будто бы принимались и душевнобольные. По данным рукописной хроники северо-германского города Эльбинга, на которую ссылается Вирхов, в 1326 г. вблизи последнего, в Сант-Гергене, было основано заведение для умалишенных. Кирхгофф думает, что это было психиатрическое отделение в лепрозории св. Георга; о таком превращении лепрозориев определенно говорит Вирхов: в городе Липлингене, в Бадене, в опустевших домах прокаженных стали помещать скарлатинозных больных, оспенных и помешанных. Кроме короткой заметки от 1326 г. в дальнейшем, однако, нигде не упоминается о существовании какого-либо психиатрического заведения в Эльбинге. Вопрос этот не представлял бы сам по себе существенного интереса, если бы не утверждение Кирхгофа, что именно здесь родилась первая психиатрическая больница, и если бы э^от автор не оспаривал прав Валенсии, давно уже Заявившей о своем приоритете в этом культурном почине1. Права испанского города отстаивает Паскуал Мадоз в своем «Историческом и географическом словаре»2. Католическая легенда связывает это событие с именем монаха Хуана Джилаберто Хофре, которому удалось собрать большую сумму на устройство больницы. Предание приводит даже имена главных жертвователей. Вскоре после этого, по свидетельству другого испанского автора, дона Распара Эсколана, все рассеянные по городу и окрестностям больные были сосредоточены в учреждении, получившем официальное название «Убежище Мадонны», а в разговорной речи именовавшемся просто «сумасшедшим домом» — manicomio. Историк испанской медицины, дон Эрнандец Морехон, с законным удовлетворением отмечает этот факт, как почетный для его родины: «Испанцам, — говорит он, — принадлежит заслуга первой попытки лечения психозов путем организации специальных больниц». В больницу будто бы принимался всякий, независимо от звания, национальности, веры. Разумеется, спор между Валенсией и Эльбингом не имеет особого значения, но, невидимому, права испанского города, где по наследству от арабов сохранилась традиция к созданию всевозможных филантропических учреждений, более обоснованы, чем претензии северо-германского провинциального городка. За Валенсией последовали Сарагосса (1425), Толедо (14а7) Валладолид (1489), наконец, Мадрид (1540). Таким образом, к середине XVI века в Испании уже была целая сеть психиатрических учреждений. Шестнадцатый век является, таким образом, эпохой, когда дело строительства психиатрических заведений окончательно стало на твердую почву. Это произошло почти одновременно во всех государствах Центральной Европы. Вот некоторые данные о Германии.

В 1544 г. жители Пфорцгейма письменно обратились с ходатайством к городу Эслингу о разрешении осмотреть «благоустроенные помещения для душевно-больных, так как они, пфорцгеймцы, намерены завести у себя такие же». С 1576 г. душевно-больные находят приют в Юлиевском госпитале, в Вюрцбурге. В это время один за другим воздвигаются «сумасшедшие дома» в Нюренберге, во Франк-фурте-на-Майне, Мекленбурге, Бранденбурге, Берлине, Бремене, Любеке.

Относительно Швейцарии сохранились такие сведения: в 1570 г. городской магистрат постановил выстроить около Цюриха два «приюта» для беспокойных больных. Однако, не только беспокойных, но и совершенно смирных больных сажали на цепь, при чем им ежедневно, в лечебных целях, выдавалось вино. В 1599 г. здесь содержался портной, прикрепленный за пояс к стене и занимавшийся своим ремеслом: он должен был выдержать искус, пока не станет ясным, что его можно отпустить домой. В окрестностях Солотурна, в лесу, находился старый, давным-давно покинутый лепрозорий, в котором в конце XVI века устроено было убежище для инвалидов и неизлечимых больных и куда принимались также и умалишенные. В 1551 г. в Швеции, в Стокгольме, была открыта психиатрическая больница Данвикс Толлгауз- Во Франции в эпоху деятельности Людовига Вивеса, приблизительно в 1526 г., открываются первые специальные приюты. В Англии уже в конце XV века функционирует Бедлам — лондонская больница, устроенная в старом аббатстве Вифлеемской божьей матери.

Трудно, разумеется, точно приурочить к какому-нибудь определенному моменту начало такого обширного дела, как организация психиатрической помощи. При всей том можно утверждать, что XV и XVI века были свидетелями устройства первых специальных заведений для помешанных. Эти учреждения еще не преследовали никаких лечебных целей. Примитивные по своему устройству, с оборудованием, которое ограничивалось высокой стеной, ассортиментом цепей и наручников, эти места заключения все же должны рассматриваться, как решительный шаг вперед, сделанный в такую эпоху, когда рядом развивали свою деятельность инквизиторы, и еще пылали костры, от которых хорошо было иметь возможность скрыться куда-нибудь в лес, в полуразрушенный лепрозорий и позволить приковать себя к стенке. Что касается лечения, то сохранились известия, рисующие нам элементарную психиатрию того времени. Розалинда у Шекспира говорит: «Любовь — просто безумие, и я считаю, что вы заслуживаете быть помещенным в темный дом и получать удары плетью, как помешанный». Видимо, этот способ лечения был в большом ходу. Быть может, с этих времен сохранилось выражение: «выбить дурь из головы». Как бы то ни было, но с этой эпохой связано начало нового периода в истории психиатрии: периода «сумасшедших» домов.

Дата: 2018-11-18, просмотров: 222.

Материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления пользователям Интернета и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав. © 2018 - 2024